Азбука Волейбола

Т — это турбулентность в салоне Boeing 737-800 авиакомпании Japan Airlines (эту информацию Кенма находит в ламинированной брошюре-инструкции сразу после сомнительного комикса о кислородных масках, прижатых к груди детях и надувной горке). Он бы не стал читать всю эту ненужную чушь, если бы во время взлёта было разрешено пользоваться электроникой. Точнее… Если бы Куроо не психанул, заставив его убрать приставку, хотя стюардесса подтвердила, что играть вовсе не запрещено. Но Тецуро вбивает себе в голову, что они непременно разобьются, не успев даже толком набрать высоту, если Кенма не спрячет свою «машину убийств» в рюкзак. Кенма вздыхает, но игрушку прячет. А что ему ещё остаётся?.. Вроде, это немного успокаивает Куроо. Он даже перестаёт сжимать подлокотники до побелевших костяшек. Даже скашивает взгляд к окну, за которым расстилается облачная долина. Даже не возражает особо, когда Кенма снова утыкается в экран, возвращаясь к битве с боссом. А потом самолёт начинает трясти. И теперь, шипя от резкой боли в сдавленной кисти, Кенма понимает: с рукой можно попрощаться. Куроо уже не отпустит её до конца полёта. «Уважаемые пассажиры, наш самолёт вошёл в зону турбулентности. Просим пристегнуть ремни и оставаться на своих местах», — сообщает мелодичный голос в динамиках. — Мы умрём, — сдавленно шепчет Куроо, и Кенма закатывает глаза. Он-то думал, что Куроо дурака валяет, до последнего отнекиваясь от полёта. Не мог ведь он на полном серьёзе предлагать плыть в Бразилию на пароходе? Видимо, ещё как мог. — Когда-нибудь — определённо, — флегматично отзывается Кенма, пряча приставку: играть одной рукой неудобно, а Тецуро впился в него когтями, как испуганный кот. «Ну и ладно, — думает Кенма. — Живут же люди и вовсе без рук. А у меня целая одна останется, хоть и левая…» — Это когда-нибудь вот-вот наступит. Кенма хочет сказать, что да, прям сейчас и наступит, если Куроо не успокоится, но замечает взмокший лоб, сведённые брови, часто-часто вздымающуюся грудь и передумывает. Надо же… Он и не думал, что Тецуро — его безрассудный Тецуро — чего-то боится. И вообще, «страх», «ужас» и «Куроо» — слова и понятия мало сочетаемые в голове Кенмы. Разве что в предложении «Куроо внушает страх всем, кто посмеет косо глянуть на их переплетёные пальцы». Или: «Куроо иногда ужас какой настырный придурок». Но это другое. — Вероятность погибнуть в авиакатастрофе примерно равна вероятности умереть от удара молнии, — на ходу выдумывает Кенма, основываясь лишь на чудесной успокаивающей силе статистики и на спец-приёме «удар молнии», который использует босс из его игры. Куроо разворачивается к нему медленно, как в ужастике. В глазах его плещется предчувствие близкой смерти, только что нашедшее подтверждение. — Моего прадеда молния убила… — проговаривает он с суеверным ужасом, и Кенма мысленно бьёт себя по лбу. Вот блять. Надо было говорить про акул. Хотя небось у Куроо троюродную бабку одна такая съела. Без вариантов. Самолёт снова потряхивает, Кенма втягивает сквозь зубы воздух, морщась от боли. — Ты мне сейчас пальцы переломаешь, как мы играть будем? — А мы и не будем, потому что умрём… — Ах да. Точно, — вздыхает Кенма, с завистью косясь на сладко дрыхнущих друг на друге Льва с Яку. Он тоже не против был бы прикорнуть на плече у Куроо, только на этом трясущемся от ужаса придурке только зубы себе отобьёшь и язык откусишь. — Слушай, — начинает Кенма осторожно. Если видеоигры его чему-то и научили так это тому, что если не выходит — надо менять тактику. — Даже если ты прав и мы умрём, неужели ты хочешь провести свои последние минуты так? До Куроо доходит словно не сразу: словам требуется время, чтобы прорваться сквозь гнетущую ауру отчаяния и достичь ушей. Но в итоге он всё же реагирует. Медленно переводит взгляд на Кенму. Вроде бы, он даже заинтересован. — И что бы ты хотел сделать перед смертью? — спрашивает Тецуро, и на секунду Кенме даже кажется, что в его слишком больших сейчас глазах (непривычно видеть их без расслабленного прищура) отблескивает вальяжная игривость. — Ну… — тянет Кенма, празднуя маленькую победу. — Босса, например, неплохо было бы пройти… На лице Куроо нечитаемое выражение вдруг сменяется неподдельным страхом — самолёт резко ухает в воздушную яму, с полки летит чемодан, кто-то сзади испуганно вскрикивает. Сердце уходит куда-то вниз, путаясь в кишках, и Кенма понимает: потрачено. Даже Лев сонно приоткрывает один глаз, зевает, притягивает к себе Яку, как плюшевую игрушку, и пытается устроиться поудобнее. Через минуту он уже снова спит, пока Кенма вспоминает сюжет «127 часов» и прикидывает, что проще: отрезать себе руку сейчас или подождать, пока белый как мел Куроо отцапает её сам. — Мы умрём, мы точно умрём… — Да скорее бы уже, — бормочет Кенма. — Что? — Вряд ли, говорю. «Вряд ли мне так повезёт». — Мы умрём, так и не выиграв национальные, — Куроо оторопело смотрит перед собой. — Вот Бокуто обрадуется… — Бокуто будет скорбеть по мне. Мы же бро. — Ну да. Будет плакать горючими слезами — и прямо в золотой кубок. Куроо даже не усмехается, и Кенма вздыхает ещё тяжелее. Ну и как его вытащить из этой пучины?.. — Ну, а по мне Шоё будет реветь, наверное, — пробует он будто бы невзначай. Рискует, ой, рискует… Но Куроо лишь бросает на него раздражённо-ревнивый взгляд и выдаёт короткое «ага, щас», после которого снова возобновляет заевшую пластинку: мы умрём, я слишком молод, говорила мне мама… Кенма задумчиво стучит пальцами свободной от захвата руки по подлокотнику, прорабатывая оставшиеся варианты. Намекнуть ему, что страх — это совсем не сексуально? Дать витаминку, соврав, что это успокоительное, и надеяться на эффект плацебо? Затащить в туалет обжиматься? Нет, здесь необходимо нечто иное… Нечто, что заставит Куроо взять себя в руки. Кенма сосредоточенно чешет нос. Что бы это могло быть?.. Что для Куроо настолько важно? Из-за чего он позабудет о собственном страхе?.. О. Ну конечно же. Ответ очевиден. И как он раньше не пришёл Кенме в голову?.. Надо только подгадать удобный момент: всего-то дождаться следующей тряски и… — Ах!.. — выдыхает Кенма, прикусывая губу. Блять, как бы не переиграть с этими «ахами» и «охами»… — Ты чего? — реакция Куроо не заставляет себя долго ждать. — Я… Мне что-то нехорошо… Кенма надеется только на то, что Куроо не вспомнит «Войну Бесконечности», которую они пересматривали накануне. — Что случилось? Тебе больно? — в глазах Тецуро столько тревоги, что Кенме даже стыдно. Самую малость. Но, как говорится, цель оправдывает средства, да?.. «Угу. Больно, — думает он. — Руку бы мою бедную отпустил, прежде чем спрашивать…» — Нет, просто… Всё внутри аж перевернулось. Дышать нечем. — Дышать? Давай окно откро… — Не надо! — теперь уже в непритворном ужасе подскакивает Кенма. А то с Куроо станется распахнуть запаянный иллюминатор. — В смысле… От дальнейших объяснений спасает очередная воздушная яма. Кенма с готовностью жмурится, отыгрывая на все сто двадцать: даром великий актёрский талант простаивает, не иначе. — Эй, ну чего ты, тише… — вкрадчиво шепчет Куроо, высвобождая руку теперь уже из хватки Кенмы (тот вздыхает с облегчением) и закидывая её тому на плечи. Бережно притягивает к себе, утыкаясь носом в висок. Выдыхает теплом: — Это просто турбулентность, котёнок. «Просто турбулентность, говоришь? — цыкает про себя Кенма. — Что ж ты тогда чуть коньки минуту назад не отбросил, котёнок?!» — Не бойся, самолёт — крепкая штуковина, её такие умные люди делали — нам и не снилось. Умнее Тсукки, ты прикинь? Сейчас мы все воздушные ямы пролетим, и стюардессы начнут развозить напитки, возьмём кофе и будем весь полёт рубиться в приставку… — голос Куроо звучит так размеренно и расслабленно, что Кенма начинает сомневаться: а не причудилась ли ему вся эта паника? Может, Куроо просто дурака валял?.. Кенма поворачивает голову, зарываясь носом в мягкую ткань байки парня, обнимает в ответ, чуть сползая, чтобы украдкой прильнуть ухом к его груди. Слушает, считает. Вот же врушка. Сердце-то колотится. Бьётся, как ненормальное. А сам весь из себя такой спокойно-насмешливый, прям образец безмятежности. Но Кенму не обманешь этой вальяжной ухмылкой и вязью уверенных слов. Пульс выдаёт тебя с головой, Куроо. Пульс твой зашкаливает. — Так страшно, киса?.. — усмехается Тецуро, ласково целуя Кенму в макушку. — Угу, — кивает Козуме. Сердце его бьётся ровно и медленно. «Не бойся, — думают оба. — Я тебя защищу».