Гвидо Миста был человеком простым и жил независимо между поселениями, лесами, горами и храмами. Он никогда не задерживался где-либо подолгу и вовсе не был заинтересован в разбоях своего племени ради разрушений и завоёвываний. Он жил самой обыкновенной жизнью, охотясь, ища пищу и кров, а также время от времени посещая храм Дионисия — всё это отнимало у него большую часть беззаботных дней.
Будучи южным фракийцем из племени сапеев, Миста с ранних лет поддерживал связь с греками и римлянами, но, несмотря на это, предпочитал избегать неприятностей, связанных с ними. Однажды тяжеловооруженные солдаты, вторгшиеся в их регион, хотели завоевать племена, но ценой всего этого была их собственная свобода. Не то чтобы Мисте было на что жаловаться, просто он предпочитал не впутывать себя в разного рода неприятности. Солдаты лишали фракийцев свободы и традиций, но, если посмотреть на всё это с другой стороны, то местные жители действительно процветали под Римским управлением.
Это оказался хороший расклад событий для Мисты, который был свободным, хоть и бездомным оппортунистом.
Большинство его способностей проявлялось в виде мелкого воровства, азартных игр и работы наёмником. Ему приходилось делать всё, чтобы выжить.
— Всё будет хорошо, если я смогу есть, пить и позаботиться о себе, — отвечал Миста всякий раз, когда люди задавались вопросом о его образе жизни.
Он ценил жизненные мелочи, такие как позволение судьбе направлять его на новый путь и знакомство с новыми людьми. Его гораздо сильнее заботило настоящее, чем непредвиденное будущее. Хотя всегда, когда Гвидо начинал думать о том, что его ждёт впереди, он испытывал мрачное чувство неуверенности и страха.
Если мне удастся избежать дурных предзнаменований, то, возможно, моя жизнь закончится хорошо, — говорил он себе, пытаясь избежать лабиринта возможностей и пророческих речей жриц своей веры.
Миста считал число «четыре» дурным предзнаменованием, поэтому всячески избегал его, тем самым гарантируя себе удачу и шанс на выживание, несмотря на всю суровость жизни. По крайней мере, именно так он и считал, а, возможно, и бредил. Вероятно, думая об этом, он искал оправдание отсутствию контроля над жизнью.
Если это помогает мне чувствовать себя намного спокойнее, то какой смысл запариваться об этом?
И с таким настроем Миста жил лёгкой и беззаботной жизнью.
Но однажды дурное предзнаменование явилось в виде ситуации, которая навсегда изменила его жизнь.
Увидев, как трое местных солдат по очереди издеваются над местной фракийской женщиной, направлявшейся в храм, Миста решил не стоять в стороне. Ему удалось избить одного из солдат, что был застигнут врасплох его внезапным появлением, но римляне были мстительными и хотели убить атакующего фракийца, не подозревая того, что Миста был мастером метания клинка.
Он оттачивал своё мастерство, чтобы помогать с охотой и азартными играми, но впервые это умение он применил для того, чтобы убить человека.
Несмотря на то, что женщина сбежала с места преступления, а его арестовали римские солдаты, Миста винил себя лишь в том, что не разглядел дурного предзнаменования, пока не стало слишком поздно.
Миста действительно стоял лицом к лицу с тремя мужчинами, а сам был четвёртым.
Прежде чем он успел заметить это, римский генерал, следивший за данными землями, стал вершить его судьбу. Ожидая результата суда, Миста гадал, не оборвётся ли его путь прямо здесь и сейчас. Но, подумав, что он окончательно обречён, генерал выслушал очевидцев и решил не убивать его.
Эти римские солдаты, с которыми расправился Миста, неоднократно игнорировали прямые приказы генерала и слишком много пили, когда должны были нести службу. Также они подозревались в совершении ряда других преступлений, в которых легионеры поначалу обвиняли фракийцев.
Поскольку Миста совершил несколько убийств, пусть даже в целях защиты, это ему не могли простить. Генерал решил, что из него получится отличный гладиатор. В считанные дни Гвидо превратился из беззаботного молодого фракийца, не знающего границ и не имеющего обязательств ни перед кем и ни перед чем, в простого раба, ограниченного всем и вся. Он стал навеки привязанным к потребностям общества в развлечениях.
Всё будет в порядке, пока я вновь не столкнусь с дурным предзнаменованием. Я буду в порядке.
Тут Миста повторил это про себя как молитву. Молитву, которая не избавит его от рабской жизни.
Его перевозили на лодке и по суше, избитого и закованного в кандалы. Приказывали бежать через равнины и карабкаться по скалам.
Я счастливчик, — говорил он себе. Его не убили за совершённое преступление. Ещё он слышал, что быть гладиатором — почётное положение раба.
Торговец сказал, что Миста выглядел достаточно притягательно.
— У тебя отличное телосложение, а в дополнение к этому ты молод и здоров. Я слышал от генерала, который приписал тебе эту судьбу, что твоя меткость вполне достойна восхищения. Пожалуй, я запишу это качество на табличку.
Его привезли в римскую столицу на массовый аукцион работорговли. Миста понятия не имел, на каком рынке его продадут и отправят ли на «настоящую арену». Он был раздет догола, одна его нога была выбелена мелом, а табличка с его «характеристиками» висела на цепочке подобно ожерелью.
Его выставили на всеобщее обозрение вместе с группой таких же молодых мужчин, привезённых с разных земель. Вскоре хорошо одетые римляне уже прогуливались вокруг, рассматривая и изучая их, словно они мебель в магазине.
На Мисте абсолютно ничего не было.
Всё в порядке, здесь и так слишком жарко.
Его ноги и руки были покрыты мозолями и синяками.
Может быть, поэтому я выгляжу более опытным среди других.
Он не был высоким или устрашающим.
Вероятнее, я займу менее рисковую позицию на арене.
Его мастерство не соответствовало столичному стилю ведения боя.
Ну… Быть уникальным не так уж и плохо!
Когда богатые люди проходили мимо, некоторые из них осматривали его с различных сторон, отчего Миста чувствовал себя очень уязвимым, в особенности, когда остальные рабы иногда поглядывали на него, обсуждая. Миста едва мог разобрать их слова, которые они шептали друг другу, и Веналитти казалось соглашался со всем, о чём говорили ему рабы.
После финальной проверки здоровья Гвидо и подписания документов, он был продан. Его кандалы были прикованы цепью к спине другого раба, пока их вели к повозке, оснащённой клеткой.
В группе нас пятеро, а это значит, что всё будет хорошо! Никаких плохих предзнаменований.
Во время поездки в Помпеи Миста не торопился знакомиться с новыми людьми, с которыми он находился в одной «лодке».
Вместе с ним в повозке сидел рыжеволосый Сале, рассказавший ему историю ареста за кражу драгоценностей политика, с целью покрыть долги. Но его поймали и продали в рабство, несмотря на то, что он был рождён в семье свободных людей.
Отлично… тут нет четвёрки.
Другой мужчина был медлительным говоруном, а волосы его были завязаны в странной формы пучок. Его звали Цуккеро. Мужчину отправили в рабство за то, что он пытался помочь Сале сбежать с ворованным богатством на такой же ворованной лодке. Они были соучастниками преступления, поэтому им повезло, что их продали вместе.
Здесь тоже нет дурного предзнаменования.
Третий был короткострижен и лежал на спине, несмотря на весь тот гнев, вызванный его поимкой и продажей в рабство. Его звали Формаджо, и был он привезён из Греции, будучи наёмным убийцей, пойманным римскими солдатами, прежде чем он смог отправить на тот свет очередную свою жертву. Он по-прежнему держал при себе свою любимую кошку и, похоже, надеялся сбежать.
Отлично, здесь всё ещё нет четвёрки.
Самым молодым в группе являлся Наранча. Он был шумным и совершенно неуправляемым. По словам юноши, его поймали после того, как солдаты расправились с бандой воров и доносчиков, в которой он состоял. Сам Наранча был слишком мал для того, чтобы его отправили на казнь. Поэтому он вновь оказался у отца, который решил, что сын куда более будет полезен ему, если отдать его в рабство. Так он и сделал, и Миста всё никак не мог понять зачем.
Гвидо же беззаботно пересказывал ему обрывки своей истории. Факт того, что по пути в Помпеи ему не встретилось ни одного дурного знамения, привёл его в хорошее настроение, которое было достаточно неуместно в этот момент.
Бруно, раб, что сопровождал экспедицию Веналитти, был спокойным и порядочным человеком. Он честно доложил о том, с чем они встретятся, когда повозка прибудет в Помпеи, и чем им придётся заниматься. Несмотря на мрачную реальность, с которой им предстояло столкнуться, Бруно быстро обрисовал возможность избежать ужасных условий, если их хорошо оценит хозяин или они выиграют сражения, если вдруг их отправят на арену.
Миста питал большие надежды. Он предпочитал видеть светлую сторону любой ситуации, какой бы ужасной она не казалась.
Оказавшись в Помпеях, группа недавно приобретённых рабов разделилась на тех, кто станет гладиатором под руководством Польпо, и тех, кто будет перепродан в городе. Как и ожидалось, Миста будет одним из гладиаторов. Он, Формаджо и Сале были направленны к Дьяволо, чтобы принести клятву и принять присягу.
Дьяволо был довольно-таки загадочной фигурой. Когда Мисту и остальных гладиаторов привели к нему, он предпочёл остаться в тени чистого белого занавеса, в то время как его сопровождающие в лице мальчика, вставшего перед тканью, и молодой девушки, что наблюдала за всем этим в стороне, предстали перед ними.
В этой комнате больше четырёх человек. Всё будет хорошо, даже если мне придётся сражаться на арене. Может, я выиграю достаточно боёв, чтобы однажды обрести желанную свободу.
Я буду терпеть, будучи связанным, пока меня избивают, сжигают и рубят мечом.
Произнеся свою клятву, Миста почувствовал, как по его спине пробегает дрожь. Внезапно его клятва прозвучала так, будто он клянется в собственной смерти, а не в обещании чести и славы. Не имея времени на расспросы и возможность взять свои слова обратно, Мисту и остальных новоиспечённых воинов отправили в школу гладиаторов. Пока они шли от поместья Дьяволо до резиденции Польпо, где находился Лудус, Мисте казалось, что он в любой момент может рухнуть на землю в приступе паники. Куда бы он не взглянул, везде видел дурное предзнаменование. Он знал, что впереди его ждёт самый худший исход его жизни, и проклинал себя за то, что не вырубился, пока не стало слишком поздно.
Но когда его ноги почти волочились по нагретым камням, которыми были вымощены улицы на пути к его гибели, он заметил что-то краем глаза, и это «что-то» крайне заинтересовало его.
Или, точнее, кто-то.
Миста увидел самого красивого человека, которого он когда-либо видел, у окна роскошной резиденции. Волнистые золотые волосы ниспадали каскадом на плечо и придавали лицу форму, которую можно было описать, как «совершенную». Пока человек занимался поливкой куста, усыпанного цветами и спускающего свои ветви из окна вниз, Миста не мог перестать восхищаться его красотой.
Ему хотелось, чтобы этот человек увидел, как он идёт по улице, но когда он в последний раз повернул голову в его сторону, чтобы ещё раз взглянуть на юношу, тот его попросту не заметил.
Думая об этом человеке целый день, он вовсе позабыл о плохих приметах, и это заставило его успокоиться. Возможность увидеть этого человека, пусть даже всего один раз, наполняла сердце Гвидо надеждой. Может быть, Лудус не так уж и плох, может быть, он продержится здесь куда дольше, чем сам того предполагал. Может быть, он будет купаться в лучах славы и снова встретит юношу. И все эти возможности и мечты Миста проносил в своей голове и сердце оставшиеся недели.
Тренировки гладиаторов были суровыми, но не невозможными, особенно для тех, кто имел сильное и крепкое тело. Миста не был самым сильным в группе, но зато был жутко болтлив и старался избегать неприятностей.
Он подружился со многими гладиаторами во время тренировок, но, невзирая на это, ему всё же было трудно общаться с ветеранами, которые предпочитали избегать новичков.
Аббаккио был стражем, работающим на Польпо. Он контролировал группу, в которой обучался Гвидо, чтобы предотвращать драки и плохое поведение среди шумной толпы. Бруно иногда выручал его, если вдруг оказывался в том месте, куда его назначил Дьяволо. Буччеллати являлся единственным человеком, которого Аббаккио терпел, и это вызвало у Мисты кучу вопросов. Но Бруно уклончиво отвечал: Всё сложно, — и тогда Гвидо отступал, не настаивая на дальнейших расспросах.
Во второй раз фракиец увидел эту прекрасную особу чуточку поближе, чем в первый раз, и от этого в его сердце затеплилось чувство очарования. Тогда Гвидо точил меч, стоя возле казармы, повернувшись лицом к лестнице и балкону, что вели в резиденцию Польпо. Когда в проблеске балкона он увидел золотые пряди, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и он едва мог сфокусироваться на своей работе.
Теперь Мисте стало ясно, что этот молодой человек из элиты, о чём свидетельствовала его тога, украшенная золотыми деталями.
— Что он здесь делает?
Он едва мог додуматься, что юноша сопровождает отца во время деловой встречи с Польпо. Хозяин этой резиденции, казалось, был рад продемонстрировать им отряд своих гладиаторов, но золотоволосый юноша не был заинтересован в этом, а его спокойное и учтивое выражение лица могло успокоить любого, лишь только стоило взглянуть на него.
Мисте это порядком поднадоело. Он встал из-за своего места и отправился к Аббаккио, чтобы расспросить о вновь прибывших.
— Почему ты вдруг заинтересовался этим? Тебе всегда было плевать на гостей, которых мы принимаем, — спросил страж, не желавший быть оторванным от обеденного перерыва.
— Послушай, скажи мне хотя бы, кто этот молодой человек. Я в долгу не останусь.
Аббаккио бросил мимолётный взгляд на группу мужчин, собравшихся на балконе, а после неодобрительно посмотрел на Мисту. Хоть Гвидо и знал Аббаккио, но всё же он не был уверен, означал ли этот взгляд что-то хорошее или нет, учитывая тот факт, что для стражника большинство людей противны.
— Меня бесят такие люди, как он. Они явно представители элиты, а малыш кажется совсем избалованным. Пожалуй, я догадываюсь, кто он.
Глаза Мисты округлились, ведь он и поверить не мог, что Аббаккио может знать его имя.
— Но тебе ничего не скажу, пока ты не ответишь мне, что я получу взамен.
— Это несправедливо, Аббаккио, — перебил мужчину Бруно, который всё это время подслушивал их разговор. И это заставило Мисту почувствовать облегчение, ведь брюнет действительно может помочь ему добыть информацию, а помощь стража будет уже ни к чему. Аббаккио пожал плечами, позволяя Буччеллати говорить.
— Миста, юношу зовут Джорно. Он сын того мужчины, политика Дио, что прямо сейчас разговаривает с Польпо. Его семья переехала жить в Помпеи совсем недавно. Кроме того, Джорно совсем не избалован, как это утверждает Аббаккио. Его отец ищет для него учителя, который смог бы обучить юношу местному диалекту, что не так уж и часто встречается среди представителей знати.
Получив кусочек небольшой информации о заинтересовавшем его юноше, который казался ему почти нереальным, Миста принялся собирать все кусочки воедино, формируя целостный образ. Несмотря на его богоподобную внешность, Джорно был человеком смиренным и желал быть как можно ближе к простому народу. И всё это лишь подстегивало Гвидо тренироваться усерднее и чаще. Ему хотелось выиграть как можно больше сражений, чтобы иметь шанс обрести свободу, ведь, может быть, имей он хоть малейший шанс быть свободным, это помогло бы ему встретиться с Джорно лицом к лицу и насладиться свободой вдвоём.
Все гладиаторы и поданные считали его наивным болваном, который романтизирует несбыточную мечту, и Миста вовсе не мог этого отрицать.
Если это даст мне хоть какую-то мотивацию, то я не перестану этого делать.
Бруно, однако, поддерживал его, и, к счастью, был выбран преподавателем местного диалекта для Джорно, поэтому каждый раз, когда Миста просил рассказать его хоть немного о своём ученике, тот охотно соглашался.
Судя по рассказам Бруно, юноша был достаточно странным и в какой-то степени даже уникальным человеком. Он испытывал любопытство к миру и самой природе, а так же критично относился к обществу, что было несопоставимо с его социальным статусом. Миста хотел бы беседовать с ним часами напролёт. Из рассказов Бучеллати юноша казался ему таким очаровательным.
— Впрочем, забудь о нём. Я слышал, что он самый желанный юноша в этом городе и что у него просто тонна фанатов, жаждущих быть с ним вместе. А еще, на прошлой неделе в бане я слышал, что пожилые представители знати хотят привести парнишку в частные термы. Даже не представляю, какое решение примет его отец, так как всё это напрямую зависит от него. Думаю, тебе стоит быть в этом осведомлённым, — сказал ему Аббаккио в тот же день, когда Миста узнал об увлечении Джорно медициной. Зная о социальном статусе Джорно, он испугался за безопасность юноши, учитывая заодним факт его бешеной популярности, что заставлял Мисту чувствовать… ревность? Он понятия не имел, как относиться к этому.
Не прошло и двух месяцев, как Джорно и его отец Дио вновь посетили поместье Польпо. Цель их визита заключалась в том, чтобы взглянуть на мероприятие по продаже и перепродаже рабов, проходящее в атриуме. Миста провёл всё это время за едой и напитками в казарме гладиаторов, отвлекаясь. Он знал, что юноша, так плотно засевший в его голове, находился совсем неподалёку от того места, где он стоял, и тот факт, что он не может увидеться с ним лично, терзал его душу.
Через два дня своих уроков Бруно вернулся обратно, и Миста начал докучать ему расспросами, из-за чего Буччеллати пришлось отвести гладиатора в сторону, чтобы рассказать обо всём, что произошло во время его визита в поместье Дио.
Наранча, юноша, проданный в рабство собственным отцом, был возвращён обратно Польпо спустя четыре месяца, и это шокировало Мисту. Юноша был избит, а один глаз распух от глазной инфекции. Судя по всему, он вёл себя крайне отвратительно и его хотели перепродать по дешёвке. А Дио как раз пришёл присмотреться к новым рабам, привезённым в поместье Польпо, и тогда Джорно попросил купить Наранчу за даром, как только это было обговорено с Бруно и Фуго, что был преподавателем греческой культуры.
Бруно, казалось, был рад сообщить Мисте эту новость, попутно уговаривая его сохранить её в секрете. Приватные выборы перед покупкой раба — это не то, о чём ему стоило рассказывать другим, особенном подневольным.
От этого Миста ещё сильнее влюбился в Джорно.
Несколько месяцев спустя Миста и все новички-гладиаторы, начавшие тренировки с ним одновременно, окончили Лудус. Они были готовы сражаться на арене и ждали, когда их объявят за несколько дней до этого. Пока город готовился встречать очередную партию воинов, украшавших поле боя, Миста и остальные ели то, что могло стать их последней трапезой в жизни, но Гвидо старался не думать об этом. Он был уверен в своих навыках метания кинжалов и с нетерпением ждал, гадая: будет ли присутствовать на арене предмет его обожания.
Следующий день обещал быть грандиозным. И он чувствовал это.
***
— Ты идиот. — Польпо не нуждался в повторениях, и Мисте это было хорошо известно.
Ему оказали медицинскую помощь после ранения в живот, и он уже было приходил в себя, будучи в казарме, когда Польпо похвастался тем, что вытащил его на публичную порку.
— Ты хочешь, чтобы весь город думал, что мои рабы пытаются убить представителей знати? Хочешь, чтобы я попал под суд за твоё плохое поведение, а?
Мисту протащил по земле и избил один из ветеранов. Одно из его наказаний уже было приведено в исполнение, ведь он так и не получил ни выплат, ни призов за свою победу. И теперь наказание с каждой секундой становилось всё хуже и хуже. Миста не проронил ни слова, ведь он знал, что его поступок оказался плохо спланирован. Теперь он не уверен в том, сможет ли дожить до следующего дня и получить шанс вновь увидеться с Джорно.
Мисту били и хлестали, казалось, целый час. Он быстро растратил все силы и постепенно терял сознание. Он не мог почти ничего вспомнить из вчерашнего, за исключением того, что он проснулся через несколько часов, прикованным к стенам того, что было «теплицей». Это был небольшой дом без окон, изолированный от остальных строений на тренировочной площадке. Тяжёлая деревянная дверь не пропускала большую часть света, и в течение дня здесь было невыносимо жарко.
Всё тело Мисты ужасно болело, и ему казалось, будто он живёт в бесконечном кошмаре.
Если бы это было действительно так, то он хотел, чтобы это превратилось в сон, в котором он всё ещё живёт на природе среди гор и леса, где он родился. Блондин тоже не покидал его мыслей, подобно недостижимой звезде, подобно Богу, который никогда не обратит на него внимания.
С душой, поглощённой агонией, и телом, дрожащим от боли, Миста почти позабыл о надежде, хранимой в сердце. Он не знает, сколько времени провёл в сознании или во сне. Ему просто хотелось сбежать от всего этого кошмара.
***
–…вы. Вы лишь снитесь мне, да?
Миста не знал, как реагировать на то, о чём он только мог мечтать. Лицо юноши выглядело таким реальным, что ему казалось, что он бредит. Конечно, это всё сон, это не может быть правдой.
Дрожащие пальцы Джорно коснулись лица Мисты, и гладиатор вздрогнул, не в силах поверить в то, что пара аккуратных рук обхватила его.
— Я здесь, я настоящий. Я проделал весь этот путь, чтобы вернуть вам ваш кинжал и… Периколо, не могли бы вы снять с него кандалы? То, в каком положении он сейчас находится, вредит его рукам.
Миста едва мог произнести хоть слово, ведь до этого момента он был уверен, что больше никогда не увидит Джорно. Юноша беспокоится за него, и Миста может с легкостью прочесть это в его глазах. Блондин хочет освободить его от оков, хочет, чтобы он был в безопасности, хочет вернуть ему кинжал. Миста чуть было не расплакался.
После недолгих уговоров, Периколо не только снял кандалы с рук Мисты, но и принёс из колодца холодную воду и кусок ткани, чтобы Джорно смог осмотреть израненное тело. Прежде чем уйти, старик закрыл за собой дверь, оставляя их наедине.
Избавившись от кандалов, тело Мисты безвольно упало на руки гостя, который крепко держал его. Джорно снял плащ и накрыл им измученное тело воина. Гладиатор заметил, что пальцы юноши дрожат, когда тот осматривает его тело. Миста не хотел, чтобы его видели в таком уязвимом состоянии, слабым и измученным. Он желал, чтобы Джорно увидел его купающимся в лучах славы и победы. Гвидо заметил, что юноша был очень напряжён, поэтому он посчитал необходимым отвлечь его от такого состояния.
— В-вам понравился цветок? — спросил Миста, изо всех сил стараясь выдавить из себя улыбку. Глаза Джорно расширились, и он слегка покраснел.
— Не могу сказать, что мне понравился ваш поступок, ведь вы вполне могли передать мне его лично, а не метать для этого кинжал. Это могло бы предотвратить… — все эти слова блондин произносил жестикулируя.
— Ах, это? Пфф, это ерунда!
На лице блондина застыло выражение полнейшего недоверия.
— Разумеется, это далеко никакая-то ерунда! Ваше тело горит от лихорадки, а в ране на животе, похоже, развивается инфекция. Победоносному гладиатору не стоит проходить через подобное.
Онемение рук Мисты постепенно исчезало, и ему было достаточно лишь одного движения рукой, чтобы коснуться спины Джорно.
— Я ни о чём не жалею, — произнёс Миста, не в силах отвести взгляд от прекрасного юного лица, наполненного беспокойством, и по которому стекали капельки пота. Блондин продолжал обрабатывать раны, ни на секунду не одаривая мужчину взглядом.
— Если у вас есть хоть капля чувства самосохранения, то вы должны пожалеть об этом.
Миста лишь медленно покачал головой.
— Я ни о чём не жалею, потому что сейчас вы здесь, со мной. Я не могу просить Богов ни о чем другом.
Он был уверен, что видел в свете факела, как заливается румянцем лицо Джорно. От всего этого Гвидо казалось, что его сердце может остановиться в любой момент.
Комментарий к части.
Регион, из которого пришли фракийцы, сегодня является частью Болгарии. Этническая принадлежность этого народа была разделена на ряд кочевых племен, хорошо известных своими сильными воинами. Фракийцы также были известны тем, что почитали Дионисия, а племя Сапеев получило свое название, основанное на мифе о «сатире».
Рабы, привезенные на огромные рынки работорговли в Риме, разделялись на три категории: преступники, привезенные из завоеванных областей или же военные преступники, которых легионеры приговаривали к рабству за любое совершенное ими преступление. Ни один из гладиаторов не был свободным человеком и не принадлежал к элите.
Как только рабов приводили на рынок, они раздевались догола, чтобы тех можно было лучше разглядеть, а их характеристики записывались на табличках, и одну ногу покрывали мелом.
Веналитти были купцами, которые покупали и выкладывали деньги на рынке гладиаторов и работорговли. Они были довольно негативно восприняты элитой, которая обычно рассматривала их как «сутенеров».
Только что купленный гладиатор должен быть приведен к своему господину, чтобы произнести «клятву гладиатора» (sacramentum). При этом их считали добровольцами на арене.
Лудус — это школа для гладиаторов. В течение нескольких месяцев их хорошо обучают для боев, и эти тренировки схожи с тренировками для спортсменов. Гладиаторы, находясь под внимательным наблюдением, придерживались вегетарианской диеты, также им предоставлялись услуги массажа, что делало их содержание дорогим. В ночь перед любым сражением гладиаторы устраивали торжественный банкет, который мог стать их последней трапезой.
Победив в сражении честно, гладиаторы могли забрать деньги и призы, которые напрямую зависели от их популярности. В среднем гладиатор мог участвовать в 2-3 крупных сражениях в год. Большинство из них не доживали до первых лет своей карьеры (от 18 до 25 лет). Есть несколько рассказов о гладиаторах, переживших своё двадцатилетие и получивших свободу благодаря множественным победам в сражениях. Средняя продолжительность жизни гладиаторов тогда составляла 27 лет.
