Вне правил

      День двадцатого июня начался с того, что я заглянул в холодильник и не обнаружил там оставленного со вчера греческого йогурта. Да и в целом полки выглядели опустевшими: остатки гречи, одинокие сосиски, почти допитые коробки томатного и мультифруктового сока и ещё всякая мелочь на верхней полке. А ведь ещё только середина недели. Я коротко вздохнул, прикидывая не самые интересные планы нм последний день отдыха, захлопнул дверцу — и пошёл в комнату. Карать. — Дорогой мой Габриэль, — с деланной вежливостью, пропитанной едкостью, начал я, — скажи мне, пожалуйста, чем это таким ты завтракал сегодня?       Ангел понял всё с одного моего взгляда: округлил глаза и отложил книжку. — Я… Взял йогурт? — несмело проговорил он. — Ты же знаешь, с готовкой у меня не лады, а будить тебя я не стал… — Я выдохнул, успокаивая себя; но как же так, мой любимый йогурт и такая глупая история! — Мало ли, подумал… — Габриэль смущённо запустил пальцы в волосы и отвернулся, -…что ты для меня его купил. Из тех же соображений. Но извини! — Он резко повернул голову ко мне, и в его глазах заплескалась искренное раскаяние. — Я правда не знал.       Я оперся рукой о стену и не то вздохнул, не то хмыкнул. Мне было смешно: смешно, как же Габриэлю могло прийти в голову, что йогурт приготовлен специально для него? Я раньше проворачивал нечто подобное? Нет! Тогда с чего бы мне это делать?       А потом вспомнил вчерашнюю завивку и внутренне нахмурился. Габриэль возлагал на меня слишком много мнимых надежд. — Все йогурты, которые стоят в холодильнике, автоматически мои, — проворчал я. — Ты ж не просишь их, когда я иду в магазин. И чего тогда… Ай, плевать.       Я махнул рукой и ушёл на кухню придумывать себе завтрак, оставив Габриэля в атмосфере нерешённости.       Я повертел в руках нож, прежде чем нарезать колбасу. Странно, поначалу мне хотелось пригрохнуть его хорошенько, чтоб не тянул свои тонкие ручонки куда не следует, а потом я передумал. Как-то сама собой забурлившая было ярость заглушилась сама по себе. Непонятно… — Давай, тогда, что ли… — Габриэль вышел в кухню с тем же смятённым выражением лица. — Давай тогда сходим к людям сегодня? Я заплачу за обед. — И опять принялся оправдываться. — Я не знал, ей-богу, не знал. — Да хватит уже, я понял, что ты ступил, — поморщился я, плюхая кружок колбасы на свежий бутерброд, и тут же пихнул его в рот. — А с обедом это ты неплохо придумал. У нас как раз еды ноль целых две десятых.       Габриэль непонятливо похлопал глазами, и я не стал ему ничего объяснять.       О эта наивная рассеянность на его лице! Она вызывала торжество, если я видел её на лице облажавшихся ангелов, но только не сейчас. Беспомощность обнимала Габриэля и напрочь блокировала его позитивные эмоции и настрой. Это было непростительно. «Да улыбнись ты уже», — мысленно повелел я, вяло жуя бутерброд. — Что? — Габриэль обескураженно приподнял кончики губ. Видимо, мысленно повелеть не получилось. — Кислую мину со своего лица убери, говорю. — Я отвернулся. — Аж тоска берёт.       Спиной почувствовал, как кухня светлеет: улыбается. И железный обруч на груди, который я заметил только в этот миг, с неприятным звоном раскололся на части. Да что же это такое.       Когда к обеду я вернулся из магазина с тяжёлым пакетом продуктов, Габриэля дома уже не было. Я чертыхнулся и принялся раскладывать с десяток йогуртов на полку, поровну на две противоположные стороны. И пусть теперь только попробует взять с моей. Тогда — точно все перья пообрываю.       Опустевший пакет я забросил на холодильник и уже полез в карман за телефоном, чтобы настучать по башке этому нерадивому ангелу, как взгляд мой наткнулся на клочок бумаги, лежащий на краю стола. Вернее, далеко не клочок: это был аккуратно вырванный из тетради и обрезанный по краям листок в виде идеально ровного прямоугольника, на котором с выдержкой красивым почерком было написано: «Приходи к дому Эммы :) Обязательно позвони, как доберёшься, я подлечу». — То есть, даже не позвонить было, да? — буркнул я и хотел пихнуть записку в карман, но руки сами собой сложили её вчетверо и опустили в нагрудный карман рубашки.       Рубашка и впрямь была очень удобной: не прижималась к телу, не давила в плечах и руках, а кнопки вместо пуговиц и вовсе делали её отличной. Вот только я не привык к воротникам, почему и ослаблял его, не застёгивая последние две пуговицы.       Поджав губы, я поправил очки на носу и вместо того, чтобы отправиться к порталу, просто нажал на кнопку браслета. Так быстрее.       Воздух зашелестел вокруг — уже привычное дело, ведь за эти три недели мы с Габриэлем наведались к Эмме раз семь, — и выбросил меня в знакомом светлом коридоре. Ничего не изменилось. Всё тот же бардак в коридоре и детской, только на этот раз в квартире на всю катушку орал рок (я аж подпрыгнул от неожиданности и восторга). Тонкий детский голосок, на удивление хорошо попадая в ноты, подпевал низкому, чуть хрипящему голосу; я уже знал, что это маленькая Оливия, Хранители которой наблюдают за её жизнью как за комедийным сериалом и вмешиваются лишь изредка. Я и видел-то их всего пару раз и то мельком. А сейчас она меня и не интересовала.       Я заглянул в гостиную, где горел свет, и нашёл то, чего не искал. Эмма, привстав на цыпочки, вытирала пыль на шкафу со множеством полочек и мелочных фигурок, фоторамок, иконок, — а на чёрном диване напротив, обняв котёнка и чуть ли не уткнувшись в него носом, лежал Габриэль. Британец довольно урчал, прикрывая глазки, а Габриэль посматривал на Эмму и всё приговаривал: — Вот, каждую фигурку нужно протереть, ведь пыль копится. Слышишь? Подними эту фотографию и под ней тоже обязательно вытри. И рамку не забудь. И стекло. И те дверцы тоже на всякий случай… — Не понял, — обозначил своё присутствие я, и Габриэль обернулся на меня с видом школьника, которого застукали за списыванием, — что это ты тут делаешь? — Упражняюсь, — спокойно ответил он. — Ты ходил в магазин, а я решил с пользой провести время. Ты бы позвонил, а я спустился… Я всё продумал.       Я закатил глаза и посмотрел на бедную девушку, явно не желающую скрупулёзно стирать пыль с каждой мелочи. — Да забей ты, — в сердцах сказал я ей. И она тут же послушалась. — Знаю я, зачем ты сюда пришёл, кошачья душа. — Я кивнул на нежащегося в призрачных объятиях котёнка. Габриэль только крепче и любовней прижал его к себе. — Пошли уже. Натискаешься ещё. — Кто-о у нас самый милый и хороший?       Я цокнул языком и стащил Габриэля с дивана, на что котёнок обиженно мяукнул. — Чего, Деймос, тебе тоже не нравится уборка? — участливо поинтересовалась Эмма. — Эта пыль — просто ужас. Даже пылесосить интереснее… — Ещё и имя подобрала отличное, — горделиво вскинул нос я. — Что-то, я погляжу, тебя на тёмную сторону всё тянет, м, ангел? — Неправда, — фыркнул Габриэль.       Но я-то знал… — В наше кафе?       Габриэль бодро взглянул на меня, а я лишь покачал головой. Он имел в виду то кафе, куда затащил меня в первый раз, — мы фактически стали там постоянными клиентами, и юная кассирша с извечным пучком чёрных волос на голове с широкой улыбочкой интересовалась: «Вам как обычно?» Габриэль не мог жить без сладкого. Я же был к нему равнодушен, но добровольно соглашался на десерт. Не так уж это и плохо, наверное. Вот только… — Габриэль, сладости — не еда, — строго заметил я. — Это не нормальный обед. Нужен суп. И горячее. И что-нибудь вроде салата. Ну или фаст-фуд на крайняк. Но не пирожные, конфеты, печенье и мороженое. Нет.       Габриэль надулся, но быстро согласился со мной. В ближайшем переулке перевоплотившись в смертных, мы отправились на поиски местечка, где можно было бы вкусно поесть. Я уже пожалел было об этом решении, ведь теперь дома нас ждали свежекупленная упаковка макарон, фарш, яйца, мука, блинчики — но раз уж платил не я… — Я вообще-то и так планировал сходить с тобой сюда, — ляпнул Габриэль. — Просто повод появился. — Чего это? — Ну… Последний день ведь. Кто знает, когда мы будем свободны и сможем вот так гулять. Я ещё не до конца представляю себе, как проходит эта работа. — Он потёр голую руку. Мы будто поменялись местами: он надел белый хлопковый жилет, а я — рубашку. — Может, нам придётся почти всё время следовать за Эммой. И свободного времени почти не останется… — Эй. — Я несильно пихнул его в бок. — Вспомни, много ли Хранителей шляется по улицам вместе с людьми? Е-ди-ни-цы. Нам необязательно везде её сопровождать. У неё и своя голова на плечах есть. Расслабься.       Габриэль облегчённо выдохнул. А я невольно задумался, почему. Я уж точно не соответствовал ангельским стандартам друга, но Габриэль всё равно хватался за каждую возможность провести со мной часть своего свободного времени. Я не был прихотлив, в общем-то мне не было необходимо чьё-то общество, чтобы провести утро, день или вечер хорошо. Но… Мне чертовски льстили эти слова. Я был… Нужен?       Неспешно пообедав в KFC, мы после настойчивых уговоров Габриэля всё-таки отправились в кафе на площади. На этот раз я наконец взглянул на вывеску и прочитал название, доселе мне неизвестное.       L'harmonie.* — Вам как обычно? — светясь верной улыбкой, спросила кассирша. А я подумал, может, узнать её имя? Мелочи порой играют роль. Но не стал спрашивать. — Вы правы, как всегда, — просиял Габриэль, и меня вновь раздавило всмятку. Не будь на мне тёмных очков, я бы ещё в третьем классе слепым остался.       В итоге перед нами стояли беленькие пластиковые подносы, а на них — всё те же сласти, отражающиеся в блестящих глазах Габриэля. — С таким питанием ты скоро станешь такой же булкой, как вот эта у тебя в руке, — я кивнул на рогалик, который держал ангел. — Это круассан! — возмутился он. Впрочем, наверное, и потому, что его сравнили с булкой. — Да мне всё равно. — Я откинулся на спинку стула и, по-хозяйски закинув на неё руку, принялся за свой кофе. — Сам говорил, что следишь за тем, что ты ешь. Но что-то не похоже… — Ты жесток, — обиделся Габриэль. — Всего лишь предупреждаю тебя. Это, кстати, не моя работа. Мне бы напихать в тебя этих булок и пирожных, да побольше, а я что делаю? Наставляю тебя на путь истинный вместо порочного. Где это видано, а? Скажи мне?       Габриэль смятённо отвёл взгляд. — Да не растолстею я, — примирительно пообещал он. — Конечно не растолстеешь, — хмыкнул я. — Если ты будешь не в состоянии взлететь… подняться на четвёртый этаж, я твою тушу наверх не потащу.       Габриэль забавно покраснел не то от негодования, не то от непонятного смущения, но я не смог сдержать тихого смеха и легонько пнуть его светлые кеды носком своего кроссовка.       Вот дурачина. Ему скоро девятнадцать лет, а он ведёт себя как самый настоящий беспечный ребёнок. Я был младше него на неделю, но чувствовал себя куда устойчивее и ответственней — возможно, потому, что я никак не мог увидеть в нём серьёзного соперника. Обладал он некой лёгкостью, беззаботностью и добродушием и этим был способен очаровать всех вокруг. Кроме демонов, конечно. А я уже почти не мог относиться к нему со всей строгостью…       Габриэль таскал меня по городу до позднего вечера, но к концу дня я понял, что вовсе не устал. Ноги ныли из-за непривычки, но внутри — внутри я не чувствовал истощения или скуки. Возможно, именно это чувствовали волосы Габриэля, когда ветер играл с ними, трепля и подбрасывая в воздух. Июньский вечер был тёплым, как и положено, но откуда-то веяло отрезвляющей прохладой, морозящей кончики пальцев…       Весь остаток дня не мог забыть того взгляда, которым Габриэль посмотрел на меня, открыв холодильник. Кажется, точно так же на нас смотрела кассирша в «L'harmonie», когда мы сидели за столиком…