Хлеба и зрелищ.

Джорно, желая, чтобы гладиатор поправился как можно скорее, изо всех сил пытался залечить его раны, даже если ему придётся провести здесь несколько дней. От одной мысли, что мужчине придётся страдать, по меньшей мере, два дня, тело Джорно начинало дрожать, он едва мог сдерживать слезы. Миста извивался от боли, не пропуская ни единого ругательства, особенно когда Джорно стал тщательно обрабатывать одну из самых ужасных ран. И всё же, несмотря на это, он не просил юношу остановиться. Он даже не жаловался, стараясь оставаться стойким, одновременно щедро осыпая Джорно милыми комментариями и похвалой, чего блондин никак не мог ожидать. В этот момент юноша ощущал себя по-настоящему любимым. Но в то же время понимал, что вовсе не заслуживает этого. Закончив обрабатывать раны, Джорно заметил, что гладиатор с легкостью заставил его чувствовать себя намного спокойнее. Юноше удалось очистить и обработать израненную кожу мужчины смесью трав и веществ, обладающих противовоспалительными свойствами. В конце концов, гладиатору оставалось лишь чуть-чуть приподнять голову, чтобы выпить лекарство, обещающее побороть лихорадку. — Вам нужно выпить это. Давайте я помогу, — произнёс Джорно, ладонью приподнимая голову мужчины. Даже ощущая слабость и изнеможение, он казался блаженно счастливым от этого физического контакта. Он был не в силах поднять головы, и Джорно решил облегчить ему эту задачу, поджав под себя ноги, тем самым создавая для мужчины своеобразную подушку. Юноша тут же заставил мужчину выпить содержимое маленькой бутылочки, как только затылок коснулся его ног. На какое-то время воцарилось уютное молчание, а затем теплота общения заставила почувствовать, будто так может быть всегда. — Большое вам спасибо за то, что вы здесь. Я уже начал думать, что вы больше никогда не захотите меня видеть, — сказал брюнет, в чёрных глазах которого поблескивали искорки пламени факела. Его улыбка была слегка застенчивой и едва уловимой, но в ней всё ещё проблёскивала та уверенность, которую Джорно мог созерцать на арене. Находясь так близко к гладиатору, юноша заметил, какие длинные были у него ресницы, и это, пожалуй, являлось одной из поразительно красивых черт его внешности. — Я пришёл сюда, потому что хотел увидеть вас. Вы случайно привлекли к себе моё внимание в тот день, а… А метание кинжала лишь усилило мои чувства. Я так желал встретиться с вами, несмотря ни на что. Джорно увидел, как лицо Мисты покраснело, а улыбка стала ещё шире, и он был не в силах удержаться от того, чтобы не улыбнуться в ответ. -Ну, тогда я рад, что смог заполучить ваше внимание. А что касается вас, то вам даже и усилий прилагать не пришлось, чтобы очаровать меня. Улыбка Джорно вмиг погасла, и сердце Мисты ёкнуло. — Я что-то не так сказал? — удивился мужчина, увидев, как Джорно схватил сложенную тряпку и, смочив её в воде, приложил ко лбу гладиатора. — Я прекрасно знаю, что мне не нужно ничего делать, чтобы привлечь внимание людей. Куда бы я ни пошёл, я всегда ловлю на себе их взгляды, и мне становится некомфортно, поэтому просто стараюсь не замечать этого. Миста сразу же понял, как будет неловко Джорно, узнай он, что гладиатор наблюдал за ним издалека на протяжении долгого времени. Даже если бы он знал, насколько искренние его чувства и то, что одно лишь существование юноши заставляет держаться мужчину так долго; Миста понимал, что ему стоит скрыть этот факт. Он слишком зациклен на блондине, что даже не понимал, насколько сильно может действовать на нервы такая жизнь. Он упустил свой единственный шанс завоевать его доверие. — Простите… за то, что смотрел на вас тогда на арене. Вы, должно быть, чувствовали себя от этого неуютно. Джорно лишь отмахнулся. — Не стоит извиняться за это, ведь то, как вы смотрели на меня, разительно отличалось от взглядов со стороны элиты. Миста ощутил, как сердце его рухнуло куда-то вниз. Интересно, с какими ужасами Джорно боится сталкиваться каждый божий день? — Думаю, мне стоит побеспокоиться за вашу безопасность. Джорно улыбнулся, поглаживая влажными пальцами короткие пряди волос. — Думаю, вам лучше позаботиться о самом себе. Моя жизнь не так опасна, как арена. Не волнуйтесь, я буду в порядке. Миста уставился на него с серьёзным выражением лица, медленно опуская голову опять на колени. — Меня учили сражаться на арене… Но никто не обучен противостоять насилию. Если вдруг вы чувствуете, что вам грозит какая-то опасность, пожалуйста, не стесняйтесь сказать мне об этом. И с этими словами Миста поднял руку, чтобы коснуться лица юноши, а тот, вместо того, чтобы вздрогнуть или уклониться от этого жеста, наоборот склонился ближе к мужчине. Он был лишён слов, чтобы возразить. Страх, который он испытывал по отношению к своему положению, своему существованию и возможному исходу жизни, был чересчур реален. Всё, что могло случиться с Джорно, напрямую зависело от решения отца. Несмотря на то, что юноша родился в роскоши и признании, его положение в этом обществе ровным счётом не значило ничего, да и прав на принятие собственных решений у него не было. Он прекрасно осознавал, что люди хотят только пользоваться им, и что свободы у него столько же, сколько у раба. Только вот отличие между ними было в том, что люди относились к нему иначе и готовы были протянуть руку помощи. И вот они здесь. Обычный гладиатор, лишённый всяческой свободы, не скрывающий своего лица за маской фальши, которую носил Джорно, и протягивающий руку помощи испуганному ребёнку. Он чувствовал себя виноватым и эгоистичным за то, что показал свою слабость тому, кто так же переживает суровость жизни. Но мужчина продолжал смотреть на него с таким ободряющим выражением лица, что негативные мысли юноши постепенно начинали растворяться. Джорно чувствовал, что гладиатору стоит доверять так же, как ему доверяет сам мужчина, позволяющий залечивать раны, показывающий насколько он уязвим перед совершенно незнакомым ему человеком, который пришел сюда, чтобы спасти его. Но всего этого было недостаточно. Джорно должен был сделать нечто большее для него. — Я… постараюсь сделать что-нибудь для вызволения вас отсюда, — произнёс Джорно. Мысль о том, что мужчина останется в этой ужасной камере пыток, заставляла сердце разрываться на части. — Ч-что вы имеете в виду? Одного вашего присутствия достаточно, чтобы я смог пережить все трудности. Не беспокойтесь. Джорно накрыл руку Мисты своей, убрав её от лица. Он не собирался соглашаться на этот неравносильный обмен. Блондин должен был сделать что-то ещё, иначе никогда не простит себе того, что оставил гладиатора здесь. — Я что-нибудь придумаю. Ваше нынешнее положение абсолютно несправедливо, поэтому я просто обязан действовать, нравится вам это или нет. Глаза Мисты на секунду расширились, прежде чем на губах заиграла уверенная улыбка. — Нет, ну разве вы не бунтарь… И поднеся руку юноши к губам, Миста молча поцеловал его пальцы, отчего тот мгновенно залился румянцем. Поцелуй был подобен клятве, словно сделка, которую они только что заключили. Миста защитит Джорно, а Джорно, в свою очередь, выведет его из этой ужасной ситуации. Пока они думали, что это мгновение может длиться вечно, их тепло было прервано тяжёлыми стуками в деревянную дверь. В отчаянии Джорно вытащил ноги из-под головы Мисты и осторожно положил ее на плащ под собой. — Время вышло, малыш. Вам нужно убираться отсюда, — в холодном и пронзительном голосе Периколо чувствовалось напряжение. Джорно и Миста не хотели расставаться, но того требовала ситуация. Юноша обхватил ладонями лицо мужчины. — Я обещаю, что вытащу вас отсюда. Просто возьмите обратно ваш кинжал и немного еды, которую я принёс, — прошептал Джорно, и в глазах его мелькнула тревога. Периколо с глухим стуком открыл двери, и когда Джорно посмотрел на источник шума, на него уставился не только старик, но и встревоженный Бруно с рассерженным Аббаккио. — Джорно, мне очень жаль, но вам следует немедленно вернуться домой, — обеспокоенно произнёс Бруно. У юноши замерло сердце, он снова взглянул на Мисту. — Со мной всё будет в порядке. Идите, — заверил его гладиатор, держа в руках мешок с едой и кинжалом, который отдал ему Джорно. В мгновение ока Бруно вывел юношу на улицу, а Периколо вошёл внутрь, чтобы вновь заковать Мисту в кандалы и погасить пламя факела. Джорно ощутил порыв холодного ветра, едва осознавая слова взволнованного Бруно, который уговаривал его пройти к воротам. Его сердце словно больше не было с ним, оно осталось там, за той деревянной запертой дверью.

***

— Ваш маленький побег закончился тем, что вы подняли на уши всю городскую стражу. Лучше бы вам не попадать в неприятности из-за своей выходки. Стражник Аббаккио был чрезвычайно зол, в частности потому, что ему не удалось предотвратить проникновение на территорию резиденции Польпо, и что он никак не мог найти юношу, пока на уши не была поднята вся городская стража. Бруно не мог винить Аббаккио за его злость на подростка. Если бы Буччеллати не стал отвлекать стража, Джорно бы никогда не пробрался на тренировочное поле гладиаторов посреди ночи и не встретился бы с Мистой. — Не будь таким суровым, Аббаккио. Главное, что Джорно в безопасности, и мы отведём его обратно домой. Я обязательно отмечу то, что ты был тем, кто нашёл его. За это можно получить неплохое вознаграждение. Бруно хотел убедиться в том, что Аббаккио не понесёт за это никакого наказания, ведь это он виноват, что мужчина отвлёкся от своей службы. «Это был очень хороший отвлекающий манёвр, который смог выкроить для Джорно час», — подумал Бруно, заметив, что волосы стража были всё ещё слегка растрёпаны, а лицо имело красноватый оттенок. Джорно молча шёл между ними, низко опустив голову и пряча лицо за фарфоровой маской, которую он принёс с собой, и которая оказалась совершенно бесполезна, ведь все могли узнать его буквально издалека лишь по волосам. Буччеллати догадался, что юноша, возможно, хотел скрыть своё лицо на тот случай, если столкнётся с другими стражами или подчинёнными отца. В погружённом в сон городе царила тишина, нарушаемая маршем стражников, снующим вокруг в поисках сына политика. Бруно хотел спросить Джорно о том, что взбрело ему в голову предпринять столь безумную попытку, но он лишь положил руку на плечо блондина. — Вам удалось помочь ему? — спросил Бруно, пытаясь отвлечь мальчика от мыслей о содеянном. Джорно кивнул в знак согласия, но в тихом голосе слышались нотки сожаления. — Я даже не спросил, как его зовут… — произнёс Джорно, ощущая, как тяжесть раскаяния давит ему на сердце. Он понимал, что смог оказать ему помощь… но все его мысли всё равно возвращались к тому, что с гладиатором обращаются просто ужасно, заковывают в кандалы и пытают за преступление, которого он не совершал. Джорно поначалу был уверен, что сумеет вытащить его из этого заточения, но теперь, когда он тоже был на грани наказания, эта возможность казалась ему более невероятной, чем всё остальное в данный момент. — М-да… Идиот. Его зовут Миста. Почему вы ввязываетесь во всё это, не зная даже его имени? В любом случае, ваше имя ему прекрасно знакомо, да что уж говорить, все в городе знают его, и вы должны молиться богам, чтобы эта история не разлетелась по городу с раннего утра, подобно лесному пожару, — слова Аббаккио вызвали у троицы изумлённое молчание. Джорно добавил ещё одну причину для беспокойства из-за сегодняшнего побега. По крайней мере, он узнал имя гладиатора. — Миста… Ему было обидно, что он не услышал этого из уст самого мужчины. Такое короткое и милое имя, не вяжущееся с тем, что он был гладиатором. Довольно быстро они пришли к парадной двери дома резиденции Дио. Сердце Джорно буквально хотело вырваться из груди. Бруно в последний раз пожелал ему удачи, прежде чем постучать. Почти сразу же Теренс, одетый в длинную драпированную одежду и высокий тюрбан, с суровым выражением лица открыл дверь. — Добрый вечер, я нашёл сына вашего хозяина и привёл его сюда. Передайте Дио, что я выражаю ему своё глубокое уважение, — сказал Аббаккио официальным тоном. Теренс кивнул и вручил стражнику небольшой мешочек с наградой. — Благодарю вас за службу. Пожалуйста, примите это как плату от моего господина… Бруно, спасибо, что проводили его, — произнёс Теренс, и, в последний раз кивнув в знак признания, повёл Джорно за руку внутрь, закрывая за ним дверь. Джорно знал, что эта ночь будет долгой.

***

— Ты воняешь просто отвратительно. Ты что, всю ночь провалялся в сточных водах? — непристойные предположения Дио, заполнившие пространство атриума, не заставили себя долго ждать. Лёжа на одной из клиний своего таблинума, хозяин дома следил пронзительным взглядом за своим старшим сыном. — То, что я делал, тебя не касается. Дио рассмеялся. Он делал это всегда, когда кто-то из его детей вёл себя крайне сдержанно. Помещение было освещено единственной масляной лампой, что нагнетала вокруг зловещую атмосферу. По обе стороны от Джорно стояли Теренс и Ванилла Айс, что внимательно ждали любых возможных указаний от своего господина. Прямо перед ступенями, ведущими в таблинум, Наранча и Фуго стояли на коленях лицом к Джорно. Они оба были напуганы ситуацией и, по-видимому, оказались разбужены посреди ночи, чтобы ответить на пару вопросов. — Хорошо… это моя забота. Разве овцевод не заботится том, чтобы все его драгоценные овцы были под его бдительным контролем? Поэтому я, как глава этой семьи, должен следить за тем, где находятся мои дети, так что это действительно касается меня. Итак, Джорно… не будешь ли ты так любезен дать полный ответ на мой вопрос? Дио, как обычно, был убедительным, но Джорно не поддавался так легко. Он знал, как вести себя с отцом, сдерживая все свои эмоции глубоко в тёмных уголках своего сознания. Единственное, что должно вырваться из его рта, — это тщательно продуманные слова, такие же опасные и ядовитые, как те, что произносит Дио. В такой ситуации с огнём можно бороться только огнём. — Почему это тебя так интересует? По непонятной мне причине ты стремишься сделать всё, чтобы дети были сильно зависимы от тебя. Однако я могу зреть в корень этого ничтожного воспитания. Я просто пытаюсь жить собственной жизнью. Кроме того… дерзко с твоей стороны критиковать мой выбор, когда я совершенно уверен, что в моём возрасте ты поступал куда хуже. Дио усмехнулся и быстро поднялся с клиния, чтобы спуститься в атриум. — В свои пятнадцать я был бы счастлив, если бы имел такое же положение, как у тебя сейчас. И даже если у тебя всё так хорошо, ты готов плюнуть мне в лицо. Посмотрим, смогу ли я переубедить тебя. И с этими словами мужчина схватил Наранчу за волосы, ударяя юнца лицом об пол. Громкий стук, сопровождаемый всхлипом, чуть не заставил Джорно взорваться от гнева. Но он знал, что если сделает что-либо, то Дио поступит ещё хуже. Фуго отреагировал на такое проявление насилия инстинктивно. Он встал на ноги, но сильные руки Ваниллы Айс удержали его на месте. — Ну и ну… я видел, как твои слуги были слишком небрежны по отношению к тебе, Джорно. Вместо того, чтобы убедиться в том, что ты не сбежишь, они просто спали. Да и дело не только в этом. Твой учитель греческого спал в твоей постели, притворяясь тобой. К счастью, мы заметили подвох. Дио приподнял Наранчу за волосы и схватил его за подбородок. Мальчик был явно напуган и страдал от боли. Он дрожал, как осиновый лист, а из носа текла кровь, скатываясь по шее. — К сожалению, мне придётся избить его ещё сильнее за совершённые вами обоими ошибки, если ты не остепенишься и не скажешь мне, где был. Внутри Джорно закипал гнев, но единственным проявлением его злости были лишь сжатые кулаки, в то время как выражение его лица оставалось абсолютно неизменным. Фуго отвёл взгляд. Гнев и страх были слишком заметны на его лице. Для Джорно было очевидно, что грек испытывает непреодолимое чувство вины, но виноват был тут только он. Пока Дио готовился продолжить издевательства над Наранчей, который не мог ничего сделать, кроме как дёргаться в отчаянной попытке сбежать, Джорно громко произнёс: — Остановись. Этого достаточно. Дио немедленно послушался, победоносно улыбаясь. — Хорошо… я вижу, ты решил одуматься. Хотя ты всё ещё слишком грязный, чтобы разговаривать со мной. Теренс, раздень его, — произнёс мужчина, отпуская раба, который тотчас поспешил отползти подальше. — А вы двое сходите за тазиком, стригилом и духами. Отмойте его. Я буду ждать, — скомандовал Дио, прежде чем вернуться и лечь обратно на клинию. Воспользовавшись возможностью, он вновь погрузился в чтение. Джорно кипел от злости и почти не обращал внимания на то, как Теренс бесцеремонно раздевает его, а Фуго с Наранчей убегают за тазиком, стригилом и духами. Воду брали прямо из имплювия в центре атриума, поэтому она была холодной и на коже ощущалась подобно кинжалам, пронзающим насквозь. Наранча и Фуго по-прежнему испытывали тревогу и раскаяние. Они чувствовали, что им следовало бы и дальше отговаривать Джорно или просто присматривать за ним, чтобы избежать подобной ситуации, хоть блондин и сам знал, что в этом нет их вины. Дрожащими руками Фуго вылил ледяную воду на кожу Джорно, а Наранча принялся тереть её стригилом. Они оба молчали, боясь, что Дио снова сделает им выговор. Джорно улыбнулся им, пытаясь успокоить и заверить, что всё будет хорошо. Когда Наранча закончил очищать кожу Джорно, что задумался о предстоящей беседе с отцом, Фуго воспользовался духами, чтобы избавить его от ужасного запаха. Может быть, рассказав ему чуть правды вместо абсолютной лжи, юноша сделает лучше для всех. Джорно был неплохим лжецом. Он был уверен в своих силах. Может быть, если бы он использовал это умение достаточно хорошо, то смог бы уже давно убедить Дио вмешаться в наказание Мисты. Джорно хотелось чувствовать в руках невидимый кинжал. Ему нужен всего один кинжал, чтобы раз и навсегда покончить с отцом, злоупотребляющим властью.