Хлеба и зрелищ.

Из-за бесчисленного количества звезд ночное небо будто пылало, отчего даже теплый свет факелов, масляных ламп и ярких празднеств в некоторых поместьях Помпей не мог укротить неземную красоту безлунного неба. Млечный путь сиял высоко и ярко, из-за чего можно было разглядеть крошечные огоньки звезд. Когда Миста был ребенком, он всегда придумывал свои созвездия, опираясь на животных и людей, которых он встречал в повседневной жизни. Его народ верил, что каждый человек живет и умирает именно в то время, которое отводит ему природа еще задолго до его рождения, поэтому работа пророка состояла в том, чтобы считать уготованную судьбу. Одним из самых популярных методов чтения судеб было считывание положения звезд. Миста всегда находил эту идею интересной, хоть и не научился правильно истолковывать звезды, как жрицы на его родине. Может быть, причина была в том, что он боялся узнать о своем будущем. Может быть, он просто хотел, чтобы жизнь преподнесла ему сюрприз. Но сейчас он был возмущен тем, что не научился этому, когда имел эту возможность. Если бы он знал, как прочесть собственную судьбу, то уж точно бы знал, чего ему стоит ожидать в будущем. Теперь он мог видеть только часть ночного неба через крошечное окошечко в стене своего дома. Прошло уже несколько дней с тех пор, как его высвободили из заточения, но даже это не смогло улучшить качество его сна. Гьячо, его сосед, храпел так же громко, как и разговаривал. Миста даже не припомнит, когда тот говорил спокойным тоном, поэтому ему пришлось задаться вопросом: может быть, он не только плохо видит, но и плохо слышит? Его храп всегда мешал. Кот Формаджио прошелся по груди Мисты и снова улегся на нее, не встретив никаких возражений со стороны брюнета. В это время ночи, несмотря на то, что большинство гладиаторов уже спали из-за невыносимой усталости, Гвидо даже не мог вздремнуть. В его голове царил хаос из мыслей, из воспоминаний о том доме, в котором он впервые увидел Джорно много месяцев назад. Интересно, знает ли он, что я больше не в тюрьме?— удивился Миста, теряясь во времени. Прошла уже целая неделя с тех пор, как они виделись, и он просто не мог не скучать по нему. Но в то же время он боялся дальнейшего развития их отношений, боялся узнать, что перед ним просто разыгрывали спектакль… Впрочем, если эти чувства были не только истинными, но и взаимными, Миста боялся умереть на арене и оставить Джорно совсем одного. То, что юноша из-за него страдает, несомненно заставляло его беспокоиться. Прежде чем они наконец встретились лично и Джорно стал отвечать на чувства Мисты, для гладиатора он стал недостижимым и неприкасаемым источником надежды, подобно созвездию, значение которого он не мог разгадать, но которое все еще было ценно для него. Он всячески цеплялся за фантазию о том, чтобы развивать отношения с Джорно, как за способ справиться с этой ужасной ситуацией, в которой он оказался. Но теперь когда юноша стал тем, кого можно коснуться, с кем можно поговорить и выстроить отношения, Мисте было чего бояться. Впервые за столь долгое время он испугался смерти из-за страха расстроить Джорно. Когда он пытался отдохнуть после тяжелого дня, его раны все еще не зажили до конца, а тело жутко болело, Миста закрыл глаза и загадал желание, когда на небе падала звезда. Он хотел, чтобы судьба, которая была ему неведома, послала ему сигнал надежды на лучшее, а не предупреждала о скорой гибели. Он знал, что при нынешнем положении дел это желание было абсурдным. Его судьба, казалось, лежала обнаженной поперек неба и символизировала трагедию. Но ему все еще хотелось мечтать, цепляясь за надежду. Он начал понемногу расслабляться и чувствовать, как накатывает сонливость, но как раз в тот момент, когда он начал по-настоящему засыпать, кот Формаджио услышал шум, заставивший его спрыгнуть с груди брюнета. Миста открыл глаза только для того, чтобы услышать, как ключ отпирает дверь, которая тут же медленно приоткрывается. Гвидо обернулся и посмотрел на знакомую пеструю ткань, свисающую с плеча Бруно. Мужчина выглядел настороженным, как будто совершал преступление, которое, скорее всего, именно сейчас и происходило. Гладиаторам не разрешалось принимать гостей извне после комендантского часа. Однако Бруно посмотрел Мисте прямо в глаза и жестом поманил за собой. Гвидо ни о чем его не расспрашивал, чувствуя, как тяжело бьется сердце, когда они вышли на улицу. Он тут же надел теплые вещи, чтобы защититься от ветра. — Ничего не спрашивай. Если кто-то поинтересуется, что я здесь делаю, просто ответь, что доставляю вино для Польпо по приказу Дьяволо, а ты идешь со мной, чтобы помочь нести кувшины. Понятно? Миста кивнул, полностью проснувшись и прислушиваясь к любому шороху. Он понятия не имел, почему Бруно ведет себя так подозрительно, но все равно шел за ним, ведь никогда не сомневался в его словах и решениях. Когда они подошли к задним воротам лудуса, Аббаккио открыл железную дверь снаружи, и Миста увидел повозку на заднем дворе. Старая гнедая лошадь терпеливо ждала, когда ей позволят тронуться с места; повозка была крытой, чтобы никто не мог увидеть ее содержимое. Бруно подвел Мисту к задней шторке. Из ее проема появилась пара рук с кувшином вина. Бруно взял его и снова посмотрел на гладиатора. — Не говори ни слова. Не позволяй никому видеть себя. Я вернусь, чтобы вывести отсюда повозку, — пошептал Бруно с легкостью удерживая тяжелый сосуд. Прежде чем Миста успел что-то спросить, пара рук схватила его за руку и затащила внутрь. Было темно, но просвет в ткани позволил немного проникнуть свету. Сердце Мисты ёкнуло, когда его глаза встретились с удивительными бирюзовыми глазами Джорно. — Надеюсь, я не помешал тебе сегодня спать. Как твои раны? — спросил юноша, и легкая, но озорная улыбка, украсила его лицо. Глаза Мисты расширились. Он должен был держать себя в руках, чтобы тут же не сжать блондина в крепких объятиях или не заговорить слишком громко от переполняющего его счастья. Он не мог сдержать улыбки. — Я чувствую себя гораздо лучше, чем когда-либо. Спасибо тебе, — ответил Миста, показывая рану на левом боку и то, как быстро она зажила. Миста так сильно жаждал его прикосновения, что тут же поддался навстречу руке. Джорно, казалось, не сдвинулся с места, вместо этого он продолжал исследовать пальцами рану, сдерживая румянец. — Теперь мне кажется, что все стало гораздо лучше, но я все равно собираюсь сегодня уделить лечению чуть больше внимания. Нам еще предстоит кое-что исцелить. Ты можешь лечь здесь? Это достаточно тесная повозка, но я думаю, что места хватит, чтобы ты лег на спину. Миста заметил, что дно было забито кувшинами, деревянными ящиками и другими вещами, но места действительно хватило, чтобы он лег на пол, а Джорно пустился на колени рядом с ним. Когда юноша начал обрабатывать раны все тем же методом, что и в первый раз, Миста рассматривал его, усердно работающим под небом, что усыпано бесчисленными звездами. И ему наконец хотелось сказать, что уже несколько месяцев он влюблен в него, влюблен в эту неземную красоту, что заставляет его чувствовать себя недостойным этих отношений. Но прежде чем слова слетели с его губ, Джорно снова произнес: — Вчера Бруно сказал мне, что ты вышел из тюрьмы, и я был очень рад услышать это, поэтому и решил приехать, чтобы проверить твое здоровье. Миста усмехнулся. Он был таким милым и излишне официальным. Он действительно принадлежал к высшему обществу, и Мисте не терпелось увидеть, какой он, когда расслабится. Даже лишь для того, чтобы завязать с ним непринужденный разговор. — Не могу поверить, что за мной ухаживает частный врач. Мои товарищи гладиаторы позавидовали бы, узнав об этом. Закончив свою работу, юноша улыбнулся. — Надеюсь, они ничего не заподозрят, ведь наше веселье может мигом испортиться, если о нашем секрете узнает слишком много людей. Прежде чем Миста успел быстро ответить, вернулся Бруно и сел на место извозчика. Гвидо вздохнул, думая, что их время закончилось, но никто не попросил его выйти и вернуться обратно, наоборот они тронулись с места подальше отсюда. Глаза гладиатора расширились от удивления. Это был первый раз, когда он действительно покидал территорию без разрешения. Впервые с тех пор, как его приговорили к рабству, он улизнул тайком. Он попытался сесть, отчаянно беспокоясь о том, что не знает, куда они едут, но Джорно положил свои руки ему на плечи, заставляя замереть на месте. — Слушайте сюда, вы двое. Мне придется тащить эту повозку до самого виноградника за стенами города. Поэтому вам придется молчать всю дорогу, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Стражники из ночной смены хорошо меня знают и пропустят без проверки, но мне нужно, чтобы вы оба вели себя тихо. Когда мы скроемся из виду, вы может сойти с повозки. Я заеду за вами после того, как закончу работу. Понятно? — прошептал Буччеллати. Миста не мог перестать улыбаться, пока его сердце буквально вырывалось из груди от счастья. Его ожидает самое настоящее свидание с Джорно, и за это он не отблагодарит Бруно. Для такого случая гладиатору хотелось выглядеть более презентабельно, но даже такому его виду Джорно не возражал. — Бруно, все же ты отличный напарник. Когда-нибудь мы снова воссоединимся, — произнес гладиатор, на что Буччеллати пренебрежительно махнул рукой. — Не стоит меня благодарить, просто веди себя уже тихо. Я подам знак, когда мы прибудем. После этих слов Миста и Джорно должны были вести себя как можно тише, пока старая колесница раскачивалась из стороны в сторону, проезжая по мощеным камнем улицам. Они были настороже и могли слышать все звуки, который издавали колеса, а так же обрывки разговоров людей. В эту ночь воздух был наполнен звуками далеких светских сборищ, шумными разговорами в тавернах и матерями, что пытаются усыпить своих детей. Ожидание внутри повозки было бы мучительным, если бы они были одни, но, к счастью, это было не так. Мисте хотелось задать ему так много вопросов, но он знал, что с этим лучше повременить. Они оба тихо сидели рядом, ожидая заветного знака. Гвидо не мог ждать так долго, чтобы не дать понять Джорно, как с нетерпением он ждет их свидания, поэтому брюнет взял юношу за руку, молясь, чтобы его ладонь не была потной и мерзкой. Джорно ответил на этот жест улыбкой и крепко сжал его ладонь. Для Гвидо это было достаточным доказательством того, что блондин с нетерпением ждал этой встречи. Бруно подвел повозку к тянущейся очереди, состоящей из таких же как они людей, желающих покинуть город, а после нескольких минут приятной беседы со стражами им удалось покинуть Помпеи. Старая лошадь тащила их повозку по медленно восходящей ввысь дороге к винограднику, где Бруно должен был забрать некоторые вещи. Возможно, некоторые из них были незаконными, поэтому его и попросили выполнить эту работу. У Буччеллати были хорошие отношения с римскими стражами, поэтому он не боялся рисковать своей жизнью ради хорошо выполненной работы. Сейчас же он делал «голубкам» одолжение, медленно поднимаясь по пыльной дороге.

***

Джорно не мог поверить, что до сих пор на их пути не встало никакое препятствие. За несколько часов до этого он сообщил отцу, что идет с Мистой на свидание, поэтому ему пришлось воспользоваться помощью Буччеллати, который как раз осуществлял надзор за торговлей, что было как раз кстати и что так сильно помогло вызволить гладиатора наружу. Они не были ни на каком светском мероприятии, ни на горячих источниках, как это обычно бывало у пар, но это было ничто по сравнению с той красотой неба, которым они могут любоваться, попивая вино, которое принес с собой Джорно вместе с едой, а после они бы могли отдохнуть под деревьями. Это место было довольно прекрасным и дарящим чувство расслабленности. Поистине невообразимое место среди виноградников. Лоза цеплялась за камни, окружавшие колодец, и Джорно задался вопросом, спал ли здесь фермер, чтобы набраться сил в этот жаркий день, а после набрать воды из колодца и вновь продолжить свою тяжелую работу. Миста сиял от счастья, несмотря на то, каким бодрым он казался поначалу. Он знал, что будет жестоко наказан, если его поймают за пределами камеры в такое позднее время, но его улыбка говорила о том, что ради такого момента стоило рискнуть. Как и ожидалось, Миста был голоден и тут же приступил к поеданию пищи, которую Джорно принес им обоим. Гладиатор был лишен возможности пробовать некоторые деликатесы, которые обычно имели на своем столе представители знати. Например, восхитительное мясо павлина, приготовленное с медом и специями, и фрукты, такие как инжир и гранаты. — Они просто восхитительны! Я никогда не ел ничего подобного. Что это? И Джорно продолжал объяснять каждое блюдо, которое он ел. Было очень приятно беседовать с этим человеком, который, несмотря на то, что был обучен наносить увечья и убивать, все еще сохранил в себе невинность и детское удивление, проблескивающее в глазах и улыбке. Впервые Джорно видел его таким счастливы и умиротворенным. Как только он начал есть, болтать и расслабляться в тени деревьев, его настороженность исчезла без следа. — А что вы обычно едите в лудусе? — поинтересовался Джорно, подливая мужчине немного вина. Прежде чем ответить, Миста полюбовался жидкостью. — Мы неплохо питаемся для рабов. Едим фрукты, хлеб и даже немного мяса, хотя блюдо из всего этого довольно-таки простые. А еще есть специальная каша, которую для нас иногда готовят. Обычно все каши пресные, но вот в этой есть мед и всевозможные ароматические добавки. Я и остальные всегда пытаемся угадать, что они туда добавляют, но так и не догадались. Но это же так вкусно. Жаль, что ее не подают каждое утро. Пока он увлеченно рассказывал об этом, то не заметил, как частица изысканного лакомства оказалась в уголке его губ, и Джорно, долго не раздумывая, провел большим пальцем, убирая частичку еды. Миста тут же замолчал, покраснев. — Ты слишком сильно радуешься овсянке. Должно быть, ее действительно хорошо готовят, и это даже вызывает у меня любопытство, — сказал Джорно, позволяя пальцу на время задержаться возле губ брюнета. Гвидо улыбнулся и склонился ближе, целуя ладонь, отчего Джорно забеспокоился, а не вспотела ли его рука. — В следующий раз я попрошу приготовить для тебя дополнительную порцию. Ведь ты просто обязан попробовать это! Прежде чем убрать руку от лица Мисты, Джорно невольно улыбнулся. — Я должен научиться вместе с тобой радоваться мелочам, даже миске с кашей. Миста пожал плечами и поднял кубок с вином. — Жизнь может быть очень тяжелой. Иногда именно такие мелочи заставляют нас двигаться вперед. Например, любимая еда или немного романтики. Может даже вино. — воскликнул гладиатор, жестикулируя кубком и произнося своеобразный тост. Юноша ответил на это, и они оба сделали по глотку. Миста с умиротворенным видом разглядывал содержимое своего кубка. — А знаешь, в Лудусе нам запрещают пить вино. И это довольно печально. Глаза Джорно расширились от удивления. — Странно. Это по какой-то определенной причине? Миста пожал плечами и сделал всего один глоток напитка, который не пил уже почти год. — Они оправдывают это тем, что алкоголь развивает зависимость и нам не стоит напиваться перед битвами. На мой взгляд, это такой абсурд! Джорно вздохнул, поднимая кувшин с вином, а после смотрит на эту красноватую жидкость. Вино, что объединяло многих людей, было запрещено тем, кто был обречен быть шутом для многих. — Хорошо, что я захватил с собой немного вина, — отозвался Джорно, предлагая налить брюнету еще. Миста улыбнулся и одобрительно кивнул. — Знаешь, там, откуда я родом, вино считается почти священным. Мы пили его в основном во время религиозных церемоний и на схожих этому мероприятиях. Но в те времена я не был большим поклонником Дионисия, как бы мне того не хотелось. Может быть, я бы больше наслаждался собственной свободой, прежде чем стать гладиатором. — пояснил Миста, небрежно вертя кубок в руке. Джорно покраснел при мысли о том, что гладиатор когда-то был вовлечен в культ бога свободы, виноделия… и сексуальных извращений. Джорно следовало бы отбросить отвратительные предрассудки и слухи, которые общество распространяло вокруг культа Бахуса. Как бы то ни было, все это уже не имело значения, ведь отсутствие свободы человека было куда важнее. — А какой была твоя жизнь до всего этого? — поинтересовался Джорно, не в силах укротить собственное любопытство, и поставил кувшин с вином обратно на расстеленную салфетку, которую они положили на землю. Миста сделал паузу, чтобы обдумать вопрос, прежде чем отпить еще немного вина и опереться на ствол дерева. — Ты же знаешь, я вырос не в семье и не в доме. Сколько себя помню, я просто странствовал. Такое случается с некоторыми детьми на нашей территории. Мы получаем самое просто образование, контролируемое жрецами храма. Все остальное — наш собственный выбор, поскольку наш народ верил в свободу выбора собственного пути. Однако мы все еще подчинялись богам, и наша судьба, как это считают жрецы, была предписана нам самой природой. Например, ее можно разглядеть в растениях, цветах и даже в расположении звезд ночью. Хотя я никогда не интересовался традиционными методами предсказаний, поэтому создал свой личный — избегание неудач. И это до сих пор работает. Пока Миста объяснял это, Джорно уже лег на землю, повернувшись на бок и положив голову на руку. Ему хотелось закрыть глаза и представить себе гладиатора маленьким ребенком, босоногим, бегущим по полю, обладающим свободой выбора собственной судьбы, что Джорно даже и представить не мог. Юноша одновременно завидовал и жалел гладиатора. Он имел свободу в своих руках, но не смог наполнить ею свою жизнь… только для того, чтобы лишиться ее и броситься на произвол судьбы. Он удивлялся, как ему удается так широко улыбаться и так откровенно говорить о своем прошлом. — Ты скучаешь по свободе? — спросил Джорно, сосредоточившись на лице гладиатора и языке его тела. Мужчина оказался меланхоличным, хоть и на губах его все еще играла улыбка. — Я скучаю по некоторым причинам, но другие заставляют меня думать по другому. Глаза юноши расширились от удивления. Он бы многим пожертвовал, чтобы быть таким свободным, но видеть, что человек, у которого она была, все еще в каких-то моментах ею был недоволен, было немного шокирующе. — Как так? — спросил Джорно, снова садясь и недоверчиво глядя на гладиатора. — У меня не было цели в жизни. Когда ты не привязан к кому-то или чему-то, то начинаешь чувствовать, что жизнь не имеет никакого смысла. Тебе хочется наполнить свою жизнь задачами и целями, потому что иначе какой смысл жизни, верно? — ответил Миста, пристально изучая звезды над ними. Джорно растерянно заморгал. Не то чтобы в словах брюнета не было никакого смысла, а то, что было странно слышать подобное от человека, который когда-то был абсолютно свободен, а теперь живет в рабстве. — Жаль, что у меня никогда не было такой свободы, — признался Джорно, тоже устремив взгляд в небо. Миста усмехнулся. — Но ты же свободен. Ты же не раб. Ты гражданин Рима и занимаешь место в ряду знати. У тебя куда больше свободы, чем у большинства людей в этом мире. — ответил Миста, чьи слова подобно кинжалам пронзали сердце. Джорно был самым свободным человеком в Риме, по крайней мере с точки зрения раба. Но он то знал, что это вовсе так, да и винить гладиатора за подобные мысли не мог. — В обществе нет такого понятия, как истинная свобода. Даже для тех, кто родился в знатной семье, и этот факт не дает человеку никаких прав выбирать самостоятельно свой путь до определенного возраста, а может даже вообще он никогда не сможет сделать это. — произнес Джорно меланхоличным тоном. Миста взглянул на него, и в темных глазах промелькнуло раскаяние. Он, вероятно, сожалел о своих словах, но юноша не хотел, чтобы он извинялся за это. Для раба было вполне естественно думать, что кто-то из элиты имел абсолютную свободу. — Ну… это звучит ужасно. Получается, мы оба ограничены в свободе, — прокомментировал Гвидо, звуча беззаботно, несмотря на все это. И юноша все еще удивлялся, как гладиатору это удается. — Мы не свободны, но… нам все же удалось устроить свидание. И это довольно впечатляюще! Джорно рассмеялся. А ведь Миста действительно был прав, и за это им нужно было отблагодарить Бруно. Джорно немного расслабился и покраснел, когда ему напомнили, что они действительно на свидании и в этот момент могут заниматься, чем угодно. То, что они делали, было уже достаточно рискованно, особенно для юноши, но учитывая то, что уже обратного пути нет, то риск стоит того. Юноша снова посмотрел гладиатору прямо в глаз и нашел в себе мужество пододвинуться ближе, чтобы быть рядом. Миста не стал тратить ни секунды на то, чтобы подозвать подростка еще ближе и прислониться к дереву, обнимая блондина. Обычно Джорно не любил объятия, ни какого-либо другого физического контакта, подобного этому, что происходил в основном между ним и людьми, приходящими в дом Дио. Джорно абсолютно презирал подобные контакты, но сейчас это объятие заставило его ощутить нечто иное. Руки и грудь Мисты были теплыми и ласковыми. Вместо того, чтобы быть напористым или навязчивым, его руки идеально прижимались к телу подростка, не заставляя того чувствовать себя неловко. Эти касания были подобны теплому одеялу, заставляющему юношу чувствовать себя защищенным и любимым. Он мог бы запросто задремать и позабыть о риске, на который они пошли, или обо всех тех опасностях, которые могли притаиться за углом. Джорно почувствовал, что погружается в дремоту, едва осознавая, на сколько он был уставшим за те дни, когда не мог нормально поспать, а в этих объятиях, дарящих чувство безопасности, он ощутил слабость от изнеможения. Ему не хотелось отпускать Мисту. Он хотел проснуться и понять, что они никогда не были в опасности, а это место было безопасным и они могут назвать его собственным. Он хотел проснуться и узнать, что Миста не был рабом, обреченным жить и умереть на арене, или что ему самому не грозит быть брошенным в рабство в борделе. Он хотел проснуться и увидеть, что они с Мистой в безопасности и уюте сидят в объятиях друг друга, а не скрываются от людей. Прежде чем Джорно успел подумать об этом, он уснул, а Миста не мог отвести от него взгляда, исполненного абсолютным благоговением. Он все еще никак не мог поверить в то, что они на свидании, что они обнимаются, как влюбленные, отчего даже юноша уснул в объятиях гладиатора. Он был настолько загипнотизирован этим моментом, что не заметил, как Бруно сидел возле колодца и пил из него воду. Бруно возвращался с задания, после которого он еще минут 20 ждал влюбленных. И пока минуты тянулись он решил немного отдохнуть и выпить холодной воды, что была как раз. Миста заметил его лишь спустя десять минут непрерывного любования умиротворенным лицом Джорно. Бруно, казалось, терпеливо ждал того момента, когда его заметят. И Миста покраснел от сознания того, что все это время за ними наблюдали. Обычно он не был таким застенчивым, как сейчас, но то, что Бруно стоял и смотрел на них, застало гладиатора врасплох. Бруно лишь улыбнулся, а после направился к повозке, оставив пару наедине. То, что Буччеллати вернулся обратно к повозке, означало лишь то, что их свидание подошло к концу, но Гвидо не хотелось ни уходить, а уж тем более не будить Джорно. Все происходящее было похоже на сон. Ему жутко хотелось поговорить хотя бы еще чуть-чуть. Ему хотелось продолжать смеяться. Ему хотелось, чтобы они поцеловались… Миста все еще сильно краснел из-за происходящего, но, не сумев сдержаться, он склонился над Джорно и поцеловал его в губы. Поцелуй, который моментально разбудил юношу, заставил Джорно притянуть Мисту к себе еще ближе. Гладиатор боялся, что в любой момент он может быть отвергнутым, но этот нежный поцелуй моментально растворил все опасения, и Гвидо почувствовал, что может просто растаять в этих объятиях. Сердце бешено колотилось в груди, и ему хотелось, чтобы этот момент длился вечность, но Джорно прервал поцелуй и открыл глаза. Он улыбался, его грудь вздымалась, а покрасневшее лицо было доказательством того, что ему понравилось. Мисте казалось чем-то нереальным желание юноши быть вместе с ним только ради убийств других. Он увидел любовь в этих бирюзовых глазах. Так много любви, и осознание того, что здесь он за чем-то более большим, пришло к нему моментально. Он был здесь рядом с ним, потому что… потому что… Все это время Бруно ждал их, сидя за вожжами лошади, что медленно жевала сено возле дороги, и поняв, что пара не торопится покидать это место, он решил вздремнуть. Историческая справка. У гладиаторов не было личных спален. Они спали по несколько человек в камере, которая всегда была заперта на ночь. Их рацион питания состоял из тех же блюд, что и у солдата во время службы, лишь с небольшим отличием в том, что у гладиаторов было не более трех боев на арене в год. Многие свободные люди добровольно становились гладиаторами, чтобы тем самым достичь славы и богатств. Также, между обычным гладиатором и человеком, ставшим им по своей воли, было небольшое различие. Люди, добровольно ставшие на этот путь, спали за пределами лудуса и не участвовали в особо опасных сражениях. Гладиаторам было запрещено пить вино, они могли пить только воду, в отличие от других людей, что употребляли виноградный напиток, являющийся частью культуры, с раннего возраста. Культ Диониса-Бахуса был сосредоточен вокруг личностной свободы, вина и сексуальных свобод. Как правило, главой религии были женщины, которые были в значительной степени жрицами этого культа. Поскольку это была основная религия тех, кого считали «чужаками» и «неразборчивыми в связях деятелями искусства», элита не одобряла этот культ, предпочитая объединяться с более «уважаемыми богами». Римская элита обычно истолковывала культ бога вина, как культ извращенцев и со временем навязывала их приверженцам правила ограничения для «вакхических собраний» по количеству участников. Благодаря цензуре католической церкви в отношении древних религиозных практик, в настоящее время археологи имеют проблемы с выяснением того, какой именно тип религиозных практик был у Бачаналийцев. В самом начале истории было сказано, что Миста — Фракиец. Некоторые фракийские племена были приверженцами Диониса и пользовались большим влиянием греческой культуры. Одно из племен было даже названо римлянами «сатирийским» (название происходит от «сатир») из-за их сходного образа жизни с богом вина.