Остров счастливой жизни

Тишина с каждым мгновением становилась все тяжелее и тяжелее, но никто ее не разрывал: Тал Тал потому, что не очень-то и хотел это делать сам, а Хао Юн просто от того, что еще горела от стыда и варилась в страшных догадках, которые никак не решалась вылить на супруга, а потому робко молчала, опустив глаза. Подумать только, разве такой должна быть королева? Генерал терпеливо ждал, желая увидеть хоть какое-то проявление эмоций: робкий взгляд, приподнятые уголки губ, складывающиеся в неловкую, смущенную, но настоящую улыбку, или те же вопросы, которые почему-то не сыпались, как из рога изобилия, хотя должны были. Что угодно, только пусть не стоит так, будто он её сейчас как минимум убивать будет. Мужчина нахмурился: а не рассказали ли его милой невесте об всех подробностях первой ночи, преподнеся все с самой мрачной стороны? Нет, это было невозможно, все же мозги у служанки Гун были, чтобы не допустить распространения информации, по крайней мере, Тал Тал очень на это надеялся. Решив, что стоять неподвижно не стоит, так никаких изменений точно не будет, он властно, достаточно самоуверенно, как и подобает королю, прижал супругу к себе, слыша, как она, испуганно вздохнув, вся остолбенела, почему-то не отвечая на так нравившуюся когда-то ласку. Королю… так забавно, хоть о помолвке известно месяц, и он уже успел мельком просмотреть документы и законы, чтобы знать, с чем предстоит столкнуться, королем Тал Тал себя даже в мыслях не называл. Конечно, он будет править и будет им называться, но разве этого достаточно, чтобы на самом деле являться королем? Ведь, хоть это и задевало самолюбие, мужчина не мог не признавать очевидного: он так взлетел вверх только потому что женился на хрупкой доброй Хао Юн, а не из-за каких-то политических и военных заслуг. Достаточно унизительно, что уж тут сказать. — Мой господин. Маленькие руки наконец-то обняли его в ответ, цепляясь за хлопковую ткань нижней рубахи и грозясь разорвать её аккуратными ноготками. Слова прозвучали так напугано и печально, что Тал Тал нахмурился, пользуясь тем, что лица девушка видеть не могла. Даже если все списать на предсвадебные волнения, она слишком сильно трясется, что-то явно не так, если учесть, что Хао Юн, можно сказать, сама сделала ему предложение и так ждала знаменательного дня. Что-то произошло, он чувствовал это. — Вы… вы можете меня выслушать? Тихо прошептала девушка, одновременно и сильнее прижимаясь к груди, и оставаясь напряженной, как струна. Она будто была готова и прижаться к нему, и оттолкнуть, чтобы спрятаться или убежать. Тал Тал мысленно кивнул: вот, хорошо, ему даже спрашивать ничего не пришлось, сама сейчас расскажет. — Конечно. Давай сядем и ты поведаешь, что тебя тревожит. Спокойно ответил мужчина и, потянувшись, взял супругу за руку, чтобы уже отвести и усадить на постель, но девушка замерла, как вкопанная. — Можно только не на кровать? Испуганно закусив губу, пролепетала она, глядя чуть ли не с мольбой. Хао Юн было страшно даже смотреть на огромное, заправленное алыми простынями и усыпанное подушками ложе, не то что садиться или, еще хуже, ложиться. Почему-то девушке оно напоминало круглый обеденный стол, покрытый праздничной скатертью. Её положат туда, как нерадивого кролика, попавшегося охотнику, и съедят. «Прекрати! Никто тебя есть не будет, хватит уже!» — одернула Хао Юн её разумная часть, но должного эффекта это не возымело. Тал Тал сузил глаза, но ничего не ответил, уже достаточно сильно сомневаясь в уме Гун Лин, ведь все указывало на то, что до супруги все же дошла крайне искаженная информация. Вот только кто мог додуматься приоткрыть невинной девушке тайну первой брачной ночи? Императрица — генерала будто осенило. Кого еще из замужних дам Хао Юн могла расспросить? Теперь становилось понятно поведение девушки. Еще бы, странно, что она не побежала отменять свадьбу, поверив всем россказням Танашири. И как можно было додуматься пойти именно к ней? Последний же человек, который даст верную информацию! — Господин, мы же не в кровать идем? Осторожно спросила девушка, видя, что на её просьбу не реагируют, сжимая крупную ладонь. — Нет, за стол. Раздраженно процедил мужчина, находясь в некотором шоке от глупого поведения жены. Пойти за объяснениями ни к нему, ни к пожилым придворным дамам, ни к Шао Фэну, тому, кто долго бы смеялся и потешался, но бы точно помог, а к императрице, сестре Тан Киши, дочери Эль-Тэмура и женщине, не любимой мужем, — это же так логично и правильно! Она бы еще к самому Эль-Тэмуру зашла или к Тан Киши! Что может быть глупее?! — Вы злитесь, что я не хочу в кровать? Грустно, растерянно произнесла Хао Юн, испуганно сжавшись, но покорно позволяя усадить себя на подушку за низенький круглый столик около кровати, больше похожий на тумбочку или пуфик, с которого сняли обивку. Девушка немного потерянно осмотрела принесенные им лакомства, скорее, сладкие закуски к стоящему в центре вину, и нерешительно потянулась к сушеной хурме, останавливая руку на половине пути и странно смотря на мужа, мол, можно же взять? Ситуация была ужасной абсурдной и даже, как бы сказала Хао Юн, немного унизительной. Спрашивать разрешения на еду? Это глупо. Тал Тал думал так же, вот только гораздо более жестко, ему ситуация казалось еще и оскорбительной. Кем она вообще его считает, тираном, человеком, который будет запрещать голодной супруге есть в первую брачную ночь? Свадьба перечеркнула все хорошее, что между ними было? — Ешь. Холодно произнес Тал Тал, смотря на супругу с неким осуждением, от чего та смутилась и убрала руку, опуская ее на колено и сжимая край платья. Хао Юн выглядела так грустно и виновато, что генерал чуть смягчился, как ни в чем не бывало спрашивая: — Ты хочешь только это, или мне приказать принести тебя мяса и овощей? — Я не хочу есть. Тихо прошептала девушка, сама не понимая, почему так неуместно отказывается, и в этот момент у неё предательски заурчал живот, показывая, что со словами хозяйки он не согласен. Тал Тал хмыкнул, а затем, легко подхватив длинными пальцами сухой кусочек хурмы, поднес его к закрытому рту опустившей глаза жены. — Не разочаровывай меня, Хао Юн, ешь. Четко произнес он, встречаясь глазами с грустной девушкой. — Разве вы на меня не злитесь? Спросила она и подняла руку, чтобы забрать сладость, но Тал Тал молча качнул головой, чуть отводя запястье, а затем сам положил хурму между приоткрытых губ, чуть очерчивая их контур большим пальцем. — Я немного разочарован, не более. Не собираясь лукавить, ответил он, вызывая у Хао Юн всплеск недоумения: он разочарован тем, что она не хочет в кровать? Или тем, что она неумело его раздевала? Или тем, что не смогла идти сама? Но это же все бред, как можно разочароваться в ней из-за этого! — А чем я вас… Начала было девушка, быстро проглотив уж слишком большой кусочек, от чего он неприятно оцарапал глотку, как генерал спокойно пояснил, даже не дослушав вопрос: — Ты ходила к императрице. Хао Юн замерла, расширившимися глазами уставившись на Тал Тала, а потом спросила: — Откуда вы знаете? — Это очевидно. Позволь узнать, что именно она тебе сказала? Коротко поинтересовался мужчина, и девушка опустила глаза. На несколько мгновений повисла тишина, во время которой Тал Тал, поняв, что рассказывать так просто ему ничего не собираются, вздохнув, сам ответил на свой вопрос: — Что будет больно, страшно и отвратительно, что я буду тебя мучить, не так ли? Хао Юн подняла голову, немного обиженно поджав губы. — Она не говорила этого. Ее Величество лишь сказала, что это неприятно, тем более в первый раз, и что от этого женщины не получают удовольствие. Я… я сама попросила её все рассказать, не обвиняйте Ее Величество. На несколько секунд мужчина замер с каменным лицом, осознавая услышанное, а затем медленно кивнул, чувствуя некий (очень слабый) стыд за свои преждевременные мысли. Уж очень он неуважительно отнесся к первой женщине Юань, которая, хоть и совершила достаточно преступлений, видимо, еще была способна на что-то, сделанное без злого умысла. Что ж, очень хорошо, если Танашири не запугала супругу до смерти, но все же тогда нужно было искать новое объяснение поведению Хао Юн. — Если она тебя не пугала, почему ты ведешь себя так? Коротко спросил мужчина, и девушка замялась. Рассказывать про Тан Киши было чревато последствиями, она и так прошлый раз еле отговорила Тал Тала сворачивать генералу шею, а врать жутко не хотелось. Да и что уж говорить, не могла она врать этому человеку, он же её в два счета раскусит, смерит усталым разочарованным взглядом и настойчиво повторит вопрос, давая понять, что ответ не принял. — Просто боюсь. И стыдно. Неуверенно протянула королева, сжимая подол платья. Это было почти правдой, потому звучало  в разы убедительней всей той лжи, которую в стрессовой ситуации мог выдать мозг. — Чего стыдишься? Уточнил мужчина, а затем, решив, что самого действа, мягко накрыл маленькую ладонь своей и снисходительно сказал: — Хао Юн, все естественно, этим занимаются все супруги. — Я понимаю, просто… Девушка замялась, а потом тихо прошептала, заглядывая собеседнику в глаза: — Вам не понравится… — Что именно? Напряженно спросил мужчина, осознавая всю абсурдность ее слов и этого разговора в принципе. Что ему не понравится? Делить ложе? С ней? С девушкой, которую он уже так долго желает, которую страстно берет во снах, и просыпается весь мокрый и возбужденный? Глупая, знала бы она, как долго он ждал шанса по-настоящему к ней прикоснуться. — Мое тело. Робко шепнула девушка, сгорая от стыда, и неуверенно продолжила: — Оно же такое угловатое, маленькое, худое. Вам не понравится, оно не как у других женщин. — И что? Спокойно спросил Тал Тал, заставляя Хао Юн ошарашенно на него посмотреть и переспросить, с некой горечью понимая, что она ожидала совершенно другой реакции: — Что значит «и что?»? — Ты настолько устала, что не можешь понять простой вопрос? Девушка насупилась и прикусила губу, обиженно двигая ладонью и скидывая с неё чужую руку, которая тут же вернулась на прежнее место. — Хао Юн, я женился на тебе, а не на твоем теле. «Я люблю тебя, а не твое тело», — про себя заменил Тал Тал. — Но… — Нет никаких «но». Отрезал Тал Тал, всем своим видом показывая, что разговор продолжать не намерен. У него будет время воспеть каждую её черточку. Хао Юн поджала губы, совсем не чувствуя радости. Господин не сказал, что она красивая или хотя бы хорошенькая, да, он поддержал ее, попытался успокоить, но не таких слов она ждала. Женился на ней, а не на ее теле… почему он так суров и сдержан? Разве это не доказательство, что ему не понравится, и что как женщина она его не привлекает? — Если ты больше не хочешь есть, пойдем в постель. Девушка вздрогнула, побледнела, нижняя губа задрожала, будто она сейчас разревется. Неожиданно появился голод и желание смести все со стола. Супруг встал, протягивая ей руку. Хао Юн сглотнула и медленно вложила свою, поднимаясь на ноги. «Может, и хорошо будет, если ему не понравится? Реже будем заниматься, смогу спокойно спать, — мелькнуло в голове, а следом встал перед глазами недовольный образ супруга, смотрящего на неё с отвращением. — Нет, лучше уж я потерплю, чем такое видеть». Они медленно подошли к кровати, Тал Тал поддерживал ее за руку, будто опасаясь, что упадет, а затем сели поверх алого покрывала. Хао Юн рвано выдохнула, находя и обнимая маленькую подушечку под внимательным взглядом супруга. — Тебе не нужно ничего бояться. Спокойно сказал он, а затем погладил девушку по запястью, сказав уже тише и куда мягче: — Хао Юн, позволь приласкать тебя. Больно почти не будет, и если ты захочешь прекратить, мы прекратим, обещаю. Ты же мне веришь? На какое-то время повисла напряженная тишина, Хао Юн с никуда не девшимся страхом будто ждала новых слов, а затем быстро кивнула, сглатывая: — Да… да, я вам верю, господин. На сухих губах блеснула улыбка, и мужчина по миллиметру приблизился, наблюдая за реакцией жены и довольно подмечая, что та, хоть немного и напряглась, не отдалилась и не дернулась. — Тогда поцелуй меня. Сама, Хао Юн. Пальцы коснулись виска, а затем медленно спустились к приоткрытым губам, касаясь самого краешка, Тал Тал прекрасно видел, как жена рвано выдохнула, услышав приказ, но делал вид, что никак не замечает ее волнения. Пусть сделает что-то сама, хоть что-то, простой поцелуй, он не просит снять с него штаны или раздеться самой. Простой поцелуй, далеко не первый в их отношениях, но очень важный. Они поцелуются как супруги, по-настоящему; не как нарушители, спрятавшиеся в каюте, а как два человека, которые принадлежат друг другу. Принадлежат. Одно это слово вызывало у Тал Тала табун мурашек. Эта девушка принадлежит ему, а он принадлежит ей. Скольким людям удается заключить союз с любимым человеком? Можно считать, им крайне повезло. Хао Юн сглотнула, чувствуя, как внутри что-то стремительно падает вниз, и вся зарделась, прокручивая в голове приказ и уже сейчас понимая, что по-настоящему его выполнить не сможет: слишком уж гнетущая вокруг обстановка и слишком внимателен его взгляд. «Когда вы спали, целовать было легче», — отметила королева недовольно, краснея от воспоминания о её ночном преступлении против нравственности. — Можете прикрыть глаза? Неуверенно попросила девушка, и господин молча исполнил ее просьбу, от чего сразу стало как-то спокойнее. «Давай, это не первый ваш поцелуй. Просто коснись его губами, на этом и закончишь». — Мне неловко целовать вас самой. Шепот был почти различим в гнетущей тишине комнаты. — Какая разница, кто сделает это? С закрытыми глазами спросил Тал Тал, не понижая голос. Хао Юн была так близко, что, казалось, даже если она просто чуть покачнется, их губы соприкоснуться, чтобы стать одним целым. Мужчина втянул носом воздух, вдыхая любимый запах персиков, который, перебиваемый отвратительным ароматом чего-то приторно-сладкого, сейчас был не так ярок. — Мужчина делает первый шаг. Тихо объяснила девушка, то отводя взгляд от сухих, сжатых губ, то вновь смотря на них. Смущение и страх боролись с нежностью и доверием, и пока ни одна сторона не могла победить. — Я раздел тебя и усадил на кровать. Достаточно первых шагов. «Ты же любишь его и сама хотела, чтобы он был твоим. В чем сейчас проблема? Вот, на блюдечке. Твой и ничей больше. Целуй уже супруга, дура!» — Вы правы. Было не до конца понятно, кто именно сократил оставшееся расстояние, но факт оставался фактом: они поцеловались. Легкое прикосновение, почти неуловимое касание губ за долю секунды перетекло нечто, что сложно было описать словами, как сложно описать наслаждение путника от простого глотка воды в жаркий день. Хао Юн потеряла контроль над ситуацией сразу, Тал Тал уверенно отодвинул ее на вторую роль. Он получил согласие и теперь собирался действовать. Мужчина мягко, не глядя, забрал у девушки сжимаемую тонкими пальцами подушку, а затем повалил на кровать, немилосердно прижимая сверху своим весом, что никак не могло понравится до этого несопротивляющейся девушке: Хао Юн охнула и протестующе застонала, заставляя Тал Тала отстраниться, разрывая поцелуй. — Что? Спросил он совсем тихо, скользя подернутым пеленой желания взглядом по бледному лицу. — Вы тяжелый. Неловко пояснила девушка, нервно облизывая нижнюю губу. Тал Тал усмехнулся и молча лег рядом на бок. Он смотрел в черные глаза, прекрасно видя, какие чувства там обитают: страх, смущение, некий стыд и то, что заставляло жесткое сердце биться чаще: доверие. Хао Юн верила ему, и от этого становилось тепло и спокойно. — Все будет хорошо. Прошептал он, ласково проводя рукой по тонкой шее, следуя за течением скрытой под кожей сонной артерии. — Я… я верю. Хао Юн глубоко вдохнула, а затем, осторожно пододвинулась чуть ближе, утыкаясь носом в грудь супруга и позволяя себя обнять. — Я вам верю. Руки ласково погладили спину, находя аккуратно спрятанные ленты платья и начиная медленно их вытягивать. Девушка вздрогнула, почувствовав неладное, и хотела было отстраниться, но Тал Тал, увлеченный своей задачей, не дал этого сделать. — Может, не надо? Тихонько спросила Хао Юн, запрокидывая голову и заглядывая супругу в глаза. — Ты, кажется, сказала, что веришь мне? Мужчина усмехнулся. Ему было не очень удобно развязывать ленты, не видя их, поэтому процесс шел медленно, и он уже пожалел о том, что сам настоял на пышном нижнем платье с десятком юбок. Гораздо удобнее было бы раскрывать халат. — Верю. Понуро подтвердила Хао Юн, а затем  грустно предложила: — Может, вам будет удобней снимать его, если я встану? Она будто переступала через себя, говоря это, голос звучал надломленно и жалко. Тал Тал ласково коснулся губами макушки. — Спасибо. Прошептал он, не уточняя, за что именно благодарит, а затем, нехотя выпустив Хао Юн из объятий, хотел подняться и помочь ей встать, как девушка попросила: — Только можно одну просьбу? Тал Тал приподнял одну бровь, гадая, что именно супруге понадобилось, а затем спокойно кивнул, ожидая продолжения. Сглотнув, Хао Юн произнесла, понимая, что, возможно, сама же позже обо всем пожалеет: — Можно и вы разденетесь со мной? Генерал усмехнулся, все же вставая с кровати. — Если разденусь и я, ты будешь куда более смущена. Он протянул руку, и девушка, платье на которой стало куда более свободно, грустно хмыкнула, принимая помощь и поднимаясь на ноги. — Смущения и стыда мне не избежать в любом случае. Я не хочу чувствовать себя товаром на рынке, который разглядывает торговец, пусть мы будем в равных условиях. Пожалуйста. Мужчина потянулся вперед, коснувшись мягких волос, и кивнул: — Хорошо. Но помни, что попросила меня сама. Жесткие руки тронули ткань рубахи, вытаскивая её из штанов, но Хао Юн, сглотнув, тихо прошептала с непонятно откуда взявшейся решимостью: — Я хочу сама оголить вам торс. Брови взлетели вверх, мужчина посмотрел на супругу сверху вниз, пытаясь понять, что она творит, но так и не понимая. Девушка мялась, с того самого момента, как она предложила встать, чтобы было удобнее снимать платье, почти каждое действие было шагом наверх, через себя. Что Хао Юн пыталась доказать? Что не боится, что все контролирует? И кому она этот бред хочет скормить? Тал Талу? Его таким дешевым фокусом не впечатлишь, прекрасно же должен видеть, что еще немного, и она, как спичка, вспыхнет. Себе? Да Будда, Хао Юн же прекрасно понимает, что все еще боится происходящего и того, что с ней будет потом, чувствует, как раз за разом бросается в омут стыда. Она не контролирует ситуацию, а просто пытается делать вид, что тоже не получается. «Успокойся уже, наконец! Даже если будет больно и стыдно, лучше уж ты к этому придешь хоть немного достойно, а не как трусиха, которую берут силой!» — Как пожелаешь. Меланхолично отозвался Тал Тал, внимательно наблюдая за происходящим. Его, казалось, ситуация даже немного забавляла. Маленькие руки крепко схватились за ткань, и Хао Юн, напоследок глубоко вздохнув, потянула одежду вверх, вставая на цыпочки и всячески изгибаясь, чтобы снять, что было довольно проблематично, если учесть из разницу в росте. Генерал усмехнулся, видя эти жалкие попытки, и молча помог, через секунду оставаясь полуголым и отдавая супруге элемент одежды, который тут же выпал из ее рук, опадая к изящным шелковым туфлям. Девушка замерла с открытым ртом, растерянно скользя взглядом по загорелому торсу, изрезанному шрамами. Они пересекались, создавая картину пугающе странную, и было сложно поверить, что это тело живого человека, а не гравюра. Хао Юн протянула руку и, как завороженная, коснулась одного на груди, проводя пальцем по странному изгибу и чувствуя, как напряглись мышцы. «Будто узор». Помимо воли заключила девушка, и в голову ей ударила страшная догадка, заставившая замереть. Слишком искусственно это увечье, чтобы быть оставленным стрелой или мечом, слишком изящно. Это дело рук человека. Тал Тала пытали. «Будда!» Чем дольше она смотрела, тем больше видела. Больше половины шрамов получены явно не в бою, а некоторые были настолько пугающими, что хотелось прикрыть рот рукой. Взгляд касается правого соска, странного, отличающегося от другого, и Хао Юн, кажется, даже перестает дышать, узнавая след от раскаленного металла. «Что же с вами делали? За что?» Становится жутко стыдно за все те разговоры, когда она плакала, жалуясь на свою боль и на то, что сделали когда-то с ней, ведь ему было куда хуже. — Господин… Она хочет что-то спросить, но Тал Тал совершенно спокойным голосом перебивает: — Давай сначала снимем обувь, а потом, если пожелаешь, я сниму и штаны. Он не хочет говорить об этом, о том, что пережил, и Хао Юн медленно, как в трансе кивает, наблюдая, как супруг, по-военному, не приседая, поочередно стягивает с себя ботинки, а затем, буднично помогает их снять ей, придерживая за руку, опасаясь, что упадет. Теперь они босиком стоят на холодном деревянном полу. — Что теперь: мои штаны или твое платье? Вопрос был задан так спокойно, что Хао Юн помимо воли мысленно прыснула, на секунду расслабляя начинающие сдавать нервы, чтобы тут же их напрячь. «Что отведаем теперь: овощи или мясо?» — Ваши штаны. Твердо ответила девушка, не дрогнув, но заметно напряглась, не зная, чего ожидать, и что она там может увидеть. Тал Тал хмыкнул каким-то своим мыслям, а затем, буднично ослабил поясок, позволяя ткани безвольными тряпками упасть на пол, открывая совсем неприличную и интимную картину. — Ты сама попросила. С легкой насмешкой напомнил мужчина, видя, как супруга, выкатив глаза, замерла, устремив взгляд ему между ног, но та, казалось, даже не услышала, увлеченная своими мыслями. — А это… что? Наконец вымолвила Хао Юн, совсем уж некрасиво показывая пальцем на достаточно напряженный орган, и генерал испытал стойкое чувство дежавю. — Основное отличие мужчин от женщин. Сдерживая усмешку пояснил он, встречаясь с расширившимся от шока глазами. — А зачем? Глупо спросила девушка, все будто еще пребывая в некоем трансе. — Чтобы зачать ребенка. Объяснил мужчина, на что девушка медленно кивнула головой, а затем, видимо, придя в себя, жутко покраснела, понимая, какие вопросы задала только что и как открыто смотрела туда, куда приличные девушки даже через одежду не смотрят. Хотя, Будда, учитывая все, что было уже и будет, она какая угодно, но никак не приличная. — А я… Хао Юн начала говорить, но замялась, осознав, насколько низкой будет просьба, казалось, еще немного и девушка загорится от стыда. — Что ты хочешь попросить? Полюбопытствовал Тал Тал, совершенно не смущаясь своей наготы, заходя супруге за спину, начиная методично расшнуровывать платье. Единственная неприятная мысль, которая на данный момент сидела в его голове, была о том, что их в любой момент могут побеспокоить, потому что защелки на двери не было. — Ничего. Это слишком низко. Прошептала девушка, чувствуя, что последние ленты ослабли и ткань больше не давила на кожу. — Не думаю. Последовал уверенный ответ откуда-то из-за спины, а затем Хао Юн, решившись, спросила: — Могу я потрогать это? Ну, наше основное отличие. — Конечно. Только сначала сниму с тебя платье. Согласился Тал Тал, осторожно разворачивая красную, как рак, супругу к себе. — Позволишь? Хао Юн не совсем поняла, зачем нужен был этот вопрос, но все равно кивнула, жмуря глаза, а затем открывая обратно, потому что так было еще страшнее. Мужчина кивнул сам себе, опускаясь на корточки и медленно начиная задирать юбки одну за другой, через несколько слоев обнажая бледные икры. Тал Тал прекрасно слышал, как сверху раздался судорожный вздох, когда свободной рукой он коснулся ноги, поглаживая пальцами и ведя её вверх, до бедра и выше, наощупь находя тазовую кость. Действовать, не имея возможности посмотреть на то, что делаешь, мужчине определенно не нравилось, поэтому он вытащил руку из-под юбки и не отпуская ткань, поднялся, задирая подол до самого пояса и заставляя Хао Юн прикусить губу, краснея до корней волос и пряча взгляд. — Подними руки. Тихо попросил Тал Тал, чувствуя, что внизу все еще больше наливается кровью и твердеет, и девушка молча повиновалась, позволяя медленно стянуть с себя платье, которое мужчина тут же отбросил в сторону. Поняв, что осталась полностью обнаженной, Хао Юн дернулась, желая прикрыться, ладони легли на хрупкую грудь, пряча розовые соски. Подобные действия казались девушке хоть какой-то защитой от излишнего внимания. Тал Тал, криво усмехнувшись, взял ее за запястье и, не обращая внимания на сопротивление и умоляющий взгляд, отвел руку в сторону, тут же сам касаясь теплого холмика, чуть сжимая его в ладони. — Ты красивая. Даже не думай прикрываться. Коротко сказал он, взглядом давая понять, чтобы Хао Юн сама убрала вторую руку, что девушка, горя со стыда, и сделала, становясь по стойке смирно и прикрывая глаза. — Ты, кажется, хотела меня потрогать? Напомнил Тал Тал, как завороженный лаская пальцами сосок. Все происходящее было так хорошо, что казалось нереальным. Ну не может же быть так, что они сейчас на самом деле займутся любовью, не может быть, что это не очередной влажный сон. Хао Юн дрогнула, распахивая глаза, и, быстро сглотнув, кивнула: — Да. Сейчас? — Если хочешь. Только осторожно. Сухие пальцы коснулись длинного шрама между грудей, оглаживая его пальцами. Тал Тал не стал задерживать там руку, чувствуя, нарастающую в груди ярости на оставившего его человека, и спустился к пупку, вырисовывая на животе какие-то странные узоры. Он, казалось, даже не следил за тем, что Хао Юн делала. Девушка протянула руку, подмечая, что странный орган находится в чуть ином состоянии, а затем боязливо положила пальчики на головку, заставляя супруга рвано выдохнуть. — Вам больно?! Воскликнула Хао Юн, испуганно убирая ладонь, но Тал Тал, оторвавшись от своего занятия, тут же положил её на место, довольно прикрывая глаза и выдыхая одними губами: — Приятно. — Приятно? Удивилась девушка, ошарашенно поднимая на него глаза, а затем, неловко улыбнувшись, аккуратно провела рукой вперед, чувствуя, как напряглись пальцы, держащие её за запястье. — Эта область особо чувствительна? Задумчиво спросила она и, получив утвердительный кивок, легко обхватила член пальцами, пару раз проводя туда-обратно и вырывая из супруга сдавленный стон. Все происходящее казалось Хао Юн странным, слишком уж интимным и низменным, чтобы она действительно занималась подобным с господином, образцом добродетели и человеком чистым. Они же подружились только потому что он как женщину ее не воспринимал, а сейчас подобными непотребствами занимаются! «Ты забываешь, что вы супруги. Господин говорил, что таким все занимаются, так что не стыдись». — Вам хорошо? Спросила Хао Юн, беззастенчиво лаская супруга, которого на самом деле куда больше заводила ситуация и стоящая напротив жена, чем сами движения. — Да, ты делаешь мне хорошо. Четко ответил он, стоя с прикрытыми глазами и стараясь не очень открыто стонать, что получалось через раз. Сердце Хао Юн сделало кульбит, она довольно улыбнулась, желая продолжить, но Тал Тал неожиданно сжал ее руку, заставляя отпустить. — Достаточно. Твердо произнес он, открывая глаза, и пояснил удивленной девушке, которая только вошла во вкус: — Продолжим в постели. Хочу кое-что показать тебе. — Показать? Мужчина как-то сухо кивнул, беря супругу за руку, совершенно молча отводя к постели и усаживая на неё. Ласковый шёлк приятно холодил обнаженную кожу, и в целом обстановка казалась достаточно приятной и располагающей, разительно отличающейся от той, которая была в начале вечера, хоть внешне ничего не изменилось. Хао Юн нетерпеливо поёрзала на покрывале, смотря на задумчивого супруга с поистине детским любопытством. Во взгляде совсем не осталось липкого страха, лишь некая нервозность и волнение. Девушка облизала губы, решившись спросить, почему они медлят, но Тал Тал открыл рот первым: — Ляг на спину, вытяни ноги. Короткий приказ, которого Хао Юн даже не подумала ослушаться и доверчиво опустилась на лопатки, подкладывая под голову маленькую подушку. Она не замечала, как хищно смотрит на неё мужчина. — Хочу тебя подготовить. Тихо бросил он так, будто это было само собой разумеющимся. Взгляд темных глаз обласкал трепещущую от ровного дыхания грудь, мазанул по сведённым бедрам, и затем Тал Тал произнес: — Согни ноги в коленях и разведи. Хао Юн закусила губу, чувствуя повернувшийся в груди червячок сомнения, ведь в таком положении она вся будет как на ладони, демонстрируя то, что ей всегда говорили прятать и беречь. Девушка вздохнула, убеждая себя, что у супругов не должно быть друг от друга секретов, и давя любые ростки опасения, медленно сделала, как говорил Тал Тал, не сдерживая стыда и закрывая лицо руками. Где-то в стороне послышалось хмыканье, а потом все на какое-то время затихло. Хао Юн вся обратилась во слух, ожидая нового приказа, и чуть не вскрикнула от неожиданности, когда низа живота коснулось нечто мягкое и влажное, а затем, пропав на мгновение, переместилось на внутреннюю сторону бедра. Только спустя пару секунд девушка поняла, что эти прикосновения были жаркими поцелуями: господин касался ее языком, и, поняв это, ужасно смутилась, вся краснея и сильнее прижимая руки к лицу, будто хотела приклеить. Язык погулял по бедру, сделал круг, а затем уткнулся в лобок, вычерчивая петлю и заставляя Хао Юн чуть ли не задохнуться от стыда. Девушка хотела было сдвинуть ноги, даже дернулась, чтобы воплотить в жизнь свое желание, но мужская ладонь не дала этого сделать. Тал Тал чуть отстранился, недовольно посмотрел на все еще невидящую его старания жену, а затем строго произнес: — Не мешай. Тебе понравится это. — Это грязно. Вам не стоит касаться меня губами… там… Прошептала девушка, но свои попытки сдвинуть ноги оставила, видимо, надеясь на благоразумие супруга. — Я не считаю грязным то, что с тобой связано. — Но, господин…. Воскликнула Хао Юн, в следующую секунду не сдерживая стон и выгибаясь на постели. Умелый язык прошелся по розовым складкам, останавливаясь на особо чувствительном бугорке. Мужчина, не слушая глупых, как ему казалось, возражений, обхватил его губами, лаская чувствительную плоть. — Господин… Девушка, наверное, хотела сказать что-то еще, но воздуха не хватило, и она лишь протяжно застонала, непроизвольно убирая руки и хватая покрывало, сжимая в ладони шелк. Хао Юн никогда бы не подумала, что может быть так приятно, что ее тело способно получать такое наслаждение, что место, которое всегда считалось постыдным и которое призывали прятать, будет так беззастенчиво ласкать любимый супруг. «Супруг», — девушка вновь выгибается, крича что-то, за что утром будет краснеть, но сейчас даже не обращает на это внимания. Они супруги. Единое целое. Семья. Они самые близкие друг другу люди и могут положиться друг на друга, хотя, Будда, разве раньше было иначе? Не было, но все же теперь все еще серьезнее. Хао Юн непроизвольно сдвигает ноги, сжимая голову мужа, рвано дышит, закатывая от наслаждения глаза, и, уже не имея сил говорить что-то членораздельное, по слогам выдыхает имя мужа, отбрасывая привычное и уважительное обращение. Голова пустая и легкая, ноготки, кажется, еще чуть-чуть и разорвут дорогой шелк, превращая одеяло в лоскутки, а внизу живота пульсирует нечто горячее и постепенно разрастающееся, грозясь разорваться в любую секунду, лопнув, как зрелая ягода. И Хао Юн безумно хочет, чтобы это нечто разорвалось. Господин ласкает ее и языком, и пальцами, с наслаждением проталкивая их в разгорячённое лоно, чувствуя, насколько гостеприимно и податливо тело его юной супруги, сжимающее влажными стенками фаланги уже двух пальцев. Мужчина будто чувствует наслаждение, которое приносит жене, и от этого между ног все еще больше наливается кровью, отдавая ноющей болью напряжения. Даже сейчас, еще не начав, Тал Тал не может не понимать, что дядя был прав, и он не продержится долго: слишком уж давно он хочет эту женщину, слишком соблазнительны ее стоны, и горячи неумелые ласки. Несколько толчков, и он закончит, изольется в нее и обмякнет, сил ни на что, кроме лежать, не останется. Самая длинная ночь, которую он ждал не один день, станет самой короткой. — Тал Тал! Нежный голос срывается, затихая, хрупкое тело расслабляется, и генерала встряхивает, тело сводит судорогой и он на несколько секунд даже прекращает ласку, осознавая свои чувства. Это приятней ласк самой страстной любовницы, ярче любого оргазма. Она кричит его имя, находясь на пике. Наконец-то, Будда, он дождался! Возбуждение становится слишком сильным, член грозится разорваться в любую секунду, поэтому медлить больше нельзя, сейчас любой ее стон, любое слово, сказанное охрипшим от крика голосом, выведет его из равновесия, не дав закончить начатое. Тал Тал быстро поднимается, пристраиваясь между свободно раздвинутых ног, его мотает из стороны в сторону, как пьяного, прикосновения ладони к наполненному кровью органу, заставляет сомкнуть зубы, больно кусая щеки, чтобы не застонать в голос, перед глазами вспыхивают разноцветные круги. Мужчина направляет себя в ее лоно, входит одним движением до конца, от чего девушка хрипло охает: скорее от неожиданности, чем от боли. Теперь они одно целое, последний этап пройден. Нежные стенки сжимаются вокруг него, внутри узко и горячо, и Тал Тал не выдерживает: запрокидывает голову и со стоном изливается в супругу, не делая ни единого толчка. Мужчина рвано выдыхает, с неким разочарованием понимая, что никогда еще не держался так мало, а затем выходит, ложась рядом. Отвратительно чувствовать себя слабаком, мальчишкой, который даже пару секунд не может продержаться, а именно так генерал себя чувствует. Мерзко, однако. К плечу нежно прижимается неловко сводящая бедра Хао Юн. У неё почти ничего не болит, лишь немного саднит между ног, ведь что может болеть, когда с тобой почти ничего не делали? — Это все? Больше ничего не будет? Тихо спрашивает она, обнимая его руку, а затем невинно касается губами шеи, не замечая, как супруг сжимает губы. Почти детский вопрос звучит как пощечина, как удар по самолюбию. — Ничего. Коротко отвечает Тал Тал, а затем медленно отстраняется, заставляя супругу удивленно на него посмотреть: — Что-то случилось? Я что-то не так сказала? Вам не понравилось? Каждый следующий вопрос звучит все более обреченно. Мужчина качает головой: — Все нормально. Тело хочет лечь, притянув к себе супругу, зарыться носом в ее волосы и уснуть до утра, но Тал Тал встает с постели и, не обращая внимания на ломоту в теле, начинает одеваться, поднимая с пола брошенные вещи. Ему нужно подумать, посидеть одному в своих покоях и подумать над произошедшим, принять эту слабость, смирившись с ней и объяснив причины. Ему нужно себя успокоить, потому что сейчас все, что чувствует Тал Тал — разочарование и стыд. — Мне так не кажется! Совсем уж испуганно восклицает Хао Юн и желает подняться с кровати, но муж взглядом останавливает её: — Лежи. Тебе нужно отдохнуть, а я пойду. — Но мой господин! Не пугайте меня так! Истерично восклицает девушка, но Тал Тал даже не дергается, надевая обувь. — Господин! Хао Юн буквально плачет, порывается встать с кровати, но супруг еще раз произносит, не глядя на неё: — Ляг, пожалуйста. Девушка замирает, обнимает себя за плечи руками и всхлипывает. — Тогда лягте рядом. Шепчет она обреченно, не надеясь уже на положительный ответ. Тал Тал, уже достаточно прилично одетый (если так можно назвать нижние рубаху и штаны), оборачивается и мягко приподнимает уголки губ: — Хао Юн, я тебе потом все объясню. Так нужно, пойми. — Почему потом, а не сейчас? Канючит девушка, на что мужчина усмехается. Если бы он мог объяснить все сейчас, разложить по полочками, принять, что подобное могло произойти, и это не его вина, а просто обстоятельства, даже не ей, а просто себе, он бы не бежал так позорно. — В этом нет твоей вины, все было прекрасно. Не отвечая на вопрос, бросает он, а потом добавляет: — Мне очень понравилось. Все происходящее напоминает бегство, и, как только сознание прояснится, Тал Тал будет корить себя и за это, но сейчас он просто хочет уйти, выйти из покоев, стены которых видели его неудачу, отстраниться от жены, смотрящей на него с шоком в глазах. — Засыпай. Шепчет он, а затем выходит из покоев, оставляя обнаженную супругу сидеть, безмолвно сжимая одеяло и кусая губу. Пара секунд, и к глазам подкатывают слезы, и Хао Юн утыкается в подушку, давя рыдания. «Обещайте, что не будете винить себя в холодности к вам супруга или искать изъяны в себе». Девушка всхлипывает, чувствуя ужасный холод, которому причина далеко не отсутствие одежды. Все происходящее странно и нелогично, слишком скорая перемена настроения возлюбленного, и потому Хао Юн не видит причины, кроме как в том, что сама сделала что-то не так, как-то его оскорбила. Что ж, она не смогла сдержать обещания, данного накануне императрице.