Вне правил

      Как я и думал, наш директор не сильно взвился по поводу моей с Севером драки, лишь осудил меня за то, что я отмутузил его в ангельском корпусе. «Ангелы ведь такие чувствительные». Учительница, привёдшая меня в кабинет, побагровела, но ничего не ответила. — Я требую, чтобы ему было вынесено наказание! — вспылила она, сжимая полненькие губки. — Никому не позволено драться на территории Света! — Я не вижу ничего плохого в драках, — снисходительно пожал плечами директор. — Элайджа — демон. Он не виноват в том, что вы не приемлете такое поведение. — Но он нарушил установленное директрисой правило! Ему ещё спасибо говорить надо за то, что я повела его к вам, а не к ней.       Директор возвёл глаза к потолку, и я почти слышал, как он проклинает эту учительницу за непредвиденное появление. На его столе быстро остывал чёрный кофе, а в серебряном блюдечке лежали аппетитные шоколадные маффины. Он периодически поглядывал на них печальным взглядом.       В итоге меня отстранили от занятий на три дня. Мне было всё равно. Севера упекли в медпункт, и благодаря магической медицине он мог выйти оттуда через день абсолютно здоровым. А жаль: я бы посмотрел на его разукрашенное лицо ещё разочек…       Довольный исходом директор с облегчением откинулся на своём кожаном кресле и пригубил свой кофе: он не был уже таким горячим, как ему хотелось бы. Я развернулся и хотел было выйти за дверь, сопровождаемый пронизывающим взглядом ангела, как она вдруг охнула и окликом остановила меня. — Что это у тебя на плече?       Я безо всякого интереса повернул голову назад и совсем не удивился, когда увидел знакомые бело-голубые звёздочки, мириадами сгрудившиеся на моём плече. Всё же я не ошибся, когда почувствовал обжигающее лёгкое прикосновение прохладных пальцев. «Впредь не нарушай правила», да?       Директор недоуменно приподнялся в кресле, и я почувствовал, как накаляется воздух вокруг него, вокруг девушки и вокруг меня. Нехорошо. Очень нехорошо. Я впервые пожалел о том, что всегда носил майку. Или не пожалел? Совесть не билась во мне, стыд не поднимался горячим потоком… Лишь отголосок тревоги встрепенулся под рёбрами, когда меня спросили, откуда это взялось. — Не знаю, — пробубнил я, пожимая плечами. — Просто шёл и врезался плечом в кого-то.       Знакомая история. Но втягивать в это Габриэля не хотелось. Он не был в этом виноват. Или как раз-таки был. Мне не хотелось об этом думать, и я, закрыв мысли на замок, быстро вышел из кабинета.       Днём дежурный принёс мне мои вещи, оставленные в классе: рюкзак, тетрадь и… Очков среди них не было. Я перерыл весь рюкзак, в котором-то почти ничего и не лежало, но так и не нашёл их. Во мне кипятком заструилась обида и злость на всех, кто как-то был причастен к этому событию. За короткий промежуток времени я успел привязаться к своим очкам, и смотреть на мир без них было странно. Я невольно протянул пальцы к переносице, но вовремя остановился. Пускай они служили только для того, чтобы смотреть незаметно для других и скрывать свой взгляд…       Нужно было их найти. Но не сегодня. Не было лица, на которое я смог бы посмотреть без неприязни.       Что плохого в одиночестве? Почему все стараются его избегать и ходить на шумные тусовки, гонять в большой компании по ночному городу, постоянно быть рядом с кем-то и отказывать себе в аудиенции с самим собой? Это ведь так здорово — иной раз закрыться ото всех и свободно заниматься тем, чем хочешь, без ограничений. Никто не скажет тебе: «Мне не нравится, как ты себя ведёшь», тебе не придётся подстраиваться под твоего спутника, никаких рамок!       Так я провёл остаток дня: вывернул звук ноутбука на полную катушку, подключил к нему мини-колонку и сотрясал всё окружающее пространство песнями Queen. Вибрация шла по полу, ползла по стенам и вылетала раскатистыми звуками в распахнутое окно. Кто-то стучался ко мне, но что для меня глухой «тук-тук»? — Oh mama mia, mama mia, mama mia let me go! — выкрикнул я, подойдя к двери и, поигрывая на воображаемой электрогитаре, смачно пнул её ногой. Стук прекратился.       Я выплёскивал накопившиеся чувства весь вечер, благо что в рюкзаке у меня оставался ланч, собранный ещё с утра. На что мне общество остальных, если я и сам с собой прекрасно провожу время? Голос у меня был хороший, я в этом не сомневался, так что если кому-то не нравилось моё пение — это их проблемы. Я даже майку снял, чтобы лучше чувствовать пульсирующие в моём сердце аккорды и буквально взлетел на подоконник вместе с ноутбуком. — There are plenty of ways that you can hurt a man and bring him to the ground! — прогорланил я что есть мочи, свысока поглядывая на пролетающих мимо корпусов ангелов и демонов. — You can beat him, you can cheat him, you can treat him bad and leave him when he's down, yeah! * — Да ты заткнёшься когда-нибудь?! — перекричал меня какой-то умник, но я в ответ ему лишь цокнул языком и сделал погромче: — Оу ее, another one bites the dust!       Я расхохотался на его угрожающие вопли и прислонился спиной к оконной раме. В мою дверь стучали уже не единожды, но мне было плевать. Я был даже рад, что меня отстранили от занятий на три дня.       Я убавил звук и выключил его совсем, только когда стрелки часов остановились на девяти. Снаружи начал сгущаться мрак, и я высунулся из окна, чтобы подловить момент и разглядеть флейтиста, который должен был вот-вот прийти. Минутная стрелка сместилась на десятку. На одиннадцать. Я напряжённо таращился во тьму. Но никого не было. Он не пришёл.       Засыпать под звенящую после громкой музыки тишину было неприятно. В ушах свистели нотки спокойного воздуха — и знакомые переливы мелодии ветра не раздавались в ночи. Сон не шёл. Я всё думал, почему он не пришёл сегодня. И впервые серьёзно забеспокоился. Ведь я не знал ничего об этом музыканте. Случилось ли что? Или он отыскал себе более удобное место? Или был раздражён моей музыкой?       Оставшиеся два дня я не включал музыку слишком громко.

***

      Я позволил себе выспаться и не смотреть на часы. Когда я открыл глаза, вся комната была залита тусклым светом: лучи яркого солнца со стороны ангельского корпуса до моей комнаты добирались слабенькие-слабенькие, так что я не мог на них рассчитывать. Тем не менее, небо у них было уже светло-голубое, а значит, скоро полдень. Мои одноклассники просиживают задницы на занятиях, как и ангелы… Время идти искать очки. Наверняка они остались в классе, но безмозглый дежурный не удосужился спросить, чьи они.       Я натянул майку и, искусно уложив волосы — надо же выглядеть роскошно, а то я не я, — отправился к ангелам. Видеть их, правда, совсем не хотелось после вчерашнего, но уже не в такой смертельной степени. И вновь, пролетая по тёмным коридорчикам, я почувствовал себя пятнадцатилетним мальчишкой, прогуливающим занятия. Только сейчас я конкретно от него отличался. Я был старше, не прогуливал — и у меня была цель.       От белых сводов корпуса у меня были не такие тёплые впечатления, но всё же я почувствовал трепет очарования. Не мог без него. Он будто был составляющей частью меня. Незримой и глубокой. Запретной… Но доступной. Я не мог лететь по лестнице: я поднимался по ней пешком. Мне было важно почувствовать всё, вобрать в себя этот свет, пока это было возможно. И, может быть, я был жадным, потому что мне этого не хватало.       Шурша продвигаясь в немой тиши, я искал вчерашний кабинет. Он надолго запомнится мне. Его дверь показалась мне недостаточно чистой по сравнению с остальными. Я ли осквернил её? Или мне просто казалось?       Я прислушался, прислонившись ухом к двери. Слышался шорох, тихий скрип и шёпот голосов. Сердце ёкнуло. Нет, я не боялся потревожить ангелов своим внезапным вторжением. Я вообще не боялся. Но что-то было не так. Чего-то мне не хотелось. А вот чего… — Элайджа? Что ты тут делаешь?       Я дёрнулся, поспешно выпрямляясь, и круто развернулся — а потом расслабленно выдохнул. В двух шагах от меня, растерянно сцепив руки в замок перед собой, стоял Габриэль. Это было странное облегчение. Встреча с ним была весьма удачной. Я мог малость доверять ему и крепко вцепился в эту возможность. — Слушай. — Я сделал шаг вперёд, махом оказываясь прямо перед Габриэлем, и быстро зажестикулировал. — Тут такое дело. Я очки свои потерял. Ты не мог бы зайти в тот кабинет и посмотреть, есть ли они там? Мне они правда очень нужны.       Иной демон почувствовал бы себя унизительно, обращаясь за помощью к ангелу, но это был не мой случай. Я пристально смотрел Габриэлю в глаза — а тот (кто бы мог подумать) смущённо улыбнулся и сделал шаг назад. — Подожди меня здесь.       Он робко потёр шею правой рукой и рванул в противоположную от кабинета сторону. — Что за?!. — крикнул я ему вслед. Но он, вероятно, уже не услышал меня.       А я заметил, что на правой руке у него красовалась короткая шёлковая белая перчатка.       Я остался один со своими проснувшимися размышлениями и потёр холодное плечо, на котором так же ярко красовались мелкие звёздочки. А какого цвета были метки на ладони Габриэля? Угольно-чёрные, под стать тьме? Или серые, не такие явные? Наверняка он досадовал на себя. Дёрнуло же его коснуться меня. Знал же, что это нарушение, — так зачем?       Он вернулся и впрямь быстро — с моими очками в руке. Вопросы моментально размножились. Но я не стал ничего спрашивать. Видел по глазам, что ему было неловко. — Угу, — промычал я, надевая очки. И так радостно стало на сердце, когда я увидел мир в привычной сепии, что я улыбнулся.       И поймал ни о чём не подозревающего Габриэля за правую руку. Перчаткой за перчатку — но он всё равно вздрогнул… А руку выдернуть не попытался. — Ты чего? — настороженно произнёс он. — Пошли.       Я сверкнул белыми зубками и потянул Габриэля за собой. — Погоди! — Ангел упёрся ногами и принялся швыряться в меня аргументами. — Нельзя. Это прогул. Нарушение правил. У меня… — Скажешь, что тебе стало плохо и ты ушёл в медпункт. — Я пожал плечами и отметил для себя, что он ни разу не сказал «Не хочу». — Мне скучно. И ты пойдёшь со мной. — Куда? Зачем? — А ты заинтересован, — хмыкнул я, всё-таки озвучив свои мысли. — Увидишь. Это не обсуждается, — добавил я, увлекая Габриэля за собой.       А он и не сопротивлялся особо и шёл с опаской лишь до тех пор, пока мы не вышли с территории Академии. Жар озорства разгорелся в моей груди — я беззастенчиво тащил беспомощного Габриэля по улице, сам ещё не зная куда. План рождался в моей голове постепенно, и когда мысль окончательно сформировалась, я коварно улыбнулся.       Габриэль ещё не знал, во что я хотел его вовлечь.