***
Я пришёл на место встречи с той же мыслью. Пришёл мрачнее любой тучи, ссутулившись и сунув руки в карманы, неохотной походкой и аурой нежелания — и как же я был благодарен своим очкам за дополнительную защиту! Потому что, когда я увидел Обсидиану, поправляющую пышные волосы, мой и без того хилый настрой окончательно сдулся. Она была одета в чёрное, но лёгкий узорчатый костюм на ней намекал, что она не просто так сюда пришла. А я, в той же рубашке да обыкновенных джинсах и извечной перчатке? Нет. Я не хотел идти. И ноги почти повернули меня назад, когда Сиди повернулась и улыбнулась мне. Широко, довольно… Мне поплохело. Я поправил очки и зашагал вперёд, как на расстрел. — Ну привет, — ласково промурчала она, когда я встал рядом, а меня перекосило от фальши. — Угу. Привет. — Я не скрывал своего недовольства, но Сиди не посчитала это за что-то важное и сразу приподняла руку. До меня не сразу дошло, что ей нужно, и я нехотя подставил локоть: она взяла меня под руку. Всё это — игра, и я — ненастоящий в этой пьесе. Забредший случайно со страниц другой книги. Обсидиану эту ни капельки не смущало. Её чёрные глаза возбуждённо сияли, и всё её существо излучало некий свет — она была счастлива, что я пришёл провести с ней время. Так странно спокойна после того, что наговорила мне… Будто бы этого и не было. Но как же этого могло не быть? — Мы так редко разговариваем с тобой, Эл, — качала она головой, а голос её был певуч и вовсе не груб. — Расскажи мне, как проходит твоя работа? Ты словно закрылся ото всех… — Я не закрылся, — нетерпеливо ответил я, — я просто занят. Может, мы пролетели всего ничего — город плыл мимо нас медленно, сдвигаясь с каждым шагом лишь на миллиметры. Я уже устал, устал пытаться понять Сиди и её поведение. Безусловно, она не понимала, что мне некомфортно рядом с ней: щебетала певчей птичкой мне на ухо бесполезные вещи, держала тяжёлую ладонь на моём локте, который я потом не смогу разогнуть, улыбалась и блистала — а я внутренне дрожал от ощущения наигранности. Нет, Обсидиана была честна со мной в то время — или же искусно лгала, опутывая меня своими липкими коварными сетями. Отчего-то заныло сердце. Запутаюсь — и будет поздно… Фонари стояли в парке бесполезными истуканами. Небо не желало темнеть и сохраняло приятный сине-розово-оранжевый оттенок с белыми пятнами облаков. Было тепло — снаружи. Внутри… Я не знал, что творилось у меня внутри, но тепла там не было. Ленивая колкая прохлада. — Зайдём в кафе? Отказ, естественно, не рассматривался. Сиди пила чёрный кофе с растягиваемым удовольствием, маленькими глоточками, а я выпил свой ореховый меньше, чем за минуту (просто не мог дольше), и беглым взглядом пробежал по обстановке: искал часы. И нашёл. Восемь часов. Два часа. А казалось, что уже совсем поздно… Я не подал виду, что раздосадован, и взял пару пирожных. Сиди посмотрела на меня с благодарностью и обожанием, а я крутил в руках свой круассан и не решался. «…будешь такой же, как эта булка.» — «Но это круассан!» Мои губы тронула секундная улыбка, но я тут же спрятал её, пока не стало поздно. Но Обсидиана уже заметила и расцвела: приняла на свой счёт. А я тогда подумал, что даже в подобной безмятежности ей не быть похожей на… Габриэля, на которого она наложила вето. Когда мысль о том, что она подражает ему, чтобы понравиться мне, пронизала мой мозг, я невольно дёрнулся. Стало холоднее. И не только потому, что на город постепенно спускалась ночь. Она дышала свободой, такая лёгкая и изящная, и я казался балластом рядом с ней. Я трезво осознавал это, но Сиди не обращала внимания на мою инертность. Ей не это было нужно… Для неё я был частью некого плана, который она желала привести в исполнение. День за днём. Ей был нужен я во всех мыслях, и ей думалось, будто с этого момента процесс пошёл. Но… Ничего подобного. Я лишь чувствовал себя невольником в руках шантажиста, игрушкой в руках ребёнка. — А, фотография? — пренебрежительно бросила Обсидиану, когда я спросил у неё про фото. — О, ну если тебя это так интересует, я могу тебе прислать. Позже. И не говори мне о нём. Она поджала губы, и я всё понял. Единственное напоминание о Габриэле — и её сознание помутнялось от ненависти. А значит, не было у меня того глотка воздуха, который смог бы позволить мне передохнуть хоть ненадолго от въевшегося в мозг приторного плавного голоса. Он остался дома. Я возвращался вымотанный за бесконечные четыре часа. Обсидиана выжала из меня все соки, даже не догадываясь об этом. Вытянула силы, обняв на прощание. Это были долгие секунды, и мои ноги готовы были отказать мне, когда она наконец отстранилась. Я едва выдавил из себя прощальную улыбку. И улетел. Наконец. Домой. Так паршиво я себя, пожалуй, никогда не чувствовал. Из объятий в объятия — как заплутавший. Только в одном случае был нужен я, а в другом — мне. Лоб коснулся мягкой ткани сорочки, и мне захотелось сказать: «Мама, ты не представляешь себе, как я устал». А мягкий неразборчивый шёпот у уха и такие же мягкие руки будто и впрямь были мамины…II-12. Ты. Рандеву.
23 ноября 2019 г. в 03:15
Тягостная, пряная теплота вокруг — как будто искусственная, призрачная, ненастоящая. Она обволакивала меня со всех сторон и мягко давила на грудь тяжёлой подушкой. Не душила, нет, но удерживала моё тело от любых движений. Я лежал на спине, открытый для всего, с вяло лежащими на животе и груди руками. Лежал не шелохнувшись и только тихо дышал, не смея нарушить властительницу-тишину. Этим утром она правила балом и отравила все звуки, наполнив воздух тугим плотным веществом. Я чувствовал его — это и был сам воздух, но… Не такой, как прежде.
Сплошная серость. От стены до стены до стены и до стены. И только посерёдке — небольшая люстра, тоскливо смотрящая вниз своими блеклыми глазами. Яркий свет просачивался в комнату и прекрасно исполнял функции ламп без затраты электроэнергии. Я смотрел в потолок равнодушным взглядом полуприкрытых глаз…
Болела голова. Не той болью, на которую чаще всего жалуются, а совсем другой. В ней было слишком много мыслей, и требовалась особая операция, чтобы от них избавиться. Провести её было не в моих силах. Я даже не мог открыть рот.
Она осталась. Та безысходность, которая пришла ко мне вчера и прочно угнездилась в темени. Она осталась, но крепко спала, а я боялся разбудить её малейшим движением или случайной мыслью. Нельзя.
Часы тоже стихли. Я не слышал их мирного тиканья. А может, это я оглох, а не звуки пропали?
Хруст ключа в замке показал мне, что я ошибся. Нет, с моим восприятием всё в порядке. Часы заскрипели и пристыженно принялись отбивать ритм в своём обычном режиме.
Габриэль вошёл в квартиру абсолютно бесшумно и скинул кожаные лёгкие ботинки. Я не мог видеть его со своего места, но слышал по лёгкому шороху: он что-то купил. И продолжал смотреть в потолок, как если бы надеялся найти там ответы на волнующие меня вопросы.
Шурх. Я заметил самым краем глаза, что Габриэль заглянул в комнату, но сразу же ушёл на кухню. Фыркнула спичка. Зашипела бабочка газа.
Вчера я разговаривал с Сиди… Габриэль точно так же заваривал кофе. После разговора я залпом выпил горячий напиток и улёгся в кровать, изнурённый морально. Я так и не поговорил с ним тогда. Даже когда не мог заснуть, но не подавал виду, я слышал, как ангел ворочается в постели и что-то неразборчиво шепчет про себя. Я не хотел его расстраивать. Не хотел — но мой внутренний барьер оттолкнул его. Вчера…
Можно было подумать, что я заснул с открытыми глазами. Серость потолка шуршала перед моими глазами барахлящим экраном телевизора. Усыпляет. Я бы и заснул снова из-за внутреннего стресса, но на этот раз я просто лежал и воспринимал.
Габриэль так же беззвучно вошёл в комнату с большой чашкой кофе в руках. Серость тотчас же рассеялась: я уловил тонкий запах лесных орехов и сладкого сиропа…
— Я не будил тебя, — полушёпотом произнёс Габриэль, останавливаясь у моей кровати и грея ладони о чашку, — думал, тебе лучше отдохнуть после вчерашнего. Не знаю, что произошло, но ты выглядел очень подавленным… Тебе лучше?
Я нашёл в себе силы, чтобы кивнуть и чуть повернуть голову в сторону Габриэля. Глубоко, глубоко в душу смотрели его глаза, а от кофе поднимался ореховый пар…
— Если тебе будет легче… — начал Габриэль, отставляя кружку на тумбочку за моей кроватью, но я его перебил:
— Я расскажу тебе. — Спросонья мой голос звучал хрипло и сипло. — Только… Присядь.
— Конечно.
Габриэль осторожно, словно боясь спугнуть меня, как какую-то птицу, присел на самый край кровати.Я всё так же пялился в потолок, непривычно светлый без очков. Пялился — и тяжело молчал. Перекати-поле остаточных мыслей прошелестело мимо… Оно было холодным с одном стороны и пламенеющим с другой. И не нравилось мне до чёртиков. Ничего не было в нём — лишь серная тухлая пустота, давящая на мозги.
Что сказать? С чего начать? Я не мог сформулировать ни одну из своих мыслей и молчаливо нервничал. Габриэль смотрел мне в глаза, а я вновь не мог опустить на него взгляд с потолка. За вчерашнее — стыдно, нехорошо. А он всё ещё здесь, ждёт, пока я заговорю. Но слова не выходили наружу, отказываясь собираться в фразы, пускай наваждение спало.
— В общем… — замялся я, глядя не на Габриэля, а на стену за ним. — Мы с Сиди почти поссорились. Она продолжает наседать на меня. Хочет, ээ… Встречаться со мной.
— Встречаться? — Габриэль непроизвольно дёрнулся и подвинулся ближе.
— Угу. В последние дни она слишком уж… пристаёт. Не люблю, когда мне нагло навязывают свои чувства. У меня есть и личная жизнь, и личное пространство.
На лицо Габриэля легла тень печали, и он опустил глаза. Как будто бы это на него вывалили всю досадную тяжесть. Я поджал губы и высвободил руки из-под одеяла и придвинул их ближе к Габриэлю — полуосознанно: меня тянуло к нему ещё со вчерашнего вечера, но я не позволял себе показать слабость. Сейчас, когда гнёт отступил…
— Ты ей не нравишься, — выдавил я.
— Поче…? — Габриэль запнулся и ошарашенно посмотрел на моё серьёзное лицо. — Это потому что…?
— Потому что ты живёшь со мной — это раз. — Я глубоко вздохнул. — Потому что у нас с тобой хорошие отношения, хотя этого не должно быть — это два. Ты всегда со мной — это три. И… там пара случаев. — Я мотнул головой, разумно решив не озвучивать все свои мысли. Что, если я его спугну? И он не будет близок ко мне так, как сейчас?
— Она… Ревнует? — догадался Габриэль с неловкой улыбкой. — Ревнует, потому что… Я… Потому что она думает, что я нравлюсь тебе больше, чем она?
С такой простотой прозвучали его слова, что я приоткрыл рот в каком-то болезненном волнении.
— Она не… ревнует. Она… Маньячка, которая считает, что я могу быть только с ней и никак иначе. — Я потёр тыльную сторону ладони. — Но я думаю, что ты прав. Она так думает и бесится. Каждый раз, когда видит тебя рядом. Поэтому… Держись от неё подальше, хорошо. Прилетит — мало не покажется.
— Ты не должен волноваться обо мне, ведь она к тебе пытается пробиться, верно? — Кожу мягко кольнуло чужими пальцами. Я безотчётно дёрнул кистью к тёплой ладони и прикрыл глаза: веки гулко пульсировали, подавая сигналы к расслабленным вискам. — Лучше подумай о том, как поступить дальше. Должен же быть какой-то выход из ситуации… Безболезненный.
Разомкнув веки, я увидел в глазах Габриэля голубую иконку загрузки и тихо хмыкнул. Этой загрузке не было суждено завершиться.
— У неё компромат, Габ, — почти шёпотом заметил я, сам того не сознавая придавая словам драматическую окраску, — и она воспользуется им, чтобы привязать меня к себе. Понимаешь, это всё паршиво. Донельзя. Каюк.
— Какой компромат? — Габриэль импульсивно сжал пальцы на моей ладони, и в моих глазах заплясали голубые искорки. — Что она могла достать?
— Это… Ерунда. Серьёзно, высосано из пальца, но Сиди изобретательна и может провернуть что угодно и с чем угодно. Она… Сказала, что хочет, чтобы нас разлучили.
Я замолк; вязкий ком, отделившийся от сердца, крутился в моём горле и трепыхался беспомощной бабочкой, разбиваясь о стенки, как о стекло. Только сейчас, произнеся эти горькие, как молочко одуванчика, слова, я понял, насколько серьёзна была Сиди. Насколько реальны были её планы. Насколько больно будет отрывать от себя то, что стало таким близким.
— Но… — Габриэль растерянно прикусил губу и отвёл взгляд. — У неё ведь не получится. Если там ерунда в качестве единственного доказательства, и тем более, — его щёки вспыхнули бледным розовым румянцем, — тем более ничего не было такого, пусть я и не знаю, о чём ты… Она не может необоснованно заставить нас разделиться, правильно же?
Габриэль перешёл на едва слышный голос и лепетал слова про себя, больше успокаивая себя, чем меня — я видел это по его обеспокоенному лицу и судорожно давил в себе вздымающееся вверх желание сесть, прижать к себе, наплевав на какую-то там ненужную мораль, и послать Обсидиану куда подальше с её шантажом. Да, чаще всего я был грубым и несносным демоном, но Габриэль изменил небольшую часть моей души к лучшему, и я не мог, не мог больше этого терпеть.
— Я встречаюсь с ней сегодня в шесть у портала, — просипел я и обнаружил, что уже сижу, в упор глядя в голубые глаза, которые вздрагивали, будто лёгкий тюль от дуновения игрового ветра. — Надеюсь поговорить с ней нормально и убедить…
— Я буду ждать тебя, — ненавязчиво улыбнулся Габриэль. — Жаль, что я не могу пойти с тобой…
— Не стоит. — Я покачал головой и скользнул взглядом вниз. Белые и голубые звёзды одна за другой вспыхивали моей кисти и мало-помалу взбирались выше и выше, к запястью, но ни один из нас не спешил убирать руку. Придётся надеть перчатку. А как хотелось бы сдёрнуть её с руки в самый подходящий момент и сказать Обсидиане, чтобы она отвязалась от меня наконец! Увы. — Сиди резко негативно реагирует на тебя. Так лучше для тебя. И для меня.