Вне правил

      Третий год проворонил свисток и запутался в ногах на беговой дорожке.       После общего вечернего собрания я лежал в тёплой постели, скрыв крылья, откинув одеяло и заложив руки за голову. Чёрный потолок внедрял в моё сознание не самые приятные мысли, ворочающиеся вокруг предстоящей учёбы, и я смотрел в окно, возле которого располагалась моя кровать, надеясь увидеть бордовую полосу заката там, вдалеке. Но солнце уже скрылось.       В этом году нам предстояло работать в команде с нашими соперниками: это было что-то вроде мини-практики, принципа которой я ещё не уловил. Когда нас поставили перед этим фактом, лица вокруг меня исказились презрением, послышались неодобрительное гуканье и мычание, а также коварные смешки. Никому не хотелось находиться рядом с ангелом, пусть все и понимали, что практика необходима для дальнейшей работы. Такое мировоззрение закрепилось за всеми демонами. Почти. Зато когда нам объявили, что мы будем развивать навыки телекинеза, по залу прокатился довольный шум.       Я практически уверен, что они специально сделали так, чтобы у нас остались приятные впечатления от собрания.       А я всё думал о грядущей практике. Мало ли мне попадётся какая-нибудь ванильная девчонка с резко негативным мнением обо мне? Вдруг я заведусь и ненароком наеду на неё со всем своим запасом грубости? Тогда и проблем не оберёшься. Не знаю, что там насчёт правил дозволенного поведения или как называется та неведомая штука, которая висит у нас на информационном стенде…       А впрочем, какое мне дело? Ангел, демон… Всяко противоположности.       Когда я открыл глаза через несколько минут, то обнаружил, что на моё окно как будто опрокинули ведро чёрной гуаши и брызнули белилами. Темнота окружила меня со всех сторон, и я будто плавал в ней, в пустоте, в космическом небытие Вселенной. Но постепенно глаза мои привыкли к мгле, и я, к сожалению, вновь начал различать предметы. Очертания гардероба напротив кровати. Массивные часы у стены справа. Письменный стол в углу и тонкую коробку ноутбука на нём. Чемодан с до сих пор не разобранными вещами. И почувствовал, что в моей комнате слишком уж душно.       Отпихнув нагретое одеяло к стене, я неохотно сел и, сонно моргая, уставился в окно. Нарисовавшаяся на небе луна указывала на то, что прошло отнюдь не несколько минут.       В комнату ворвался ночной ветер, принёсший с собой запах осенней листвы. Я подставил горячее лицо под его свежие струи и прикрыл глаза — да, именно ветра мне и не хватало в эту чёрную тихую ночь. Тяжесть во лбу рассеялась с первым дуновением, а после неё сверху вниз разлилась приятная прохлада. Правда, сон это не прогнало. Темнота навалилась на меня и заключила в нежные всепоглощающие объятия, не давая шанса вызволиться. А мне и не хотелось.       Лёд окна обжигал своим холодом; я любил холод и прислонился к стеклу лбом, остужаясь. Ещё пара минут — и можно было ложиться в остывшую кровать под охлаждённое одеяло, наслаждаясь глубокой тишиной и пощёлкиванием стрелок на часах.       И чем-то ещё.       Снаружи доносились какие-то тихие лёгкие звуки, будто ветер решил поиграть с водосточными трубами и создать свою собственную мелодию. Я прислушался и расслышал нежный свист. Живи я на третьем этаже, а не на втором, не услышал бы точно, потому что свист этот был несмелым, печальным и едва отличимым от завывания ветра.       Кто-то играл на флейте. Ночью. — Придурок, что ли… — безразлично пробормотал я, вслушиваясь в осторожные переливы и высовывая голову из окна, пытаясь разглядеть того, кто решил вместо здорового сна выйти в прохладную ночь и поиграть на флейте. Но ночь поглумилась надо мной и скрыла под своей тенью таинственного музыканта.       По коже побежали мурашки. Должно быть, совсем уже замёрз, шутка ли, у окна сидеть в одной майке. Вяло подтянув к себе одеяло, я завернулся в него и лёг на бок, глядя в чёрный квадрат ночи.       Окно я не закрыл и всё слушал тонкое паутинное посвистывание, пока не заснул снова.

***

      Наутро в главном коридоре на том же стенде вывесили списки парных групп ангелов и демонов, проходящих практику.       Теперь стоит пояснить, что же это за практика такая, потому что она была точно такой же, что и в четвёртом классе. Все потоки ангелов и демонов делились на несколько групп, которые произвольно сопоставлялись, и уже внутри этих групп ангелы и демоны разбивались на пары, которые приставлялись к рандомному смертному. Пары эти постоянно менялись: один раз ты конкурировал с одним ангелом, другой — со вторым, потом — с третьим и так далее. Это довольно удобно: ты мог узнать сильные и слабые стороны каждого и усовершенствовать свои собственные способности и методы. Такая практика в третьем классе устраивалась раз в месяц, а в четвёртом на неё отводилась неделя с такой же периодичностью.       Возможно, кто-то из демонов успел положить глаз на ангела, которого хотелось бы втоптать в пыль. Возможно, и я тоже…       Тем не менее я спустился на первый этаж вальяжно, небрежно. Толпа демонов со смартфонами в руках успела наполовину разойтись, а потому я невозмутимо растолкал всех и пробрался в самую сердцевину. И как бы ни старался я сохранять хладнокровие, мои глаза сузились, когда я пытался высмотреть собственное имя в списках. Э-лиас, Э-рвин… А вот и наша группа.       Губы мои поджались; я скользнул взглядом вправо, на группу ангелов, поставленной против нашей. Анжелика, Вита, Габриэль, Иви, Крис, Оскар, Элиза, Эраст. Я не знал никого. Почти. И от этого «почти» я расплылся в непроизвольной ехидной улыбке.       Третий год поравнялся с остальными и перешёл на уверенный бег. — А вы знали, что мы соперничаем с теми неудачниками, с которыми постоянно таскается та Златовласка? — намекнул Север, стоило мне войти в классную комнату. Специально выжидал, когда я появлюсь. — Если она тебе так нравится, давай, пригласи её на свиданку, — огрызнулся я, проходя мимо и будто случайно смахивая раскрытую пачку сухариков Севера на пол. Извиняться даже не подумал. — Иначе я не понимаю, поче…       Крепкие маленькие пальцы ухватили меня за плечи, круто разворачивая на сто восемьдесят градусов. Лицо Севера побагровело; в моей груди расползлось приторное ликование, и я улыбнулся, сверкнув глазами. — Это были мои сухарики ты, ублюдок. — И что? Купишь себе ещё. У тебя ведь денег столько же, сколько язвы в словах.       Носик Севера забавно сморщился, он тяжело вдохнул и выпустил воздух через стиснутые зубы. Сейчас он отчётливо напоминал мне быка-подростка, а я — бесстрашного тореадора, рассеянно помахивающего красной тряпкой. Да-да, я зазнавался, но мне хотелось рассмеяться, настолько не подходил Северу его разъярённый вид. — Не лезь, малявка, — хохотнул я, отпихнув его в сторону и сев за парту. Как хорошо, что за мной сидел невозмутимый Вольдемар, за которым я мог чувствовать себя как за каменной стеной.       И уж та Златовласка-Не-Знаю-Её-Имени меня точно не интересовала. И с чего он взял, что я имею к ней какое-то отношение? Уже целый год прошёл. Я и забыл про неё. Но, похоже, кроме меня, об этом никто не думал.       Обсидиана громко хмыкнула, задирая нос и сверху вниз глядя на собирающего сухарики Севера; он поймал её взгляд и злобно растоптал сухарики, с хрустом сломавшиеся под его кроссовком. — Забудь ты о ней, — нараспев произнесла Сиди, обращаясь не то к нему, не то ко мне. — Наш Эл не пойдёт против правил. Тем более, Анжелика ему не пара. — Да плевать я хотел на эти правила, — бросил я, махнув рукой. — Бред один. Что хочу, то и делаю. — Сиди ошарашенно захлопала ресницами, а я продолжил: — Не касаться, не заводить отношения, не творить добро — кто это вообще придумал? — Что ты хочешь этим сказать? — возмущённо прищурилась Обсидиана. — То и хочу сказать. К чёрту правила. У меня своя жизнь. И свои правила.       Я махнул рукой и отвернулся от класса, уставившегося на меня, будто бы я был редким музейным экспонатом. Жилка на лбу обеспокоенно пульсировала… Высокие каблуки процокали к моему месту и остановились напротив меня. А я не хотел смотреть на неё — до самого конца не хотел, но она так настойчиво пялилась на меня, ещё и ладонями свои с чёрными наращенными ногтями в парту уперлась. — Ну чего тебе? — раздражённо бросил я, поворачивая голову к Обсидиане. — Ты… — Её голос понизился до шёпота, и она поджала губы. — У тебя к ней что-то есть?       Да вы издеваетесь. — Конечно. — Я сладко улыбнулся и кивнул, хотя хотелось грохнуть кулаком по столу и опрокинуть парту ко всем чертям. — У меня с самого начала с ней роман. Вы только сейчас догадались? Не видели, как она покраснела тогда, год назад? И в прошлом году мы устраивали тайные свидания… Только я вам об этом не говорил. — Я приложил указательный палец к губам. — Не хочу, чтобы меня вышвырнули из Академии.       Я ожидал, что Сиди поймёт меня, ведь она сама не упускала возможности подстебать любого, будь то уместно или нет, но она внезапно отшатнулась от меня, захлопала ресницами и выбежала из класса. Цок-цок-цок — попрощались её каблуки, а кабинет сотрясся от оглушительного грохота захлопнувшейся двери. И на время с потолка упала тревожная тишина: все смотрели на дверь, будто та была виновата в том, что Сиди ушла. А потом, словно по команде, перевели взгляд на меня. — Что? — ощерился я, вскидывая руки. — Что не так? — Идиот ты, каких свет не видывал, — спокойно ответил Север, ногой сметая крошки под парту Вольдемару. — Уже два года она сохнет по тебе, а ты и крылом не ведёшь.       Моё лицо превратилось в гипсовую маску. Я отвернулся и привычно откинулся на спинку стула, закинув ноги на парту. В груди чёртики танцевали дикую адскую польку, и мне от этого не было ни хорошо, ни плохо. Сиди влюблена в меня? Что ж… Пускай так. Ничего в моём сердце не реагировало на этот факт. Никак. Возможно, мне следовало пойти за ней и успокоить, объяснить, что я пошутил, но в то же время я знал, что это бессмысленно.       И, как назло, в первый же день практики Обсидиану поставили в пару с той самой Анжеликой…       Когда они уходили одними из первых, я успел поймать на себе её исполненной дьявольской обиды взгляд и на долю секунды почувствовал укол совести. Он вонзился мне в грудь острым шипом и тут же пропал, оставив после себя лишь лёгкую опухоль. Сама виновата. Могла бы и в открытую сказать. Хотя я и так бы отказал ей. Не по вкусу мне её готичность. Уж больно показушничает… — Какие-то проблемы? — благосклонно спросил знакомый тенор. И туман озабоченности рассеялся, как разогнанный ветром. — О, нет, — пренебрежительно отозвался я, — просто думаю, как бы эффектнее разнести тебя в пух и прах.       Габриэль улыбнулся, когда я заискивающе взглянул на него. Надоел с этими своими улыбочками, честно. Где бы я его не встретил, он вечно улыбался — и как у него ещё лицо не заболело от этого?       Я же в ответ на эту улыбку только скривился. — Не загадывай раньше времени, — предостерёг он, медленно прищуриваясь. Я даже удивился: как можно прищуриваться медленно? — Мало ли что случится. — Не зазнавайся, пернатая задница.       Глаза Габриэля расширились — так же медленно, — а потом вокруг них собрались хитрые морщинки соперничества. — Меня зовут Габриэль.