Ё (Тсукишима/Ямагучи, часть 1)
7 ноября 2019 г. в 17:12
Ё — это ёрничать. А ёрничать — это так в духе Тсукишимы. Точнее, не так. Это и есть дух Тсукишимы, вся его суть в одном ёмком слове. Тсукки груб с Хинатой, безжалостен с Кагеямой, колок с Дайчи, скептичен с Сугой, насмешлив с Танакой, циничен с Асахи, глумлив с Нишиноей, едок с Куроо, ядовит с Ойкавой, ехиден с Бокуто… С Ямагучи Тсукишима раздражён.
Ямагучи, по идее, его лучший друг, а значит, должен бесить меньше всех, но шаблон трещит по швам, рвётся и оставляет Кея с понятной до очевидности истиной: Ямагучи — хуже их всех вместе взятых.
У Тсукишимы есть целый список того, что его в нём бесит:
1. Это звонкое или приглушённое, возмущённое или сочувственное, виноватое или обвиняющее, радостное или встревоженное «Тсукки!», всегда, всегда означающее, что кто-то лезет не в своё дело.
2. Веснушки.
3. Преданно-щенячий взгляд обыкновеннейших глаз абсолютно невыразительного цвета. Серьёзно, весь Ямагучи отвратительно зауряден: мышиные волосы, средний рост, непримечательное лицо, даже способности в волейболе у него до тошноты посредственные.
4. Веснушки.
5. Эта его вездесущность, навязанная забота и защита, о которой Кей никогда его не просил. Ямагучи слишком много в его повседневной жизни, аж блевать тянет — а это, к слову, симптом передоза.
6. Веснушки.
7. То, как Ямагучи подсаживается к нему на обеде, щебечет что-то взбудораженно, как провожает его до класса, провожает его до дома, провожает его с катушек.
8. Веснушки. Даже. На. Руках.
9. Летом их ещё больше, прямо невыносимо много.
10. И нос у него вздёрнутый, и весь в этих тупых веснушках. Это вообще нормально?
11. Может, это болезнь?
12. Имя. Тсукишиму бесит его имя. Та-да-ши. Барабаны и шёпот. «Та-да» стучащего сердца, и мягкое такое, ласковое окончание. Тихое. На «ши» сердце молчит. Остановилось.
13. Веснушки уже были?
«Нет, точно: болезнь», — думает Тсукки, когда разглядывает Ямагучи после тренировки. Парень запыхался, вспотел и устал. Переодевается. Кей спокоен, как удав. Нет, как кобра, затаившаяся в высокой траве. Кей смотрит: узкая поясница, широкие плечи. Позвонки словно вот-вот прорежут кожу. Рёбра вздымаются тяжело, но красиво. Ямагучи пьёт — и кадык живописно скользит вверх-вниз. Медленно так. Издевается.
— Тсукки, ты чего? Устал? Болит что-то? — голос Ямагучи журчащим родником прорывает каменные стены, отгородившие Тсукишиму от реальности.
— Да. Устал тебя ждать, а болит сердце за твою мать: ты, наверное, год из неё вылезал с такой-то тормознутостью.
— Не ёрничай, — осаждает его Дайчи, проходящий мимо. Капитан последний, все остальные уже успели уйти. Только Сугавара ждёт снаружи — то ли клубную комнату закрыть, то ли Дайчи, чтобы пойти домой вместе.
А Ямагучи и не обижен: смеётся и торопится — в общем, позорится всеми доступными ему средствами.
— Не надо провожать меня до дома, — говорит Кей уже на развилке. Ямагучи направо, ему — прямо.
— Но, Тсукки… Темно же.
— И?
Внешне Кей сама непоколебимость. Изваяние изо льда. Но внутри что-то нехорошо так ёкает. Ямагучи теряется, мнётся. Бесит.
— В-вдруг… что.
Ну да. Действительно. Вдруг что. Огромное, страшное что сожрёт Тсукишиму и не подавится. Конечно, в их спальном районе такое каждый день случается.
— А с тобой вдруг что? — цедит Кей, не сводя с друга пронзительного взгляда. Только выдержать его не получается: сам собой соскальзывает на проклятые веснушки. Сколько там их?.. Хочется посчитать. Может, взять маркер и соединить линиями, как созвездия на астрономической карте.
— Со мной?
— У тебя со слухом проблемы или с головой? — фыркает Тсукишима и отворачивается. Если у Ямагучи проблемы с мозгом, то у него самого — с сердцем. Аритмия страшная. Хроническая.
— Тсукки, ты… Ты за меня беспокоишься? — в голосе Ямагучи столько неподдельного удивления, что у Тсукишимы отказывает сарказм. Напрочь. Вместе со всеми внутренними органами.
— Вот ещё.
— Ох.
Разочарованием Ямагучи окатывает, как холодной водой. Аж мурашки бегут.
— Просто вали домой, — собрав всю свою волю и деланное безразличие в кулак, говорит Тсукишима и резко разворачивается, ступая вперёд и не оглядываясь. На какой-то момент ему кажется, что Ямагучи побежит следом или окрикнет его этим нелепым «Тсукки!». Кей даже репетирует раздражённую мину, даже возводит мысленно курок, чтобы выстрелить колкостью или ядом, только в глубине души понимает: это не нападение, а оборона.
Только вот против пустоты и молчания не выставишь щит.
Ямагучи не бежит следом, Тсукишима не оборачивается.
Сердце дважды отчаянно бьёт в грудь и с тоской замирает.
Та-да-ши.