***
Наше время. — Ваша Светлость. — Наставник. Мужчина склонился в уважительном поклоне перед статной черноглазой женщиной, закованной в дорогие шелка, как в броню. Они мало виделись в последнее время, все заботы Тал Тала были о состоянии Хао Юн, а потому у него не было времени ответить на приглашение супруги Ки или самому навестить её. — Я счастлив видеть вас в добром здравии, Ваша Светлость. — Как и я вас, господин. Мягко ответила женщина заготовленной фразой, и на этом официальная часть их встречи была закончена, теперь можно было вести разговор о действительно важных вещах. — Вы женитесь, поздравляю. Сдержанно произнесла Ки Нян, отходя к бортику деревянного моста. Они встретились в саду, дул прохладный вечерний ветерок, а чуть в стороне стояли верные слуги наложницы, внимательно наблюдая за происходящим, чтобы, если что, оправдать женщину перед императором. Она говорила холодно и неискренне, даже не пытаясь это скрыть, а потому Тал Тал мысленно усмехнулся, довольный тем, что вновь может практиковаться в искусстве беседы намеками. — Пришла пора остепениться. Спокойно ответил он, внимательно глядя на собеседницу. Они оба прекрасно знали правила этой игры и следовали им неукоснительно. — Да, к тому же если вам попалась столь благородная и достойная девушка. «Она недовольна Хао Юн», — заключил Тал Тал, чувствуя на мгновение вспыхнувшее в груди раздражение. — Конечно, моя невеста более чем достойна. Четко произнес мужчина, встречаясь с несколько недовольным взглядом императорской супруги. — К тому же очень добра, как я понимаю. Протянула она. Со стороны могло показаться, что Ки хвалит королеву, но это было абсолютно не так. «А это про сегодняшнее. Она почти в ярости». — Не могу поспорить. Кивнул Тал Тал, будто принимая доводы собеседницы, что было действительно так. — Моя невеста очень мягка, это так. И внушаема. Последнее мужчина выделил, явно указывая на то, что супруга Ки и так знала: на визит императрицы. Женщина зло усмехнулась. — Действительно. Но почему-то эта слабость у неё временная: то есть, то нет. Их взгляды встретились, Тал Тал чуть нахмурился, он прекрасно понимал, о чем идет речь, и так же хорошо чувствовал легкое осуждение, направленное на его персону и пренебрежение самой Хао Юн. Последнее не нравилось особенно. «Почему же вы не остановили ее, наставник? Если уж она так внушаема, внушили бы правильную позицию. Все же Хао Юн ваша невеста». Тал Тал плотнее сжал зубы. Нет, он безмерно уважал и ценил Ки, признавая ее сильным противником, но все же вот так высказываться о его возлюбленной… нет, такого мужчина позволить не мог, а потому произнес с нарочитой небрежностью, опасно сверкая глазами: — Так она королева. Ки усмехнулась и отвернулась, прекрасно понимая, что этим хотел сказать собеседник. Ей только что почти в открытую заявили, что поведение Хао Юн мужчина обсуждать не намерен. Такое четкое «она королева» прекрасно дало понять, как трепетно и любовно Тал Тал относится с будущей супруге. — Я учту. Холодно ответила Ки Нян, не поворачиваясь, тем самым давая понять, что разговор окончен. — Я вас, наверное, отвлекла своим приглашением погулять. Брови Тал Тала, если бы не многолетняя выдержка, определенно поползли бы вверх, потому что в голосе проскользнула некоторая обида, которую он совсем никак не ожидал. Супруга обижается, что он не желает обсуждать промахи своей невесты? Бред какой-то. — Нисколько. Для меня это большая честь. Довольно миролюбиво ответил он, с прищуром наблюдая за спиной Ки. О продолжении разговора речи уже не шло, однако мужчина посчитал, что стоит проявить такт, прежде чем удалиться. На краткий поклон женщина даже не обернулась, казалось, ей гораздо интереснее созерцать плывущие по небу облака, что отчасти было правдой. Ки размышляла о маленькой королеве, которую так защищал, как она думала, самый умный мужчина Юань. Наложница пыталась найти в этой девочке то, что могло бы заинтересовать стратега, но не находила ничего. Хао Юн, по ее мнению, была лишь смазливой девчонкой, которой повезло родиться в нужной семье. Всеми любимая и обожаемая, как и другие милые дочери знатных домов, мало отличающиеся одна от другой, в меру тупая, не умеющая постоять за себя и очень жалостливая. Последнее было особенно глупо, ведь шла война, а она, имея просто все возможности ослабить противника, ни одну из них не использовала, помиловав его. Более того, Хао Юн не умела выносить уроки из прошлого и совершенно не разбиралась в том, с кем стоит дружить: ни разу эта девушка не зашла ни к Вдовствующей императрице, ни к дочерям или женам наместников, никогда не слала им подарки, зато прекрасно проводила время с Танашири, с той, кого заведомо можно было считать трупом. Ки Нян вздохнула. По всему выходило, что наставник женится на круглой дуре, которая не видит дальше собственного носа, и ей определенно было его жаль.***
Неделю спустя. — Проходите, Хао Юн, я очень рада вас видеть. Гостеприимно заявила нервная Танашири, когда Хао Юн одиноко переступила порог комнаты, оставив служанок за дверью (обычно она заходила с Гун Лин, но та сегодня, очень смущаясь и чуть ли не сгорая от стыда, попросила ее отпустить в город). Наверное, ей не следовало быть такой приветливой, все же гостья целую неделю отклоняла ее приглашение попить чай, прикрываясь самыми благовидными причинами, но императрица была так рада, что девушка все же пришла, что не могла злиться. Да и уместно ли это было после всего, что Хао Юн для неё сделала? — Ваше Величество. Ответила королева, напряженно улыбаясь. Если честно, она не очень хотела сюда идти, все же последние ее встречи с Танашири заканчивались не самым лучшим образом, и как бы ей не хотелось подружиться, Хао Юн не желала согласиться еще на что-то, за что потом бы получила от Шао Фэна, который, кстати, на этой неделе был на удивление тих и на глаза не показывался. — Я счастлива, что вы пригласили меня. Вы как всегда прекрасны. Танашири ничего не ответила, мысленно улыбнувшись, и поправила и без того идеальную прическу, наблюдая, как Хао Юн осторожно усаживается в кресло, расправляя платье. На несколько секунд в комнате повисла неловкая тишина, собеседницы уставились друг на друга выжидающе, мысленно передавая право первого хода друг другу снова и снова: Танашири не знала, как начать рассказывать то, ради чего устроила эту встречу, а Хао Юн не понимала, о чем говорить. Наконец императрица аккуратно протянула, будто прощупывая почву: — Хао Юн, я не поблагодарила вас за то, что вы сделали. Казалось, она тянулась к бочке с порохом, приближаясь шаг за шагом, но в любой момент готовясь отскочить и спрятаться. Королева качнула головой: знала бы Танашири, во что ей встало то решение. — Не стоит. Вежливо и как можно менее резко ответила она, постукивая пальцами по столу и всем своим видом показывая, что разговор нужно поворачивать в другую сторону. Императрица нервно кивнула, прикусывая внутреннюю сторону щеки и пытаясь быстро придумать, как вывернуть на нужную ей тему. И почему каждый их разговор такой неловкий? Почему нельзя хоть раз сесть и нормально обсудить погоду и посплетничать? Почему она каждый раз подбирает слова, будто танцуя на тонком льду? — Я не поздравила вас с помолвкой, Хао Юн. Надеюсь, ваш брак с генералом будет счастливым. Решив выбрать самый медленный, но и самый аккуратный путь, протянула императрица, натянув на лицо фальшиво заботливую улыбку и спрятав чуть дрожащие руки под столом, чтобы не выдать одолевавшего ее волнения. От такого Хао Юн чуть смутилась, губы помимо воли изогнулись, а глаза блеснули счастьем, все же девушка довольно плохо контролировала свои эмоции и, когда была довольна, с трудом могла это скрыть. — Благодарю вас, Ваше Величество. Тихо прошептала она, неистово сжимая пальцы и поднимая радостные-радостные глаза на собеседницу, заставляя сердце той болезненно сжаться. «Что же я делаю? Видно же, как она счастлива», — с жалостью подумала Танашири и больно впилась ногтями в ладонь, пытаясь сохранить спокойное лицо и никак себя не выдать. У императрицы почти получилось: ни один мускул на лице не дрогнул, но темные глаза вмиг погрустнели, становясь влажными. Это ее и выдало, заметив перемену, Хао Юн поджала губы, вся напрягаясь и прекратила улыбаться, на ум ей пришло только одно логичное объяснение: Талахай. Будда, как же девушка не хотела о нем думать. — Ваше Величество, простите, ваш брат, конечно, чудесен, однако я ничего не в силах изменить. Нас с господином связывают сильные чувства, гораздо сильнее привязанности к вашему брату, и я не могу им противиться. Начала оправдываться девушка, чувствуя себя крайне неловко, хоть никто ее ни в чем не упрекнул. Танашири дернулась, не ожидавшая такого, она смутилась, но затем расслабилась, облегченно вздыхая, что её грусть была понята так удачно и просто. — Вам не за что извиняться. Я все понимаю. Поддерживая печальный образ, ответила она, а затем, поведя плечом, повернула голову, решив использовать то, что уже использовала совсем недавно: жалость. Неприятно, конечно, но Танашири потерпит. — Но Талахай, он, бедный, так страдает. Я всерьез опасаюсь за него. Будда, не знаю, что будет с моим сердцем, если я лишусь еще одного брата, Хао Юн! — Вы его не лишитесь, генерал — взрослый человек. К тому же, если он любит меня, то поймет и не станет рушить мое счастье. Тщательно пряча нотки вины, которые так и сквозили в голосе, аккуратно протянула Хао Юн и неловко поправила ворот дорогого платья, желая отвлечься. Этот разговор нужно заканчивать, а то ей совсем плохо станет, она и так за эту неделю непозволительно много думала о Талахае. — Счастье? Ах, Будда, вы даже не знаете, что за человек — ваш жених! Горестно воскликнула Танашири, добавляя в голос пронзительные плаксивые нотки и отвернулась, пряча лицо в ладонях. Если бы она не была императрицей, то определенно должна была бы играть в театре. Хао Юн напряглась, внутренний зверь встал на дыбы, ощетинившись, готовый защищать свое. — И что же он за человек? Четко, довольно холодно спросила Хао Юн, но Танашири, думающая только об одном, казалось бы, этого совсем не заметила. А зря, надо было, ведь все явно шло не так, как та планировала, когда звала королеву на чай: она не испугалась, а разозлилась. — Безумно холодный и замкнутый. Брат говорил о нем, он же будто из камня сделан. Способен ли такой сделать вас счастливой, Хао Юн? В словах было столько горя, опасения и беспокойства, что, если бы Хао Юн знала Тал Тала хуже, она бы определенно поверила, поддалась напору и прислушалась, но сейчас высказывание вызвало лишь неприятное раздражение и снисходительную полуулыбку. — Способен. Вы не знаете его так, как знаю я. Господин очень добр и ласков со мной. Мягко произнесла она, и Танашири, испуганная тем, что у нее ничего не выходит, спросила чуть ли не в истерике, уверенно отыгрывая свою роль, с каждой секундой все больше и больше вживаясь в нее, чувствуя накрывающий с головой ужас за брата: — Вы уверены, Хао Юн, что он не играет с вами? Ведь господин взрослый мужчина, а вы так юны и неопытны в любовных делах. Не использует ли он вас? От такого Хао Юн поморщилась, ее раздражало излишнее беспокойство императрицы за ее судьбу. Нет, в разумных пределах такое бы только радовало, но сейчас Танашири этих пределов явно не видела. — Ваше Величество, мне льстит ваше беспокойство, но вы излишне плохо думаете о моем женихе. Прошу вас, успокойтесь, господин — хороший человек. — Да как же я могу успокоиться?! Танашири всплеснула руками, она очень напоминала плаксиво-заботливую старую мать, которая почему-то решила, что ее чаду грозит опасность. Если честно, встреча должна была быть немного иной, девушка очень надеялась, что служанки, посланные ей, найдут веские аргументы против этого брака, такие как частое посещение питейных домов, например, но те ничего не нашли. Буквально. Генерал был слишком чистым и правильным, он был будто ненастоящим, и это пугало. — Ведь вы, Хао Юн, столько сделали для меня, я не хочу, чтобы такой хороший человек страдал. Выдохнула Танашири, а затем, поддавшись порыву, схватила Хао Юн за руку, заглядывая той в глаза и хлопая ресницами, чтобы осушить так некстати появившиеся слезы. Девушка сама не понимала, почему именно плакала: то ли от мерзости ситуации и того, как ей приходится унижаться, то ли от воспоминаний о том, в каком состоянии был Талахай несколько дней назад, когда она к нему заходила. — Талахай! Она влетела в комнату, хлопнув входной дверью и замерев в середине комнаты, будто пораженная молнией. Талахай лежал на кровати, по шею укрытый шерстяным одеялом. Брат даже не встал, чтобы ее поприветствовать, несколько секунд после окрика он лежал неподвижно, а затем медленно повернул голову на шум, пугая сестру еще больше своим мертвенно бледным лицом с красными, чуть отдающими фиолетовым, синяками на скулах. Треснутые губы сложились в некое подобие улыбки: — Танашири. Ты все-таки пришла. Голос был таким слабым, что на глаза навернулись слезы, а ноги стали ватными. Медленно, будто не веря в происходящее, девушка подошла к постели, опускаясь на самый край. Накануне, в день объявления о помолвке, она так и не смогла удержать брата во дворце. Служанка просто не успела найти генерала до того, как тот ушел с отцом. Тогда Танашири хотела было отправиться к канцлеру, но не решилась, прекрасно зная, что такое неуважение разозлит его только больше, о чем сейчас жалела. Возможно, будь она рядом, брат не был бы в таком состоянии. — Талахай. Прошептала императрица одними губами, становясь такой же бледной, как генерал. Мужчина постарался ободряюще улыбнуться, даже вытащил из-под одеяла ладонь, за которую девушка схватилась, как за спасительную соломинку, но жест получился таким слабым, что пухлые губы задрожали, а к глазам прикатили слезы. — Будда, братец, что… что он делал? — Бил, порол, кричал. Но волнуйся, не убил же. Последнее было сказано с тихим облегчением, будто было попыткой успокоить. Ну не убил же, действительно, чего уж беспокоиться? — Он никогда не наказывал тебя так сильно. Голос казался каким-то чужим, неестественно тихим и ненастоящим. Она никогда не говорила так убито. — Он никогда так сильно и не злился, Танашири. Я отца никогда таким не видел и надеюсь, никогда не увижу. Девушка всхлипнула, прижимая большую ладонь к губам и отчаянно целуя. — Прости, я должна была приехать раньше. Если бы я была там… — Если бы ты была там, ты бы тоже пострадала. Танашири замотала головой и, не медля ни секунды, наклонилась и прижалась к груди Талахая, тут же отскакивая обратно, потому что тот болезненно застонал. — Ничего, ничего, он бы меня не тронул, я бы смогла его успокоить. Талахай покачал головой, сжимая маленькую, холодную руку сестры и откинулся на подушку, прикрывая глаза. — Посиди со мной немножко, может, так боль станет слабее. От нахлынувших воспоминаний Танашири побледнела и сильнее сжала пальцы, будто хотела сломать Хао Юн руку. — Быть может, вы подумаете и чуть перенесете свадьбу? Чтобы получше узнать генерала, притереться с ним характерами. Вдруг он вам не подходит? — Я знаю Тал Тала давно и, поверьте, понимаю, что он подходит мне. Более того, я господина люблю всем сердцем, и потому меня оскорбляет то, что вы говорите. Обиженно произнесла Хао Юн, пытаясь вытянуть из крепкого захвата руку, но Танашири еще сильнее сжала пальцы, неосознанно впиваясь в нежную кожу ногтями и заставляя королеву поморщиться от неприятной боли. — Ваше Величество, отпустите, пожалуйста. Четко, довольно холодно произнесла девушка, на что глаза императрицы расширились и та, поняв, что делает, в ужасе разжала руки, позволяя Хао Юн прижать ладонь к груди, успокаивающе поглаживая алые полумесяцы следов пальцами. — Я понимаю, вы беспокоитесь, и это приятно для меня. Но вы переходите границы, простите, но я не хочу и не буду менять это свое решение. Танашири встала и отступила от стола, смотря на собеседницу сверху вниз. Эмоции мешались одна с другой: стыд, горечь, испуг, растерянность и слабое, почти неуловимое облегчение. В глубине души девушка радовалась, что собеседница настояла на своем и хоть в чем-то смогла ей отказать, не согласившись на неправильное решение. — Наверное, мне следует уйти, Ваше Величество. Простите и хорошего дня. Не дожидаясь ответа, Хао Юн встала со стула и, поклонившись, направилась к двери.