Into the mind

«Oh my love, come take my hand О, моя любовь, подойди и возьми мою руку, Like you did in my dreamland Как ты это делал в мире моих грёз. You feel the immortality Ты чувствуешь бессмертие, It's you and I until eternity Ты и я — целую вечность». Blackbriar — Until Eternity.

Сара проводит по его пальцам, игриво поднимается по руке к его плечу, а после касается мягких, густых волос. Она заправляет выпавшую прядь ему за ухо и оставляет невесомый поцелуй на его виске. Сара становится позади Человека в маске и, как настоящая дьяволица, наклоняется к его уху, шепча совершенно извращённые гадости, которые прежняя Сара никогда бы себе не позволила. Но времена меняются, меняется и она. Его лицо без маски. Он всегда забывал про неё, когда дело не касалось сцены, когда из директора цирка уродов, хладнокровного и серьёзного, он превращался в обычного чувственного человека, который нуждался в такой же простой и искренней любви, как и все люди на свете. Ему было трудно показывать Саре свои шрамы, которые, как бы он не пытался прятать, оставили глубокую рану не только на его внешности, но и внутри — в душе. Человек в маске сдерживал обещание, данное Саре так давно, и потому она часто видела его идеальным. Но кому был нужен этот идеал, когда он скрывал истинную сущность? Любовь — сложное, порой необъяснимое чувство, и именно оно позволяло принимать другого со всеми недостатками, которые у него были. Это и отличало Сару от других. Её любовь была искренней, жертвенной. Она принимала его таким, какой он есть. Она сама снимала с него всю иллюзию, маску, созданную из-за боязни, что его бросят. Снова. Но чем больше Сара просила его, чем больше видела его настоящее лицо, чем дольше целовала эти шершавые, обожжённые губы, тем отчётливее он убеждался в том, что впервые в жизни не прогадал. Она ласково проводила по покорёженной коже, дразнила, когда покрывала лёгкими поцелуями его шею, кусала мочку уха… О, он мог поклясться, что ни одна женщина в мире не будоражила в нём такие ощущения, заставлявшие слепо доверять и забываться. Сара опустила руки на его напряжённые плечи, коснулась носом затылка, вдыхая приятный мужской аромат. Она могла определить его из тысячи, из миллиона. Он стал для неё родным, ценным, незаменимым… Сара осторожными, массирующими движениями погладила его шею, спустилась обратно на плечи, чтобы расслабить затёкшие мышцы. Он работал над новой маской много времени, скрупулёзно выводил красно-чёрный — его любимая цветовая палитра — утончённый рисунок. И как бы девушке не нравилось наблюдать за этим поистине увлекательным процессом, ей было больно понимать, что мужчина не сделал ни одну передышку, ни разу не оторвался хотя бы на секунду, чтобы убрать волосы, определённо доставляющие ему дискомфорт. Он был так сосредоточен, что такой серьёзный подход заставлял Сару невольно чувствовать ревность к маске, которой Человек уделял всё своё внимание. Она запустила пальцы в волосы, перебрала локоны и одновременно с этим круговыми движениями помассировала его макушку. Он задержал дыхание и замер, и Сара, довольно усмехнувшись, продолжила свою незамысловатую провокацию. Ей так нравилось отвлекать его. Нравилось, когда он смотрел только на неё и не замечал больше никого и ничего. Когда необъятный, такой бесконечный мир заключался только в нём и в ней. — Любовь моя… — Да, дорогой? — она провела щекой по его виску и поцеловала в лоб. — Ты так устал, так вымотался… — Ты заставляешь моё сердце биться чаще, но как бы я не хотел поддаться твоему манящему искушению, я не могу. Мне необходимо закончить, — он нежно накрыл её ладонь своею. — Лучше расскажи, как тебе сегодняшняя публика. Сара фыркнула, немного раздосадованная такой реакцией. Она переплела с ним пальцы, и Человек в маске еле заметно улыбнулся кончиками губ. Ему доставляло особое удовольствие её показное сопротивление, недовольство. Её злость, которую она всегда так настойчиво старалась в себе подавить. Он любил в ней неповторимую живость и то, как она заставляла его порой идти на совершенно безумные вещи. Особенно в постели. — Ханжи да лицемеры, похабные пьяницы, думающие, что гораздо лучше наших чудиков, — она презрительно скривилась, вспоминая те мерзкие, довольно улыбающиеся лица, глядевшие своими глупыми большими глазами сначала на цирковых, а потом на неё, когда она вышла под конец на сцену. Они точно мысленно раздевали её. — Старые извращенцы. Человек в маске одобрительно хохотнул. — Все поголовно, душа моя? — Конечно, — жёстко отрезала она, но сразу же смягчилась и продолжила: — Они одинаковые. Одинаково уродливые, одинаково мыслящие. Это куклы, набитые дерьмом, и такая грязь не заслуживает находиться в нашем цирке. — Неужели всё настолько плохо? — Да. Сейчас люди совершенно ничем не отличаются друг от друга. Даже те, кто пытается быть добрее, всего лишь надевает временную маску, чтобы потом, когда ему надоест образ наивного простофили, снять её и сделать своим близким максимально больно. — Ты не перестаёшь удивлять меня. — Поверь, — Сара провела кончиком носа по его уху и понизила голос до интимного полушёпота: — Я ещё не раз тебя удивлю. — Я верю тебе, моя маленькая злодейка. Он встретился с её губами, и Сара сразу же углубила желанный поцелуй, празднуя пока небольшую победу: ещё совсем немного, и мужчина окончательно забудет про свою работу. Она предвидела… Нет, она знала наверняка, что вечером он будет только её, и никто им не посмеет помешать. В противном случае… она каждого испепелит своим взглядом. В самом прямом смысле. — Мой дорогой… я не могу смотреть, как ты мучаешься, — жалобно приговорила Сара, целуя его в шею. — Ты совсем не заботишься о себе. — Что ты имеешь в виду? Она не ответила и только загадочно расплылась в хитрой улыбочке, словно была шкодливым ребёнком, задумавшим очередную проказу. Развязав со своих волос приятную на ощупь атласную бордовую ленточку, Сара бережно собрала чужие пряди. Когда Человек в маске уловил в её действиях суть, он вымученно вздохнул. — Любовь моя, мы же договаривались с тобой, что ты не будешь больше так делать, — преувеличенно спокойным тоном сказал мужчина. — Или ты уже забыла о своём обещании? Всего несколько секунд, и Сара изящно завязала ленту на волосах Человека в маске. Теперь вместо беспорядка на его голове был красивый, аккуратный хвостик. — Я всё отлично помню. Даже чересчур хорошо… Однако признай, что тебе так стало куда удобнее… работать, конечно, — она с улыбкой прижалась губами к его щеке. — И я теперь не так сильно переживаю. Разве это настолько плохо? Сара, сделав несколько шагов в сторону, пронзительно заглянула в его прищуренные глаза. Он явно ожидал подвоха, но одновременно с этим ему было крайне интересно, что же сейчас собиралась вытворить девушка. Не разрывая зрительного контакта, она нащупала его ладонь и, ухмыльнувшись, высвободила злополучную маску из чужих пальцев. Ещё секунда — и Сара, приобняв его за шею, села к нему на колени, полностью преграждая весь доступ к рабочему месту. — Хотя мне кажется, — с наигранной досадой произнесла она, — что я зря сейчас делала тебе хвостик… Человек в маске обхватил её бёдра, огладил собственнически талию. Сара не сдержалась от этих ласк, и из её горла вырвался тихий стон. Запустив руку ему в волосы, она потянула мужчину ближе к себе, целуя его с немыслимой страстью. Каждый раз она казалась такой ненасытной. Сара требовала к себе всё внимание, она требовала его всего. Она хотела ощущать его каждой клеточкой тела, а он в свою очередь — её. Это были отношения, в которых оба партнёра всегда, как будто в первый раз, хотели друг друга. — Знаешь, — она соблазнительно прикусила нижнюю губу и слишком откровенно поелозила на его пахе. — Я серьёзно подумала над тем, можно ли было среди той публики кого-то наказать… — И к какому же ты выводу… — он рвано выдохнул, — пришла? — О-о, — делая вид, что ей это совсем неинтересно, она расстегнула ему первые пуговицы на чёрной рубашке. — Дорогой, я такая прогнившая душа! По сравнению с теми нахлебниками я само воплощение греха и порока… О горе мне, горе! — Ты играешь с огнём, любовь моя. Человек в маске забрался ей под платье и ухватил ягодицы, из-за чего Сара издала новый довольный стон. Она томно на него посмотрела, чересчур пошло улыбаясь. — Ты накажешь меня? Я единственная заслуживаю это… Не заботясь о том, что лежало на столе, забыв даже про ту недоделанную маску, которая сейчас совсем никого не волновала, он уложил её на твёрдую поверхность. Сара мигом обхватила мужчину ногами и поманила его указательным пальцем, не желая отдаляться от него настолько далеко. — Ты снова провоцируешь меня, — тихо сказал Человек, расставляя руки по бокам от Сары и неотрывно смотря на её прекрасно раскрасневшееся личико. — И я знаю, что тебе это нравится. Я это чувствую. — Ты заставляешь меня… — О нет, не продолжай. Не порть момент. Сара довольно прикрыла глаза, притягивая к себе мужчину для нового поцелуя. Он ловил её каждый вздох, каждый стон. Он чувствовал её дрожь, малейшее движение. Она возбуждала его, заставляла терять голову и всё самообладание, которым прежде он гордился. Сара стала для него всем, а он был для неё тем, кто раскрыл её внутренний потенциал. Тем, кто помог ей понять, кем она являлась всю свою жизнь, но кого боялась принять. Он был для неё личным демоном-искусителем, а она для него — дьяволицей. Они были бессмертными, проклятыми существами, несущими разрушение не только Сентфору, но и всему миру. Но кого это волновало? Ведь теперь сама смерть была на их стороне, стала их покровителем. Они любили друг друга, а предыдущая жизнь… Она забывалась. Становилась ничтожной и жалкой, такой бессмысленной! Да и к тому же… Для них больше не было прошлого. Отныне существовало только желанное настоящее, где Человек в маске так умело заставлял Сару извиваться, дрожать и стонать от точных прикосновений к её чувствительным точкам… Она была его маленькой чертовкой, его душой, его любовью. И ради её благополучия и счастья он был готов абсолютно на всё.