Азбука Волейбола

П — это пляжная серия, которую мы все заслужили.

***

Укай смотрит на весь этот детсад умиротворённо, перекладывая сигарету из одного уголка рта в другой. Такеда улыбается: «С угрюмой ухмылкой, только ты так и можешь», а Укай чуть качает головой. Он не угрюм. Он и сам когда-то был школьником. Пляж — почти дикий, безлюдный. Укай сам его нашёл, петляя по серпантинам (автобус то и дело осквернял несчастный желудок Хинаты) и забираясь всё дальше и дальше от города и посторонних глаз. Воронята возятся в песке, плещутся в море и смеются, будто в последний раз вместе. Возможно, так оно и есть. Скоро третьегодки разлетятся по стране, вывалятся из уютного гнезда и расправят матёрые крылья. Рассыплются, словно порванная цепь. Но они не забудут друг друга, Укай знает. Потому что они не просто школьные друзья. Они команда. Иттетсу приносит им мороженого, успевшее подтаять за время недолгого пути от мини-холодильника в автобусе до местечка, где они устроились: достаточно далеко от ребятни, чтобы не мешать, но недостаточно, чтобы терять из виду. Такеда забавный: без рубашки и галстука, в одних цветастых шортах и футболке, но всё ещё сосредоточенный и озабоченный. Никто из воронят не знает, что футболка на их кураторе на самом деле принадлежит тренеру, а пластырь на шее скрывает неосторожный засос. Вовсе он не резался бритвой. — Расслабься, Тетсу. Не утонут они, — фыркает Укай, с довольным прищуром наблюдая, как покрываются стыдливым румянцем щёки Такеды из-за того, что он вот так — открыто, опасно — использует их домашнее прозвище. Укай не боится: воронятам дела до них нет, они слишком заняты своими глупостями. Хината вот, уже откопанный из горы песка, возводит с Нишиноей замок, который Кагеяма скрупулёзно украшает ракушками, то и дело начиная орать на никудышного строителя. У Нишинои, правда, получается ещё кривее, но на него первогодка повышать голос не смеет. Волны еле-еле доходят до песчаной стены, зато каждый раз облизывают колени и бёдра мальчишек, слишком увлечённых, чтобы обращать на это внимание. На мелководье перебрасываются мячом старшие с Танакой, и Укай грустно улыбается, когда подмечает взгляд Дайчи: тот смотрит на Сугу долго и молчаливо, пока тот не видит. Они поедут в разные университеты. Асахи тоже то и дело бросает жалостливые взгляды на Нишиною, но тот игнорит его с завидным упрямством. Демонстративно хохочет и дурачится, делая вид, что всё в порядке, хотя Такеда сказал, что слышал их ссору. «Ничего, — думает Укай. — Помирятся». Иттетсу слегка отвлекается на мороженое, но всё равно искоса поглядывает на подопечных. А Укай смотрит на тяжёлые сладкие капли, стекающие по пальцам и подбородку парня, и думает: вот неряха. Нестерпимо хочется податься к нему и слизать их. Ну ничего, они ещё непременно уличат минутку наедине. Своё собственное мороженое он приканчивает в два укуса и теперь ничего не остаётся, кроме как смотреть на дразняще медленные движения языка и губ. Укай бы даже мог подумать, что Такеда издевается, если бы тот был на такое способен. — Пойду окунусь, — сообщает он. Кому-то явно пора остудиться. — Поторопись, — советует Такеда. — Тебя скоро снова позовут судить матч. — Да уже под тридцать сетов сыграли, хватит пока. Укай цыкает и уходит. Это не тренировочный лагерь, пусть отдохнут. Хотя некоторых с силой пришлось выгонять с площадки. И спасло, наверное, только то, что это не их волейбол, а пляжный. — Кейшин, — тихо окликает Такеда. — М? — Давай вечером оставим Савамуру за старшего и вернёмся сюда вдвоём, — он говорит негромко, но Укай слышит каждое слово, и каждое слово трепетом задевает сердце. В такие моменты он чувствует, что нет, ни черта он не «ответственный взрослый», какое там? Ему двадцать шесть, он молод, полон сил и идиотской влюблённости в парня, который его на три года старше, но при этом на десять — наивнее. В парня, немного нервного и рассеянного по утрам, сонливого к обеду и смущённо-пылкого, стесняющегося собственного возбуждения вечером. Укай подмигивает, отворачивается и зажигает сигарету, прекрасно понимая, что с такими заявлениями от Такеды он прикончит её в две затяжки — как раз по пути к воде. — И не кури при детях! — строго наказывает Иттетсу вслед. Укай ухмыляется: «оральная фиксация, детка», и еле сдерживается, чтобы не оглянуться ради возмущённого румянца. Ну ничего. Он ещё насмотрится на него вечером, когда будет находить песок по всему телу Такеды, даже несмотря на освежающий совместный душ. Пошутит про ископаемое и археолога, скрывая за подколками теплящееся в груди счастье. Он проходит мимо зонтика, под которым читают Тсукишима и Ямагучи. У них одна на двоих книжка, и обоим приходится потесниться и тянуть шею. Тсукки наверняка читает быстрее и ждёт Тадаши на каждой странице, ворчит при этом, но ждёт. Второгодки неподалёку играют в карты, и Укай думает по пути обратно напроситься с ними. Кто осмелится отказать тренеру? Он заходит в воду плавно, почти статно, хотя раньше бы кинулся вперёд сломя голову. Да и сейчас бы кинулся, не будь рядом детишек, считающих его взрослым. Но ему не обидно: это не рамки, а необходимые для совершенствования границы. — Тренер, давайте с нами! — улыбается Суга, пасуя большой надувной мячик, и в его глазах Укай видит отражение солнца и моря, веселья с лёгким налётом неотвратимости. А когда они, наигравшись, выдыхаются и ползут уставшие на берег, Дайчи чуть кланяется. — Спасибо вам. За поездку. — Спасибо, тренер! — подхватывают воронята со всего пляжа, словно репетировали. — Надо будет в следующем году повторить, — добавляет Суга. Укай уверенно ухмыляется: — Без проблем. Хотя и он, и ребята понимают: не выйдет. У третьегодок, уже студентов, будут свои планы, свои новые команды. Может, они и вовсе бросят волейбол. Ещё через год выпустятся второгодки, оставив команду на плечах своих кохаев. Потом уйдут и они, растеряются по миру, оставив позади солнечно-воронью форму. Найдут свой путь в жизни — юные, уверенные мечтатели. Так и должно быть, это правильно. Поэтому Тренер не грустит. Поэтому все со смехом повторяют: «Да! Через год — обязательно!» Укай помнит, как и они с командой давали друг другу это обещание. И как ничего от команды не осталось, кроме как бережно хранимых воспоминаний и заржавелого «через год». Через год — обязательно.