***
Кабинет, где наша небольшая группа изучала изощрённое человеческое мышление, был похож на старинную гостиную с камином, где языки пламени безуспешно пытались сожрать чугунную решётку, только на стенах вместо картин висели плакаты с изображением цветных схем и таблиц — и за все годы обучения здесь я ни разу на них не посмотрел. Учительского стола как такового не было — лишь на приступочке стоял пюпитр, как будто преподаватель был на самом деле дирижёром и собирался заставить нас играть на своих нервах симфонию о мыслях людей. И пюпитр этот пустовал вот уже пятнадцать минут. Нас было восемь. И все мы убивали время как только могли. Девчонки резались в готические карты на редкие бусины-кристаллы, которые одной из них, богатой Иде, привезла мать, недавно вернувшаяся из столицы. Обсидиана откинулась на красную бархатную спинку и, небрежно свесив с неё бледную руку, зевала, глядя в свой редеющий чёрный веер — она выигрывала, но ей, кажется, было всё равно. Ирма искоса поглядывала на свою подругу Иду: та покусывала напомаженные губы и часто-часто моргала. Бусины-то проигрывать ну никак не хотелось. То ли дело парни. Они просто ничего не делали. Вольдемар, худощавый дылда по прозвищу Столб, похрапывал за последней партой. Веснушчатый Север, напоминающий простодушного паренька, но на деле хладнокровный грубиян, пытался разглядеть что-то в своей ладони. Шейд, вечно скрывающийся под своим капюшоном, отчуждённо слушал тяжёлую музыку в наушниках и поглядывал в окно, облокотившись на парту. Я же сидел закинув ноги на парту и заложив руки за голову и меланхолично смотрел на трещинки на потолке. Стояли бы на полу часы с маятником — среди кудахтанья девчонок было бы слышно работу его механизмов. — Ты сглупила, когда решила поставить на кон свои очаровательные блестяшки, — лениво заметила Обсидиана, тряхнув чёрными вьющимися локонами, а затем я услышал смачный хлопок лопнувшей жвачки. Ничего необычного. Она всегда жевала жвачку. Наверное, даже когда обедала. — В прошлые три раза я выиграла! — капризно произнесла Ида. Её пухлые губки надулись; прошло всего три месяца с начала нашей совместной учёбы, а я уже выучил повадки каждого из них наизусть. Не глядя могу сказать: Эш сидит с каменным лицом и полным набором карт, потому как никак не научилась разрабатывать стратегию, Ирма волком смотрит на чересчур равнодушную Сиди (я привык сокращать имя Обсидианы, не велика честь) и пытается мысленно поддержать чувствительную Иду… Впрочем, она сама виновата. — И что же? Не вечно же тебе править балом. — Сиди бросает последнюю карту на стол и загребает к себе бархатистый мешочек с бусинами. — А у меня будет новое ожерелье. Ида расстроенно смотрит на то, как Обсидиана взвешивает новое приобретение в ладони и коротко хмыкает. Придётся объяснять матери, почему вчерашних бусин уже нет на полке. Хотя никогда не поздно украсть. Я бы так и сделал. Столб громко всхрапнул и попытался перевернуться на другой бок, но на стуле сделать это сложно, поэтому он просто навалился на парту, как на подушку, и захрапел ещё усерднее. Двадцать минут без преподавателя. Я потёр предплечье, на котором была вытатуирована красная змея — я до безумия любил змей и в честь окончания школы позволил себе это удовольствие, — и нехотя поднялся на ноги. Постоял так пару минут, размял плечи, зевнул и, поняв, что никто не обращает на меня никакого внимания, медленным шагом прошёл к тяжёлой двери и вышел в коридор. Никто в кабинете даже головы в мою сторону не повернул. Это радует. Всех волнуют их дела, а меня — свои, никто не лезет в чужую жизнь, заботясь о своей. Прекрасно. Коридоры в нашем корпусе как будто вели в подземную темницу, такие же безрадостные, освещённые лишь факелами и будто сырые. Никогда не любил их. Единственное, что в них можно было делать, — это гонять маленьких детей, верящих в привидений и зомби, строить им рожи и играть с тенями. Просто очередная серая декорация, показывающая, насколько демоны низки и греховны. Меня, проведшего в первом классе Академии всего три месяца, всё съедало желание узнать, каков же он, ангельский корпус, изнутри. Я не был заинтересован в схемах, висящих на стенах в кабинетах, зато однажды стащил у директора карту Академии и вызубрил её целиком. Все подземные и потайные ходы. Все закрытые кабинеты. Всё было в моих руках, в надёжном хранилище — моей памяти, благо с ней у меня всегда был порядок. Зачем протирать джинсы в скучном кабинете, если можно отыскать то, что ты хотел увидеть так давно? Тихо. Пусто. Конечно, ведь все на занятиях, кроме нас. Путь я знал назубок: этот коридор как раз через пару поворотов и спуска по лестнице вёл к той самой связующей части, месту, где «добро встречалось со злом». Бежать было нельзя: я шёл едва ли не на цыпочках и пожалел, что не поменял любимые длинные сапоги на кеды этим утром, потому что короткие каблуки так и норовили клацнуть о брусчатку и выдать меня с потрохами. Но я не чувствовал страха или какого-либо волнения. Просто горел от любопытства и нетерпения. Сунул нос из-за угла, чтобы глянуть, не поднимается ли кто по лестнице, и только сейчас понял, какой же я дурак. Даже стукнул себя по лбу для верности. У меня же были крылья, крылья, которые могли бесшумно донести меня прямо к месту назначения. Фыркнул себе под нос и слетел вниз, продолжив свой путь уже по воздуху. Это был первый раз, когда я начал глупить. И, увы, не остановился на этом. В глаза мне ударил яркий свет: связующий коридор был частично стеклянным, и сверху о каменный пол разбивались солнечные лучи, будто бы проливаясь слепящим дождём. У нас в корпусе было крайне мало окон, и они больше напоминали бойницы, нежели окна. Только с затемнённой стороны можно было встать перед окнами, выложенными тёмной мозаикой, и попытаться разглядеть что-то через призму цветного калейдоскопа. Здесь же… Всё совсем не так. Я даже не вошёл на территорию корпуса ангелов, а уже почувствовал странную лёгкость, заполнившую вены. Я был преступником, отсидевшим срок и выпущенным на белый свет. Впервые за несколько лет увидевшим солнце. Светлое голубое небо с белоснежными хлопьями ваты. Глотнувшим свежего воздуха… Ладно, воздуха я не глотнул, потому что находился в помещении, но тем не менее чувства, так внезапно переполнившие моё сердце, немного напугали меня. Я ведь демон, а разве демоны так радуются светлой стороне? А какая разница. Я стоял на разграничительной полосе. Позади — тьма. Впереди — свет. Я улыбнулся чему-то, и коварная мысль пронеслась в моей голове. Что-то вроде «Выкусите, миссис Кали». И я сделал шаг вперёд. Мне хватило пары секунд, чтобы понять, что никакая сигнализация не собирается дико выть, оповещая всевозможных Хранителей о том, что какой-то нерадивый студент пересёк запретную линию. Тогда облегчение смешалось с ещё больше вгрызшимся в моё горло любопытством — и я пошёл вперёд. Пошёл: мне была нужна твёрдая земля под ногами, чтобы в любой момент круто развернуться и дать дёру. Быстро маневрировать в воздухе я ещё не научился. Слишком уж громоздким было моё пятнадцатилетнее тело для небольших красных крылышек. Моя тень, забавно плывущая по мраморному полу, напоминала мне, кто я. Тень. Незаметная тень. Пришедшая из «Преисподней». Непонятно зачем. Ведомая собственным порывом. Которая должна вернуться в своё тёмное царство, прежде чем кто-то её заметит. Я вёл пальцами по гладкому стеклу, приближаясь к углу, за которым меня ждало нечто, что я ожидал увидеть, даже не зная, как оно выглядит. И с каждым шагом волнение всё-таки пробуждалось во мне, но я его не отталкивал, а мысленно поглаживал, как промокшую собачонку. Так же тихо. Так же пусто. Но так светло, спокойно и… Блаженно. Тогда я вспомнил, как ходил с семьёй в музей на выставку французской живописи. Не помню картин, но помню белоснежные мраморные стены с вычурными лампами в золотой оправе, светлый паркет и покрытые красным мягким ковром лестницы. Корпус ангелов напомнил мне этот музей. Только здесь не нужны были лампы: громадные окна вбирали в себя весь солнечный свет и освещали коридоры лучше всякого электричества. Я застыл на месте, просто стоял и смотрел по сторонам, не смея сделать и шаг. Свет поглотил меня своим величием и… простотой. Ангелам наверняка было комфортно здесь, в месте, где они уподоблялись произведениям искусства, как французские картины в музее. Я на мгновение забыл, что я так же вписывался в безрадостную атмосферу корпуса демонов, в своей вечно чёрной майке и джинсах с шипастым поясом, змеиной татуировкой и, конечно же, рогами, крыльями и жёлтыми глазами. Но секунду спустя обстановка напомнила мне: «Тебе здесь не место». Тут же стало невыносимо грустно. Я не был готов с этим мириться. Нет. Никогда. — А ты что тут делаешь? Я дёрнулся; пелена очарования спала с моих глаз, и я увидел, что посреди лестницы, на прекрасном красном ковре замер ангел. Почему-то мой взгляд зацепился за его лакированные чёрные туфли и только потом пополз выше: передо мной стоял мужчина средних лет в безупречно белом костюме и очках в серебристой оправе. Не успел заметить, как он на меня посмотрел, потому что ноги сами собой развернулись и унесли меня обратно, в корпус демонов. Я бежал, перешёл на полёт — а в груди пульсировало зудящее удовлетворение и жажда приключений. Я даже был рад, что меня заметили — ну не странный ли подростковый мозг? Урок я прогулял. А потом преподаватель похвалила меня за здравое отношение к занятиям.I-2. Отступление. Афера.
3 ноября 2019 г. в 23:32
Город, Энос, где располагалась Академия, был небольшим. Только лучшие могли попасть сюда, а потому групп набиралось штук семь по десять студентов в каждой. Да и человеческий городок, в который вёл портал, тоже не был крупным, поэтому Хранителей в любом случае хватало на всех. Я удивлялся, да и до сих пор удивляюсь, как все трое, человек и его ангел и демон, умещаются на такой незначительной площади. Сейчас, когда я уже начал работу, непривычно видеть на улицах едва ли не целые полчища Хранителей, следующих за своими подопечными, — боюсь представить, что происходит в столицах или городах-миллионниках. Наверное, поэтому высшие Хранители ввели в обиход такое устройство, как браслет вызова. Он вибрирует каждый раз, когда подопечный стоит на распутье, не в силах сделать выбор в пользу одного или другого. Полезная вещица: можно спокойно сидеть в общежитии и заниматься своими делами, пока подопечный живёт своей жизнью и принимает собственные решения. Если, конечно, Хранителю не достался беспокойный подросток. Но об этом чуть позже.
Когда мне было пятнадцать лет, я вообще не задумывался о том, каково это — быть чьим-то Хранителем. В своих мыслях я представлял, как лихо запутываю какого-нибудь глупенького ребёнка и вынуждаю его проказничать. О системе работы нам сказали немного позже… Но она разрушила все мои ожидания.
Ангел и демон борются за право первыми влиять на выбор подопечного. Всё зависит от того, кто победит в небольшом соревновании, которое придумает один из них. Вышел первым анел — он придумывает план и, перевоплощаясь в смертного, подталкивает своего человека к правильному выбору. Победил демон — право действовать первым выпадает ему. А затем тому, кто остался проигравшим, приходится исправлять события так, чтобы подопечный принёс выгоду ему. Я так и не вник в смысл этих действий, ведь зачем усложнять всё ненужным перевоплощением, если можно поступить рационально и просто повлиять на мысли?
Об этом рассказывал мне мой отец. Упоённо рассказывал, вспоминая, каким распутным дьяволёнком он был и какие козни строил, разбивая своего соперника в пух и прах. А меня… Меня это как-то не вдохновляло, как он не старался.
Современная же система оказалась гораздо легче. Не было необходимости утруждать себя принятием человеческого облика для того, чтобы нелепым образом заставить его ступить на порочный путь. У нас в распоряжении была психология и доступ к сознанию. Стоит только нашептать голодному ребёнку «А почему бы тебе не стащить с витрины вон ту вкусную булочку?», как эта мысль тут же появлялась у него в голове и не давала покоя. Точно так же влиял на выбор и ангел, соответственно внушая подопечному противоположную мысль. Способов, на самом деле, было множество — мы могли придумать их сами, сдвинув какой-нибудь предмет в сторону или подставив невидимую подножку, да сделав всё что угодно. Было только одно правило, от которого мы не смели отступиться.
Нельзя дать людям понять, кто мы на самом деле.