«Another life — another time Другая жизнь — другое время, We're Siamese twins writhing intertwined Мы сиамские близнецы, сплетённые внутри, Face to face — no telling lies Лицом к лицу — не произнося ложь, The masks they slide — to reveal a new disguise Маски сорваны, чтобы увидеть новый маскарадный костюм». Siouxsie And The Banshees — Face to face.
1689 год. Языки пламени выглядели пугающе даже на таком расстоянии. Люди, держащие факелы, скалились, как самые настоящие плотоядные животные, и смотрели, как беззащитная девушка, ещё совсем молодая, пыталась выбраться из ловушки. Её руки были перемотаны крепким, надёжным узлом, ноги — тоже. Она буквально висела на деревянном кресте, который эти кровожадные монстры специально подготовили для неё. Наверное, они даже выбирали исключительно девственные деревья, чтобы ведьма, «проклятая грешница», не смела выбраться из божьего дара. Они были убеждены в том, что Бог её давно покинул. — Такие мерзкие создания не заслуживают благословения! — раздался громкий голос священника, стоявшего впереди всех. — Они должны попадать в Ад и страдать там так, как страдаем от их чудовищных рук мы! — нескладный гул поддержал его слова. — Мы должны предать её адскому огню, чтобы он пожрал её кости, её плоть! Мы должны впитать каждый её крик, чтобы Бог увидел наши старания и принял нас в свою обитель! За Отца нашего вездесущего! За мир без этого порока! Теперь крики людей были более уверенные. Они поливали грязью «ведьму», проклинали её. Чудовища смотрели на неё без всякого сострадания, но в их глазах читался страх. Люди боялись её, боялись нечеловеческой силы, и поэтому они желали увидеть, как в один миг она лишится всего. Как испытает агонию от мучительной смерти. — Сегодня свершится божий суд, — опять начал говорить грузный священник. — Сегодня мы станем чуть ближе к Богу! Так давайте же не будем медлить! Предадим ведьму огню! — Огню! Огню! Огню! — Смерть ведьмам! Смерть грешницам! Смерть монстрам! Священник, упиваясь каждой злостью, каждой агрессией, расплылся в куда более глумливой улыбочке. Он, прикрыв глаза, развёл руки в сторону, чтобы вдоволь насладиться всеми ругательствами его податливой паствы, верующей в высшие силы. О да, они молились Всевышнему, совершали суд от Его имени, от Его мнимого согласия. Священник знал, что являлся благодаря Ему тем, кто управлял всеми. Он чувствовал себя властелином всей вселенной — и эта грешная мысль дурманила его разум, но у него не было совершенно никаких сил бороться с этой дьявольской мечтой, которую он честно принимал за божий дар. — Смерть! Смерть! Смерть! Священник очнулся от пленительного наваждения. Он высоко поднял факел и без капли сожаления, первый, поднёс огонь к доскам. Дерево сразу же загорелось, и другие люди, не желавшие оставаться в стороне, также поднесли свои факелы. Пламя бушевало. Оно стремительно распространялось, с каждой миллисекундой приближаясь к девушке, в глазах которой отражались жёлто-красные неконтролируемые огни. Она ощущала каждой частичкой кожи пугающий жар, заставлявший её панически дёргаться и искать спасение там, где его не было. Честно сказать, Сара представляла свою кончину не так. Может быть, в лесочке, в старости, когда конечности попросту отказывали бы работать. На худой конец — от когтистой лапы хищного зверя, который не будет насмехаться над чужой беспомощностью, а просто возьмёт и убьёт. Она думала о разных исходах, но о таком — нет. По крайней мере, ей очень хотелось верить в то, что такое в её жизни никогда не произойдёт. Однако то, что Сара видела прямо сейчас, заставляло её в полной мере прочувствовать всю трагичность и ироничность ситуации. Люди, затаив дыхание, пристально, с интересом, наблюдали за её страхом, за попытками выбраться. Некоторые смеялись, показывали пальцами, другие же были увлечены ненормальным процессом, приносившим им странное удовольствие. Священник же предпочитал говорить. — Узри же, ведьма, что бывает с такими, как ты! Тебя должны были утопить в колодце уже в детстве, чтобы наш божий мир не осквернялся таким отрепьем! Такие дьявольские создания не имеют право жить! Сара не слышала его. Всё её внимание было сконцентрировано на огне, которое подобралось непозволительно близко. Так близко, что она ощущала, как кожа на щиколотке начала жечь и постепенно загораться. Чтобы не показать своей невыносимой боли, ей пришлось до крови закусить губу. Но это не помогло. Против воли она закричала, когда пламя перешло на её платье, адски обжигая ноги. Сара сжала со всей силы ладонь и, непроизвольно откинув голову назад, ударилась о деревянный крест. Жарко. Слишком жарко. Внутри бушевал такой же пожар, как и снаружи. Сара ощущала потустороннюю силу, которая проходила по каждому нервному окончанию, заряжая чужеродной энергией. Ей казалось, что её разрывало множество тоненьких иголочек, разом впившихся в мягкую плоть. По её щекам текли кровавые слёзы, оставлявшие красный, броский след. Боль вспыхнула с новой остротой, и пламя, укутывавшее её, в несвойственной манере остановилось, а уже в следующую секунду стало сильнее, агрессивнее. Оно целеустремленно, как голодный зверь, поползло обратно к создателям. Оковы спали, и Сара обессиленно повалилась на почерневшие доски. Вокруг началась суматоха. Огонь, который прежде поглощал только одного человека, теперь потерял к нему весь интерес и переметнулся на толпу, чтобы пожрать больше смертных душ. — Это дьявольская сила! — священник выставил руку с крестом, чтобы хоть как-то защититься. — Господь наш Всемогущий!.. Его ряса загорелась, и ему пришлось в срочном порядке задуматься о собственной безопасности. Священник с криками отскочил ко всем, размахивая рукавом в попытке его потушить. К счастью для него, некоторые самоотверженные кретины пришли к нему на помощь, за которую, впрочем, не получили никакой похвалы. Люди в панике разбежались. Они оттаскивали друг друга, кого-то даже по неосторожности топтали. Пламя двигалось на них, будто подконтрольное высшим силам, а не простой матушке-природе. Сара чувствовала горечь во рту. Она сплюнула сгусток крови и посмотрела затуманенным взглядом на весь творящийся ужас, на всю паству, которую беспощадно пожирал огонь. Она видела это всё и искренне пыталась верить в то, что всё это не её рук дело, что не на её совести все эти бессмысленные смерти наивных людей, имевших совершенно ошибочное мировоззрение. Подол её платья также почернел, а на ногах, кроме небольших красных следов, больше ничего не было. Ни намёка на то, что прежде они побывали в огне. Сара решила не разбираться во всей мистической несуразице. Она, держась за бок, с трудом поднялась и, оглянувшись, побежала. Подальше от креста, от напыщенного священника, от всего ада на земле, который пуще прежнего разразился за её спиной. Засохшие кровавые слёзы на щеках придавали ей нечто безумное. Сара спотыкалась, но несмотря ни на что продолжала бежать. Она слышала, как совсем недалеко люди, очухавшиеся от самоличной инквизиции, рванули за ней, собираясь, по всей видимости, закончить начатое. Это было откровенно дерьмово. Ей была свойственна человечность и доброта. Сара не могла желать зла даже тому, кто издевался над ней, унижал и вот теперь — собирался убить. Вновь. Она не сочувствовала им, ни за что. Не после того, что они сотворили. Но ей точно не хотелось отвечать им злом. Сара же другая, верно? Ноги щипал несуществующий жар, и ей приходилось постоянно останавливаться, чтобы убедиться в том, что её кожа действительно не горела. Она каждый раз оборачивалась — и даже сквозь густые ветки деревьев видела новые факела. Люди не учатся на собственных ошибках. Сара бежала так, как никогда в жизни. Она ни за что не хотела испытывать судьбу, чтобы опять оказаться в ловушке. Практически распятой. Но только вот она не была Иисусом, чтобы после о её смерти скорбели. В этом убийстве не было никакой жалости и всем монстрам, называвшим себя людьми, просто нравилось смотреть за чужими страданиями. Постепенно лес начал меняться. Он приобретал более тёмные, практически бордовые оттенки. Сара не могла присмотреться, но мельком она видела, что даже трава, которая некогда была зелёного цвета, теперь была больше фиолетовой. Не было ни единого шума, даже ветер не шелестел листьями. В детстве мама рассказывала ей много историй о жизни ведьм. Сара знала немало легенд и, сколько себя помнила, интересовалась этим всегда. Ей нравилось представлять мир, где никто никого не убивал просто из-за того, что человек отличался от них чем-то особенным, индивидуальным. Даром. Такими же людьми рождаются. Разве не считалось это даром божьим? Мама говорила, что существует лес, что в нём живут другие ведьмы, которые не скрывают своего происхождения. И к ним никто не суётся — слишком опасно. Сара мечтала однажды познакомиться с кем-то «свыше», чтобы поделиться своими революционными идеями. Однако сейчас она, обегая мрачные деревья, просто хотела, чтобы ей помогли. Люди отставали. Сара не видела их и не слышала голоса, но она всё равно стремилась вперёд, чтобы забраться так далеко, дабы ни единая душа её больше не нашла. Ей надоела наивность людей, надоела их жестокость и эта проклятая религия, из-за которой абсолютно каждый совершал ужасающие поступки. Этому нет никакого оправдания, и, кажется, Сара единственная это прекрасно осознавала. Преодолевая невероятные буреломы, к ней наконец-то обернулась удача. Она выбежала прямо к дому, который находился среди деревьев. Небо скрывала густая листва, и ей почудилось, что уже была глубокая ночь. Неким шестым чувством Сара ощущала опасность, исходившую от всего в этом лесу, и она была вынуждена действовать очень аккуратно, чтобы не наткнуться на очередные неприятности. С любопытством осмотрев всю местность, Сара решила, что, будь здесь её мать, она бы обязательно сказала что-то в духе: «Святая кроличья лапка, да это же настоящее логово ведьмы!» От преследовавшей паствы не осталось и следа, а это не могло не радовать. Сара очень надеялась, что они заплутали в лесу и вернулись обратно. Или хотя бы решили просто бросить бесполезные поиски какой-то девчонки, которая не стоила и пальца настоящей ведьмы. Она очень хотела просто вернуться к своим травам, чтобы продолжить помогать тем, кто действительно нуждался в её помощи. Тишину нарушило карканье ворона. Вздрогнув, Сара, быстро собравшись с духом, подошла к заветному дому, который вблизи был куда более потрёпанным. Ладно, не привыкать. Из уважения она даже постучала. Пару раз. И несколько судорожно: Сара не могла избавиться от проклятого ощущения того, что кто-то на неё смотрел, желая лишь одного — смерти. Дверь не открылась. Не было совершенно никаких признаков жизни, но она, чтобы убедиться в этом наверняка, постучала ещё раз, более сильно. Вдруг до этого её просто не услышали? Такое ведь возможно в такой глуши, верно? — Здесь кто-нибудь есть? Пожалуйста, мне нужна помощь! Тишина. — Пожалуйста! Сара просила пустоту. Она оглядывалась и не видела никого, кто мог бы сделать хоть что-то, чтобы разрешить всю её сложившуюся, невероятно сложную ситуацию. Не было ничего живого в этом мёртвом, мрачном лесу. Совсем. Сара отчаялась. Она определённо ощущала, как безысходность острыми когтями впивалась ей в сердце, как высасывала всю надежду на благоприятный исход. Ей хотелось верить, что все семнадцать лет она не прожила впустую, что её жизнь не закончится на этой мучительной ноте, но проходили минуты, и негативные мысли всё укреплялись в её голове. Однако, наверное, у судьбы, если так можно назвать все трудности на жизненном пути, были свои планы. Послышались шаги, скрипящие доски, а следом открылась дверь, в которую так безнадёжно стучала Сара. Мужчина смотрел на неё подозрительно. Это было и неудивительно. Она была незнакомкой, которая мистическим образом пробралась в самые дебри, в Ад, а потом так бестактно начала просить помощи. Сара бы сама не была рада такому незваному гостю. Она резко ощутила исходившую от него энергию, которая не только заставила её замереть на ровном месте от сверхъестественной силы, но и испытать некое благоговение, почти покорность. Обычно такое происходило, когда её мать пользовалась своими магическими способностями. — Юная мисс, — несмотря на серьёзность взгляда и предвзятость к гостье, он казался заинтересованным и соблюдал завидную учтивость. — Что заставило вас… прийти сюда? Сара помедлила с ответом. Точнее ей просто не удавалось произнести ни слова, хоть она и пыталась открыть рот и выдавить из себя любой членораздельный звук. Однако ничего не происходило, и она глупо, с перепачканным кровью лицом, глядела прямо в пронзительные глаза незнакомца. — Ох, где же мои манеры? — он протянул руку, и Сара с настороженностью приняла приглашающий жест. — Пройдёмте внутрь. Обстановка дома выглядела несколько странно, но в отличие от внешнего вида — роскошно. Сара с любопытством смотрела на висевшие на стенах различные травы, грибы, на шкафы со снадобьями, на небольшой камин, который преимущественно освещал всё помещение. Деревянные, широкие стульчики со шкурой животных стояли рядом с камином и столом, который был довольно внушительным по размерам. На нём валялись различные свитки и горела свечка. Мужчина усадил Сару на один из таких стульев, пока сам отклонился, чем позволил ей ещё пристальнее осмотреть место, в которое она попала. Что-то одновременно притягивало её и отталкивало, и это чувство было таким противоречивым, что оно раздражало Сару, однако она не видела никакого выбора — ей нужна была любая помощь, даже если в итоге всё обернётся… не очень хорошо. Она предпочитала думать о позитивном исходе, нежели о негативном. Незнакомец вернулся, держа в руках глиняную чашку с водой, которая пахла ароматными травами. — Мята и… — она принюхалась, чтобы точно определить ингредиент. — Полынь? — Двойная доза для того, чтобы вы успокоились, — ответил он, и кончики его губ чуть поднялись в довольной усмешке. — Вы напряжены, и я считаю должным помочь вам. Сара, приняв чашку с чужих рук, прикрыла глаза, ещё сильнее вдыхая ярко выраженный аромат мяты. Мама учила её разбираться в травах и пользоваться ими, поэтому ей были известны многие знания в этой области. Наверное, поэтому её и посчитали тем, кто отрицал религию во благо Сатаны. Сара сделала большой глоток и вновь глянула на мужчину, который неотрывно следил за всеми её действиями. Ей казалось, что он знал как минимум всю её подноготную. — Вы расскажете, что произошло? — Я думаю, этим, — она вспомнила весь переживший ужас, и ноги снова начало больно жечь, — этим не стоит гордиться, милорд. Незнакомец понимающе кивнул. Он встал, выпрямился во весь рост и завёл довольно аристократично руки за спину. — Разумеется не стоит. Но вы можете не скрывать, даже если окажетесь, — намеренно сделанная пауза на этом моменте заставила Сару дрогнуть, — ведьмой. — Я не… Я просто использовала травы, которые советовала мне мама, и лечила людей. У меня даже получалось, понимаете? — он согласно кивнул, и у Сары появилась уверенность, что её действительно смогут понять, что её не станут осуждать. — Меня чуть не сожгли… Я не знаю, что я такого сделала, но я не ведьма. Я просто… врачеватель? Так это называется? — Если вас собирались сжечь, почему вы ещё живы? Сара сжала подол почерневшего от огня платья, раздумывая над тем, как бы правильнее объяснить всю странность ситуации, которую она сама не до конца понимала. Но перед ней опустились на колени, а мягкий бархатный голос свёл на нет все её раздумья. — Это возможно только при том раскладе, что вы действительно являетесь ведьмой. — Ч-что? Нет! Я не могу быть ведьмой. Это… это невозможно! — Даже так? — он равнодушно хмыкнул. — И почему же вы так считаете? — Я просто не могу… Он не стал ничего опровергать, как, впрочем, и что-то говорить. Мужчина без разрешения коснулся ладони Сары и сжал её довольно неприятно, чтобы она почувствовала боль. Однако вместо боли по телу разлился какой-то непонятный, волнующий всё нутро импульс, который словно исцелял все душевные царапины и оставлял только заветное блаженство. Сара ощущала потустороннюю силу, которая так ей понравилась, что она невольно начала забирать её, требовать больше. Опустошать. Незнакомец мигом одёрнул руку. Он серьёзно взглянул на Сару, находившуюся до сих пор в некой прострации, и сделал для себя некоторые выводы. — Вы не знаете, каким огромным потенциалом обладаете. — О чём вы? — Вы ведьма, — он щёлкнул пальцами и поднялся. — И вы могли бы стать очень могущественной. — Вы колдун, да? Мама рассказывала мне о том, что мужчины тоже могут обладать магическими способностями. — Так ваша мать всё же ведьма? — Она была ведьмой. Лучшей, — Сара постаралась быть непринуждённой, однако эта тема действительно была для неё больной. — Но её утопили. — Искренне соболезную вашей потере. Не каждый день встретишь кого-то поистине достойного. Сара нервно дёрнулась. Да уж… Она никогда не видела других ведьм или колдунов, но её матушка рассказывала много интересных легенд и историй, она знала столько всего, что Сара считала её всегда самой-самой. Для неё она была примером для подражания. И навсегда останется. Девушка посмотрела на незнакомца, которого вполне можно было принять за человека высшего сословия из-за всей его статности и прекрасной внешности. — Когда огонь уже пожирал меня, мне удалось как-то, — я до сих пор не могу в это поверить, — отвергнуть его от себя. Вы правда думаете, что это был не просто счастливый случай? Он усмехнулся. — Если бы всё было так просто, то каждый бы сейчас жил в роскоши. Поверьте, это был ваш дар. Сара задумалась. Этот дар можно было полноправно считать проклятьем, обрёкшим её на бесцельное скитание. Но был ли сейчас смысл презирать и ненавидеть то, отчего уже никак не избавиться? То, что въелось глубоко под кожу? Стало неотъемлемой её частью? Нет, и поэтому Сара хотела знать хотя бы основы, чтобы уметь этим управлять. — Наверное, какое-то существо свыше действительно возжелало, чтобы так произошло, — она улыбнулась. — Вы… вы бы могли помочь мне освоить этот дар? В качестве благодарности я могу собирать травы и делать всю работу по дому! От меня будет польза, я клянусь. Только пожалуйста, умоляю. Не выгоняйте меня! Дайте мне шанс! Мужчина, сцепив руки в замок, предвзято осмотрел Сару. У него не было никакого желания брать кого-то в ученики, даже если этот человек действительно имел неплохие задатки. — Я прошу вас! — она глядела на него жалобно, с надеждой. — Я не хочу так… умереть. Я-я правда не принесу вам хлопот! — Как вас зовут, юная мисс? — Сара. Сара О'Нил. Знал ли он, что делал? Понимал ли, что это была лишняя забота за чью-то жизнь, которая ему совершенно была не нужна? Конечно. Колдун не видел в этом никакой выгоды, но… он не был жестоким человеком. И он не хотел, чтобы из-за его беспечности кто-то погибал. — Что ж, Сара, я надеюсь, что наше сотрудничество будет очень и очень плодотворным.***
1689 год. Первое задание, которое поручил Саре её таинственный спаситель (он никак не раскрывал своего настоящего имени, чем очень её огорчал), было связано с тем, чтобы прибраться в доме. По сути, в этом действии не было ничего особенного: мать частенько просила О’Нил или приготовить еду, или подмести, или сделать ещё что-то хозяйственное. Это было самим собой разумеющимся, однако сейчас Сара выбивалась из последних сил, чтобы сделать свою работу не просто так, а именно что качественно. Чтобы всё чуть ли не блестело от чистоты. Не сказать, что ей это нравилось. О нет! Какой вообще разумный человек будет получать от этой скучной, монотонной работы удовольствие? Только напрочь поехавший. Или отчаявшийся. Впрочем, одно другому не мешало. Сара исполняла поручение настолько хорошо, насколько сильно хотела угодить мужчине, чтобы он не погнал её прочь — снова в тот религиозный ужас, от которого она до сих пор тряслась. Всё же сожжение не прошло для неё бесследно. Даже сейчас она натирала пустую колбочку с особым усилием. Попутно Сара раздумывала над тем, что, очевидно, их использовали для каких-то настоек: целебных или нет — без разницы, ей было интересно узнать всё более подробно, хоть она и осознавала, что с ней так просто делиться никто не будет. В конце концов, она чужая и могла даже представлять вполне серьёзную опасность. — Вам не стоит так перенапрягаться, — мужчина подошёл к Саре со спины и с искренним любопытством проследил за тем, как она старательно всё делала. — Вы ещё не оправились после вчерашнего трагичного случая. — Извините! — она виновато положила колбочку обратно на шкаф, где в ряд, очень аккуратно, стояли другие и блестели. — Я не хочу, чтобы вы огорчались из-за своего решения оставить меня, поэтому я… я правда стараюсь сделать всё идеально. — Ох, юная мисс, — на его лице появилась уважительная полуулыбка. — Я сомневаюсь, что вы сможете меня огорчить. — Мне немного некомфортно от такого обращения, милорд. Оно не подходит к моему статусу. От её слов он рассмеялся. Какой был, однако, типичный взгляд на жизнь! — Кто придумал обращения, Сара? Такие же простые люди, которые просто захотели выделиться среди общей массы крестьян, — он преувеличенно грустно вздохнул. — На деле же в этом нет никакого смысла. Я не считаю должным соблюдать все нормы, особенно в этом месте, где даже нет цивилизации. Вы — юная мисс, и это никто у вас не отнимет. Однако если вам действительно некомфортно такое обращение, я могу использовать исключительно ваше имя. — Вы могли бы также не обращаться ко мне так… уважительно. Я немного не в том положении. — Но уважения заслуживает каждый, разве нет? Даже маленькая букашка. Даже самый лицемерный человек. В этом нет ничего ужасного или противоестественного. Сара отвела взгляд сторону. Он был безусловно прав, и она соглашалась с каждым его словом, однако действительность разилась с желаемым. Ей было непривычно излишне уважительное обращение, и потому она хотела обойтись без этого. Только ради комфорта. — Но всё же я прошу вас. Мне будет спокойнее. Мужчина посмотрел на неё вопросительно, в самом деле поражаясь такому рвению, но отрицать или переубеждать в обратном не стал. За этот короткий промежуток времени он прекрасно уяснил, что Сара была довольно непробиваемым человеком, который, что самое важное, шёл до последнего. Это качество было крайне ценным. — Хорошо. Но тогда и я попрошу в ответ, — она медленно кивнула, и он продолжил: — Пожалуйста, Сара, я бы хотел и от тебя чуть другого обращения. Мы же не в высшем обществе, верно? — Но… — Нет, нет. Никаких «но». Это будет очень равноправно, не так ли? — Наверное, вы правы, мило… То есть… Я поняла! Мужчина удовлетворённо хмыкнул и собирался было уйти, но он вновь развернулся к Саре. — И, прошу, не натирай так сильно склянки. Относись к уборке менее серьёзно. Только когда О’Нил согласилась, он покинул её, оставив один на один с самыми разными мыслями.***
1689 год. Мать постоянно звала Сару с собой, когда ей были нужны новые травы для снадобья. Она учила её с самого детства, и О’Нил хорошо знала, чем отличался камыш от аира и в чём была их польза, ей были известны целебные свойства не только ромашки, календулы, но и куда более редких трав. Сара использовала эти знания исключительно ради добра, ведь мама заложила в неё именно эти важнейшие понятия. Добро ради добра. Она не помнила, когда желала кому-то именно что зло. Было бы лицемерно говорить, что ей было это вообще неведомо. Нет, разумеется нет. Сара знала много о ненависти, о разочаровании, об отчаянии. Но она всё таила в себе и не выплёскивала это наружу ради того, чтобы негативный мир стал хоть чуточку чище. Добрее. Но это были лишь мечты, да? Глупые, наивные мечты. — Сегодня нам нужно найти любисток, — послышался голос мужчины, который шёл рядом с Сарой, тщательно смотря себе под ноги. — Кто-то хочет сделать приворот? — Я не хотел вдаваться в подробности, но им вечно нужно о чём-то поговорить, — он осторожно перешагнул уже порядком заросшее дерево. — Они считают, что деньги превыше всего, и ради них я буду тратить время на их пустые бредни. — Наивные. — Обнаглевшие, — поправил он. — Это повторяется из раза в раз, и однажды я действительно не сдержусь и заставлю их замолкнуть. — Кто мне говорил, что эмоции не должны брать контроль над ситуацией? — отметила Сара и лукаво посмотрела на колдуна. — Нельзя привлекать внимание других людей. Это твои заказчики, а значит, их нужно терпеть при любом раскладе. Он только пожал плечами и раздражённо выдохнул. О'Нил предпочла больше не развивать эту тему. Хоть она и пыталась перевести всё в шутку, в итоге вышло так, что она упрекала, хотя совершенно не хотела! Сара старательно пыталась быть голосом разума, когда ситуация, например, обретала такой эмоциональный ход событий, или когда на ум приходили самые ужасные вещи. Она знала, что в конце концов всё обойдётся, но каждый раз Сара, сколько бы не одёргивала себя, говорила ему о том, что стоит быть чуточку учтивее по отношению к возомнившим себя не весть кем аристократам. Что с них можно было взять? Они прошли ещё некоторое расстояние, прежде чем остановились. — В прошлый раз любисток был где-то здесь. Сара огляделась, ища знакомые очертания необходимого им растения, но кроме обычной травы она не нашла больше ничего существенного. — В том месте была очень высокая ель. Я даже крестики на деревьях оставила, чтобы проще было найти. Колдун с прищуром глянул на Сару (она честно ненавидела этот непонятный взгляд!), оценил её почти невозмутимое спокойствие и махнул рукой. — Тогда веди. Это путешествие заняло ещё некоторое время. Если бы не эти непроходимые буреломы, не трава, которая всё время цеплялась за ноги, из-за чего Сара один раз даже благополучно свалилась, если бы не ветки, ударявшие в лицо, то вся дорога заняла бы чуть меньше половины дня. Однако всех излишеств не было, и до нужного места они дошли только ближе к вечеру. Когда Сара приметила ту самую высокую ель, она сразу же подбежала к ней. О'Нил коснулась пальцами крестика и прижалась к коре, вдыхая дурманящий хвойный запах. Её мать всегда советовала, чтобы она благодарила природу за все блага, которые та ей предоставляла. Но не успела Сара насладиться тишиной и идиллией с величественным деревом, как позади неё загорелся маленький огонёк. Она приоткрыла один глаз и увидела, как колдун очень умело контролировал пламя на собственной руке. — Прежде всего работа, Сара, — он мигом погасил огонь, — а уже после все побочные действия. — Да, точно! Извини, — она глянула вниз, на землю, замечая много разновидностей трав. — Смотри, здесь ещё чабрец есть! — Для сильного приворота он не сгодится. Но в качестве лечебной травы — вполне. — Лучше сразу всё собрать, чтобы хватило надолго. Сара задумчиво опустилась на колени и принялась очень тщательно всё проверять, чтобы не было ни единого признака гниения. Она очень серьёзно к этому относилась и считала важным использовать исключительно качественные ингредиенты, чтобы получить должный эффект. Колдун тоже начал собирать травы. Он всё время отвлекался и очень многозначительно посматривал на увлечённую О'Нил, которая кроме зелени больше ничего не видела и, по всей видимости, не собиралась. Поэтому он решил окликнуть её. — Сара? Она мигом подняла голову. — Думаю, тебе пора не только убираться в доме и приносить травы, но и наконец-то начать использовать свой дар по назначению. — Ты хочешь, — её глаза от удивления округлились, — предложить мне самостоятельно создавать зелья? — У тебя должно получиться. Сара широко улыбнулась, и он пожалел, что не предложил ей ранее помогать ему непосредственно в приготовлении различного рода настоек. Дело было в гордости? Или всё дело было в боязни чего-то неизвестного? Каких-то новых перемен? А, впрочем, какая к чёрту разница.***
1689 год. Огонь. Он был далеко от неё, в небольшом камине, и горел очень плавно, спокойно. Но в голову Сары всё равно лезла пугающая картина того, как пламя вырвалось из своего заточения и, словно голодный зверь, поглотило каждый сантиметр, всё живое и неживое. Огонь, будто подтверждая её мысли, опасно накалился, обдавая жаром. — Сара, — мужской голос был серьёзен. О'Нил быстро поморгала, приходя в чувства, и развернулась к сидящему на кресле колдуну. Она, поудобнее устроившись на огромной, коричневой шкуре, размещённой на полу, нервно заправила прядь себе за ухо. — Ты опять задумалась? — Я не… Я не специально! — она, пытаясь не смотреть на камин, в неуверенности потёрла локоть. — Просто так вышло. — Нужно уметь контролировать свои способности, иначе может произойти крайне неприятная ситуация, — нравоучительным тоном начал он. — И под «неприятной ситуацией» я действительно подразумеваю нечто плохое. Чаще всего — это смерть. Было зафиксировано немало случаев самосожжения, и виной всему — отсутствие должных знаний. — А как получилось у тебя овладеть своими способностями? Ты никогда не говорил о своей жизни. Огонь отражался в его задумчивых глазах, и Сара, в тишине, наблюдала за тем, как он, поправив волосы, подпёр подбородок, продолжая следить за неподвластными языками пламени. За месяц О'Нил не только не узнала ничего о своём загадочном спасителе, но даже никак не могла выпытать у него хотя бы имя! Он, словно опасаясь или даже испытывая дискомфорт по этому поводу, просто отмалчивался и не говорил ничего дельного, за что Сара смогла бы хотя бы зацепиться. Это её очень раздражало, ведь это была высшая степень маразма за такой немаленький промежуток времени не узнать ничего о человеке. Она просто видела его каждый божий день — и всё. И всё! Это действительно очень напрягало. — В моей жизни нет ничего интересного, чтобы этим делиться, — сказал мужчина, возвращая своё внимание обратно Саре. — Меня даже не пытались сжечь. — В этом нет ничего забавного! — Конечно, — он усмехнулся. — В любом случае, мне пришлось много выстрадать, чтобы в итоге добиться того, что я сейчас умею. И я считаю настоящим кощунством не поделиться этим знанием с тобой. Мы начнём первый урок завтра же. — И я тоже смогу контролировать огонь? — Да. Пожалуй, начнём именно с него. Сара не могла скрыть своего счастья. Первые основы, первая проба. Её так будоражило от осознания того, что она тоже сможет управлять сверхъестественными способностями, что она сможет не бояться того, что из неё вырвется очередная энергия, которая выдаст в ней ведьму. Всё же несмотря на всё спокойствие в этом месте, ей очень хотелось пробраться в какой-нибудь город, где её никто бы не знал, и походить по красивым улочкам, помечтать и, разумеется, прикупить какую-нибудь безделушку в лавочке. Наверное, это действительно была мечта, которую она очень хотела исполнить. Сара ещё раз взглянула на огонь. Несмотря на ощутимую опасность, он был прекрасен. Он заставлял её задумываться над всякой разной ерундой, в том числе вновь и вновь возвращаться мыслями к истинной сущности колдуна. Отчего-то О’Нил была уверена, что ему было куда больше лет, чем казалось на первый взгляд. Он был очень умён, а вместе с этим — мудр. Может, именно эта мудрость и вытеснила все его личные воспоминания? Было ли вообще такое возможно? — В детстве мама мне рассказывала легенду с грустным концом. О рыцарях Святой Чаши Грааля, — Сара повернулась к мужчине, который с любопытством на неё смотрел. — И там был рыцарь Лебедя. Лоэнгрин. Мне нравится, как он заступился за принцессу Эльзу, когда её пытались выдать за желчного и грубого Тельрамунда. Это было так… романтично! И по-геройски. Не каждый способен спасти из добрых побуждений того, кто в этом нуждается. Сейчас это такая редкость, — она мечтательно прикрыла глаза. — Потом Лоэнгрин и Эльза поженились. — Я знаю эту легенду. В конце… Сара подняла указательный палец, призывая не перебивать её. — Было одно условие: Эльза не должна была узнать имя своего мужа. Но женское любопытство — штука коварная, не так ли? Лоэнгрин раскрыл свою тайну, и им пришлось расстаться. Однако Эльза не выдержала этого разрыва и, к сожалению, умерла, — Сара, сгорбившись, грустно вздохнула. — Начало такое романтичное, а конец — печальный. — Им было просто не суждено быть вместе. — Не говори так! Просто Эльза не знала, что будут такие трагичные последствия. Иначе бы она точно соблюдала все условия и у них всё было бы прекрасно. — Интересно. — Знаешь, отчасти ты напоминаешь мне Лоэнгрина. Ты тоже помог мне, ты не говоришь мне своего имени, не раскрываешь происхождение. Ты живёшь в тайнах — и это правда меня смущает, но я не хочу быть Эльзой, которая всё испортит, поэтому, — Сара с прищуром глянула на мужчину и хитро улыбнулась. — Поэтому я буду называть тебя Лоэнгрин. Мне кажется, так будет проще не только для меня, но и для тебя. Мужчина наклонил голову набок, и О’Нил не могла понять, что означает его эмоция. Презрение, осуждение, одобрение? Саре стало немного неловко, но она не желала отступать. Ей давно хотелось серьёзно поднять эту тему, и эта атмосфера, этот вечер возле камина придавали ей уверенность в своих действиях. — Это очень странный выбор, Сара, — наконец-то подал он голос. — Но если ты всерьёз так считаешь, то я не буду отрицать. В этом есть своя… изюминка. О’Нил заметно повеселела. Она предполагала, что он будет противиться, отрицать и спорить, но всё обошлось мирно, и это не могло её не радовать. — Спасибо. Я очень это ценю. Сара ему подмигнула и, смутившись своей дерзости, сразу же развернулась обратно к камину. Вся атмосфера тем временем продолжала быть уютной и расслабляющей.***
1689 год. — Сконцентрируйся, Сара! О’Нил очень хотелось сказать что-то в духе: «Если бы это было так легко, я бы уже давно с этим справилась», однако она, злостно стиснув зубы, постаралась вызвать хоть огонёчек, самый маленький, непримечательный, но огонёчек! Она старалась изо всех сил, кривилась, концентрировалась, как ей было сказано. Сара делала всё, но получала ничего! Не было даже никакой искры — или что там было нужно для того, чтобы вызвать этот проклятый огонь. Она смотрела, как легко с этим справлялся Лоэнгрин: один щелчок пальцами, и вон пламя мерно образуется прямо на ладони, а потом возвращалась обратно к своим безуспешным попыткам и понимала, что являлась самым непутёвым живым существом, которого вообще прозвали «ведьмой». Если она была ведьмой, то все вокруг — её подопытные собачки, что, разумеется, совершенная неправда. — Если ты не сможешь сейчас, то все дальнейшие попытки не будут иметь никакого смысла, — строго отчеканил колдун, недовольно следя за тем, как Сара из последних сил старалась вызвать хоть что-то мистическое. — Тебе нужно почувствовать энергию. Если тебе сложно, то создай в своей голове образ. Кого ты ненавидишь, желательно. Представляй, как ты заставляешь его страдать. — Это жестоко! — Но это самый действенный способ. Это первый этап для того, чтобы ты смогла почувствовать всю силу, которая кроется в тебе. Лоэнгрин медленно, вышагивая также гордо, как и обычно, подошёл к О’Нил со спины. Он осторожно положил одну руку ей на плечо, а другой аккуратно взял её за локоть, чуть приподнимая. — Ты справишься, Сара. Просто открой себя. Не сдерживайся. Сейчас в этом нет совершенно никакой нужды, — он приблизился к её уху, и по телу Сары пробежались мурашки. — Я верю в тебя. А потом, сцепив руки за спину, Лоэнгрин отдалился от О’Нил, позволяя ей действовать самостоятельно. Он внимательно наблюдал за тем, как Сара, пытаясь скрыть свой румянец, опустила голову вниз. От этой детской наивности он улыбнулся. — Сара. — Я сейчас! Да… О проклятье! Она набрала в лёгкие побольше воздуха. Ещё и ещё, пока дыхание не стало равномерным, спокойным. О’Нил прикрыла глаза, сразу же представляя тёплую улыбку матери, её живые, лучезарные глаза. Потом образ сменился Лоэнгрином. Она видела его удивительно густые волосы, которые наверняка были очень мягкие, его невероятно пронзительный взгляд, будто он знал обо всём на свете… А дальше всё прервалось, и в воображении нарисовался мерзкий, убогий священник. Она буквально слышала его похабные речи и лицезрела, как он размахивал руками, призывая всех совершать грехи, которым нет никакого оправдания. Сара чувствовала пламя, которое просыпалось где-то внутри неё от многолетнего сна. Оно желало выбраться наружу, уничтожить каждого виноватого, каждого, кто посмел поднять руку сначала на её мать, а потом и на неё. Поднялся сильный ветер. Зашелестели трава и листья на деревьях, напряжение сгущалось. Воздух вокруг Сары стал спёртым, и маленькие, пока практически незаметные искорки образовывались то возле её ног, то исходили прямо из её ладоней. Она снова потеряла весь контроль, полностью погрузившись в мысли, которые, к несчастью, с каждой секундой становились всё реалистичнее и реалистичнее. О'Нил могла сгореть заживо. Образовавшийся вокруг неё слабый огонь мог разрастись до действительно пугающих масштабов, и Лоэнгрин слишком хорошо знал, что необходимо прерывать это сразу же, когда потеря контроля ещё не так критична. Он действовал неторопливо, насколько вообще позволяла накалившаяся ситуация. Ему не хотелось разрушать концентрацию Сары и заставлять её испытывать из-за этого лишний стресс, поэтому, переступив несерьёзный огненный круг, мужчина осторожно положил руки на её плечи. — Сара. Очнись. Ветер начал медленно успокаиваться, но она по-прежнему находилась где-то там, в нереальном мире, и он мягко переместил ладони выше, обхватил лицо и нежно, в массирующем жесте, провёл по её щекам. — Давай. Всё хорошо. Тебя никто не обидит. Сара резко распахнула глаза. Она панически начала мотать головой, и Лоэнгрину пришлось снова обхватить её лицо, чтобы установить с ней зрительный контакт. Он хотел показать ей, что всё было в самом деле хорошо. — Вдох и выдох. Дыши равномерно. Здесь нет никого, кроме тебя и меня. — Я-я видела… — её голос дрожал. — О боже! — Это было всё не по-настоящему. Прямо сейчас тебе ничего не угрожает. Сара обессиленно повалилась на грудь колдуна, словно ища в нём какую-то поддержку. Лоэнгрин, уязвлённый таким порывом, собрался не сразу, но после секундного ступора он обнял её и погладил по голове. — Я же говорил, что у тебя большой потенциал, — начал он шёпотом. — И мы обязательно с ним справимся. Только нужно время. Но это проблема для обычных людей, не для нас. О’Нил, ничего не ответив, только всхлипнула.***
1689 год. На столе было разбросано множество трав, невероятное количество склянок и прочих инструментов, которые были необходимы для приготовления зелья. На небе была растущая луна — идеальное время для того, чтобы все приворотные зелья вышли не только удачными по консистенции, но и действенными. Сара, впрочем, тоже чувствовала особую магию Луны, и прекрасно понимала, почему Лоэнгрин также выбрал именно этот день. Он был особенным. Рядышком, на слабом огне, стоял небольшой чёрный котелок. — Измельчи корни заманихи. После надо будет смешать с травами руты и ромом. — Очередное приворотное зелье? — Каждый хочет любить, — он пронзительно посмотрел на Сару. — И каждый хочет быть любимым. Это естественно в человеческой сущности, поэтому меня это уже не удивляет. О'Нил кивнула и сразу же принялась за работу. Это был, пожалуй, первый раз, когда она делала всё сама. Прежде мать позволяла только приносить ей необходимые ингредиенты, иногда — кидать их в котёл. Лоэнгрин тоже прежде не разрешал ей действовать непосредственно самой. Да, её работа по-прежнему была под контролем, однако она, если так подумать, самостоятельно решала, что и сколько использовать, как измельчать и в какой последовательности всё кидать. Сара испытала невероятную гордость за себя! И особую ответственность. Всё же ей никак не хотелось облажаться. Быстро измельчив корни, она взяла щепотку травы руты и, бросив всё в котёл, подлила алкоголь. Смесь сразу же начала бурлить, и по всему дому распространился стойкий запах рома. Лоэнгрин скептично осмотрел готовившееся зелье и, оставшись довольным, одобрительно поднял голову обратно на Сару. — Отлично сработано. — Правда? — О'Нил была очень рада своей маленькой победе и не могла не сдержаться от улыбки. — Я надеюсь, что всё действительно будет прекрасно и зелье сработает. Иначе тогда твоя репутация… — Я не исключаю вероятность того, что благодаря твоим способностям это выйдет даже мощнее, — несмотря на то, что он выглядел более чем серьёзно, Сара улавливала в его интонации радость за её успех. — Теперь нам нужны розовые лепестки, мускатный орех, лаванда и имбирь. — Ещё один заказ? — удивлённо спросила О'Нил и глянула на котёл с варившимся в нём зельем. — Но тогда я смогу пропустить момент, когда надо будет убавлять огонь и охлаждать получившуюся смесь. — Ты должна одновременно уметь следить за всем, что происходит во время процесса варки. Иначе как ты сможешь стать настоящей ведьмой? Одних способностей недостаточно. Должен быть ещё опыт и необходимая сноровка. — И если я не справлюсь, мне придётся начинать всё заново? Лоэнгрин утвердительно кивнул, и Сара, потеряв всю радость от процесса создания первого приворотного зелья, с грустью приступила ко второму, сетуя на чрезмерно наглых и влюбчивый людей.***
1689 год. Прежде Сара жила в небольшой деревне и никогда не была в городе. Мать никогда не питала любовь к людям высшего сословия, которых в городе было крайне много. Она даже отказывалась покупать необходимые ингредиенты, полагаясь исключительно на себя. Стоит признать, это действительно не портило её зелья. Она без проблем помогала людям, вылечивала их порой от таких сложных болезней, что обычный врачеватель при таких случаях пророчил лишь смерть. К ней относились уважительно, ей доверяли. Но однажды в их маленькой деревушке появился тот, кто всё окончательно и бесповоротно испортил. Священник Касимиро. Он правил людям, своей пастве, знание о ведьмах. Он презирал их, говорил, что это — ничтожные существа, которых Бог карает в первую очередь. Священник был так красноречив и уверен в собственных поступках, что наивные, верующие в ложь жители деревни повернулись спиной к человеку, который бескорыстно помогал им. Они без капли сострадания утопили мать Сары, а её решили сжечь. Так приказывал им священник, заставлявший каждого верить в жестокую ложь и оправдывавший это Богом, который благоволил убийцам ведьм. О'Нил не надеялась, что в городе будет понимание, что в нём все друг друга уважают и живут в мире и согласии. Это было слишком глупо даже для неё. Ни в одном уголке мира никогда не найдётся места, где процветает лишь идиллия. Без лжи и насилия. Однако несмотря на досадную правду, она чувствовала себя более-менее уверенно. Лоэнгрин говорил ей, что если подобающе одеться, то никто не поймёт, кем она являлась на самом деле. Если вести себя скромно и находиться в толпе крестьян, то никто не посмеет подумать о ней что-то дурное. Он обмолвился, что отношения к ведьмам и колдунам в городе такое же, как и везде. Просто существовали люди, которые предпочитали пользоваться их услугами, ведь каждый хотел без всяких усилий приворожить богатенького дворянина и зажить в достатке. Это тоже была типичная эгоистичная и лицемерная сущность человека, с которой приходилось лишь смиряться и использовать для собственной выгоды. Сара приняла это к сведению, — у неё и не было никакого выбора, — и, пока Лоэнгрин отлучился для общения с заказчиком, ей была предоставлена полная свобода. О'Нил сразу же почувствовала разницу между городом и деревней, в которой она жила. Здесь было движение: люди обсуждали свои дела, смеялись, некоторые привлекали к своим лавочкам с товарами, а другие — ездили верхом на лошадях. Здесь кипела жизнь, и Сара, с трудом сдерживая восторг, только и успевала смотреть по сторонам и любоваться изящными зданиями, которые были куда выше обычных деревянных домов. По своей неосторожности она чуть не наткнулась на проходившую мимо женщину, но очень ловко увернулась и в уважительном полупоклоне извинилась. На самом деле, ей было очень интересно заговорить с кем-то, чтобы, например, также обсудить обыденные дела. Но из-за боязни, что ни к чему не обязывающий диалог приведёт к плохим последствиям, она просто молча наслаждалась городской суматохой. Сара завернула за угол и направилась дальше. Она продолжала любоваться архитектурой, ощущая странное единение, и не успела вовремя среагировать на человека, который, схватив её больно за руку, утащил в мрачный переулок. О'Нил хотела закричать, но сгорбленная, уродливая женщина прикрыла ей рот, не позволяя ничего сказать. — Я с-с-сразу заметила тебя! — гнусаво приговорила она. — Ты ведьма! Точно ведьма! Я видела тебя с тем мужчиной, я чувствую в тебе эту силу! Сара опасливо дёрнулась, и женщина ещё сильнее схватила её. — Но бойс-с-ся! Тётушка Грэзиэна тоже ведьма! Она знает много! И она поможет тебе! О'Нил не понимала, о чём ей говорит эта сумасшедшая, и мечтала лишь о том, чтобы её наконец-то опустили. Она боялась использовать способности на живом человеке и уж тем более в городе, где это могли бы заметить. Чужое внимание — последнее, что хотелось бы Саре. — Я вижу будущее, — Грэзиэна больно сжала ладонь О'Нил, пристально вглядываясь в её глаза. — Сумбурные отрывки, радость, боль, отчаяние!.. Твоя жизнь будет насыщенной, длинной. Но произойдёт что-то серьёзное. Оно изменит тебя! Навсегда! — Отпустите меня! — Тш-ш, тётушка Грэзиэна не желает тебе зла! Только добро, добро! — она безумно улыбнулась и, продолжая перекрывать Саре путь к отступлению, порылась в своей корзинке и достала золотистое кольцо. — Тебе надо взять его и всегда носить с собой. Оно магическое и однажды обязательно спасёт тебе жизнь! Бери! Женщина настойчиво передала украшение сопротивлявшейся О'Нил. — Я вижу твоё будущее. Вижу, как тебя пытаются сломить, но ты, словно феникс, восстаёшь из пепла! Держи при себе мой подарок и не забывай моих слов! Мы ещё обязательно встретимся, я знаю это! Грэзиэна отошла чуть в сторону, и Сара, поражённо глянув на старушку, выбежала прочь из злополучного переулка. Она весь оставшийся день вспоминала то, что говорила ей сумасшедшая. Но была ли она свихнувшейся? Или всё дело было в ограниченности окружающих, которые попросту не видели очевидного? Сара долго размышляла над этими вопросами, так и не придя ни к какому здравому решению. Она постоянно крутила кольцо и в конце концов спрятала его в сделанный собственноручно кармашек под складками платья О'Нил, когда Лоэнгрин встретил её, не стала ему ничего говорить, посчитав, что это дело было и не таким уж и серьёзным.***
1689 год. — Ты снова… читаешь? Сара, разместившись по обыкновению возле камина, держала книгу и очень увлечённо вчитывалась в строчки. Она не сразу заметила Лоэнгрина, который, вальяжно сев на кресло, внимательно следил за О'Нил. — О, это «Утопия», — она показала ему уже достаточно потёртую обложку, на котором было изящно выведено название. — Очень сложная для понимания, но мне нравится. — И о чём же она? — О том, что существует государство, где царит справедливость и равенство, где всем принадлежит одинаковое благо и нет ни статусов, ни унижения — ничего, — Сара провела пальцем по страничке. — Идеальное общество, которое способно существовать только в воображении. — Звучит очень обречённо. — Думаю, да. В мире нет ничего идеального, а жить мечтами — очень глупо. Лоэнгрин сжал губы, погрузившись в свои мысли. Порой Сара говорила что-то настолько умное и необычное, что ему приходилось только соглашаться. Редко когда он спорил с её позицией, ведь чаще всего она была настолько обоснованной, что не было никакого желания вдаваться в подробности и на последнем издыхании доказывать свою противоположную точку зрения. Это было так странно. — Может, что-нибудь прочитаешь? — предложил Лоэнгрин ни с того ни с сего. — Мне было бы интересно послушать. Сара недоверчиво смерила его взглядом, но возражать не стала. Возможно, ему было просто скучно, и именно поэтому он попросил что-то настолько необычное для себя. По крайней мере, так казалось О’Нил, которая за такое длительное время проживания под одной крышей почти изучила его. Ну, или попыталась это сделать. В конце концов, он до сих пор оставался для неё загадочным спасителем, который имел свои тузы в рукаве. — «Но вот утопийцы услышали от нас про имя Христа, про его учение, характер и чудеса, про не менее изумительное упорство стольких мучеников», — громко, с интонацией начала Сара, — «добровольно пролитая кровь которых привела в их веру на огромном протяжении столько многочисленных народов». Лоэнгрин скривился, и О’Нил, заметив это, вопросительно на него посмотрела. — Всё так плохо? — Мне не нравится содержание, — честно ответил он. — Если ты хочешь расслабиться, то не лучше ли придумать несколько иной метод? Теперь на её лице было недоумение. Мужчина, закатив глаза, терпеливо пояснил: — Я не имею ничего против того, чтобы ты читала, Сара. Но разве нет литературы менее религиозной? В нашем мире и так творится сущая разруха. Не хотелось бы, чтобы и твоя голова была забита этой чепухой. О’Нил, вздохнув, закрыла книгу и отложила её. Она уставилась обратно на камин, в котором как ни в чём не бывало горело пламя. — Только не обижайся, — с запинкой проговорил он, наблюдая за отрешённой Сарой. — Если тебе действительно нравится — пожалуйста. Я не запрещаю. — Наверное, мне просто хотелось побывать немного в беззаботном мире, — она горько усмехнулась. — Но вместо этого я выбрала не очень удачную книгу и теперь навряд ли я смогу вообще помечтать об этом беззаботном мире, когда столько жестокости в реальности. — Нельзя так часто думать, Сара. Особенно тебе. Ты слишком эмоционально на это реагируешь. О’Нил пожала плечами. Наверное, в этом была доля правды и ей всерьёз стоило прекратить переживать по пустякам. Но, к сожалению, сколько бы она не пыталась отгородиться от этого, всё только усугублялось: новые негативные мысли поглощали её, и она попросту теряла весь контроль над собой. Лоэнгрин, заметив вновь её печальный вид, поднялся и встал рядышком с ней на колени. Он осторожно обнял Сару, и та, воспользовавшись случаем, положила ему голову на плечо. — Не надо переживать, когда в этом нет никакого смысла. Ситуации, описанные в книгах, излишне преувеличены. О’Нил кивнула, совершенно его не слушая, но наслаждаясь единением и непривычно приятной обстановкой. Наверное, ей всё же стоит заняться чем-нибудь другим.***
1689 год. Сара протирала пыльные обложки книг и переставляла их в алфавитном порядке. Некая небрежность на полках её раздражала, поэтому генеральная уборка рано или поздно должна была произойти. И, к слову, надо было это сделать раньше. Пыли было столько, словно к этим бумажным изделиям не прикасались как минимум столетие, а то и больше. Сара всё время чихала, но всё равно продолжала упорно протирать и наводить должную красоту. Относительную красоту. Некоторые книги были в таком плачевном состоянии, что даже качественная и скрупулёзная уборка не смогла бы их возродить. Однако спустя некоторое время страданий ей всё же удалось создать порядок. Оставшись довольной проделанной работой в этом уголке дома, Сара перебралась к столу, где Лоэнгрин предпочитал работать. Она отодвинула подальше свечку, протёрла деревянную поверхность, а потом приступила аккуратно раскладывать небрежно валявшиеся свитки. Но не прошло и минуты, как из кучи бумаги Сара вытащила странную, в потрёпанной коричневой обложке, без опознавательных знаков, книгу. Это её заинтересовало. Она открыла её, пролистала несколько страничек. Отчасти это напоминало дневник: было очень много записей, а также невероятное количество пометок. О’Нил пробежалась глазами по некоторым строчкам, но она не могла понять язык и, соответственно, уловить общую суть. Ко многим записям прилагались рисунки, вырванные, очевидно, из других книг. Она с любопытством отмечала знакомые растения, различные амулеты. Некоторые рецепты были сделаны даже на знакомом ей языке. Сара пролистала ещё несколько страничек, дойдя практически до конца, и увидела новые записи, к которым прилагался кусочек пергамента с изображённой маской. Она была изящна и очень красива, и О’Нил, медленно проведя пальцами по контуру, захотела узнать о ней побольше. — Лоэнгрин? Он, отвлёкшись от смешивания зелья, поднял голову, вопросительно глянув на Сару. — Эта маска… она удивительна. На лице колдуна отразился страх, который быстро сменился злостью. Он преодолел разделявшее их расстояние и, бестактно выдернув книгу из её рук, положил обратно на стол и прикрыл свитками. Сара не стала перечить, но это закрепило в ней мысль, что здесь было что-то неладно. — Не трогай это. — Но я просто хотела узнать… — Здесь нечего знать, — довольно грубо перебил он. — Обычная безделушка. — Если бы это была действительно «обычная безделушка», то ты бы не стал уделять этому такое внимание, — сердито произнесла Сара. — Я знаю тебя, Лоэнгрин, чтобы делать такие выводы. Он смерил её недоверчивым взглядом, но и О’Нил так просто не сдавалась. Она смотрела на него с таким же вызовом и явно не требовала никаких возражений. Он убрал выпавшую прядь Саре за ухо и уважительно ей улыбнулся. — Есть одна легенда. Прекрасная легенда о бедном мастере Целестине и о прекрасной деве Лилит, являвшейся могущественной ведьмой. Она умело скрывала свои способности, поэтому ни единая душа не знала о её проклятом даре, — Лоэнгрин завёл руки за спину и сделал несколько шагов назад. — Целестин создавал красивые маскарадные маски. Он любил Лилит, но вот она, к несчастью, не отвечала на его чувства взаимностью: да, она испытывала к нему симпатию, но из-за своих сил боялась ему навредить. Понимаешь, ведьма не может быть парой человеку. Это могло бы на обоих навлечь гибель. О’Нил внимательно его слушала, не смея перебивать, и этот интерес подогревал колдуна продолжить. — Однажды Целестин узнал о страсти Лилит к маскараду, и на её праздник он подарил ей ту самую маску. Это было его лучшим творением, в которое он вложил всю свою душу — всю любовь. Это стал переломный для них момент, ведь Лилит наконец-то решила встретиться с ним и признаться в своих чувствах, — Лоэнгрин печально вздохнул. — Однако был ещё Авон. Злой колдун, желавший обладать Лилит. Он прознал о маске и Целестине — и придумал коварный план. От лица мастера он отправил деве письмо, и когда она пришла к своему возлюбленному, то увидела его смерть. — Его… убили? — Авон перерезал глотку Целестину прямо на глазах у Лилит. От этого её охватила злоба, обида и досада. Она не могла себя контролировать, и все её эмоции смешались с магией, которую впитала в себя маска — творение чистой любви. Она стала очищением. Вместо смерти она приносила раскаяние, люди исправлялись и становились чище. Даже Авон, прогнивший душевно, сумел перевоплотиться и стать лучше. Это звучало слишком хорошо. Сара скептично прокручивала в голове конец легенды и никак не могла поверить такому концу. Злость, какой бы она не была, не могла принести очищение. Гнев — это яд, который способен поглотить даже самое светлое чувство. — После смерти Лилит маска передавалась из рук в руки. Сейчас она где-то спрятана, но я не могу понять, где именно. Однако я готов пойти на всё. Риск стоит того. У меня есть шанс исправить человечество, спасти всех, кто отличается от общей массы. И в том числе спасти тебя. Тебе больше не придётся вечно жить в страхе, не придётся просыпаться в холодном поту от кошмаров сожжения. Эта маска может исправить абсолютно всё! Она нужна нам. Сара покачала головой, неспешно подошла к нему и коснулась ладонью его щеки. Она пыталась изо всех верить в эту манящую правду, но она слишком хорошо знала, что не бывает всё так просто. Не бывает, чтобы надежды не расходились с действительностью. Однако О’Нил видела, с каких энтузиазмом он это говорил, какое рвение у него было — и ей не хотелось его разочаровать. Она понимала, как было важно верить даже в самое маленькое чудо. — Я ценю твой порыв помочь людям избавиться от их пороков. И, надеюсь, у нас получится её найти.***
1689 год. — Техника создания амулетов очень проста, — Лоэнгрин держал в руках уже готовую, аккуратную стеклянную капельку, в которой была синяя жидкость. — Особенно когда есть основа. — Практично! — В основе любого амулета прежде всего лежит именно заклятье, — он легонько постучал пальцем по стёклышку. — Всё остальное — это каркас. Внешний вид, который привлекает окружающих. И хоть все выбирают прежде всего именно красоту, надо судить именно по заклятью, которое лежит в основе. Лоэнгрин спрятал амулет в руках и, закрыв глаза, начал шептать заклинание. Сара могла различить в этих словах латынь, что, собственно, было и не мудрено: это был поистине величественный язык, обладавший особой магической силой. Постепенно из его ладоней стал просачиваться тусклый, зеленоватый цвет. Однако с каждой секундой он становился всё ярче и ярче, — и вот уже Саре пришлось отвернуться, чтобы преждевременно не ослепнуть. Лоэнгрин же, произнеся заветное заклятие до конца, взял амулет так, чтобы была возможность рассмотреть изменившееся содержимое. Теперь цвет из тёмно-синего превратился в насыщенный бирюзовый оттенок. Также внутри колбочки парили маленькие жёлтые огоньки, напоминавшие отчасти уменьшенную копию светлячков. Это было очень красивое зрелище, и Сара с восхищением следила за тем, как маленький свет парил в амулете. — Это заклятие на контролирование способностей. И на защиту. Двойная магия, более сильная. — Поразительно! — Я бы хотел подарить его тебе, — он старался выглядеть невозмутимым, но Сара видела, как сложно давались ему слова. — Он будет охранять тебя в самые сложные ситуации, когда тебе будет казаться, что выхода нет. Он будет согревать тебя, когда тебе будет холодно. Прошу, никогда не снимай его. — Никогда. — Могу я тебе помочь надеть его? О’Нил кивнула и, подобрав волосы, развернулась к нему спиной. Лоэнгрин, ненавязчиво проведя по её нежной коже на шее, судорожно вздохнул. Он не ожидал, что это мимолётное прикосновение будет так… приятно. Как можно быстрее расправившись с застёжкой, мужчина чуть отошёл, давая Саре свободу действий. Она, осторожно подхватив амулет, покрутила его в разные стороны, с любопытством следя за маленькими огонёчками, плававшими внутри стекла. — Это просто невероятно! — её глаза сияли от неописуемого восторга. — Я не знаю, как я могу выразить свою признательность, но… Я очень ценю это, правда. Спасибо! Сара благодарно его обняла, и Лоэнгрин притянул её в ответные объятия. Он очень старался не подавать никакого виду, пытался вести себя как обычно. И это у него выходило. Неплохо так выходило, что он сам верил в то, что отрицал.***
1690 год. Полянка, на которую они вышли, пестрила желтизной. Вся земля была усеяна жёлтыми, крупными цветами, и эта красота придавала этому месту ощущение бесконечности. Сара провела пальцами по бархатистым лепесткам, вдохнула полной грудью запах, который они источали. Ей нравилось это чудесное место, которое вызывало внутри целую бурю эмоций. О'Нил, весело рассмеявшись, упала прямо на цветы, сразу же почувствовав их приятную мягкость. Она глядела на чистое, голубое небо, и все эти картины природы вызывали в ней одно сплошное умиротворение. Ей нравилось слышать жужжание насекомых, ей нравилось просто валяться и ничего не делать, ни о чём не думать. Это были редкие, но очень ценные для неё моменты, которые она всей душой хотела переживать как можно чаще. Сара неохотно подняла голову и полуприкрытым глазом взглянула на то, как Лоэнгрин топтался где-то вдалеке, не намереваясь даже присоединяться к ней. Это было не дело! — Лоэнгрин! – О'Нил снова засмеялась. — Айда сюда! Никто тебя кусать не будет, я обеща-аю! Он, явно не разделяя оптимизма Сары, недовольно проследил за её весёлостью. Ему пришлось мысленно высказаться по поводу всей этой поляны, причём в самой нелестной манере, и пожалеть раз тысячу уж точно, что он вообще здесь оказался. Потянуло же на эксперимент, будь он проклят! — Ну давай, быстрее! Когда он снова одарил её своим недовольным взглядом, она, повалившись обратно на землю, хихикнула. Всё же его неловкость в подобных ситуациях была более чем забавна. При иных обстоятельствах он не боялся высказываться и отстаивать своё мнение, но зато как дело касалось чего-то повседневного, милого и уютного, то наступал полный конец света. Лоэнгрин, наконец-то усевшись рядом с Сарой, подобрал под себя ноги. О'Нил, слабо толкнув его плечом, шустро переползла так, что быть повёрнутой к нему лицом. — Тебя совсем не вдохновляет природа? — она наигранно погрустнела и, опираясь на руки, приблизилась к его лицу. — Смотри, как здесь свободно и красиво! А светло! Он замер в ступоре и был способен только глупо вглядываться в её лучезарную улыбку и в счастливые глаза. Если обычная полянка так действовала на неё, то почему бы не побороть свою неприязнь и не приходить сюда чаще? — Ты права. — О, наш мистер бука согласился! Это так ми-ило! Лоэнгрин закатил глаза. — Только не делай так! Это просто ужасно! Сара расхохоталась, но неожиданно умолкла. Она пару раз щёлкнула пальцами, кивнула своим мыслям и начала собирать цветы. Мужчина следил за её действиями с искренним недоумением, но, когда О'Нил приступила к созданию венка, до него дошла печальная правда. Нет, только не это! Он был слишком молод, чтобы так бесславно позориться в этой унизительной вещи! Сара, совершенно не обращая никакого внимания на отразившийся на лице Лоэнгрина страх, быстро доделала красивый, ярко-жёлтый венок. Она осмотрела его, а потом многозначительно подмигнула колдуну, определённо намекая на дальнейшую его судьбу. — Сара, нет. — Один раз! Пожалуйста! — она сделала щенячьи глазки. — Не пропадать же добру зря? — Я не… — он раздражённо помассировал переносицу. — Хорошо. Один раз. Сара, не заставляя его и себя долго ждать, положила ему на голову венок. Если представить, что это была корона для того, чтобы контролировать разум людей, то неплохая была, однако, штука! Ладно, разумы не людей, а насекомых. Превосходно! — Тебе очень идёт, — она поцеловала его в щёку. — Ты теперь просто неотразим! — Чем я заслужил такие издевательства? — страдальчески поинтересовался Лоэнгрин. — Это высшая степень бесчеловечности. — Не всё так ужасно. Очень даже ничего, Повелитель Насекомых! Он опять закатил глаза, и Сара в шутку проделала то же самое. Венок этот в итоге был засушен и заколдован. А ещё поставлен на самое видное место, как напоминание о прекрасном.***
1690 год. Ночную тишину нарушало только стрекотание светлячков. Маленькое озеро было заботливо скрыто за густой листвой, как самое сокровенное место на всём белом свете. Лазурная вода казалась при таком освещении сказочной и необыкновенной, и Сара просто не могла скрыть своё восхищение. Она сидела на траве и осторожно, будто боясь испортить это великолепие, окунала ноги в прохладное озеро. Поначалу Саре было непривычно, и дрожь пробегала по её телу, но потом, свыкшись с этими странными, но приятными ощущениями, она стала более рисковой. Лоэнгрин, подобрав ноги, просто наблюдал за безмятежной водой, не произнося ни слова. Наверное, ему, как и О'Нил, тоже не хотелось нарушать идиллию, волей-неволей образовывавшуюся здесь, в месте, которое напрочь разнилось со всеми своим удивительным спокойствием. Послышался тихий плеск воды, и он, повернувшись к Саре, заметил, как она уже окунала руки и улыбалась. — Жизнь так коротка, что такие моменты ценятся ещё больше, — О'Нил усмехнулась. — Жаль, что и они порой очень коротки. — Ты снова думаешь о плохом. — Я не забываю о суровой реальности. Лоэнгрин неодобрительно покачал головой. Даже он, серьёзно настроенный на всю жизнь, считал, что нет смысла постоянно мучить себя переживаниями, особенно когда для этого не было никакого повода. За весь год их никто не трогал, а прогулки в город проходили без всяких проблем. Всё было так мирно, что вызывало даже подозрения, но он честно хотел верить в то, что им улыбнулась удача. — У меня есть идея, — с энтузиазмом проговорила Сара. — Идея? Неожиданно для Лоэнгрина О'Нил начала расправляться со всей многослойной тканью, которая представляла из себя типичное повседневное платье. — Что… что ты делаешь? — Снимаю одежду, — довольно ответила Сара. — Я вижу это, но… — Я хочу искупаться. А теперь, — она махнула рукой, — отвернись! Лоэнгрин, посмотрев на неё сконфуженно, очень медленно, определённо испытывая дискомфорт от всего происходящего, покорно повернулся к ней спиной. О'Нил же, наконец-то разобравшись со всем тряпьём, мешавшим ей в самом прямом смысле жить (порой она путалась в ткани и чуть не падала), гордо выпрямилась. Не теряя ни минуты, Сара направилась прямо к воде, которая сразу же окутала её приятной прохладой. Мужчина, нервно выдохнув, пытался собрать все мысли в кучу. Он даже старался не смотреть на то, что происходило позади него! Вот, например, в траве показался светлячок. А вот пролетела бабочка… Проклятье! Его живое воображение рисовало что-то ненормальное, и ему искренне стало стыдно за это. — Лоэнгрин! О нет. — Давай искупаемся вместе? Нет, нет, нет, нет. — Я откажусь. На свой страх и риск он повернулся. Сара уже полностью, за исключением головы, была в воде. Она с любопытством следила за ним и как ни в чём не бывало улыбалась, чувствуя себя определённо прекрасно. В отличие от Лоэнгрина, которому приходилось наблюдать за тем, как О'Нил, перевернувшись на спину, спокойно плыла в сторону. — Давай! Это весело! — Я не хочу, Сара. — Если ты сам не придёшь, то я приду к тебе и прямо в одежде заставлю окунуться в воду, — довольно сказала О'Нил. — Неповторимое будет зрелище! Лоэнгрин, стиснув зубы, судорожно начал думать над возможными аргументами против такого времяпровождения, но всё, к сожалению, плавно сводилось к тому, что он очень хотел присоединиться к ней. Плюнув на всё на свете, он начал раздеваться. — Если что, я не смотрю, — Сара хихикнула и, задержав дыхание, нырнула. Лоэнгрин, не обратив никакого внимания на её слова, медленно, осторожно вошёл в воду. Стало сразу же холодно, и ему пришлось пересилить себя и целиком окунуться, чтобы быстрее привыкнуть к новым ощущениям. Не прошло и минуты, как в воде стало даже лучше, чем на суше. — Я же говорила, что здесь замечательно. Сара подплыла к нему и, не сдержавшись, брызнула водой ему прямо в лицо. — Эй! — Ничего личного! И снова повторила своё недавнее действие, но куда сильнее, из-за чего длинные волосы Лоэнгрина успешно намокли. На лице Сары показалась секундная вина, но это сразу же прошло, когда и её благополучно облили водой. Так началась великая битва! Почти великая, потому что кто-то поддавался и выкладывался не на полную. Однако О'Нил, даже при таких щадящих условиях, всё равно нахлебалась предостаточно воды. К тому же она быстро вымоталась, и детской забаве пришёл конец. — Твоя взяла, — Сара до сих пор кашляла, хоть и не так сильно, как изначально. — Согласен на ничью. О'Нил что-то пробурчала, но спорить не стала. Она задрала голову и заметила к своему удивлению на небе много красивых звёзд, светящихся необычайно ярко. — Лоэнгрин? — Да? — Могу я, — голос понизился до полушёпота, — могу я поцеловать тебя? Он не мог не скрыть своего удивления. Сара, расценив это как отказ, начала лихорадочно оправдываться, чтобы сгладить ситуацию: — Я… я не знаю, что я сказала. Прости. Пожалуйста, не воспринимай… Мужчина обхватил её лицо так нежно, насколько вообще мог. Он смотрел в её большие, доверчивые глаза и чувствовал теплоту где-то внутри — там, где, как правило, находилось сердце. Ему не верилось, что впервые за долгое время он смог прикоснуться к этим невероятно мягким, податливым губам. Впервые он мог вложить в поцелуй свою зарождавшуюся симпатию, казавшуюся ему чужеродной и ненормальной. Лоэнгрин впервые мог ничего не скрывать и просто поддаваться всему искушению. Сара обняла его за шею, всем телом прижимаясь к нему и ощущая всю его силу, всю ту необычную мощь, которая всегда покоилась в нём, а сейчас — освобождалась. Он, не собираясь сдерживаться, положил свою ладонь на её затылок, углубляя и без того горячий поцелуй. Магические потоки витали вокруг них, наполняли энергией. Саре было это в новинку. Её способности чаще всего вызывались гневом, огорчением — негативными эмоциями, прожигавшие в ней всю доброту, всё самое светлое. А сейчас… было так умиротворённо. Их магия то переплеталась, то сплеталась воедино, образуя безумство красок. Они целовались, и весь их огромный, необъятный мир сузился до здесь и сейчас.***
1715 год. Лоэнгрин держался за голову, пока Сара заботливо обнимала его и гладила по плечу, стараясь успокоить. Она не знала, что произошло: он подскочил так неожиданно, что О'Нил, спавшая рядышком, от испуга также проснулась. Ей ничего не говорили, ничего не объясняли — и это ещё сильнее напрягало. Сара не любила находиться в неведении, но она всё равно терпеливо ждала, пока он скажет хоть слово, хоть что-то, что смогло бы помочь ей понять. Но Лоэнгрин молчал, а вместе с ним молчала и О'Нил. Она поцеловала его в плечо, в щёку. Сара убрала волосы ему за ухо, но он никак не реагировал на её нежность и находился будто в другом, потустороннем мире. О'Нил, выдохнув, уткнулась ему в плечо. Прошло, наверное, около получаса, когда он наконец заговорил: — Я знаю, где находится эта маска. Я видел это место. — Видел? — Да. Мы должны срочно отправляться, — Лоэнгрин мягко освободился от объятий, но Сара, не желая его так просто отпускать, потянула обратно на кровать. — Что? — Не шути так. Давай займёмся этим утром? Сейчас глубокая ночь. Он, посмотрев в окно и убедившись в её словах, будто опомнился. По какой-то непонятной причине ему казалось, что уже был как минимум день. — Значит, надо будет начать подготовку с раннего утра. Сара поцеловала его в губы и положила голову на его грудь. — Ты уверен, что это был не просто сон? — Пока не проверим, не узнаем. Но это единственная зацепка. Я обязан убедиться в правдивости того, что видел. — Очень надеюсь на то, что это не очередная глупость. Она зевнула. Её так тянуло спать… Однако сам Лоэнгрин больше не чувствовал сна. Его беспокоило видение, он думал о нём всю ночь и, к несчастью, так и не сумел заснуть. Ему нужно было найти эту маску. Ради человечества. Ради Сары. Во что бы то ни стало.