Аминь

someone's gotta hate it's never gonna change gets harder everyday this is one hell of a place keep your heart from freezing to keep yourself believing

      Роджерс оказывается рядом в мгновение ока — напряжённый, с круглым щитом в руках, и смотрит на Брока в ожидании. Но Рамлоу молчит, широко раскрытыми глазами глядя Стиву в лицо, до скрипа кожаных перчаток сжимая кулаки. Тогда Роджерс заглядывает внутрь.       Некоторое время он не может выдавить из себя ни слова. Он смотрит на Солдата так, будто он — величайшее сокровище на свете, а Солдат, в свою очередь, не отрываясь, жадно глядит на него.       Стив почти совсем не изменился с тех пор, как… с последнего воспоминания Солдата о нём, только в небесно-голубых глазах появился лёд. Но он тает, пока Стив смотрит на Солдата, и вытекает наружу, собирается каплями на щеках Роджерса и срывается на устланный соломой пол.       Солдат провожает капли взглядом, полным непонимания, и смотрит на Стива изучающе, но всё же не без испуга. Он не понимает, куда делся Хозяин и старший, почему капитан плачет и чего так испугался Рамлоу. Он не знает, что должен делать, поэтому просто задирает голову вверх, открывая беззащитное горло, показывая альфам, насколько уязвим, признавая их главенство.       — Баки, — шепчет Стив, делая осторожный шаг вперёд. Солдат дёргается и снова тихонько скулит. — Баки, Баки…       Он повторяет это снова и снова, медленно приближаясь к Солдату. Тому хочется разрыдаться: он понятия не имеет, что ему делать, не знает, что происходит — но альфы здесь и ему откуда-то известно, что их не надо бояться. Солдат боится не их. Он ждёт, когда наконец придёт Хозяин и накажет его за всё, что он натворил.       Но Хозяин не появляется, когда Стив опускается перед Солдатом на колени и медленно протягивает к нему руки ладонями вверх, не появляется, когда Солдат осторожно принюхивается и в нос ему забивается запах Стива — альфы, его альфы. Хозяин не приходит, когда Солдат позволяет Стиву коснуться себя.       Роджерс очень осторожен. Он не напирает, не хватает его, не делает совершенно ничего, что могло бы испугать Солдата, но тому всё равно страшно. Он толком не знает, чего боится, но за каждое нарушение установленных правил всегда, каждый раз следует наказание. Ему запрещены любые контакты с лесом, запрещено было даже приближаться к нему, а Старый Хозяин бил его за то, что Солдат смотрел в сторону деревьев. Но волки пришли сюда, захватили семью и, кажется, кого-то убили — Солдат чует тонкий, едва заметный запах крови и начинает трястись ещё сильней.       — Баки, — снова говорит Стив, — ты помнишь меня? Помнишь Брока?       Он позволяет Роджерсу гладить себя по плечу, но молчит. Он не знает, что должен ответить, потому что воспоминания приходят к нему в красных снах, а они всегда приносят с собой боль и страх. Воспоминания Солдата похожи на обломки глиняной статуэтки: они разрознены и раскиданы по полу, и он каждый раз режет руку, пытаясь их собрать.       Он всё-таки кивает, потому что его научили не лгать, и ещё потому, что он действительно кое-что помнит. Кажется, капитану это нравится. На его лице расцветает улыбка, такая радостная и тёплая, что Солдату хочется улыбнуться в ответ. Однако, он давным-давно разучился улыбаться, а потому лишь дёргает уголками губ. Капитана это устраивает.       — Ты помнишь, кто ты такой? Помнишь своё имя? — спрашивает он, и Солдат в ужасе смотрит на него несколько секунд, прежде чем яростно потрясти головой. — Хорошо, ничего страшного. Всё в порядке. Тебя зовут Джеймс Барнс, но я всегда звал тебя Баки. Ты помнишь?       — Красный сон, — хрипит Солдат. — Я видел это в красном сне.       Стив не может знать, что такое красный сон, потому что сам Солдат не уверен, что знает, однако альфа понимает его.       — Можно… можно мне освободить тебя? — говорит он. Солдат колеблется некоторое время, потому что этим всегда занимался кто-то из семьи, но затем позволяет капитану прикоснуться к его ошейнику. Стиву поневоле приходится подняться на ноги. Его массивная фигура нависает над Солдатом, и ему становится неуютно, однако он сидит смирно.       Он слышит тяжёлое дыхание Стива, слышит скрип его куртки, когда мускулы альфы напрягаются. Стив выдёргивает цепь из стены, а затем берётся за ошейник Солдата. Прикосновение тёплых пальцев к шее заставляет того вздрогнуть, даже едва заметно дёрнуться прочь, но сталь гнётся, и дышать вдруг становится легче. Ошейник с грохотом падает на землю, и Солдат поражённо глядит на него некоторое время, после чего поднимает глаза на Стива. Тот улыбается ему.       — Спасибо? — неуверенно шепчет Солдат.       — Не за что, — отвечает ему Роджерс, но, конечно же, его есть за что благодарить. — Ты можешь встать? Ты не ранен?       Солдат в порядке, за исключением того, что у него ужасно трясутся ноги. Его всего колотит, хотя в сарайчике тепло, и Стив замечает это. Он осторожно протягивает руки, обхватывает Солдата за плечи и помогает ему подняться.       Тогда он ловит взгляд Брока. В жёлтых глазах альфы звериная ярость мешается с болезненной нежностью. Солдат замечает, как тот скользит взглядом по его отсутствующей руке, и чувствует стыд, пытается прикрыться, но тяжёлая тёплая ладонь Стива на плече не позволяет. Солдату ничего не остаётся, кроме как подставить своё искалеченное тело под взгляд Брока.       — Как… — В голосе майора сквозят рычащие нотки. — Как это произошло?       — Брок, — строго произносит Стив, — не сейчас.       Солдат не смотрит на него. Ему не сразу удаётся вспомнить, как именно он потерял руку. Сперва ему кажется, что это были дикие звери, волки, затем — что её отнял Хозяин в наказание за что-то. Солдат вспоминает один из красных снов, в котором его «собачья суть» прорывается наружу и он не может сдержать её. Тогда люди отрезают ему левую руку, ждут, когда он совсем озвереет от голода, а затем бросают ему её, и он рвёт свою руку зубами, чувствует вкус крови, от которого желудок простреливает острой болью. Но потом Солдат вспоминает взрыв, царапину на лице какого-то парня и, помедлив, говорит:       — Это не они. Не семья. Это был взрыв. Давно, — голос у него охрип от страха и молчания, и слова он выдаёт обрывками, но, кажется, Брок рад и этому.       Когда Стив подводит Солдата поближе, второй альфа осторожно тянется к нему и Солдат подаётся навстречу.       Запах Брока окутывает его, мешается с его собственным и запахом Стива, и на короткое мгновение Солдата охватывает блаженство, ощущение покоя и правильности. Должно быть, когда-то они были счастливы вот так… втроём. Солдат плывёт в этом смешанном аромате, почти спит на ходу. Ноги подкашиваются, он опирается спиной о Стива, лбом вжимаясь Броку в плечо, и дышит — глубоко и размеренно, не в силах надышаться. Солдат не помнит, был ли у них дом до всего этого, но чувство у него такое, будто после сотен тысяч лет скитаний он вернулся домой.       Брок зовёт кого-то, и ему подают дорожный плащ, в который альфа заворачивает Солдата по самую макушку. Стив накидывает на него капюшон, внимательно смотрит в глаза и негромко просит:       — Не смотри по сторонам.       Солдату любопытно и боязно. Он чует запах крови, слышит дробный перестук сердец людей и негромкое детское хныканье. Им страшно. Солдату хочется узнать, погиб ли кто-то, отчего-то хочется взглянуть на дом и на семью, но взгляд Стива не отпускает, и он покоряется — позволяет обнять себя за плечи и вести куда-то.       Он едва переставляет ноги, но совсем не от тяжести стивовой руки. Земля вокруг дома будто хватает его за ноги, цепляется за него, не желая отпускать. Эта земля нажралась его крови и наслушалась его воплей досыта, и не отпустит свою добычу просто так.       Солдата передёргивает от этих мыслей, он представляет, как увязает в раскисшей от собственной крови грязи, шаг за шагом погружаясь в неё всё глубже. Красный сон просачивается в реальность, и на какой-то короткий, но страшный миг Солдату мерещится его левая рука, окровавленные пальцы которой сжимаются у него на лодыжке.       Это слишком. Солдат кричит, дёргает ногой, спотыкается, хватает Стива за руку, и альфа помогает ему устоять, обнимает, прижимается всем собой, окутывая своим запахом, чувством безопасности. И Солдат расслабляется, глубоко дышит, отрешённо разглядывая свою ногу, за которую, конечно, ничто не цепляется. Это только красный сон, напоминает он себе.       — Сраная псина!       Солдат вздрагивает и поднимает глаза. Капюшон сполз ему на затылок, поэтому первое, что он видит — это тело старшего, распростёртое на земле. Он лежит лицом вниз, неловко подвернув под себя руку, а рубашка на его спине бурая и влажная от крови. Солдат замирает, даже не дышит, не реагирует на голос Стива, на прикосновение Брока и чей-то чужой голос. Он дрожит всем своим существом, его мутит, но он не может отвести от тела глаз. Старший не шевелится, его сердце не бьётся, а запах его крови в какой-то момент заслоняет запах альфы.       — Надеюсь, ты сдохнешь там, волчье отродье!       Он поднимает глаза на остальных членов семьи. Это кричал Айкен. Солдат смотрит в его искажённое злобой и отвращением лицо, чувствует направленные на него ненавидящие взгляды остальных, и тут тошнота становится нестерпимой. Он падает на колени, его скручивает в пустых спазмах — его ещё не кормили, и вместе со слюной жалкими остатками вчерашнего ужина вырываются рыдания.       — Детка, — Брок опускается рядом, кладёт горячую ладонь ему на спину. — Эй, Баки.       Солдат утирает рот рукавом плаща, шмыгает носом и бессильно приваливается к плечу альфы. Он разбит, растерян, ему больно и страшно, и всё, что ему сейчас нужно — это их присутствие, означающее, что он безопасности. Солдат вдруг думает о том, что за годы, проведённые среди людей, он ни единого дня не был в безопасности. Эта мысль резко контрастирует со вбитым в подкорку утверждением о том, что Хозяин заботился о нём, что он спас Солдата и вытравил из него всё «дьявольское», но пережитое с семьёй не идёт ни в какое сравнение с чувствами, которые он испытывает, когда рядом альфы. Солдат долго наблюдает за этой мыслью, пока она приживается в голове, а затем Брок сжимает ладонь у него на плече.       — Не возражаешь, если я понесу тебя? — спрашивает он.       Солдат не против. Он представляет, как это было бы — оказаться на руках у Брока, дышать им, так близко слышать биение его сердца, и кивает. Тогда альфа без видимых усилий поднимает его, бережно придерживая, и крепко прижимает к себе.       Обернувшись, Брок обращается к крупному мужчине с каким-то сложным, тяжёлым оружием в руках:       — Придётся задержаться на пару часов. Баки нужно переодеть и накормить.       — Понял, командир, — отвечает тот, бросив короткий взгляд на Солдата. В нём мешаются жалость и интерес, и Солдат понимает, что и правда жалок — в обносках, похудевший, однорукий, грязный. Испорченный. Непригодный… ни для чего. Эти мысли отдаются болью в груди, он дёргается, пытается вырваться, но Брок крепче притискивает его к своей груди и коротко прижимается губами к его спутанным волосам. Прикосновение вызывает горячую волну внутри, словно обжёгшую внутренности. Солдат удивлённо замирает.       — Тише, детка, — негромко произносит Брок. — Всё хорошо.       Солдат не уверен, что это правда, но всё же успокаивается, обнимает альфу за шею, прижимается щекой к его плечу и нечаянно бросает взгляд ему за спину.       Хозяин сидит на земле, скованный по рукам и ногам. Его правый глаз залит кровью из глубокой раны на лбу, но левый, не моргая, смотрит в сторону удаляющегося Брока. Смотрит в лицо Солдату.       За любое нарушение всегда следует наказание. Солдат так подвёл его, так сильно подвёл, что заслужил жестокую порку. Он глядит на Хозяина в ответ и трясётся от ужаса и вины, цепляется за куртку альфы и скулит. Он не хочет, совсем не хочет, чтобы его побили, но он заслужил это, о да, он заслужил всё, на что способна хозяйская рука.       Солдат снова дёргается в руках Брока, но тут замечает высокую женщину с алыми глазами, стоящую рядом с Хозяином. Женщина тоже смотрит на Солдата, и на краткий миг он слышит у себя в голове её голос. Он не успевает разобрать слов, но её, кажется, это не волнует. Она переводит взгляд на Хозяина, и выражение её лица пугает Солдата. Человеческая маска сползает, и открывается звериная, волчья морда, с оскаленной в ярости пастью вместо красивого женского лица. Но только на мгновение. Затем женщина поворачивается к Стиву, подзывает его к себе и что-то шепчет ему на ухо. Перед тем, как Брок опускает Солдата на землю, он замечает на лице капитана такой неумолимый, страшный гнев, что вздрагивает и отворачивается.       Брок уносит его всё дальше — от тела старшего, от пронзительных хозяйских глаз, от женщины, которая превращается в голос в голове. В маленькой рощице, откуда альфы могли наблюдать за домом семьи, пасутся несколько странных лошадей. Солдат пристально рассматривает их, пытаясь понять, что именно в их фигурах настораживает его, и вдруг понимает — лошади ненастоящие. Он замечает металлические гривы, которые не колышет ветер, видит сильные стальные ноги, оставляющие глубокие следы во влажной земле, щурится на что-то яркое и подвижное промеж их металлических рёбер и крепче сжимает плечи альфы. Брок понимает и замедляет шаг, давая Солдату рассмотреть лошадей получше.       Когда они подходят поближе, навстречу им поднимается женщина. Солдат рассматривает её без страха — она невелика ростом и совсем не выглядит сильной, а рядом с ним альфа, Брок, — но с любопытством. Осторожно тянет носом воздух. Волчица. Солдат крупно вздрагивает, когда понимает; хочет оглянуться, увидеть Хозяина и понять, что тот не злится и не накажет его, но Брок не даёт. Мягко, но твёрдо удерживает его, и Солдат слушается. Не может иначе.       Женщина тоже разглядывает его, нахмурив аккуратные брови, а затем словно вспоминает и говорит, едва дыша и глядя на него так, будто он, как те мертвецы, прямо при ней выбрался из-под могильной плиты:       — Сержант Барнс?       — Мэй, — предупреждающе цедит альфа, и она умолкает, но не сводит с него глаз.       Солдат не помнит её. Не уверен, что помнит, хотя что-то в её лице, в умных карих глазах и небрежно стянутой тёмной косе дёргает за ниточку в его памяти. Ниточка, вопреки ожиданиям, отзывается монотонным «сержант три-два-пять-пять-семь, Барнс», и Солдат трясёт головой, дрожит и жмётся к Броку.       — Детка, — альфа окликает его, заставляет взглянуть себе в лицо. Становится немного легче. — Это Мэй. Она не сделает тебе ничего плохого, ясно?       Солдат кивает, но верит Броку не до конца. Он знает, что женщина его не тронет — он бы не тронул на её месте, побоялся, но её образ продолжает дёргать за ниточки в его голове, пробуждая воспоминания, а они приходят в красных снах. Солдат не хочет видеть красных снов, не хочет вспоминать. Судя по тому, что он уже видел, вся его жизнь состояла из бойни, крови и взрывов. Он предпочёл бы не помнить такую жизнь. Ему достаточно альф и маленького, но тёплого и уютного мирка, который они создают, заключая Солдата в свои объятия, из их общих запахов и прикосновений друг к другу.       Брок усаживает его на поваленное дерево, подстелив чью-то куртку. Солдат жмётся к нему, кладёт голову на плечо, утыкается носом в шею и дышит, прикрыв глаза. Так хорошо.       — Сейчас вернётся Стив, — говорит альфа, зарываясь пальцами в его волосы, коротко прижимается губами ко лбу.       Он хочет сказать ещё что-то, но слова застревают в горле.       Солдат чувствует его гнев, его боль, инстинктивно жмётся ближе, но его запах — запах больного, измученного тяжёлой работой и побоями, слишком долго пробывшего в одиночестве омеги — не успокаивает, а только разжигает злость.       У Брока трясутся руки, и Солдату кажется, что альфа вот-вот бросится назад, к Стиву, женщине, говорящей внутри чужой головы, и людям, закованным в железо. Солдат знает — Брок может сорваться, и едва слышно скулит от страха и отчаяния, потому что ничего не может с этим поделать.       Выручает Мэй. Она приносит Солдату стальную кружку, в которой плещется горячий чай, и тарелку какой-то каши с мясом. Солдат даже не успевает принюхаться, не разбирает, что ему дают, начисто забывает про свою подозрительность — сметает всё подчистую, выпивает несколько кружек чаю, хотя ещё минуту назад думал, что нипочём не сумеет запихнуть в себя еду.       Его вид успокаивает альфу. Брок наблюдает, как Солдат аккуратно («Веди себя по-человечески, ты!»), но быстро расправляется со своей порцией, со странным выражением лица. Солдат бы решил, что альфа тоже голоден, если б взгляд его был прикован к тарелке, а не лицу Солдата. В глазах Брока плещется что-то болезненное и горькое.       — Командир, — Мэй осторожно кладёт руку альфе на плечо. — Вы нашли друг друга. Это главное.       Солдату не нравится то, что она касается Брока. Он не может объяснить это, но ему становится лучше, когда Мэй отходит, бросив в его сторону странный взгляд. Должно быть, ей хотелось ободряюще улыбнуться ему, но она не уверена, что это сейчас необходимо. Солдат тоже не уверен. Ему до трясучки хочется увидеть Хозяина, взглянуть ему в лицо и понять, наконец, что его ждёт, и либо принять заслуженную порку, либо уяснить, что ничего плохого не сделал. Но Хозяин не приходит, не присылает никого из сыновей. Солдату неспокойно.       К тому времени, как возвращается Стив, Солдат переодет в одежду Брока. Вещи альфы ему велики, но ничего другого Солдат и не надел бы. Так ему спокойней. Он кутается в тёплую куртку, утыкается носом в воротник, снова дёргает уголками губ, пытаясь вспомнить, как улыбаться. Впервые, как оказалось, за очень долгое время накатывает расслабленность на грани с сонливостью. Ему тепло, он сыт и одет, рядом есть те, кто о нём позаботится…       Забота Стива и Брока кардинально отличается от заботы семьи. Солдат хмурится, думая об этом. Он не может выделить ничего конкретного, но чувство диссонанса не отпускает. Хозяин называл заботой то, что сделал с ним, убедил в том, что Солдату стало лучше, но теперь он в этом совсем не уверен. Ему хорошо так, как сейчас — среди своих соплеменников, думает он со странным трепетом. Он чувствует себя защищённым.       Стив возвращается, и Солдат поднимается ему навстречу. Чуть позади Роджерса — другие альфы, и среди них женщина с алыми глазами. Она пугает Солдата, хотя теперь не выглядит страшной. Солдат на всякий случай отходит Броку за спину.       — Это Ванда, Баки, — говорит Стив, указывая на женщину.       Он кивает, но не подходит ближе.       Стив сам приближается к нему, обнимает, притискивая к широкой твёрдой груди, сжимает в своих объятиях до хруста, почти до боли. Солдат жмурится, но не возражает. Он думает, что хотел бы провести вот так — обездвиженный ими, спрятанный от всего мира — недели или даже месяцы. Быть может, после такого продолжительного и тесного контакта ему действительно стало бы лучше.       — Полковник Роджерс, — осторожно спрашивает Мэй. — Что дальше?       — Дальше — грёбаная бюрократия, — отвечает за него Брок. — Не знаю, как мы всё это провернём, но притащить Баки в цивилизованный мир, никому ничего не сказав, не получится.       — Я решу этот вопрос, — говорит Стив. Солдат чувствует вибрацию голоса в груди альфы, слышит в нём какую-то мрачную решимость. Он не уверен, что понимает, о чём они говорят, но усталость и злость, с которой альфы произносят это, напрягают его.       Солдат тревожно прислушивается к их разговору, по-прежнему опустив голову Стиву на грудь. Альфа поглаживает его по спине, то и дело коротко прижимается гладко выбритой щекой. Солдату кажется, что на них неприкрыто глазеют, но когда он украдкой оглядывается, обнаруживает, что никто не обращает на них пристального внимания. Будто он всегда был и остаётся частью их отряда.       Сквозь занавес беспамятства просачивается что-то, жалкие осколки того, что было с ним бесконечно давно, но Солдат, кажется, вспоминает: да, он был частью их команды, он, Стив и Брок. Они не всегда были вместе так, как сейчас, втроём, но никогда не разлучались надолго.       Солдат вспоминает Стива: Роджерс был всегда, так, будто они и родились вместе, держась за руки и глядя друг на друга. Брок появился потом. Солдат вспоминает его изучающие жаркие взгляды, кривую усмешку и волчьи жёлтые глаза. Волчьи, думает Солдат, не потому, что Брок — оборотень, а потому, что смотрел он словно на что-то далёкое, недосягаемое, смотрел с затаённой горькой нежностью, и завидуя, и сердясь одновременно.       Солдат вспоминает своё поведение и чувствует, как щёки печёт. Ему нравился Брок и нравилось замечать, что Стив понимает его чувства. Они не сразу решились это обсудить — такие отношения не то что бы порицались, но и обыденностью не были. Стива пугали подколки отряда Брока и чужие любопытные взгляды.       Солдат не помнит, чтобы его это волновало. «Вижу цель — не вижу препятствий, а, командир?» Свой собственный голос звучит непривычно живо, переливается эмоциями — смехом, желанием, любовью, задором. Солдат не узнаёт себя, но знает, что голос его. Это странно, это пугает — вспоминать себя другим, не тем, кого из него вырезал Хозяин. Солдат ещё помнит, что делать этого нельзя. Его мелко трясёт от противоречий, кажется, ещё немного — и он не справится, утратит разум, отдаст тело чудовищу. Солдату страшно.       Он натыкается на горящий взгляд Ванды. В этот раз её красивое лицо не скалится от гнева. Она улыбается, и где-то в животе Солдата вдруг становится тепло. Её глаза не отпускают, и ему вдруг становится лучше. Страх и растерянность не уходят насовсем, но будто прячутся под толстое ватное одеяло, соглашаясь повременить ещё немного. Ноги Солдата слабеют, веки становятся невыносимо тяжёлыми. Он опирается всей тяжестью на Стива, покрепче обхватывает его за шею единственной рукой и медленно уплывает в тихую мягкую тьму, в которой нет места красным снам.