Азбука Волейбола

Р — это рисунок, который выпадает из кармана Кагеямы. Хината, идущий сзади, поднимает его с добросовестным намерением вернуть владельцу, даже оклик уже назревает в горле, даже «Ка…» почти срывается с губ, но вдруг воздух твердеет и приходится его выкашливать. А дальше — театр абсурда. Действие первое: Кагеяма оборачивается, Хината давится кашлем и стыдом, рисунок сминается в потной ладошке. Действие второе: перекрёсток, неловкое прощание, хмурые брови связующего оказываются выразительнее слов, несостоятельность речи Хинаты выходит на совершенно новый уровень. Действие третье: педали велосипеда то и дело выскальзывают из-под ног, колёса виляют, мысли пульсируют, скомканный рисунок прожигает ладонь. Действие четвёртое: дверь комнаты закрывается на замок, словно рассматривать рисунок иначе может быть опасно. Пауза. Хината нервно оглядывается и на всякий случай опускает жалюзи. Пауза. Действие пятое: рисунок с порнографической медлительностью и интимным шуршанием раскрывается, губы Хинаты раздвигаются в немом изумлении, в животе тягучей патокой сворачивается жар. Появляется стояк. Молчание. Занавес. Театр абсурда вдруг превращается в постмодернистское месиво из мыслей, образов, размытых границ и поломанных рамок. Мир рушится и распадается, чтобы сложиться снова перепутанными паззлами, и не понять — где край, где середина. И только на одном фокусируется сознание. Только одно не расплывчато, а до рези в глазах чётко. Он и Кагеяма. Кагеяма и он. В компрометирующей позе, в постыдных деталях. И если, поднимая рисунок с земли, Хината успевает лишь украдкой скользнуть по нему взглядом, то теперь может рассмотреть во всех шокирующих подробностях. Кагеяма вжимает его (нарисованного его!) в футон своим оголённым телом. Хината мысленно сравнивает мускулы карандашного Кагеямы с мускулами Кагеямы настоящего, и понимает: этот придурок себя приукрасил! А вот его, Хинату, напротив сделал каким-то слишком уж исхудавшим и женственным… И гибким. — Да я бы так никогда не смог… — шепчет на выдохе Хината, глядя на колени, закинутые Кагеяме на плечи. Или смог бы?.. Кагеяма часто помогает ему с растяжкой перед тренировкой, неужели ради этого?! Блин, нет, он не хочет об этом думать! Впрочем, на рисунке есть на что поглядеть и кроме угловатых коленок. Смущённый румянец на щеках нарисованного Хинаты — точь-в-точь такой же, как сейчас на щеках настоящего. Только вот Шоё уверен: на его лицо румянец ложится не милыми пятнышками на щеках, а заливает его целиком, делая похожим на варёную креветку. Креветка-Хината не выглядит так развратно, это точно. Его похотливый клон на рисунке шепчет: «Тобио», и Хината Оригинальный делает сложное лицо. Тобио? Об этом мечтает Дурояма? Чтобы он звал его Тобио? Но почему-то двумерный Кагеяма не стонет «Шоё», нет, он слишком сосредоточен на том, чтобы оставить очередной укус на шее Хинаты. «Фетишист», — в ужасе думает тот, невольно трогая натянутую на ключицах (вовсе не таких выразительных, как у двойника) кожу в нелепой попытке стереть с неё фантомные следы засосов. Но это ещё не самое страшное. Хуже стиснутых запястий, хуже блещущих в глазах слёз («Ах ты мерзкий извращенец, насиловать меня удумал?!») — член Кагеямы, упорно вбивающийся между ягодиц несчастной жертвы. Интересно, он у него реально такой большой или и здесь как с мускулами?.. То есть, нет! Вовсе не интересно! Хината порывисто комкает рисунок, выкидывая в урну. Нет, там его могут найти… Кидается к мусорнице, достаёт листок, прячет глубоко в шкаф, меряет шагами комнату. Нет, и там могут! Сжечь его, что ли?.. В унитаз смыть? Проглотить?.. Чёртов Кагеяма! Об этом ты, значит, думаешь?! Хината вдруг замирает, осторожно раскрывает листочек и тотчас же комкает снова. Грёбаный рисунок никуда не исчез и приличнее не стал ни на штрих. Нет, уничтожать его нельзя, а то, проснувшись завтра, Хината решит, что это ему почудилось. Не мог же Кагеяма, в самом-то деле… А вот мог! Ещё как мог. «Я и не знал, что он так красиво рисует», — думается Шоё невпопад, но он быстро себя одёргивает. Нихрена не красиво. Уродски. Мерзко даже. Больной он ублюдок. Только вот… Только вот почему и у Хинаты встал?! Неужели он тоже извращенец? Нет, он нормальный, это просто обычная реакция организма… Он ведь подросток: видит порно — возбуждается. Простая физиология. Стояк — это вообще не проблема. От него избавиться куда легче, чем от злополучного рисунка. Надо просто подумать о ком-то определённо женского пола, о ком-то бесчленном, о ком-то вроде… Шимизу? Нет, она слишком великолепна, нельзя осквернять её подобными мыслями. Давай же, Хината, просто представь себе какую-нибудь милашку. Длинные шелковистые кудри, упругая грудь, тонкая талия. Не Кагеяма, точно не он. С Кагеямой бы вообще приятно не было. Кагеяма… Он же такой грубый, вечно его за волосы тягает. И если бы пальцы Кагеямы… Пальцы Кагеямы в его волосах… И губы — губы у него наверняка не мягкие и ласковые, они шершавые, сухие, горячие, они бы впились с напором, смяли бы, и Хината бы их прикусил, потому что нехер лезть, Дурояма, и вообще, тебе обязательно быть во всём первым, да? А вот нет, фиг тебе, инициативу и Хината может перехватить, и, о, как распахнутся твои глаза в удивлении, синие такие, космическая бездна, но нет, Шоё, идиот, космос чёрный-чёрный-чёрный и безграничный, как больные зрачки… Хината готов спорить: космос не чёрный, космос имеет цвет его глаз. И не позволил бы он себя в футон вжать, не позволил бы свои запястья заковать цепкой хваткой, нет, даёшь рукам свободу, даёшь рукам волю оглаживать широкие, худые плечи, не мускулистые, как на картинке, а угловатые и острые, Хината знает, Хината эти плечи обнимал, Хината спал на этих плечах, неудобно — пиздец, вообще того не стоит. И «Тобио» бы он тоже не стонал, бред какой-то, какой Тобио, какие стоны, когда дыхания не хватает, когда резкие глубокие толчки выбивают из лёгких воздух, который не воздух даже — статическое электричество, как дышать этим электричеством, как дышать, как ловить губами не поцелуи, а вдохи, да и зачем, если дыхание переоценивают, если грудь — ходуном, если сердце — наружу, если всё наружу, что было внутри: вязкий жар, сладкие вспышки, мягкие волны и… — Ах… Хината содрогается, утыкаясь горящим лицом в подушку. В ушах звенит, в кулаке влажно и липко, в голове могильной эпитафией выведено ёмкое: «Блять». Где-то на другом конце города Ячи в сотый раз выворачивает наизнанку сумку, карманы, тетради… Ну где же он? Где её рисунок? Неужели она… Нет. Она ведь не могла?.. Не могла случайно забыть его в конспекте по английскому, который одолжила Кагеяме?.. Да нет. Бред какой-то.