в лучших традициях

В ожидании кофе Кейджи раскладывает карту. Но даже на раритете одна тысяча пятьсот двадцать седьмого года по указанным Куроо координатам болото. — О! — Бокуто шлёпает мокрым пальцем в нарисованный карандашом крестик. — Дамнед-холл! Был там на открытии осеннего сезона, чудесные виды с отличной дичью! — В прошлом году? — не то чтобы Кейджи правда было интересно, но как воспитанный человек он обязан поддержать беседу, тем более, что совместная ночь благодаря неожиданной полной заполненности отеля им обеспечена. — В прошлом веке, — Бокуто досасывает из трубочки молочный коктейль на удивление бесшумно. Кейджи задумчиво водит пальцем по пожелтевшей бумаге, нечаянно соединяя окрестные города в пентаграмму. Нельзя пропустить ни одного звена, пусть даже самого хлипкого и ненадёжного, но и попасть в скрытое от людских глаз место практически невозможно. Если только… — Если хочешь, можешь поехать на открытие этого сезона со мной, — голос Бокуто накладывается на собственные мысли. Кейджи делает вид, что не заинтересован, отслеживая сквозь прикрытые ресницы, как бледная кожа вампира покрывается багровыми пятнами. — Как ваш друг? — он уточняет предельно холодно. Официант ставит на край стола чашку с эспрессо. Бокуто дожидается, пока тот отойдёт достаточно далеко, и отвечает шёпотом: — Как мой плюс один. Заметив скептическую мину, поясняет уже более уверенно, возвращая на лицо широкую нахальную улыбку: — Иначе только дичью. Кейджи поспорил бы, но не спорит. Соглашается. В номере закрывает глаза, как только голова касается подушки. Резко открывает. Бокуто тенью шугается обратно, на свою койку. Так повторяется несколько раз и с каждой попыткой раззявленный рот оказывается всё ниже, а капель слюны на шее всё больше. Кейджи достает массивное распятие из серебра девятьсот девяносто девятой пробы, благоговейно целует и, зажав в сложенных на груди руках, снова закрывает глаза. — Ты же не веришь в библейские россказни? — насмешливый шёпот раздаётся у самого уха и резко обрывается звуком удара тяжелого тупого предмета об череп. — Конечно, нет, — Кейджи позволяет себе улыбку и, обтерев распятие о простынь, укладывает его под подушку. К плюс один он готов.