Хлеба и зрелищ.

Энрико Пуччи обожал читать, расположившись в левой части балкона на втором этаже «Брандо Домус», где временами он мог любоваться прекрасным садом, пышной зеленью, статуями и фонтаном, из которого лениво капала вода. В такой спокойной и умиротворяющей атмосфере, Энрико мог спокойно читать рукописи, несмотря на то, что там внизу, где простирался сад, постоянно шумели рабы, выполнявшие свою рутинную работу. И все же это место было спокойным, тихим и достаточно открытым, чтобы лёгкий бриз мог радовать посетителей в летнее время, в то время как богато украшенные гобеленом стены особняка создавали спасительную тень. Откинувшись на спинку скамьи, он отвел взгляд от рукописей, чтобы полюбоваться садом, что был поистине красивым и ухоженным. Цветы обвивали колонны и перила, делая это место еще более опрятным. Рядом пролетели две птицы, что гонялись друг за другом, щебеча, а после приземлились на ветки возле своего гнезда, расположенного на верхушке ближайшего дерева. Наблюдая за птицами, Энрико невольно сравнивал себя с ними, ведь этот дом был для него новым гнездом. Энрико был родом из религиозной семьи, владеющей приличным состоянием, что позволяло им оплачивать обучение на священника в престижном римском храме. Но однажды его сестра покончила жизнь самоубийством, когда родители узнали о запретной любви своей дочери и вступили в конфликт с семьей юноши. Из-за этого Энрико, съедаемый чувством вины, тут же отошёл на второй план. Он бы и дальше не знал, что ему делать, если бы не встретил Дио, и после этой встречи ему пришлось отказаться от своих амбиций служить в самом престижном храме Юпитера в столице, чтобы перебраться в более спокойный город, где он стал жрецом в отремонтированном храме вблизи дома, куда он нередко возвращался в сопровождении Дио. Место это совсем не отличалось по внешнему виду и стилю жизнь, к которому он так привык, но всё же это место было куда комфортнее и не несло в себе гнетущей атмосферы. Хоть он и не жил там, но проводил времени в этих стенах больше, чем в собственном доме. Кроме того, владелец этого дома разрешал ему пользоваться библиотекой и оставаться на ночь, когда ему того хотелось, но взамен он должен был контролировать обучение его детей. До встречи с Дио он думал, что Боги отвернулись от него, но теперь же он чувствовал себя благословленным каждый божий день. И пока он думал о Дио, мужчина пришел к нему в этот солнечный день. Блондин уселся рядом с ним на клинии, и Энрико заметил, что мужчина выглядит несколько рассеянным, но с расспросами лезть не стал, хоть и любил беседовать с ним, ведь с Дио так легко было говорить практически обо всем на свете. Даже о том, о чем простые люди просто бы отказались вести беседу. Пуччи чувствовал, что его разговоры с Дио были вполне раскрепощающими и успокаивающими. Он не мог перестать любить его, возможно, так же сильно, как любил царя всех богов. — Должен ли я поинтересоваться у тебя, Энрико, что же это ты такое читаешь в столь прекрасный день? — спросил Дио тем тоном, который обычно означал, что он хочет поговорить о чём-то серьёзном, подводя к сути с разговора об обыденных вещах. — Ничего интересного. Просто просматриваю свои исследования по этим переведенным священным писаниям. Речь идёт о практике поклонения восточной ветви Зевса. Позволь спросить, что привело тебя сюда в такую рань? Ты уже выполнил все свои общественный обязанности? Дио вздохнул, откинувшись на спинку сиденья.  — Моё присутствие на сегодняшнем публичном форуме было вовсе не обязательным. Так что ничего такого особенного не привело меня сюда, но я рад увидеть тебя здесь, Пуччи, у меня как раз есть парочка вопросов для обсуждения. Это было слишком очевидно. Жрец свернул свиток и отложил его в сторону, повернувшись лицом к Дио. — И что же это за вопросы? Дио посмотрел на искусную вышивку гобелена, расположившегося над их головами, а после повернулся к Пуччи. — Это касается Джорно. Я полагаю, ты уже знаешь об инциденте на арене, что произошел несколько дней назад, верно? Энрико кивнул, ведь как же ему не знать о случившемся. — Надеюсь, гладиатор был должным образом наказан за это. Ну так что ты хотел обсудить? — По словам Джорно, он рассматривал действия этого человека не как угрозу, а как часть своей попытки понравиться ему. В принципе, мой сын считает, что он нравится этому мужчине и… я почти уверен, что эти чувства взаимны. Пуччи рассмеялся.  — Джорно соблазнил какой-то гладиатор? Невероятно… Дио улыбнулся, прежде чем ответить.  — Да, я и подумать не мог, что ему будут нравиться такие мужчины. Неудивительно, что он в открытую отказывался принимать подношения от членов элиты всякий раз, когда предоставлялась возможность. Помнишь тот случай, когда сборщик налогов пытался убедить его пойти на свидание, а Джорно стал угрожать ему лопатой? Пуччи медленно кивнул, стараясь не рассмеяться над этим необычным воспоминанием. — Это лишь один из классических примеров того, как мой сын не проявляет особого интереса к романтике. Или, по крайней мере, был одним из. Так что представь моё удивление, когда я узнал, что мой сын тайком вышел посреди ночи, чтобы встретиться с гладиатором? Глаза Энрико расширились, и он в шоке прижал руку к груди. — Боже помилуй… Неужели с ним что-то случилось? Дио отрицательно покачал головой, заставив Пуччи вздохнуть с облегчением. Дио уже не так беспокоился о безопасности своих детей и давал им возможность действовать и думать самостоятельно. Однако, он все же беспокоился об одном, а именно о том, не сделают ли они то, что может испортить их репутацию. Энрико прекрасно знал об этом, он не мог винить Дио. В настоящее время он не был женат, и все его дети были отчаянными попытками произвести на свет наследника, способного не только достичь совершеннолетия в добром здравии, но и внести свой вклад в цели своего отца. К сожалению, у всех его детей, кроме Джорно, были серьезные проблемы, как со здоровьем, так и с поведением. Донателло был хорошим мальчиком, но жутко наивным и слабым. Он часто болел или был прикован к постели, в добавок к этому им можно было легко манипулировать. Он совсем недавно достиг зрелости и получил свою тогу, но Дио сомневался насчёт его жизни. У Донателло был интерес к истории, особенно к той, в которой описывались ужасные трагедии, вражеские вторжения и войны; весь этот нездоровый интерес к жестокости и страданиям давал ему те знания, которыми не обладали молодые люди его возраста, и это заставляло Дио и Пуччи задумываться: а что у него на самом деле в голове и что он может сделать в ближайшее время. Рикиель был также слаб, но в отличие от старшего брата все его проблемы были связаны с головой. Он боялся многих вещей. Каждый выход за пределы дома вызывал у него панические атаки и слезы, от чего Дио видел мальчика, как слабое и позорное звено в своей семье, но Пуччи нравился этот мальчик. Рикиель изо всех сил старался учиться и в основном интересовался физикой и математикой. Пуччи был уверен, что ему лишь не хватало уверенности в себе, ведь он вполне способен сделать многообещающую карьеру математика или строителя. Он ещё не достиг совершеннолетия, поэтому Дио не имел никаких планов на него. Что касается Унгало, то он был самым молодым и самым непослушным. Он слушался только Пуччи и Дио, и совсем не обращал внимания ни на кого другого. Абсолютно всем его учителям и сиделкам было сложно с ним. Несмотря на хорошее здоровье, Дио презирал его внешность, ведь Унгало не был привлекательным юношей, так похожего на своего отвратительно жестокого отца. Скорее всего, когда Унгало подрастёт его отправят на военную службу, и это вовсе не из-за отцовской неприязни, а из-за того, что юноша обожал слушать о фантастических историях из мифологии и о героических подвигах вымышленных и реальных людей ушедших лет. Унгало был склонен к насилию, и Дио с Пуччи знали, что приструнить его дикий нрав сможет лишь лудус. Из всех детей Дио, Джорно был, по сути, наиболее перспективным. Он был откровенным, умным, хорошо знал нормы поведения в обществе, и, что самое главное, имел свое мнение. Он многим интересовался, включая политику, гербологию, медицину и искусство, но был слишком честолюбив для собственного блага. Дио был слишком увлечён своим старшим и самым многообещающим сыном, меняя планы на будущее юноши по два раза в месяц. Пуччи критически относился к тому, как Дио обращался с Джорно и как сильно жаждал использовать его для достижения собственных целей. Но Дио одновременно гордился и боялся собственного сына. Джорно становился ещё лучше, чем когда либо Дио мог подумать и это без спорно заставляло его гордиться им. Но в то же время амбиции Джорно соперничали с амбициями его отца. Дио всегда задавался вопросом, насколько глубоко закипала ненависти в его сыне во время проявления его бунтарской натуры, что он был готов свергнуть отца с трона. Джорно в свою очередь тоже задавался вопросом о том, насколько свободный он и не отдаст ли его отец внезапно в рабство. Пуччи пытался убедить себя в том, что если он вмешается в отношения между отцом и сыном, то Дио станет меньше оказывать влияния на жизнь Джорно. Но с другой стороны, он прекрасно понимал, насколько сильно были отвратительны взаимоотношения между ними. Отношения между отцом, что так боится собственного гениального ребенка, и сыном, что боится своего тирана отца. Энрико был уверен, что все это так тесно переплетается с историей Сатурна, пожирающего собственных детей, ведь Дио был точно таким же, как он. Таким напуганным возможностями своих детей, что ему не остается ничего другого, как уничтожить их. А Джорно был подобно Зевсу, что готов убить собственного отца и занять его трон, и если это бы произошло, то Пуччи явно бы сошел с ума, хоть их отношения никак не касаются его. Энрико не хотел бы такого конца, но и сказать Дио о том, как нужно воспитывать своих детей, он тоже не мог. Он лишь мог дать ему совет, которые, возможно, будет не в силах ничего исправить. — Джорно пытался убедить меня в том, что вовсе не влюблен в этого гладиатора, — продолжал Дио. — Вместо признания в симпатии к нему, он сказал мне, что гладиатор для него не более чем средство достижения целей. Всего лишь оружие для убийства. По словам моего сына, если ему удастся пленить его настолько, чтобы заставить убить кого-то от моего имени, то мне не придется связываться с преступным миром, который в значительной степени находится под контролем Дьяволо. Стоит отметить, что в теории его план как-то слишком хорошо продуман, но на практике сохранение тайных и фальшивых отношений требует больших усилий. Неудивительно, что я убежден в том, что Джорно влюблен в гладиатора и этот план не более чем байка, которая позволит ему спокойно встречаться с ним. Проблема заключается в том, что я даю ему слишком большую свободу действий. Обычно, я предпочитаю держать своих детей в узде, но Джорно знает, как выскользнуть из-под моего контроля. Он слишком похож на меня… И я прекрасно знаю, на что был способен в его возрасте. Я не думаю, чтобы его что-то могло остановить перед свершением чего-то масштабного, если бы он захотел… особенно встречаться с жестоким убийцей. Пуччи задумался над словами Дио. Он явно беспокоился о том, что Джорно замышляет убить собственного отца, и был почти уверен в том, что Джорно будет слишком напуган, чтобы попытаться сделать это без хорошо выверенного плана. Но опасения Дио были вполне оправданы, ведь он создал сына по своему же подобию, поэтому ему прекрасно известно каким безжалостным может быть Джорно, преследующий собственные цели. — И что же ты решил? Позволишь Джорно осуществить свой план или помешаешь ему? Дио вздохнул. Пуччи не знал, был ли это вздох сопровождаемый принятием собственного поражение или же он отражал беспокойство мужчины. — Я дал ему возможность проявить себя, но только при условии, что он прекратит следовать своему плану тогда, когда я того захочу, и будет делать то, что я потребую. Я считаю это справедливой платой за мое одобрение стать ближе к гладиатору. Этот воин даже не мой раб, так что мой сын сильно рискует, собираясь встречаться с ним на регулярной основе и вдали от посторонних глаз. Если Дьяволо пронюхает об этом, кто знает, что может стать с Джорно… Но, к счастью, Дьяволо не интересует политик, хоть под его властью общественное мнение, ведь его информаторы просто повсюду. И это ограничивает мои возможности в этом городе. Пуччи скрестил руки на груди, прежде чем заговорить. -Даже если так, то не стоит забывать о том, что Дьяволо твой деловой партнер. И все же, как мне кажется, ты не особо этому рад. Дио медленно садится и, кажется, какое-то время в глубоком раздумье созерцает окружающий их пейзаж. Затем поворачивается лицом к Пуччи, рассеянно поглаживая ногу и думая, что ответить. — Мой союз с Дьяволо, несомненно, выгоден для нас обоих. Не многие одобряют партнерские отношения между патрициями и простыми людьми, особенно среди землевладельческой элиты. Но у меня на это свое мнение. Экономика всех римских городов зависит от предприимчивости вольноотпущенников и просто народа. Это общество существует благодаря им и, конечно же, рабству. Но вот ученые считаю себя неотъемлемой частью римского общества. И это заблуждение, о котором мы все прекрасно знаем. Дио встал с клинии и направился к перилам балкона. — Когда мы стали союзниками с Дьяволо, он почувствовал себя польщенным тем, что член элиты увидел в нем значимость в обществе. Говоря это, Дио не мог отвести взгляда от цветов. — Я многое сделал для поддержания нашего дела — Я многим пожертвовал ради нашего с ним дела, выбиваясь в элиту из разрастающегося класса свободных, которых знать называла «оппортунистами» и «вредителями». С финансовой и информационной помощью Дьяволо я могу оставаться политиком еще очень долго… и стремиться к лучшему. Но Дьяволо преследует и свои цели, к тому же он через-чур параноик, который слишком много знает. Его информаторы знают слишком много. куда бы ты не пошел в этом городе, везде есть уши, принадлежащие ему. Меня бы не удивило, если бы он узнал о ночном приключении моего сына еще до того, как об этом проинформировали меня. Так что Дьяволо для меня одновременно и благословение, и проклятье. Без его участия я не смогу завоевать Помпеи. Мы застряли в симбиотических отношениях, которые я глубоко презираю. А теперь еще и мой сын вьется перед его носом, будто предлагая ему себя на серебряном блюде. Джорно должен быть осторожен, но наличие верного убийцы благодаря его усилиям, безусловно, неплохая цель… особенно из-за того, что он потенциально мятежный гладиатор, который случайным образом стал принадлежать Дьяволо. — Значит, твой план заключается в том, чтобы заставить Джорно манипулировать гладиатором, который в последствие убьет своего хозяина? Но что он получит взамен? Угрозу собственной жизни, которую ты превратишь в сущий ад? — спросил Пуччи, быстро прочитав язык тела Дио и поняв, что он совсем не знает, как убедить Джорно. Энрико моргнул и нахмурился, погрузившись в раздумья. — А у Дьяволо есть потомки? — недолго раздумывая, спросил Пуччи. — Да, у него есть дочь, и по сей день он отвергает всевозможные предложения о ее замужестве, хоть и имеет достаточно денег и имущества для отличного приданого. Я думаю, он не намерен делить и рисковать собственными богатствами с другой семьей, ведь прекрасно знает, как сильно завидуют его материальному положению и как сильно хотят его обокрасть. Неудивительно, что его дом находится под такой хорошей охраной из стражей и наемников. Как думаешь, стоит ли нам использовать этот факт в свою пользу? В этот момент Дио сорвал один из цветков, росших прямо на балконе. Пуччи несколько минут молчал, прежде чем озвучить мысль: — Я думаю, что убедить Джорно жениться на ней было бы хорошим планом. Ее отец, возможно, не откажется от подобного предложения от политика, которому он обязан многим. После того, как этот брак состоится, Джорно может попросить своего любовника убить собственного хозяина издалека, без лишних глаз, чтобы никто и не смел подумать на него. И как только Дьяволо умрет, все его имущество, а также приданое жены, попадут в руки Джорно. В том числе, и гладиаторы. Дио посерьезнел, медленно обрисовывая лепестки. Он знал, что этот шаг будет подобен выстрелу вслепую, и результат будет зависеть исключительно от Богов. Но ему хотелось верить, что его план осуществим и что реальна та цена, которой поплатится Джорно. Идея Пуччи была крайне перспективной, но Дио сомневался, что Дьяволо будет так легко в это убедить. Дио озорно улыбнулся, как только ему предоставилась возможность. — И тогда мы сделаем Джорно могущественным. Возможно даже во много раз могущественнее, чем сейчас. Интересно, какова будет месть в конце всего этого испытания? Пуччи пожал плечами. — Может быть, он и не будет мстить, а наоборот будет благодарен тебе за это. Может быть, он почувствует себя благословленным, когда поучит столько власти, свободы и настоящего счастья, что даже и пальцем тебя не тронет. Благодарность — сильное чувство. — Посмотрим, все зависит от результатов. А сейчас я вернусь к нему и предложу заключить сделку. Надеюсь, для него она покажется выгодной. С этими словами Дио сжал в руке нежный цветок. Энрико прекрасно понимал, что Джорно может отказаться от сделки, несущей за собой высокие риски и большое вознаграждение. Он будет молиться всем богам, лишь бы Джорно вышел из этой ситуации не только победителем, но и благодарным отцу за его выбор. Может быть, только это будет в силах помочь Дио избавиться от страданий из-за неустанной ярости Джорно. Может быть, это избавит Пуччи от скоро потери возлюбленного.

***

— Доппио,. к сожалению, я чувствую, что ты единственный, кому я могу доверять. Рука Дьяволо медленно приглаживает влажные распущенные волосы своего раба, на веснушчатом лице которого поблескивали капельки пота, когда он смотрел широко раскрытыми глазами на своего хозяина. — Это звучит ужасно уныло, — ответил «мальчик», положив голову на грудь мужчине. Она была теплой и дарила чувство защищенности. Хозяин Доппио безгранично доверял ему, и это заставляло чувствовать гордость и любовь. Но Дьяволо с каждым разом становился все больше параноиком. Чем сильнее разрасталась его власть над экономикой города, тем сильнее он боялся, что его могут уничтожить другие. Он стал более изолированным от людей, и эта изоляция стала для него зависимостью, которая только и вызывала жалость у Доппио. Несмотря на то, что он был всего лишь его рабом, который мог спокойно гулять по городу ничего не боясь, ведь никто не обращал на него особого внимания, а те, кто знали про его связь с преступным миром, предпочитали не связываться, чтобы не столкнуться с гневом Дьяволо. Быть «мальчиком», принадлежащим богатому человеку, имело свои преимущества. Хотя, конечно, отсутствие свободы воли было негативным аспектом этого процесса. Однако быть избалованным, защищенным и тем, кому доверяют, было нечто таким, о чем Доппио мог когда-либо мечтать, будучи неуклюжим подростком. На самом деле «подросток» был не совсем тем, кем являлся на самом деле. Большинство людей были не в силах определить его настоящий возраст, но он был так же стар как и его хозяин. Причина, по которой он выглядел намного моложе своего реального возраста, заключалась том, что будучи юношей он был лишен возможности взросления. По крайней мере, его хозяин нуждался в нем и доверял ему, так что Доппио был более чем счастлив оставаться рядом с ним, даже когда он впадал в паранойю. — И что же вас заставляет так думать? Что заставляет вас чувствовать себя не в безопасности на этот раз? — спросил Доппио. Сейчас он чувствовал себя в безопасности. Был глубокая ночь, и пламя от масляной лампы лениво мерцало в углу их спальни. Кровать, сделанная из шерсти и набитая перьями, была удобной и уютной. Стен, богато украшенные картинами, разительно контрастировали с довольно простой мебелью, а в воздухе витал запах дорогих благовоний. Они оба были под надежной защитой охраны и запертых дверей, поэтому в данный момент ничто не могло угрожать их жизням. И все же Дьяволо выглядел напряженным. Может быть, в тот день сучилось что-то такое, что заставило его хозяина усомниться во всем и во всех. — Доппио, ты помнишь тот случай, что произошел несколько дней назад? Тот самый, после которого мне сообщили, что один из моих гладиаторов на арене метнул кинжал в сторону сына Дио? Доппио лениво кивнул в знак согласия. Он помнил, что Дьяволо не торопился требовать наказания от Польпо, хоть гладиатор и не причинил никакого вреда. — Я слышал сегодня, что… сын Дио тайно навестил гладиатора посреди ночи. Но какой-то он слишком спокойный по этому поводу. Я слышал, что он отрицал все слухи о том, что его сыну угрожал или что к нему приближался гладиатор. Хотя вот мои доносчики говорят обратное. По какой-то причине кто-то под руководством Польпо допустил эту встречу, и я чувствую. что Дио что-то замышляет за моей спиной. Дьяволо полностью перестал гладить Доппио по голове, что заставило раба посмотреть на него во время разговора. — Звучит странно. Разве Дио не твой деловой партнер, который помогает тебе в политике? — Да, но я боюсь, что наши с ним отношения становятся все более напряженными. Похоже, он слишком честолюбив. Бруно донес мне кое-какую информацию из «Брандо Домус». Ему кажется, что Дио готов использовать своих детей для достижения собственных целей для захвата власти. Вот почему его старший сын внезапно стал сближаться с одним из моих гладиаторов, поэтому я и забеспокоился, что он может попытаться что-то провернуть. Особенно потому, что он скрывал и отрицал все слухи об этом. Доппио несколько раз моргнул, положив подбородок на ладонь и задумавшись. — Ну, может быть, он просто влюбился в гладиатора и решил с ним увидеться. Его отцу не понравится, если об этом начнут пускать сплетни, — предположил Доппио, заставив Дьяволо рассмеяться над глупостью и наивностью этого утверждения. — Сын Дио? Влюблен в никчемного гладиатора? Это просто смешно. Перестань говорить глупости. Этот юноша, скорее всего, не способен влюбляться, и я абсолютно уверен, что простой гладиатор слишком низок в социальной иерархии, чтобы даже смутить это высокомерное отродье. Доппио надул губы. Ему не нравилось, когда Дьявола отрицал его предположения. Большую часть времени Доппио мог просчитывать исход событий с впечатляющей точностью, вплоть до того, что все это звучало будто пророчество. «Мальчик» подумал, не эта ли одна из причин, по которой Дьяволо хотел, чтобы он был рядом. Интуиция Доппио почти всегда была верна, особенно когда его хозяин нуждался в ней больше всего. Но всякий раз, когда он называет его догадки «слишком глупыми» или " невероятными», Доппио тут же делает для себя пометку о том, чтобы сказать: «Я же тебе говорил», когда он окажется правым. И он был почти уверен, что и сейчас все было абсолютно так, как он и сказал. — Если все закончится именно так, я обязательно это вам припомню. От этих слов Дьяволо стал более менее расслабленным. — Тогда давай посмотрим, так ли это. И если это окажется правдой, то я думаю, нам стоит рассматривать эту ситуацию как отличную возможность. Доппио выглядел озадаченным, прежде чем сесть на мягкий матрас. — Каков ваш план на тот случай, если сын Дио станет постоянно посещать тренировочное поле гладиаторов? Дьяволо перевернулся на бок, чтобы лучше видеть своего собеседника. Протянув руку, чтобы погладить длинные волосы, он изобразил демоническую улыбку. — Возможно, мне придется пригласить этого гладиатора в наш тайный отряд убийц. Мне нужно, чтобы он завоевал доверие мальчика и в конце концов убил Дио, либо убедил юношу сделать это самому.Вознаграждением будет его свобода и то, что он больше не будет участвовать в гладиаторских боях. Я думаю, что сын Дио, возможно, подумает, что это хорошая идея, если он действительно влюблен и им легко манипулировать. С этими словами Дьяволо садится, чтобы оказать ближе к Доппио. — А ты как думаешь, мой дорогой Доппио? Мальчик не стал тянуть с ответом. — Звучит превосходно. Историческая справка. В древнем Риме браки в знатных семьях исключительно были связаны с поддержанием политических и экономических дел, а так же только по решению родителей, а не самой пары. Минимальным возрастом для вступления в брак у мальчиков 14 лет, у девочек 12. Но браки между подростками были редкостью и часто мотивировались внезапно возникшими вопросами о наследии и приданом. Большинство мужчин вступали в брак, как только им исполнялось 25 лет, а женщинам 18. Но также родители могли поженить своих детей, как только им исполнялось 7. Мужчины чаще всего были бисексуальны, чем женщины. Их занятие сексом с рабынями проститутками не считалось изменой. Женщин считали обманщицами, если она занималась сексом с людьми низшего класса без разрешения мужа. Мужчины из высшего класса и свободные могли свободно заниматься сексом с обеими полами. Бисексуальность считалась нормой, хотя на этот счет существовало несколько общепринятых правил. Однополые браки не считались официальными и не учитывались в переписи населения. Некоторые мужчины, принадлежавшие к высшему классу, могли вступить в брак со своим полом, но должны были подрожать традиционным ритуалам, присущим для официальных браков. «Мальчиками» называли мужчин, что были либо несовершеннолетними, либо уже взрослыми, но кастрированными в раннем возрасте для сохранения молодости. Римское общество считало нормальным влечение к юным мальчикам, а также люди считали юношей самыми красивыми и называли их красоту " утерянной», как только на их ягодицах появлялись волосы. Император Нерон неофициально женился на юноше, который по его мнению был похож на его покойную жену. Из-за этого ему пришлось кастрировать своего избранника, чтобы тот не утратил своей красоты.