Вне правил

      Яркий свет лампочки светильника падал на русую голову. Шторы были задёрнуты: день в самом разгаре, но Эмма, как ни странно, предпочитала мягкую, услаждающую глаза темноту. В детской — тишина; звон мечей и воинственная музыка вместе с криками и боевыми кличами свидетельствовали о том, что Оливия играла в компьютер, сменив свою сестру. Родителей не было. Кажется, до этого они говорили о каком-то концерте, но никто из детей не был в этом заинтересован. Да и я, если честно, толком не понял, что там был за жанр… Поэтому Эмма осталась дома, поддавшись моему искушению.       Но я по-прежнему проигрывал Габриэлю.       Мне казалось, что это своеобразная месть за то, что я раз в два-три дня оставлял его одного и уходил с Обсидианой, хотя я сам не получал ни малейшего удовольствия от этих прогулок. Раз за разом он придумывал банальные соревнования и непонятным образом выигрывал — даже если я был на сто процентов уверен в том, что победа мне обеспечена. Да взять те же логические загадки! Я был готов биться головой об стенку, только бы мозги встали на место. Зато Габриэль так беспечно улыбался, что я смирялся. И прощал ему все мои поражения. Почти.       Знать бы, что был за компромат, из-за которого я тратил свои вечера впустую. Узнавал каждый раз о Сиди что-то новое, что мне было совершенно неинтересно. Она же знала обо мне всё, как будто годами рыла информацию. В один из последних вечеров я не сдержался, прикупил в ларьке банку пива и, морщась, выпил половину и выбросил в ближайший мусорный бак.       Полегчало.       «Гляделки? — задорно предлагал Габриэль, и глаза его блестели, будто он сам кайфовал, глядя в мою едко-жёлтую радужку с чёрными узкими зрачками. — Отыграешься?»       «В другой раз», — изо дня в день отвечал я, и сердце моё ёкало.       А потом я узнал, что же всё-таки было на том фото.       Яркий свет лампочки светильника падал на русую голову…       «А знаешь, я ещё фильм смотрел, «Всё могу» называется»       «Как «Брюс Всемогущий», что ли?»       «Да-да, наверное. Он ржачный. Можем сегодня глянуть, как раз суббота, никуда завтра не надо»       Взбудораженный блеск в глазах Эммы моментально пропал. Она перестала болтать ногами в воздухе и сникла, откладывая телефон в сторону и опуская голову на сложенные руки. — Чего такое? — встрепенулся Габриэль, на время выпавший из реальности. Деймос спрыгнул с кровати, шугнувшись его голоса. — А вот нечего с котом играться, когда тут сложная ситуация, — фыркнул я, поднимая голову.       Я уже минут десять сидел рядом с Эммой, развалившейся на кровати, и читал её переписку с Жаном. Низко, но полезно. Так я мог узнать о своей подопечной что-то новое, на что можно было бы надавить в будущем. Как сейчас, например. — Помнишь, вчера она встретила подругу? Когда шла из магазина? — Ну… Да? С ней что-то случилось? — Габриэль подсел ко мне, перед этим старательно стряхнув пару шерстинок с кровати. — Нет, не с ней. — Я потёр подбородок. — Она позвала Эмму к себе, так? Они договорились встретиться сегодня. Да? — получив утвердительный кивок, я закончил: — А Жан предлагает ей посмотреть кино сегодня вечером. Вот и…       Словно сделав вывод из моих слов, мягкий браслет на запястье завибрировал. Габриэль задумчиво замычал, сочувственно взглянув на Эмму, нервно постукивающую пальцами по тёмному матрасу.       Выбор сложный… Я невольно спроецировал ситуацию на себя и подумал, что остался бы с Габриэлем. А вот сам Габриэль… Я окинул его изучающим взглядом. Мы дружили вот уже полтора года, и я знал о нём многое; если опустить факт того, что Эмме Жан нравится, а у нас ситуация немного другая… — А ты как бы поступил? — вдруг спросил я. — Если бы?.. — Габриэль мимолётно взглянул на меня. — Если бы ты предложил мне посмотреть фильм, а встреча была бы уже назначена? — Не дождавшись ответа, он складно пробормотал: — Ну, я бы попытался совместить. Ушёл бы пораньше, и у нас с тобой было бы ещё время… — А если нет такой возможности? — настаивал я, всё больше понимая, что знаю его ответ. Горло сжалось.       Габриэль молчал. Я был для него другом, но сравнивать меня с остальными его друзьями было очень сложно. И, может быть, даже невозможно. Всё же я демон, а дружба ангела и демона — это нечто из ряда вон выходящее. Особенно если она такая близкая, как наша. И всё-таки, даже не смотря на это, я признавал, что Габриэль, такой открытый и общительный, не откажется от встречи со своими друзьями-ангелами… — Тебя мне ни в коем случае не хотелось бы обидеть, — с грустной улыбкой сказал он. — Но и планы рушить… Неправильно. Не смог бы я оставить их. Разве что взял бы тебя с собой… — О да, они были бы так рады меня видеть, — съязвил я, пока моё сердце коряво съёживалось. — Наверняка она так же переживает, — Габриэль сжал губы, — поэтому… Давай устроим ещё одно соревнование? Я… Не хочу, чтобы мы расстраивались из-за различных мнений. Потому что… — Да понял я. Да.       Я потёр виски. В самом деле, поступит ли Эмма плохо, если откажет подруге? Или Жану? И так и так ей будет плохо. И её друзьям тоже. Что в приоритете? Эмма давно не виделась с подружкой и соскучилась по ней, но Жан… Чёртовы человеческие отношения. Нас учили, что нужно судить по степени близости. Но тут… Слишком нестандартно. — Будешь отыгрываться? — всё так же твёрдо поинтересовался Габриэль. Мне даже не требовалось напрягаться, чтобы понять, о чём он. Но он пояснил: — Гляделки. Ты хотел взять реванш.       Но на этот раз мой правый глаз непроизвольно дёрнулся.       «Ты просил. Делай с этим что хочешь, но никогда больше не говори со мной о нём.»       Нос к носу. Глаза в глаза. Блеск очарования. Смущённая мягонькая улыбка, которую можно было потрогать взглядом. Сдержанное дыхание. Считанные сантиметры. Тонкое ожидание на лице. Упорное желание в глазах. Напряжённые пальцы. Расслабленные сложенные ладони. Доминант. Подчинённый. Губы — улыбка. Глаза — улыбка. Лицо — улыбка. Свет.       «В другой раз?» — готовился ответить я. Вновь.       «Буду», — неловко сформировали губы.       Чёрт бы побрал…       Вблизи Габриэль был совсем не таким, как с привычного расстояния в шаг или чуть больше-меньше. Так его свет чувствовался ярче, сочнее — я как будто погружался в него, как в тёплую, горячую ванну. Из-за этого мои глаза сохли столь быстро, до сих пор не привыкшие к ослепляющей ауре, и расширялись, и сужались, и будто вытягивались. В эти странные секунды лицо Габриэля смягчалось и сияло скрытой улыбкой. Я старался смотреть куда угодно, но только не в его глаза: на аккуратный нос, вечно спадавшую на лоб тёмную кудряшку (которая изящно завивалась и без моего вмешательства), чуть румяные щёки, мельком скользил по губам, тут же взметался взглядом обратно к глазам и сразу перемещал его на тонкие брови. — Не по правилам, — вкрадчиво шепнул Габриэль, и я чуть прикрыл глаза: не мог, не мог сносить ясности его взгляда.       Нос к носу. Глаза в глаза. Снова.       Чёрный ночной голубь бился о металлические прутья моей груди, хлестал тёплыми крыльями тесные рёбра, роптал, гукал, царапался когтистыми лапами. Выпусти! Выпусти! А как? Что сделать? Как отпереть крошечную дверцу? Крылья рывками гладили моё горло, я почти задыхался — но не моргал. Нет. Нельзя. Только во рту пересохло. Я облизнул губы — обдало жаром, а голубь, словно попав в силки, истошно заурчал и задёргался, пытаясь высвободиться.       Ладони вспотели: идея. Быстрая. Безумная. Действенная. Какие соревнования? Что это такое? Работа? Что-то знакомое, но никак не могу вспомнить, что же… Ладони быстро, гладящим движением вплыли на спину и лопатки Габриэля, минуя крылья; голубизна его глаз колыхнулась, ресницы распахнулись, а горло издало какой-то тихий всхлип, как если бы он собирался расплакаться. Я сохранял зрительный контакт и нарочито медленно приблизил нос к его щеке, едва-едва не касаясь, — веки Габриэля опустились, но он всё ещё продолжал не дыша наблюдать за мной. «Держится!» — курлыкал голубь не то мне, не то ему и хлопал крыльями так отчаянно, что я почти оглох изнутри. — Зрачки… — одними губами прошептал Габриэль. Я ничего не понял, но перед глазами поплыли цветные пятна: близко, слишком близко, сойти с ума, тёплое дыхание, прикрытые глаза — на миг закрылись да так и не раскрылись.       Оцепенение — горячее, жгучее, восковое оцепенение. Чем я дышал: носом, ртом, телом? — чувствовал лишь тепло, лижущее мои губы и мой подбородок. Компромат, чёртов компромат. Мало… Но я выиграл, выиграл — ценой собственного самообладания. — О-отпусти… — сдавленно прошептал Габриэль, не размыкая век, а потом его руки оказались на моей спине, противореча ему же. Он скользнул туманно-небесным взглядом мне в глаза, а затем уткнулся лбом в моё плечо. Крылья затрепетали… — Нет, оставь так. — Я выиграл, — выждав какое-то время, объявил я. Ляпнул невпопад. А голубые крылья улыбнулись мне в ответ. — Ты жульничаешь, — всё шептал Габриэль, — нельзя так. Не по правилам…       Я на секунду подумал о моральных правилах фракций… — Я же демон. — Я потрепал Габриэля по волосам, и он дрогнул под моими ладонями. Ещё… Ещё немного — и мой рассудок помутится. — Я не соблюдаю никакие правила. Ты это прекрасно знаешь.       Он… Поднял на меня глаза; это были не глаза, это были светлые Нептуны с чарующим космосом вместо зрачков — я не видел в них ничего, кроме внеземного, нереального, невозможного, скрытого от чужих глаз чего-то необъяснимого. Я разозлился, разозлился на себя за то, что не понял ничего, что нёс в себе этот взгляд, почему в нём появилась многоликая Вселенная, почему, почему, почему — бесконечное почему!       Я встал; пошатнулся. Габриэль обессиленно опустил руки, будто полчаса подряд таскал тяжёлые чемоданы. Смотрел на меня… Так же. С бесконечным вопросом и затаённым ответом. Молчал — но я его слышал. И, пересиливая себя, резко развернулся и вышел в другую комнату.       «Ты… ты… ты…»       Я стоял на кухне, облокотившись на подоконник, и смотрел на улицу. По нижней улице, как крупные муравьи, бегали-ходили люди… Зачем они смотрят друг другу в глаза? Что они там видят? Разве есть в них что-то, кроме самих глаз? Откуда оно берётся? Почему кусается? Мешает вдохнуть. Бесконечность.       Эмма осталась с Жаном — я остался с Габриэлем. Но теперь космос неизменно преследовал меня. В каждой мелодии, извлекаемой чистым дыханием и пляской пальцев. В каждой улыбке, в каждом взгляде, в каждом жесте. Я был с Обсидианой — поднимал голову вверх и видел в небе чёрно-голубой космос, не видимые другим Нептуны и другие планеты…       Страшно? Нет. Но как-то раз я проснулся ночью и увидел свечение вокруг нимба Габриэля. Голубое, как его глаза. Птица-ночь молчала в моей груди, молчал и я. Хотел её выпустить. Но не знал, как.