Азбука Волейбола

Иногда Д — это дорога, а иногда — дом. Иногда слова сливаются, путаются, меняются. Дорога домой, дорогой дом, другой дом, дом друга, друг дома… Дорогой друг?.. Друг в дороге? Дорогой друг по дороге домой? Дорогой друг по дороге домой. Д — это ещё и Дайчи, но думать об этом больно, словно тыкать раскалённым прутиком в незажившую рану, помноженное на пятьдесят девять «люблю», которые Суга шептал, мурчал, перекатывал на языке, кричал надрывно и выплакивал навзрыд. «Др-д-др-р-д-д-д», — гремит задняя подвеска старенького автомобиля. Сердце тоже барахлит, но не так звонко, весело, игриво. Сердце стучит глухо, и всё глуше, и глуше… «Тук». И ни одной сонорной нотки, ни одного яркого образа, за который мог бы зацепиться слух. Прям как в его имени: Коши. Тихо, неброско, шелестяще-ласково. Хотя сердце Суги — оно же дурное, дребезжащее, дрожащее, дарящее, дурманящее, с этим «рд» посередине, в самом центре слова. Ничего глухого в нём нет, да, «с» вначале, с присвистом, лёгким, как дыхание. Да, это «ц» ближе к концу. Этакое «ц» Тсукишимы, его вечно-недовольное, его глазазакатываемое… Суга не филолог, не лингвист, но ему нравится фонетика. Фонетика — даже звучит приятно, мелодично. Всё потому что Суга не волейбольный маньяк, у него и другие интересы есть. «Др-д-д», — бурит нестройность его мыслей подвеска, как капризный ребёнок — стену из конструктора. Суга отпускает образ легко, расстаётся без притязаний, как с расслабленной подачей. Не той, что для победного, выгрызенного очка, а невесомой, мягкой, тренировочной. Вот, Кагеяма, тренируй пас. Вот, Хината, тренируй съём. Пас для Тсукки, пас для Асахи, пас для Тадаши, пас для Танаки. А для Дайчи — сердце со звонким «рд» посередине. Вот, Дайчи. Лови. В волейболе ловить нельзя. Можно отбивать, пробивать, выбивать, забивать… Бить, в общем, с разными приставками. Сердце Суги крепкое и сильное, но даже оно, такое надёжное и всеобщее, требует бережного обращения. С ним так нельзя. «Др-др-д-д», — согласно подтверждает подвеска. Дорогой друг — это, конечно, он. Дорогой, значится, ценный. Важный. Значимый. Любимый? Нет, любимый — это уже не друг. Или друг? Есть ли любовь без дружбы? Есть ли дружба без любви? Суга морщится: ему не нравится мыслить философскими абстрактными категориями. Суга не философ, он связующий. Запасной. Стало быть, не очень-то и ценный, не особо значимый, не слишком важный, не прям-таки дорогой. Отметаем. Дальше. Друг. Ну это точно про него. Суга — друг для всех. Друг общего пользования. Друг, раздающий советы и пасы направо и налево. Всегда поддержит, всегда поможет, всегда приободрит. Всегда излучает ласковый и тёплый свет. Маленькая такая электростанция. Если Дайчи — опора команды, то Суга — мягкое покрывало, стелящееся сверху, чтобы сидеть мягко, чтобы попа не мёрзла, чтобы пахло порошком и домом. Дом. Дом там, где твоё сердце, так? Сердце с «рд» посередине. Сердце Суги — оно давно у Дайчи. Сердце у Дайчи, дом рядом с сердцем. Дайчи, следовательно, дом. Суга снова хмурится: логика рукоплещет, подвеска неодобрительно дрынчит, подмена логических суждений на лицо. Остаётся дорога. Тут всё наконец-то легко и просто. Он в драндулете, драндулет на дороге. Просто, как скороговорка для младшеклассников. Драндулет увозит его от Дайчи, от дома, от сердца. Плохо. Слово плохо тоже глухое, пыльное, сухое, как песок. Сыпучее. Суга бережно берёт своё «плохо», убаюкивает, как ребёнка, лелеет. Оно рассыпается в его руках, утекает сквозь пальцы. Оно — это время. Время — это плохо. Суга играется с субъектами и объектами логических суждений, перестраивает их кубиками. Всё тот же конструктор, всё то же «др-д-д», которое его рушит. Суга готов начать заново и собрать по камушку Великую китайскую стену, если эта стена отгородит его от мыслей о Дайчи. О том, что драндулет увозит всё дальше и дальше. Старый драндулет его отца, которому предложили новую работу. Не драндулету, а отцу, хотя они похожи: ворчливые, надёжные и разделяющие их с Дайчи километрами, милями, фьордами. Чем ни мерить расстояние, оно останется тем же. У Суги будет новый дом. Наверное, новые друзья-проводники, которым он будет скармливать энергию своей карманной электростанции, чтобы не взорвалась к чертям. Не будет только нового Дайчи и нового сердца. Эти двое — их уже не разделить, пусть остаются спаянными, сросшимися. Д — это долго, дико, давяще. Д — это дышать через боль и продолжать производить свет. Д — это думать о чём угодно, лишь бы не о нём. Д — это «дурак, дурак, дурак ты, Дайчи, что не остановил меня». Д — это «да, я бы остался, если бы ты попросил». Д — это… «Дай нам ещё один шанс», — которое Суга не слышит, а Дайчи не говорит.