Ты крутись, крутись, колечко...

Морготовы отродья. Так их называли. За глаза, естественно… Рискнувшего же высказать подобное в морду огнедышащего ящера попросту распыляло. Температуры пламени было достаточно, чтоб обратить наглеца в пепел, остальное заканчивал ветер, унося то, что недавно жило и дышало по Средиземью… Их боялись. Их ненавидели. Проклинали. Но что ненависть жалких муравьишек в сравнении с той великолепной статью, мощью и силой, коей их наделил Тёмный создатель?! Драконы — вот совершенное орудие, не то, что мерзкие орки… Впрочем, те безмозглы. А лишенными разума, кроме самого примитивного и низменного, как известно, проще управлять. Драконы же имели острый ум, а потому падение Властелина подарило им то, чего они в глубине своих огненных сердец жаждали столь долго. Свободу. Возможность поступать по собственному разумению будоражила их кровь, открывая простор мечте и жгучему желанию обладать. Золотом, драгоценностями! Чем больше, тем лучше! Эта жажда, эта лихорадка… Скорее уж то было проклятье. Но столь сладко и покойно почивать на золоте мог лишь только дракон. То лежало у него мертвым грузом, он купался в нём, ноздрями различал запах, знал, без ошибки, сколько и чего, у него было в достатке… У Смауга Золотого было в достатке всего. В Одинокой горе хватало как золота, так и иных сокровищ, в том числе и выполненных эльфами. Не только гномы и люди приложили руку к тому богатству. И всё же дракон не смог пройти мимо ещё одной… махонькой драгоценности. Кольцо. Золотое, но, видит создатель, не простое. Что-то там внутри него влекло, завладевая помыслами… Нечто смутно знакомое, и, безусловно, мощное. Оно обещало зверю — всё золото, все сокровища мира… Надо было лишь лапу протянуть, но… В результате Смаугу пришлось протянуть не только лапы, но и крылья. Вторжение маленького Вора с незнакомым запахом и любопытственной вещицей нарушило не только его сладкий сон, но и заставило вновь вспомнить о существовании столь досадных… муравьев. Последним стоило напомнить их место. Уничтожив их ничтожный городишко. В назидание и потому что он мог. Он — дракон. Воплощение Силы и Мощи, венец творении Темного Владыки, а потому никто из жалких, ползающих по земле червей, будь-то пузатые волосатые коротышки (от них потом отрыжка!) или же чуть менее волосатые и пузатые двуногие повыше (их длинные кости потом застревают в горле!) или же остроухие сволочи, столь обильно надушенные, что потом от них всё несварение… Выражаясь яснее, никто из этих самых не имеет права тревожить его покой! Однако сделанного не воротишь. И распираемый от жажды мести (мало того что покой потревожили, так ещё и раскаленным золотом щедро облили), Смауг направлялся на Озерное городишко. Благо расплавленный благородный металл не смог прожечь толстую драконью шкуру… К тому же где это видано, что огнедышащего зверя можно было бы обжечь?! Вот только злато было тяжело… и как ни жаль, но от лишнего груза следовало избавиться. А потому Смауг, прикидывая в уме сколько тонн вышло убытка, отряхнулся прямо в воздухе. Гномы за это заплатят. Вероломные коротышки! Заодно с ними достанется и людишкам… Ведь какая разница?! Да и зуб на них у Смауга Золотого имелся. Те тоже много из себя мнили и даже посмели обратить против него своё скверное оружие. Черная стрела… На миг он вновь ощутил ту острую резкую боль. Он никак не думал, что орудие этих жалких букашек сможет пробить его совершенную броню. И оно и не смогло. В первый раз. Та боль была лишь предвестником боли другой. Той, что нагнала его спустя годы… Людишки сохранили стрелу. И каким-то чудом, не иначе сумели попасть именно в то самое уязвленное место, где броня так и не успела до конца восстановиться. Дракон Смауг Золотой падал. До обидного быстро. Он так и не успел завладеть прелестью, не сумел подчинить себе все богатства и драгоценности мира. Но он успел отомстить. Мерзкий, пропахший рыбой и сыростью город горел в его пламени. Дракон, считавший себя не уязвимым, был повержен. Но не сломлен. За миг до соприкосновения с темными водами мерзкого озера Смауг подумал со всей святостью своего убеждения: «Это ещё не конец!» Это и в самом деле не было концом. Однако, если что и было между тем, как он камнем ухнул в стылую воду, а затем в ней же вновь распахнул глаза, почувствовав в себе и во всем своем существе какой-то новый неправильный огонь, то Смауг этого не помнил. Совсем. Для него между свистом стрелы, недолгим паденьем, сопровождающимся оглушительным плеском, и незнакомым, чуждым пламенем в груди прошёл один миг. Тем страннее это было. Изменилось всё, и в первую очередь он сам. Не было ни клокочущего дыхания внутри могучей груди, ни биения сердца, только холод — этот стылый сумрак претил огненному созданию. Единственный источник жизни и тепла в его теле — и тот ощущался чужим. Не его собственная воля звала Смауга ввысь — твердый, смутно знакомый голос… Дракон слышал этот зов и не мог не подчиниться. Вскоре он вынырнул из пучины, как по-волшебству, не взирая на промокшие, полусгнившие крылья… Да, зрение тоже изменилось, но не могло ведь оно настолько подвести?! Его некогда гордое, прекрасное тело ныне являло печальное зрелище. Рыбы, эти мерзкие, скользкие существа — они питались его плотью все эти… Смауг увидел пред собой отстроенный город… Годы. Жгучее чувство ненависти поднялось у него внутри. Хотелось вновь повернуть к ним свою некогда могучую голову и сжечь, сжечь их всех вновь, но… Чужая воля вместе с разжегшей угасшую жизнь искрой затопила его существо. — Не бузи, Морготово творенье, — приказал ему голос. Не тот, что звал его ввысь, но тот, что некогда столь обманчиво сладко завлекал всем златом мира… — Ты! — задохнулся от лютой ненависти Смауг, вновь ощущая присутствие столь обманчиво простой драгоценности… прелести. — Ну я, Смауг Гнилокрылый… Не сумел ты вырвать меня из цепких лапок полурослика — теперь будешь служить моему новому другу… А, впрочем, я уверен, заочно вы знакомы. Трандуил, ну чего ты встал как дуб?! Давай уже залезай, ничего эта дохлая ящерка нам не сделает! — обратилось кольцо уже к весьма смахивающему на мертвеца эльфу, смутно знакомому дракону, эльфу. — Вы всё будете гореть! — пообещал Смауг и уже собирался было исполнить задуманное, дабы расплавить мерзопакостную прелесть и обратить в прах трусливого эльфийского короля, как… Понял что не может сделать ну ничего. Тело парализовало, а чужая воля надавила с новой силой. — Ты разве ещё не понял, дракон?! Ты лишь орудие временно возвращенное… Но в твоей власти вновь наводить ужас на Средиземье. Гордись, ведь ты единственный вернувшийся с грани дракон! И пусть тебе больше не дано почивать на золотых кучах, но… — мягко стелющее кольцо замолкло, обдумывая свое предложение. — Это ведь интереснее, чем гнить в озере, пожираемом рыбами! — Не будешь чинить нам препятствий — упокоим на сей раз в Ородруине… — подал голос какой-то совсем неправильный эльф. — Такая смерть дракона устроит?! Без тлена и смрада — вернуться в лоно первоначальной стихии… Это более, чем щедрое предложение, ящер! — От тебя, не бось, собратья остроухие в страхе бегут, а, король?! — хмыкнул Смауг, не желая ставить точку. Не то, чтоб у него был выбор, чужая магия оплела его в тиски, но… Не взбрыкни он, то утратил бы уважение к себе. — А от тебя, мы видим, рыбки были в восторге! — ввернуло кольцо. — Лети уже… Курс на Эребор. Прокатимся по местам былой славы. Темные крылья расчерчивали уступающую свои права рассвету ночь. Ветер трепал одинокого драконьего всадника, силясь выбить из-под капюшона светлые пряди. Вскоре Средиземье ожидают потрясенья. Ну, а пока... Два крыла да ветра свист. Каждому Взломщику по сокровищнице, а назгулу по ящеру.