Пересмешник

Сабля быстро сверкнула в свете рассвета и со свистом прорезала воздух. Бой с воображаемым противником тренировка намного хуже, нежели с реальным, но даже это было полезнее пустого сидения. Тело адепта обладало необходимой силой и ловкостью, но в нем все еще не было опыта реального боя, движения давались легко, но непривычно, с усилием и контролем. После резкого выдоха, Не Минцзюэ вновь рассек воздух сбоку, на что услышал сдавленный писк. Сабля мгновенно замерла. Ба Ся сидел в паре десятков сантиметров от удара и, нахмурившись, двумя пальцами отодвинул от себя лезвие, заставляя бывшего главу Не ощутить крайнюю неловкость. Он никогда не мог ощутить приближения парня, и даже сейчас не был уверен, сколько именно тот наблюдал за ним, оставаясь незамеченным. За последнюю неделю Не Минцзюэ только сильнее убедился в правдивости собственных мыслей на постоялом дворе. Оставлять при себе мальчишку даже на день было огромной ошибкой, которая в итоге вылилась в лисий хвост за спиной. Босяк просто отказался покидать его, а на любые попытки отвязаться, начинал кричать о безнравственности того мужа, что провел с ним ночь в одной постели и теперь бросает на смерть. Объяснять людям о реальном происшествии было бы глупо, но десятки шокированных взглядов в трех деревнях подряд сделали свое дело. — Минцзюэ-гэгэ, тебе стоит больше смотреть вокруг. — Парень с издевкой ухмыльнулся, и Минцзюэ почти ощутил приливающую к щекам кровь, сильно надеясь, что мальчишка спишет это на ярость. — Я не позволял тебе так себя называть. — Тебе же это нравится. — Ухмылка Ба Ся стала еще более издевательской, напоминающей совсем другого босяка, словно эти двое были хорошо знакомы в прошлом. — Ты хорошо машешь этой штуковиной, словно с ней родился. Признайся, вместо груди матери первым, что тебе дали в жизни была сабля. — Почти так оно и было. — Минцзюэ хмыкнул, опуская оружие. — Я даже не помню тех времен, когда в мои руки впервые ее вложили. Думаю, отец начал учить меня, как только я смог твердо стоять на ногах. — Звучит довольно жестоко. Ты поступил бы так же со своим сыном? — Босяк поднял голову, смотря в лицо своего спутника. Хотя теперь, в чистой ухоженной одежде и волосами, собранными в не тугой низкий хвост, он больше походил на сына зажиточного купца с манерами юного господина. И откуда только понабрался. — Я не смог вложить саблю в руку взрослому брату. — Не Минцзюэ разочарованно вздохнул, а Ба Ся отчего-то рассмеялся, словно одна только эта фраза рассказала ему всю историю. — Научишь тогда меня, гэгэ? — Парень немного осекся, словно и сам понял, что сказал немного после того, как слова вырвались изо рта, но отступать он не стал. Невероятно ловкий, быстрый и смышленый, просто не предназначенный под такое оружие как сабля, мальчишка в первую же секунду взял оружие удивительно правильно. Лишь через мгновение его рука дрогнула и сабля легла в руку, словно нож. Любой другой заклинатель не заметил бы такого, но Чифэн-цзунь учил адептов с того возраста, когда многим даются лишь основы. Вот только узнавать что-то было совершенно бесполезно, Бя Ся скажет лишь то, что сочтет нужным. Не Минцзюэ встает ему за спину и обхватывает руку с саблей своей, незначительно меняя хватку парня, тот вновь все понимает без слов, и это вызывает сотый приступ дежавю, которые приходится гнать все чаще, убеждать себя, что это лишь совпадение и на лишнее мгновение все забыть. Мальчишка оказался крайне старательным учеником, и, если бы он учился с детства, то стал бы сносным мечником. Вот только в каждом его движении ощущалось неосознанное понимание, которое постепенно у каждого уходит за грани контроля. В конце концов Чифэн-цзунь сдался и во время повторения основного удара остановил саблю. — Ты долго будешь притворяться? — Минцзюэ нахмурился и почти явственно ощутил, как его спутник вздрогнул всем телом, а стойка едва заметно сменилась готовностью в любой момент отскочить. — Ты ведь знаком с основами фехтования. Ба Ся замер, несколько секунд с совершенно глупым лицом смотря в глаза Чифэн-цзуня, но после тихо посмеялся, сразу же расслабляясь. — Ага. Мне просто нравится, когда ты меня касаешься, Минцзюэ-гэгэ. — Парень усмехнулся и сразу же отскочил на несколько шагов, ожидая приступ ярости, которого вновь не произошло. Бывший глава ордена на несколько мгновений застыл, а после только недовольно закатил глаза, заранее смиряясь и с этим. — Раз поднялся, пошли уже! — Он зло рыкнул и отвернулся, почти сразу же уходя, отчего Ба Ся пришлось самому в спешке собирать их скудные пожитки и догонять излишне вспыльчивого спутника, однако, на краю сознания теплилась мысль, что это того стоило. Ба Ся засыпал в одиннадцать и не мог проснуться раньше восьми, обычно он не мешал и просто семенил неподалеку, не отставая и стараясь не мешать. Зато лисеныш всегда был рядом, когда был нужен. Он мгновенно взял на себя обязанности по добыче и хранении воды. Лечебные травы тоже постепенно перекочевали в небольшую дорожную сумку босяка, и буквально через три дня Чифэн-цзунь осознал, что паренек обрабатывает незаживающий порез, сетуя на неаккуратность заклинателя. Лишние мысли гнались куда подальше еще до того, как успевали сформироваться. Они все еще слишком сильно туманили разум, просто превращая его в кашу. Лес, в котором им пришлось ночевать, никак не хотел заканчиваться, и от этого оба путника начинали уставать, все больше раздражаясь. Высокие деревья почти застилали небо, отчего определить время представлялось возможным только по ощущениям. Тропа лишь заводила их глубже в чащу, а Ба Ся с каждым часом шел медленнее и вдумчивее, чем выводил Не Минцзюэ из себя. Но и сам мальчишка все сильнее стискивал зубы, с тихой и скрытой злобой смотря на Чифэн-цзуня. — Тебе не кажется это странным? — Голос мальчишки звучал тихо и вдумчиво, и Не Минцзюэ даже поверил бы ему, если бы не ощущал на своей спине убийственный взгляд последние несколько часов. — Говори уже. — Он закатил глаза, уже давно устав, как от леса, так и от тихой злобы спутника, который разве что не улыбался той самой приторной улыбкой, и на том спасибо. Однако в ответ последовал лишь недоуменный взгляд, на который оставалось только вздохнуть. Чифэн-цзунь дернулся в сторону, ощутив опасность в последнее мгновение и сразу же метнув взгляд в сторону Бя Ся, который успел лишь пригнуться, но тоже оказался невредим. Монстр скрылся так же быстро, как появился, и нового прыжка стоило ждать в любую секунду. Мальчишка без слов прислонился спиной к спине Не Минцзюэ, начиная пристально вглядываться в лесную чащу. — Ты видишь ее? — Он говорил слишком напряженно и озадаченно для того, кто ожидал отрицательного ответа, вот только другого не было. — Нет. — Чт… На девять часов три метра. — Ба Ся, на секунду показавший полное непонимание уже говорил уверенно, Чифэн-цзунь сложил печать, атакуя в нужном направлении. Управлять куском металла было намного сложнее, нежели родной саблей, и удар лишь царапнул существо. Новая команда раздалась мгновенно, и теперь Не Минцзюэ атаковал без сомнений и вопросов, полностью сосредоточившись на голосе Ба Ся и следуя за ним. Эта слепая игра длилась уже не одну минуту, но сабля раз за разом если и попадала, то только ранила неизвестного монстра. Внезапно голос паренька замер и спиной Минцзюэ ощутил, как тот пытается осмотреться и не успевает что-то выкрикнуть, выхватывая из рук главы Не саблю и уверенным размашистым ударом, разрубая пространство перед собой, из которого тут же брызжет алая кровь, пачкая округу, а на земле последние хрипы издает нечто, похожее на смесь человека и кошки. Минцзюэ несколько секунд тупо смотрит в пустоту, не осознавая происходящее, но сейчас он уверен, что почувствовал ответ того, что всеми силами пытался не звать. Он давно ощутил присутствие Ба Ся неподалеку и сразу понял, что она запечатана в Пристани Лотоса, вот только клан Цзян просто не мог сделать это правильно, а его сабля не настолько скромна, чтобы поступить подобно мечу Старейшины Илин. Скорее уж она начнет уничтожать все на своем пути, чтобы вернуться. Однако, связь прервалась сразу же, а уверенность в том, что он не звал саблю только крепла, оставляя за собой надежду, что все это было последней иллюзией дикой кошки. — Сяньли. Так вот почему мы блуждали по лесу так долго. — Минцзюэ присаживается около трупа и осматривает что-то, похожее на женщину, так успешно дурившую их все время, лишь через минуту замечая затуманенный взгляд босяка и успевая подхватить его до падения на землю. Тело монстра было разрублено на две части. Чифэн-цзунь приложил пальцы к запястью Ба Ся, сразу же ощущая то же, что и в прошлый раз. В его теле просто не было энергии, а жар вернулся. Парень вложил в один удар все силы разом.

***

Ба Ся очнулся уже поздним вечером, ощущая себя невероятно уставшим, тело ломило, словно после одного из тяжелейших боев в жизни. На плече что-то лежало и в свете костра паренек понял, что это были верхние одежды Минцзюэ, очень удачно полностью его накрывающие. Дрожащей рукой он резко нажал на несколько точек в груди и ощутил как к глотке подступают сгустки застоявшейся крови, которую с огромным трудом удавалось сплевывать. Минцзюэ уже вскочил, почти подбегая к нему, и с огромным усилием босяк выставил руку, останавливая его. К глотке все еще подступала почти черная кровь, которую с тяжестью и болью приходилось сплевывать, урывая в перерывах болезненные вдохи. Все прекратилось только через несколько минут, тяжелые вдохи давались без боли, а теплая рука Чифэн-цзуня мягко опустилась на плечо. — Я в порядке. — Ответ на немой вопрос был абсолютной ложью, но Минцзюэ не стал возмущаться, вместо этого касаясь двумя пальцами лба босяка и вливая светлую энергию. — Тебе становится хуже каждый раз, когда силы твоего золотого ядра истощаются. А их у тебя едва хватает на один достаточно сильный удар. — Лицо бывшего главы Не было куда серьезнее обычного и Ба Ся с усмешкой протянул руку к его лицу, большим пальцем разглаживая морщинки между бровями. — Я умру от страха, если ты будешь сообщать мне подобные новости с таким серьезным лицом. — Он вяло улыбнулся, не спеша отнимать руку от лица Не Минцзюэ пока оно не стало хотя бы немного мягче. — Что насчет приятных новостей? — Ты только что почти десять минут задыхался собственной кровью и ждешь от меня хороших новостей? — Чифэн-цзунь вздохнул, и рука, до этого передающая силы легла на голову паренька и слегка растрепала длинные волосы. — Что ж, монстра ты убил. И, если твоя болезнь позволит, мы можем попытаться развить твое золотое ядро. А сейчас отдыхай. Не Минцзюэ попытался встать, но в его руку цепко вцепились. Ба Ся смотрел почти обиженно, что окончательно уничтожило все пути к отступлению, и прославленный глава ордена Цинхе Не так и остался сидеть рядом с пареньком, который сначала даже не думал отпускать его руку, а после того, как ему не без помощи удалось присесть, вовсе улегся на грудь Чифэн-цзуню. На любые попытки возмутиться босяк делал вид, что вновь начинает кашлять, а через несколько минут так и уснул. Минцзюэ в очередной раз смирился. Мальчишка вертел им, как только хотел, а один из самых яростных заклинателей столетия даже не мог на это злиться. Он вновь коснулся лба спящего парня, передавая ему энергию. Золотое ядро Ба Ся было настолько слабым, что это совершенно не отнимало сил. Второй раз мальчишка очнулся уже ночью, но Минцзюэ не решался уходить в транс, присматривая за состоянием парня и неизменно держа руку на шейной артерии. Он понял, что что-то не так, лишь ощутив, как в его руку с силой вцепились обе руки босяка, короткими ногтями царапая кожу, а глазах Ба Ся застыл немой ужас. Чифэн-цзунь тут же отдернул руку, обеспокоенно смотря в черные глаза. — В порядке. — Ответ прозвучал еще до вопроса, но принес за собой только смятение и что-то настолько привычное, что Минцзюэ давно перестал замечать. Липкая боль от недоверия и лжи залегла в сердце настолько привычно, что осталась практически незамеченной. — Знаю. Я никогда не слышал, чтобы ты был не в порядке. — Фраза, брошенная словно в пустоту заставляет босяка сжаться, но вместо этого он сжимает руку Минцзюэ и притягивает ее ближе к лицу, кладя себе на щеку и неощутимо целуя чужое запястье выше повязки. Черные глаза смотрят почти с мольбой, и Минцзюэ снова сдается, вздыхая и мягко прижимая к себе босяка с повадками молодого господина и сетью лжи за спиной столь крепкой, что превосходит любое божественное плетение. Ба Ся протягивает руку к волосам, лента на которых так ослабла, что почти не сдерживала грубую копну. На немой вопрос Минцзюэ только кивает и парень аккуратно покидает объятья вставая за заклинателем и развязывая ленту. Тонкие руки скользят по волосам, разделяя их на пряди и мягко собирая в высокий хвост. Две ровные пряди остаются обрамлять лицо, но после короткого смешка, мягкие руки вновь дают прядям волю. Он выбирает тонкую прядь сбоку и долго что-то плетет слушая гневное пыхтение Главы Не. Очень скоро сбоку появляется тонкая косичка во всю длину, которая теперь будет незамысловато украшать прическу строгого заклинателя, и это вызывает на тонких губах улыбку. Босяк несильно тянет за волосы, вновь собирая их в тугой хвост, скрепляет его лентой, и Не Минцзюэ послушно откидывает голову назад, встречаясь взглядом с внезапно замершим Ба Ся. И в его голове проносятся все проклятья мира в тот момент, когда он лишь сильнее тянет волосы вниз и наклоняется, чтобы коснуться сжатых губ своими. Глаза Минцзюэ удивленно расширяются, но спустя секунду он отвечает на поцелуй. Когда поцелуй прерывается, ни в одних глазах нет сожаления, но вопреки этому эхом по лесу летит тихое: «Прости». Босяк смотрит в недоумении. — Почему? — Голос Ба Ся слегка дрожит, к своему шоку он слышит в этом извинении нотки того, чему этот человек никогда не позволял выбраться наружу — обиды. — Мое сердце давно уже занято. — Глава Не вновь строг, а черные глаза напротив загораются. — И что же твоя любимая не делит лишения с тобой? — Усмешка звучит болезненно для обоих. — Любимый. Мы давно не вместе. — Минцзюэ смотрит на огонь и сжимает губы тонкую полосу, и, когда Ба Ся уже не ждет ответа, продолжает. — А, может, никогда и не были по настоящему вместе, и это всю жизнь лишь мне казалось тем, в чем он не смог бы солгать. Но с чего бы? Он лгал всем: отцу, братьям, я никогда не был исключением, кажется, наоборот стоял на первых местах в списках людей, кому правды их этих уст не доставалось никогда. Не знаю, почему столько лет мне казалось, что он, несмотря на все свои грехи, пусть даже немного, но любил меня. Голос звучал так спокойно, что это даже удивляло, говорить об этом так, словно Яо не было рядом оказалось так просто, словно это не он стоял за спиной, с каждым словом все сильнее сжимая руки в кулаки и вжимая голову в плечи. — Должно быть… — Голос дрожал, и парень сглотнул, чтобы суметь сказать хоть что-то. — Должно быть, этот человек был настоящим монстром. Глаза предательски щипала влага, и босяк до крови закусил губу, осознавая, что Минцзюэ давно повернулся, что смотрит в его лицо. Но губ внезапно касается та самая улыбка и босяк уважительно кланяется, почти сразу же сбегая. Яо не чувствует собственного тела, когда покидает поляну. Перед глазами лишь спокойное лицо Главы Не, а в ушах эхом звучит извинение, полное обиды и боли. Он останавливается, когда начинает задыхаться, ощущая как кровь вновь подступает к горлу, но уже не ощущая боли. Хочется запереть эти сгустки внутри, чтобы они разрывали грудь и приносили с собой нестерпимую боль. Он чувствует лишь боль и тошноту, руками опирается на дерево и ногтями раздирает кору. Не чувствует как кора иглами попадает под ногти, и на пальцах скапливаются светлые капли крови. Рвота смешивается с кровью и желчью, оставляя во рту совершенно отвратительный привкус, и все ощущения сосредотачиваются лишь на этом вкусе, оставшемся на языке. Чувство уже знакомое, но в первый раз его хоть как-то заглушала физическая боль от отрубленной руки и нескольких лишних отверстий в теле. Хочется повторить, вот только этот сукин сын вытащил нож. Минцзюэ кричал на него, спускал с лестницы и звал сыном шлюхи. Но от признания в любви из этих уст желание второй раз сдохнуть вернулось с новой силой, и разорвало весь тот образ, который Яо строил, в котором хотел вернуться. И руки вновь обхватывают шею, но сжать ее не получается, хотя бы потому что теплая рука вновь касается черных волос. — Тот человек. — Голос босяка, сорванный и хриплый, впервые ощущается своим. — Видимо, он причинил тебе много боли… — Мы оба только и делали, что причиняли друг другу боль. — Голос Минцзюэ даже не дрогнул, и от этого становилось намного хуже, чем от криков. — Ты дурак, Минцзюэ-гэгэ. — Усмешка в голосе дается легко. — Этот человек ужасен, а ты все равно его любишь. Разве я не лучше? — Может и лучше. Но ты не настоящий.— Глава Не кивает. — Завтра мы отправляемся Гу Су… — Да ты, блять, издеваешься…