Дженни говорит

Однажды Сити не умеет ждать. Отражения в стенах небоскрёбов шепчут прохожим выигрышные номера лотерейных билетов, рейсы, которым суждено разбиться, и марки машин, которым не стоит переходить дорогу. С флагштоков свисают прозрачные ловцы снов и невидимые флаги Девяти Королевств. Поющие ветра в передвижной тележке с едой звенят в такт мантре против демонов. На пересечении трёх улиц стоит камень с предсказаниями, прямо как в той самой сказке. Никто не может их прочесть — камень лежит в фундаменте церкви. У неё нет названия, хотя местные зовут её “Церковью Трёх Путей”, даже не подозревая, насколько правы. Позади её каменного тела — небольшое кладбище. Если пройти сквозь него и повернуть налево, попадёшь к маленькой лавочке под раскидистым деревом. Там всегда тихо, даже когда на перекрёстке не перестают перекрикиваться таксисты и жужжать полицейские сирены. Дерево то словно сбежало из Музея современного искусства: ветви у него красные и совсем без листьев, а по вторникам в их узорах можно разглядеть паутину. Каждый вторник к Церкви Трёх Путей приходит Дженни. Она читает молитву у алтарных свечей, тенью выскальзывает на кладбище и садится на лавку под красным деревом. После запрокидывает голову и улыбается. Кажется, поёт. Или просто шепчет слова песен: битловскую “Let it be”, Веру Линн или что-то совсем не для радио. Что-то про вернувшихся домой волков и разлюбившей друг друга паре, которая надеется погибнуть вместе, держась за руки. По ней нельзя сверять часы. Она может прийти утром или ночью, когда улицы перед церковью сверкают огнями, а в окнах администрации отражается справедливость. Она может просидеть на лавочке половину дня, подставив лицо под сотканную ветвями тень, а может убежать сразу же, словно за ней гонится вся королевская рать. Не пытайтесь за ней проследить. Последний, кто попробовал, жалеет о своём намерении каждый день — если, конечно, вспоминает об этом. Служащие Церкви Трёх Путей никогда не смахивают паутину, если на ней сидит паук. Они не думают, что им кто-то поверит. Они не уверены, что сами себе верят. Они даже больше не уверены, что верить в то, что видишь, вообще стоит. Может, именно поэтому они и остаются в церкви. Дженни перекладывает страницы. Дженни не помнит, мертва она или жива. Дженни шепчет одними губами слова песни, которую никак не выкинет из головы. В ней что-то про волков, и призраков, и вампиров, которых должен благословить Господь. Дженни думает, что было бы неплохо, если бы её тоже кто-нибудь благословил. — Свет, камера! — доносится до Дженни, и она вскакивает с места, отшвыривая бумаги в сторону. Но вокруг темно. И очень тихо. Дженни смотрит себе под ноги: страницы с аккуратным машинописным шрифтом мокнут в лужах. На ногах у неё — алые туфли. Она почти готова стукнуть каблучками три раза, чтобы вернуться домой, но она знает, что и так уже дома. Над её головой — узловатые ветви хэллоуиновских деревьев, кинематографических, которые подошли бы под любой сценарий по Брэдбери. Дженни улыбается. Она пытается вспомнить, в самом ли деле играла Джилл в «Ночи в тоскливом октябре» — это не Рэй, это Роджер, но ведь октябрь такой брэдберевский месяц, как тут не задуматься? Кажется, всё-таки играла. Дженни радостно улыбается. Это хорошо. Ей нравилась Джилл. Она надееется, что выложилась на все сто. За лужами и мокнущими в них страницами — аккуратные ряды камней. На каждом выгравировано имя и эпитафия, иногда дата, иногда — какие-то знаки. Погребение — тоже искусство, и Дженни приходит сюда не только потому, что здесь тихо. У неё всегда было плохо с именами. Она ведь взяла себе самый глупый псевдоним в мире! Дженни Белли, подумать только! Осталось только отрастить живот на радость все таблоидам и сходить на пляж. Не осенью, конечно. Хотя, для такого случая пойдёт и осень. На кладбищах так много уже никому не нужных имён. Да, их могут помнить, к ним приходят люди, но самим мертвецам имена уже без надобности. Дженни уверена в этом так же твёрдо, как в том, что однажды продаст все свои сценарии и озолотится. Как только закончит хотя бы один. У актёров вообще огромное самомнение. И немаленькая наглость. Дженни записывает имена в маленьком блокноте с жёлтыми плотными листами и даже не спрашивает разрешения. Разговаривать с мёртвыми в Сити нельзя — тут вам не крошечный городок, который не найти на картах, где странности — это часть обыденности. Сити — город серьёзный, в нём по кладбищам не шастают вампиры, феи не похищают детей, а в лабораториях не выращивают супергероев. Всему этому место на экранах. Или на бумаге. Может, во снах, если очень повезёт. Дженни смотрит, как расползаются от дождевой воды страницы и оставляет их прямо там, под живописными деревьями, у аккуратной ухоженной могилки. Она выглядит старой, как и всё здесь, так что вряд ли это стараются родственники. Наверное, местный сторож. Дженни уходит, приплясывая в такт песне, и надеясь, что знакомство с Дэвидом Данном пройдёт успешно. Она слышала, что детство его было сложным — это слово произносили вполголоса и оглядываясь по сторонам, словно Дэвид всегда был рядом и подслушивал — и она пыталась представить, какая тайна ему бы подошла. Подсмотренное случайно убийство? Выживший из ума отец, ушедший за сигареты и вернувшийся с чужими ключами? Брат-близнец, запертый на чердаке? И название сценария — «Чердачная дверь». Почти как «подвальная», очень поэтично. Или, может, в детстве он упал в колодец, и с тех пор никогда не снимается в телефонных будках, подворотнях и машинах меньше «Жука»? Дженни встречает Дэвида Данна в солнечное осеннее утро, почти золотое, почти идеальное. У него приятная улыбка, но грустные глаза. Дженни пытается прикинуть, сколько слоёв масок на нём надето. У каждого актёра они есть. Они разговаривают про вафли, про аллергии и чуть-чуть — про их совместный фильм. Дженни решает, что Дэвид Данн похож на подменыша. Одного из тех, кого в детстве утащили феи, а вместо него оставили идеальное прикрытие, полое внутри. Дженни строчит несколько страниц тем же вечером. Она добавляет туда Дримлэнд, когда слышит, как шепчутся гримёры: мол, Дэвид Данн чуть не стал жертвой какого-то психа, из-за которого закрыли местный парк. Что-то там было ужасное с лодочками и конфетами. Дженни думает про ведьму из сказки, про волшебные Двери и мерцающие, почти незаметные в темноте крылья за спиной незнакомки. Детям нельзя говорить с незнакомцами, и Дэвид в истории Дженни это знает, но всё равно заговаривает. Дженни и Дэвид снимаются в фильме и встречаются уже на церемонии вручения «Оскара». Дженни лучезарно улыбается в камеры, замечает Данна в толпе и вспоминает, что так и не закончила его историю. Но это не беда. Однажды — в этом она уверена — всё сложится. Сложится, как город вокруг.