«Её глаза на звёзды не похожи — В них бьётся мотыльком живой огонь. Её сиянье затмевает солнце, И замерзает кровь в её тени. Такое счастье дорого даётся — Венец, откуда ни взгляни». Би-2 — Её глаза.
Месяц прошёл утомительно для Графа. Сначала долгая поездка в графство, занявшая немаленькое количество времени, потом дни, потраченные на решение неотложных дел, и наконец — дорога обратно. За этот период он вымотался больше, чем за весь год, который обычно не отличался какими-то кардинальными изменениями в жизни и был, по сути, спокойным и безмятежным. Возможно, на его состояние также повлияла одна деталь, которая вызвала у него серьёзный дискомфорт: Вивьер чувствовал себя подлецом, который только и мог, что бессовестно врать. Конечно, это было слишком преувеличено, ведь он был никому не обязан. Тем более какой-то невинной девушке, ждущей его каждый чёртов день. Что она вообще из себя представляла? Ничего. Совершенно. Обычная, незаурядная, не знающая ничего о том мире, в котором постоянно крутился Граф. Боже мой! Да она была готова доставить удовольствие в первую же встречу, когда даже ничего не знала о нём. И вместо того, чтобы воспользоваться этим случаем, он остановил её, смутившись столь поспешных действий. Опять совесть? Или какие-то глупые и бессмысленные принципы? Мужчина не понимал. Он даже не понимал, почему считал себя виноватым, когда даже ничего не сделал. Пока Граф отсутствовал в городе, его не покидала тоска. И если в первые дни он упорно это отрицал, ссылаясь просто на свои консервативные взгляды, то в середине, переосмыслив от смертной скуки чуть ли не все свои последние года, Вивьер пришёл к выводу, что дело было не в однообразии. Дело было в Саре. Одна неделя и несколько встреч позволили ему в полной мере почувствовать вкус жизни, что не случалось уже как минимум двадцать пять бесполезных лет. Граф не был безмозглым романтиком или наивным болваном. Его натуре было несвойственно кому-то симпатизировать: все люди для него были подобны безжизненным фарфоровым куклам, имеющим красивую оболочку, но совсем пустой внутренний мир. Он не ценил никого, потому что в его душе была неисцелимая рана, делавшая его равнодушным к людским жизням. Но Саре он симпатизировал. Граф не мог разобраться, с чем это было связано. Да, бесспорно, она была хороша, но что есть красота? Что есть ум по сравнению с милым личиком? Вивьер думал, что всё дело было в неловкости от первой встречи. Может, это действительно было так, но он извинился, однако через несколько дней вновь пришёл к ней. И ещё. Без особых на то причин. Она привлекала его. Но не из-за внешности, как можно было решить изначально. Дело было в её простоте. Она общалась с ним так, словно они были друзьями. Сара старалась соблюдать нормы приличия, но часто переходила все рамки дозволенного. Она так мило смущалась и так искренне пыталась поддержать, когда мужчина нуждался в помощи. Девушка не боялась его и спокойно оставалась с ним наедине, показывая таким образом своё доверие к нему. Она не лебезила перед ним и не пыталась угодить ему. За короткое общение Граф осознал, что именно её ребячество, её детский смех и неосведомлённость в некоторых взрослых аспектах заставляли его улыбаться. Она привлекала его, и потому без неё ему было невыносимо скучно и грустно. Когда Граф наконец-то освободился от всех своих дел, он решил, что в первую очередь, когда вернётся в город, посетит «Forte et tendre» и порадует Сару какой-нибудь безделушкой. Например, ожерельем. Он не считал важным объясняться в своём желании. Вивьер просто хотел увидеть её улыбку, и этого было для него более чем достаточно.***
Михель, раздавая распоряжения, испытал сильную панику, когда вдруг вспомнил, что ключ от спальни на кухне, а он каким-то непонятным образом находится на втором этаже рядом со своей комнатой. Как такое произошло — оставалось для него загадкой, над которой дворецкий не собирался даже думать: у него было столько забот. Мориа наивно полагал, что его господин появится днём, но тот оказался на пороге поздно вечером, когда вся прислуга уже ложилась спать. Это было совсем не по плану! Если бы ему не приспичило пройтись по коридору и всё проверить, то навряд ли бы он вообще встретился с Графом, а это значит, что он взял бы и пропустил его приезд! Хозяин остался бы совсем один в спящем доме, и это очень напрягало Михеля. Он не простил бы себя, если бы Вивьер почувствовал себя брошенным и одиноким. Наворачивая в который раз круги, Мориа по-новому поднимал заснувшую прислугу, бранившуюся на сумасшедшего дворецкого. Но он не обращал на них никакого внимания и только сильнее кричал, продолжая доносить каждому о катастрофичности их положения. После Михель, напуганный и истощённый, помчался в кладовку, чтобы проверить оставшийся провиант и ужаснуться количеству продуктов. Он, закрыв дверь, беспомощно посмотрел в окно в надежде отправить кого-нибудь на улицу — и более явственно осознал, что из-за времени суток пополнить запасы уже было в принципе невозможно. — Ты словно увидел вживую дохлую мышь. — Господин! — Михель напряжённо подпрыгнул на месте и повернулся лицом к Графу. — Если бы мышь, ваше сиятельство! Дело куда сложнее. Провианта нет! Мы не знали, что вы приедете так быстро… — Я не собираюсь есть, Михель. Я устал и очень хочу спать. — Но как же так! Вы так долго не ели. Вам нужно срочно восстановить силы! — Мориа нервно прикусил палец и посмотрел на мужчину. — Я что-нибудь обязательно придумаю, не переживайте. — Михель. Ты развёл панику и разбудил всех. Тебе должно быть за это стыдно. — Мне стыдно за то, что я не могу предоставить нормальные условия для своего господина! Прошу, дайте нам немного времени. — Я хочу спать. Это моё единственное желание на данный момент. Мориа схватился за сердце, будто оно у него резко заболело. — Как так, хозяин! Если… если вы думаете, что кухарка не справится со своими обязанностями, то… — Прикажи всем ложиться спать. Уже поздно. Граф, вяло переставляя ноги, поплёлся вверх по лестнице. Михель, удивлённый такой реакцией, пошёл за мужчиной. — Послушайте же меня, господин. Вам надо подкрепиться. Вы совсем истощали! Неужели вас не кормили? Скажите мне всё, я сразу же со всем разберусь! — Если ты сейчас же не успокоишься, клянусь: ты будешь ночевать на улице. — Но хозяин!.. — Oh Dieu! — Граф повернулся к остановившемуся от волнения дворецкому. — Замолчи и живо иди спать. Мы поговорим утром. — Но… — Живо! Мориа, нерешительно застряв на ступеньке, издал какой-то жалкий писк. Он слезливо посмотрел на невозмутимого хозяина, который тут же, не теряя зря времени, устремился дальше в свою спальню, и глянул вниз — туда, где стояла Жоззи, прожигающая дворецкого взглядом. Быстро собравшись с духом, Михель сразу изменился в лице. — Что тебе надо? — Что мне надо?! — истерично начала женщина. — Ты всех, старый хрыч, перебудил! Всех! И теперь что прикажешь делать, а?! Михель высокомерно оттянул воротничок и поправил свою одежду. — Ложиться спать. — В смысле ложиться спать! Ты совсем с катушек слетел на старости лет?! — Не ори на меня, женщина! Господин не в настроении трапезничать, поэтому будь любезна умолкнуть и не мучить меня своим существованием! — Ах, даже так?! — Да, именно так! И ты не посмеешь мне ничего сделать, поняла?! — Я прямо сейчас отрежу тебе твой дряхлый язык, чтобы он прекратил нести такую бредятину! Я устрою тебе беззаботную и молчаливую жизнь, недоделанный ты боров! — Ты, смотрю, совсем перепутала, с кем… — Оба, — послышался довольно громкий голос Графа, слушавшего до этого их очередную перепалку, — брысь на улицу. — Господин! — почти хором выкрикнули Жоззи и Михель. — На улицу, — он указал пальцем на выход — Пока не успокоитесь. Меня не волнуют ваши конфликты и я не собираюсь в это встревать. — Господин… — жалобно пролепетал Мориа. — Я всё сказал. Постарайтесь, чтобы я вновь не услышал ваши крики. Граф отвернулся от Жоззи и Михеля и направился в комнату. Сам же дворецкий, недоверчиво взглянув на женщину, рассерженно надул щёки. — Стерва. — Мужлан. — Дрянь! — Гад! Прищурившись, Мориа с трудом удержался от желания ответить оскорблением. Отряхнув невидимую пыль с плеч, он спустился по лестнице и, показательно высокомерно задрав голову, прошёл мимо кухарки. Та, одарив его таким же ненавистный взглядом, только фыркнула. Они разошлись по разным углам и до утра, к счастью для всех, не пересекались.***
Боль, поразившая всю голову, принудила резко открыть глаза. Жар, охвативший его, заставил чувствовать невыносимую слабость. Граф, сглотнув, хотел раскрыться, чтобы хотя бы немного полегчало, но все его попытки поднять руки заканчивались крахом: он не мог пошевелить и мизинцем — настолько паршиво было его организму, который продолжал под неведомой силой дрожать. Капельки пота стекали по его виску, по щекам — мужчина чувствовал их даже во рту. Он рвано дышал, что в один момент ему показалось, что его лёгкие не выдержат нагрузки и разорвутся. Граф испугался, что это была его последняя ночь. Эти ужасные приступы не повторялись уже долго, поэтому он не ожидал вновь ощутить в полной мере этот страх, из-за которого он обессиленно сотрясался. И даже, по правде говоря, не хотел его ожидать. В такие моменты он был где угодно, но только не в своём теле. Оно словно жило само по себе, пока мозг, такой предательский, гадкий орган существовал в своём мире. В мире, где он жил в прошлом, а не в настоящем. Где всё было до невозможности паршиво, словно в какой-нибудь драматичной, выдуманной книге. Граф не хотел признаваться, что чего-то опасался. Он не хотел даже признаваться, что не мог избавиться от своей пагубной слабости, которая превращала его в самый настоящий мусор. Внутри что-то кольнуло, и мужчина, боясь сделать глоток воздуха, задержал дыхание. Воспалённое воображение рисовало картину, когда его бездыханное тело находят в кровати, со стеклянными глазами, смотрящими в потолок. Он видел со стороны, как его хоронили и навсегда забывали. Граф пролежал так с минуту, пока наконец-то не закашлялся от недостатка кислорода. Он неожиданно для себя дёрнулся и сумел откинуть от себя злополучное одеяло, которое сейчас ему очень мешало, а после — сел. Его шею продолжало что-то сдавливать, и как бы Вивьер не тёр её — это не избавляло его от сильного дискомфорта. Некоторые непослушные пряди упали на его лицо, и он убрал их трясущимися руками. Граф думал о том, что это — ненормально так страдать, что надо попытаться прекратить возвращаться в прошлое, которое разум так тщательно ему подсовывал. Ещё он представил полянку. Светлую полянку, усеянную ромашками и зелёной густой травой. Отвлечение от проблемы немного успокоило его: дыхание стало более ровным, а сердцебиение ощутимо замедлилось. Внезапно на этой полянке появился хрупкий силуэт, который достаточно быстро приближался. Граф не сразу рассмотрел черты лица, но, когда это у него получилось, он узнал в незнакомке Сару. Счастливую, радостно улыбающуюся девушку, протягивающую ему маленькую ромашку. Вивьер поражённо выдохнул. Он коснулся одеяла и крепко сжал его, будто боясь окончательно раствориться в приятной фантазии и потерять связь с реальностью. А может, он просто представил, что рядом с ним находилась Сара. Он распахнул глаза, и досадная реальность вновь о себе напомнила.***
— …я ей рассказывал о том, что жизнь штука скоротечная и порой приходится идти на риски, а она вместо того, чтобы согласиться со мной, спросила, где ты. Мол, Графа так давно не было, бла-бла, Граф такой молодец. — Она так и сказала? — удивлённо спросил Вивьер. — Нет. Она просто спросила, где ты. А потом к ней подбежала одна девчушка и тоже начала о тебе расспрашивать. Кстати, милая. Ты охмурил её, что ли? Граф закашлялся. — Нет. — Тогда я не понимаю столь повышенный интерес к твоей персоне, Вивьер, — скептично проговорил Филберт. — Тебе нельзя выходить на улицу: ты сразу притягиваешь к себе всё внимание. — Ранее ты говорил иначе, — пожал плечами мужчина. — Та девушка, которая расспрашивала тебя обо мне. Она не выглядела больной? — Ты думаешь, я так приглядывался к ней? Не знаю. Вроде бы нет. Да и какая, собственно, разница? Больная или нет — они все одинаковые. — Ты говоришь так, — Граф нахмурился, — будто она вещь, а не такой же человек, как и все. — Я не говорю так. Просто… ну, они не имеют никакого веса в обществе, понимаешь? И хоть Сандрин молодец, пытается их на ноги поставить, но их никогда не будут воспринимать как полноценных личностей. — Лучше заткнись, Филберт, — проговорил Вивьер, с презрением посмотрев на Шеро. — Я не понимаю твою реакцию. Тебе действительно есть до этого дело? Тебя в графстве подменили? — Филберт улыбнулся, но тут же скис, когда Граф продолжил сверлить его злым взглядом. — Ладно, это была глупая шутка. — Да, я не спорю: я не особо уважаю людей. Однако, месье Шеро, это не значит, что ты имеешь право распоряжаться будущим этих девушек, — интонация Графа была слишком спокойной и оттого напрягающей, — и оскорблять их, когда даже не знаешь. Ты помешан на мадам Марен, так будь любезен: не сравнивай других с ней. Филберт, слушавший до этого внимательно Вивьера, опустил голову. Ему стало неловко после слов Графа, который в своей манере пристыдил его. Хотя это вполне можно было принять за завуалированное унижение. — Мог бы и помягче. — Мягче люди не понимают. Филберт с огорчением откинулся на стул и начал бесцельно смотреть на вино, плескавшееся в бокале. Его настроение заметно ухудшилось, и в голове Графа промелькнула мысль, что он слегка перестарался. Однако не прошло и десяти минут, как Шеро неожиданно повеселел и с прежним азартом обратился к Вивьеру: — Я забыл сказать, что та девушка передала тебе, что переживает. Ты точно её охмурил, хотя я даже не знаю, как ты это сумел… Ну и Сандрин, к слову, тоже звала. Граф улыбнулся кончиками губ и с более тёплым взглядом повернулся к Филберту. — Они нас ждут? — Рассчитываю на это. — Тогда почему бы не показаться перед ними? В конце концов, ты хотел встретиться с мадам Марен. — Я тебя не узнаю, Граф, — Шеро поджал губы. — Но я определённо не могу отказаться от такого предложения! Говори своему сварливому Михелю, чтобы карету готовил. Мы едим покорять сердца! — Филберт. — Может, я совсем немного преувеличиваю. Вместо ответа Граф только вздохнул, потому что как-то спорить или отрицать он попросту не хотел, и согласно, еле заметно, кивнул, чем опять поразил и без того недоумевающего Шеро.***
— Ну кто бы мог подумать, что всё так выйдет! Филберт настойчиво стучал в дверь, пока та никак не поддавалась. Проходившие мимо люди, которых было не особо много, осматривали их со странным выражением лица, и Граф, глядевший на них в ответ, понимал, что ещё чуть-чуть — и он окончательно свихнётся в этом дурдоме. — Возможно, сегодня у них дела куда важнее. Предлагаю перенести запланированное на следующий день. — Да вот ни разу! Почему мадам Марен мне ничего не сказала? Это как минимум нечестно! Я же был здесь на прошлой неделе. Кто-то посмеялся с особо эмоционального Филберта, который размахивал своей тростью как каким-то острым мечом. Тот, не заметив на себе косых взглядов, продолжил активно ругаться, вызывая у Графа непреодолимое желание провалиться сквозь землю и больше не стоять на этом месте. — Тебе не обязаны ничего говорить. — Ну из приличия могли бы! — Шеро ещё раз постучал по двери. — Я оскорблён до глубины души! — Ты романтизируешь это, Филберт. Пошли отсюда. — Нет! Я буду стоять до конца. Понятно, кто бы там ни был? — прокричал Шеро. — И мой друг Вивьер тоже! — Филберт, ты вообще соображаешь, что делаешь? Ты ломишься в публичный дом. На глазах у всех. — Пусть знают, как здесь обманывают клиентов! — Ты не клиент, — чуть наклонив голову, сказал Граф. — Я не собираюсь торчать здесь до конца. Я ухожу. — Ты бросаешь меня на произвол судьбы! — Я хочу потратить время с пользой. — Ну да, конечно, так уж и… Что-то щёлкнуло, и дверь резко распахнулась. Филберт, не ожидавший такого исхода, со смущённой улыбкой глянул на очень злую Сандрин, прожигавшую его особенно ненавистным взглядом. Граф же предпочёл сделать вид, что всё так и было задумано. — Месье Шеро и месье Вивьер, прошу прощения, но какого дьявола вы вообще здесь забыли? — Месье Вивьер недавно приехал и… — И вы решили пойти сюда? Серьёзно? — бровь Сандрин изогнулась. — Вы оба ненормальные. — Граф! — за спиной Сандрин показалась улыбчивая Сара. — Вы уже приехали! — Дайте мне кто-нибудь терпения… — Марен страдальчески простонала и открыла ещё шире дверь. — Живо заходите и прекрати так позориться. — А мы и не позорились, правда, Вивьер? — Конечно. Мы всего-то ломились в публичный дом. Совершенно будничная ситуация. Сара засмеялась и, когда Вивьер с Шеро зашли внутрь, накинулась на Графа. Она крепко обняла его, но тут же, осознав произошедшее, быстро отпрянула и уставилась с неловкостью в пол. — К вашему сведению, сегодня у «Forte et tendre» — выходной, — проговорила Сандрин, ведя незваных гостей по направлению к знакомым диванчикам и небольшому столику. — А вы же ломились, как какие-то дикари! — Прошу прощение, мадам Марен, — вмешался Граф. — Я не знал, что у вас выходной. Иначе бы я отговорил месье Шеро от столь неразумного поступка. — А где все? — с любопытством спросил Филберт, осматривая помещение. — Так пусто. — Месье Шеро, неужели понятие «выходной» вам совсем ничего не говорит? — язвительно поинтересовалась Сандрин. — Большая часть разбрелась по городу. Они отдыхают. Они разместились на диване, и Марен, извинившись, удалилась, чтобы принести недостающие бокалы. — А что делаете вы? — Граф встретился с глазами Сары, которая тут же, покраснев, отвернулась. — Вы не отдыхаете? — Как тебе не стыдно приставать с такими расспросами! — Шеро неодобрительно зацокал. — Нельзя быть таким бестактным. Граф сощурился, но согласился с Филбертом. — Приношу извинения, юная мадемуазель. Вам необязательно на это отвечать. — Не волнуйтесь так, месье. На самом деле, мадам Марен учила разливать меня правильно вино. Это, знаете, целое искусство. — Да, с которым ты пока плохо справляешься, — Сандрин со звоном поставила бокалы на стол. — Неправильно стоишь, руки у тебя дрожат, всё плескается! Юная О'Нил, вы вечно витаете в облаках. Сара издала вялый смешок и стыдливо прикусила губу. Она не ожидала, что женщина укажет на её недостатки прямо перед Графом и Шеро. — Прошу прощение, — неуверенно промямлила девушка. — Наверное, мне стоит больше думать о делах. — Право, вам не стоило так ругаться, мадам Марен, — Граф мимолётно взглянул на озадаченную О'Нил. — Возможно, вам просто нужно подобрать для юной мадемуазель другой подход и как можно меньше винить её. — Благодарю, месье, за сие ценный совет, но я пока сама в состоянии со всем разобраться, — Сандрин улыбнулась, пока наливала мужчине вино, но эта улыбка вышла предупреждающей. — Саре нужна должная подготовка, иначе ей будет сложно. Граф смерил её настороженным взглядом. Марен не была тем человеком, который был приятен в общении. Да, она была уважаемой особой, но на этом, пожалуй, всё. Сейчас Сандрин раздражала Вивьера, и если бы у него была возможность, то он бы как можно меньше с ней контактировал. Сама же Марен, полностью игнорируя Графа, наполнила бокалы Шеро и свой, однако Сару баловать этой роскошью не стала, и девушка, поджав ноги, пыталась сидеть ровно и не выглядеть разочарованной. — Месье, — О'Нил обратилась к Графу, — как ваша поездка? — Неплохо. Но, как бы я не хотел её нахвалить, в ней, к сожалению, не было ничего выдающегося. — Граф просто скромничает, — Шеро улыбнулся. — Он решал серьёзные государственные дела. В глазах Сары вспыхнул огонёк, а на её лице отразилось любопытство. — Правда? — Конечно же нет, — поспешил опровергнуть слова Филберта Вивьер. — Это не стоит разговоров. Лучше расскажите, как вы. — Я… — У нас тоже не происходило ничего интересного, — перебила Сару Сандрин. — За тем маленьким исключением, что месье Шеро приходил без вас. — Я не мог дождаться Графа, мадам Марен. Если бы вы только знали, какие эмоции меня терзают, когда я не вижу вас… Сара хихикнула, но мигом постаралась сделать вид, что ничего не слышала. Она загадочно глянула на Вивьера, который смотрел на неё таким же неоднозначным взглядом. Она призналась себе, что успела соскучиться по этому лицу и по этим глазам. У неё не было возможности целиком его изучить, но самые приметные детали О'Нил хорошо запомнила. Она сама не знала, как образ Графа отпечатался в её памяти, но это случилось и невольно стало неотъемлемой частью не только в жизни, но и в приятных сновидениях. — Пожалуйста, месье Шеро, не начинайте опять. — Я не начинаю, мадам, я продолжаю! Ваши глаза красивее самых дорогих бриллиантов, — Филберт засмотрелся на откровенное декольте Сандрин, — а... а ваши волосы подобны шёлку! — Вы уверены, что смотрите на мои волосы, — со смешком произнесла Марен, — месье Шеро? — Филберт, тебе правда стоит прекратить. Ты уже и так достаточно сегодня сказал. — А вот от тебя я такого не ожидал, Граф! — Шеро преувеличенно печально вздохнул и трагично положил ладонь на лоб. — Нет бы поддержать меня… — Вы всегда так быстро пьянеете, месье Шеро? После алкоголя вы становитесь до странности активным. — Это не в вине дело… Граф с непонятной эмоцией глянул на Филберта, показывающего все свои театральные способности, и вновь перевёл всё внимание на Сару. Она казалась задумчивой. По крайней мере, девушка точно не следила за разговором и никак ни на что не реагировала. Вивьеру понадобилось усилие, чтобы незаметно для Сандрин и Шеро дотянуться до её руки и легонько ухватить в попытке вытянуть О'Нил из своих размышлений. И это, к слову, вышло: она несколько раз моргнула, удивлённая действием Графа, и со смущением подняла глаза на мужчину. По движению её губ он сумел понять, что она произнесла его фамилию. Граф и Филберт не просидели в «Forte et tendre» до вечера. В этот раз нет. После ещё нескольких комплиментов Сандрин, определённо испытывавшая от такого чрезмерного внимания негодование, сослалась на головную боль, и гостям ничего не оставалось, как поблагодарить за гостеприимство и попрощаться. Однако напоследок Граф оставил на ладони Сары почти невесомый поцелуй, который снова заставил её мило покраснеть.***
Сара, вальяжно развалившись на диванчике, слушала Стефани, рассказывавшую подруге о том, как ей не посчастливилось наткнуться на высокомерную дамочку. Они находились в комнате, которая постоянно пустовала. Они сделали её своей зоной комфорта, где было всё необходимое для счастья: от удобных мест до фортепиано, на котором часто играла Стефани, обладавшая необходимыми данными для музыки. — Она пригрозила мне тем, что уничтожит меня. Уничтожит, ты представляешь это? Так и хотелось спустить её на землю. — С ними шутки плохи. Надеюсь, ты не стала рисковать? — Нет, — Стефани нахмурилась. — К её облегчению. Мне плевать на статус и на её мелкую шавку, которая тогда ещё вылупилась на меня, как на монстра. Она бы ничего мне не сделала. — Не разбрасывайся такими словами, Стеф. Я бы не хотела, чтобы с тобой что-то случилось. Девушка рассмеялась. Ей, бесспорно, была приятна забота Сары, но она была достаточно взрослой, чтобы уже уяснить некоторые жизненные уроки и понять, когда можно показывать свой характер, а когда — нет. Вот О'Нил не могла этим похвастаться, и порой Стефани чувствовала досаду, что из-за своей невинности та могла попасть в беду. — Со мной ничего не случится, — она небрежно махнула рукой. — А вот с тобой — вполне. — О чём ты? — Тот человек. Он опять к тебе заходил, да? А ещё это украшение… — она кивком указала на дорогое ожерелье на шее О'Нил. — Ты не думаешь, что его побуждения не так чисты, как может показаться с первого взгляда? Сара поперхнулась и тут же приняла сидячее положение. Она спрятала украшение и, задержав на Стефани недолгий взгляд, тепло ей улыбнулась. — Ты переживаешь, что он плохой? — Я переживаю, что он может сделать тебе больно. Аристократия — народ непостоянный и очень лицемерный. Скажи мне честно: тебе он нравится? — Я… — Сара принялась нервно перебирать складки бежевого платья. — Мы с ним не так много виделись, но когда он приходит, моё сердце начинает биться чаще. И с ним комфортно. Я уверена, что он хороший человек и вовсе не ставит себя выше других. По крайней мере, со мной он не держится напыщенно. Это очень глупо, да? — Ты влюбилась в первого встречного, Сара. — Ч-что?! Нет! — О'Нил почувствовала, как её щёки вспыхнули, и закрыла ладонями лицо. — Мне просто нравится его компания. Стефани вздохнула и поднялась. Она быстро приблизилась к Саре и, встав на колени рядом с ней, положила руки ей на ноги. — Если бы тебе просто нравилась его компания, то ты бы не говорила так мечтательно о нём. Я тебя ни за что не осуждаю, и мадам Марен об этом не узнает, но ты должна сама для себя решить, как ты его воспринимаешь. Тебе станет проще. Сара жалко захныкала. — А вдруг он правда просто играет? Вдруг ты права и все аристократы — одинаковые? — Тебе не надо слушать ни меня, ни мадам Марен — никого, — Стефани осторожно взяла О'Нил за запястье. — Я и остальные судим обще. Мы не знаем, какой этот человек, потому что мы не общались с ним. А вот ты знаешь. Да, ты немного наивна, но помнишь, что ты говорила мне, когда вы только-только встретились? — Он смутился? — Да! Другой бы воспользовался этой возможностью. Сама подумай: молоденькая красивая девушка начала чуть ли не раздеваться перед ним. Какой отличный шанс, не так ли? — Но он остановил меня, — медленно сказала Сара. — Я правда не знаю, что он из себя представляет, не знаю, действительно ли он хороший человек или это всё напускное, но если тебе с ним комфортно, то почему бы просто не наслаждаться этими встречами? Сара прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Она размышляла над словами Стефани не очень долго, но в конце концов пришла к выводу, что её подруга была права. Собственная радость всегда должна быть превыше всего. — Спасибо, Стеф. — Рада помочь тебе. Они обменялись улыбками и продолжили как ни в чём не бывало обсуждать свои девчачьи темы.***
Она положила голову на плечо Графа, и тот, с разрешения, позволил себе приобнять её. — Месье Вивьер, меня уже давно интересует один вопрос. Вы не против, если я задам его вам? — Нет. — Вас не волнует, что вы постоянно сюда приходите? Вам не кажется, что это как-то… неправильно? — Сара грустно усмехнулась. — Из-за меня люди могут плохо о вас подумать, а я не хочу быть причиной, из-за которой у вас могут возникнуть проблемы. Граф нежно, боясь своей поспешностью напугать, обхватил её лицо. Сара, изумлённо охнув, сначала растерялась и не сразу поняла, как правильнее среагировать. Но потом более-менее успокоилась и глянула на безмятежного мужчину. — Мне всё равно на то, что могут подумать окружающие. Их мнение настолько мелочное, что оно не стоит ничего. Ma chérie, клянусь, вам не стоит забивать свою голову такими пустяками. — Я… я не… Ох, месье, вы совершенно о себе не думаете… — Зачем мне думать о себе, когда рядом есть вы? Сара вспыхнула. Её сердцебиение мигом ускорилось, а щёки и уши предательски покраснели. Она постаралась привести себя в чувства, но в мыслях был сущий беспорядок. Ей с большим трудом удавалось выдерживать этот дьявольски прекрасный взгляд Графа, который словно специально так пристально её изучал. — Месье… — С вами всё в порядке? — Месье, пожалуйста, — она произнесла это полушёпотом, — скажите, что вы тоже это чувствуете. — Что же? — с довольной ухмылкой спросил Граф. — Вот, — Сара нерешительно взяла его руку и прижала её к собственной груди, где находилось сердце, — это… Теплота, исходившая от её тела, пробуждало в нём что-то особенное, такое, что прежде было скрыто в самых глубинах его сознания. Когда он начал задыхаться, то осознал, что совсем не дышал. Сара не смотрела на него — страх встретиться с осуждением овладело ей. Она испуганно прикрыла глаза, не решаясь даже заговорить. — Ma chérie, вы позволите мне?.. — Граф нежно поднял её за подбородок, встречаясь с мокрыми от подступавших слёз глазами. Она неуверенно кивнула, даже не понимая, на что соглашалась. Мужчина, ласково проведя по щеке, приблизился к ней и мягко, почти невесомо, коснулся её губ. Он не напирал и не смел даже думать о том, чтобы превращать этот невинный поцелуй во что-то пошлое и непотребное. Граф поддался этому желанному порыву, но он вовсе не намеревался своим поступком всё портить, поэтому через считанные секунды отстранился. Сара не верила в то, что произошло, однако новый румянец, быстро появившийся на лице, выдал её истинные эмоции. Она изумлённо подняла глаза на Вивьера, а потом потрогала пальцами свои губы. Сара не могла сохранять самообладание, когда испытывала такой взрыв чувств. — Я… я не хотел вас пугать, ma chérie. Прошу, простите меня. Девушка не сдержалась и крепко обняла Графа, явно не ожидавшего такой реакции. Он провёл рукой по её волосам, и она, всхлипнув, ещё сильнее прижалась к нему. Никто больше не решался нарушить молчание, образовавшееся после поцелуя. Атмосфера после него не была накалённой или неловкой. Вовсе нет. Это была до чёртиков приятная тишина. Как и лёгкие поглаживания Графа по макушке, вызывавшие множество мурашек по телу Сары.***
— Почему вы решили создать это место, мадам Марен? — Сара чуть наклонилась и вопрошающе заглянула на Сандрин. — Вы никогда не рассказывали целиком историю. — И ты думаешь, что сейчас я это сделаю? — со смешком поинтересовалась женщина. — Прости, мышонок, но это слишком личное. Я не хочу ворошить прошлое. — А почему вы взяли меня? Разве я стою того? — Я могу показаться гадким человеком, но это неправда: я умею сострадать, — она скривилась, словно это слово приносило ей особые страдания. — И я не бросаю совсем юных девушек, нуждающихся в помощи. Может, находиться в этом месте — это не их идеальная мечта, но это всяко лучше, чем умирать с голоду на улице. В последнее время там очень много бесчинства и грязи. — Почему вы позволили мне не участвовать… во всём этом? — Ты сегодня слишком любопытная, не находишь? — Сандрин прищурилась и усмехнулась. — Если тебе нечем заняться, я могу найти тебе подходящую работёнку. Сара страдальчески застонала, и Марен поспешила добавить: — Тебя волнует, почему другие не могут бездельничать? Они не такие, как ты, Сара. Те, кто находится здесь достаточно долго, уже просто не видят свою жизнь иначе. Другие же, новенькие, попадают сюда совсем запуганными, но через время они раскрепощаются и становятся увереннее. Они пересматривают свои взгляды, — Сандрин внезапно громко хлопнула, — и видят в этом выгоду. Им становится это в радость. Помнишь, я говорила тебе, что никого не принуждаю и не держу здесь? — Но никто до сих пор не ушёл… — Потому что они не хотят делать что-то другое. Они не видят в этом смысла. В тебе же я вижу иной потенциал, и твою невинность, сохранившуюся и по сей день, просто непозволительно портить. Тебе не подходит эта работа. И встреча с Графом это показала. Твоя тонкая натура сразу же влюбилась в него. — Вовсе нет! — Сара нахмурила брови, чтобы быть более убедительнее. — Вы глубоко заблуждаетесь. — Я не собираюсь читать тебе нравоучительные речи: ты уже достаточно большая. Я говорю тебе то, что вижу. И, поверь, ваши переглядывания не видит только месье Шеро, что, впрочем, меня совсем не удивляет. — Вы очень скептично относитесь к нему. — Чего не сказать о тебе, Сара, — Сандрин изящно поднялась. — Это в очередной раз доказывает, что ты просто не умеешь понимать людей. И если бы я не отстранила тебя, ты бы сломалась. Ты не заслуживаешь этого. — О чём вы, мадам Марен? — Жизнь бывает очень мрачной, мышонок. И как бы мне не хотелось всех отгородить от неё, случаются досадные случаи, переворачивающие всё вверх-дном. Пожалуйста, просто будь аккуратна. Я не смогу тебя защитить, если ты не будешь серьёзно воспринимать мои слова. — Вы преувеличиваете, мадам Марен. Не все люди так ужасны, как вы думаете. — Разумеется, — Сандрин постаралась выдавить из себя дружелюбную улыбку, что не особо хорошо у неё вышло. — Но и не все люди так прекрасны. Всё относительно. — Это намёк? — Предостережение, ничего более. Марен удалилась, оставив Сару совершенно одну в просторной комнате. О’Нил решила для себя, что окружающие её здесь знакомые и Сандрин в том числе — определённо сговорились, потому что озвучивать из раза в раз одну и ту же мысль было чересчур подозрительным делом. Или же, как вариант, о Саре действительно беспокоились, а самого Графа все поголовно считали заносчивым засранцем.***
Она уткнулась в шею мужчины и тут же со смехом отпрянула. Потом задумалась и выдала что-то совсем неожиданное: — Что-то резкое… может, цитрус? Да, наверняка! Напоминает апельсин… О, а ещё роза! Именно она! В прошлый раз был куда более сладковато-древесный… — Что? — недоумевающе спросил Вивьер, ошеломлённо следя за оживившейся Сарой. — У вас сегодня другой парфюм. Он нежный, но не до такой степени, как ваш прошлый. Видимо, в этот раз вам решили куда меньше добавить сладости, и это не так выигрышно, как по мне. Если бы такое было возможно, то у Графа определённо бы отвисла челюсть. Он глупо глядел на Сару, говорящую ему непонятную информацию, и никак не мог понять, что ему на это сказать. О’Нил, заметив замешательство, неловко потёрла шею и скромно улыбнулась. — Прошу меня простить, месье, иногда на меня накатывает это состояние. — Состояние? — Да! Я не знаю, как правильно это объяснить, — она на секунду замешкалась, подбирая более правильные слова, — но у меня острое обоняние. Поэтому я почувствовала некоторые ингредиенты, которые добавили в ваши духи. Правда, я не смогла всё определить: некоторые компоненты я никогда прежде не встречала. — У вас острое… обоняние? — Это слишком дерзко, да? Я не знала, как лучше это назвать. Просто хороший нюх? Да, наверное, так даже лучше звучит. — Нет, постойте, я не об этом, — Граф взял её ладони и массажирующим движением погладил пальцы. — Вы и раньше это всё замечали и ничего мне не говорили? — Я не видела в этом нужды, месье, — честно призналась Сара. — В этом всё равно нет ничего особенного. — У вас хорошее обоняние, ma chérie, и вы говорите, что в этом нет ничего особенного? — К чему вы клоните? Граф мягко опустил на её плечо одну руку, а другую ненавязчиво прижал к шее. Благодаря этому прикосновению он почувствовал, как Сара дрожала. — Это ваш талант. Если его развить, то вы сможете достигнуть больших высот. О’Нил улыбнулась так, словно перед ней был человек, имеющий серьёзные проблемы с головой. — Каждый способен определять запахи, месье. В этом нет ничего необычного. — Но не каждый способен сделать это так же чётко, как и вы. Вы даже не видели флакон. Вы воспользовались только своим, — Граф нежно дотронулся до её носа, — талантом. — Не смешите меня, месье! — Я бы не позволил себе так обойтись с вами, юная мадемуазель. Сейчас я очень серьёзен. Сара шустро отстранилась от Графа и, сделав недовольное лицо, проговорила: — Давайте вы лучше расскажете о том, как прошёл ваш день? Вы говорили, что ваш дворецкий совсем распоясался. Вивьер, смерив девушку оценивающим взглядом, решил больше не затрагивать перед ней эту тему. Он не знал, почему она не восприняла его слова надлежащим образом, однако Граф совсем не хотел как-то её обижать. Поэтому, натянув свою прежнюю полуулыбку, он ответил: — Он продолжает ругаться с кухаркой, и сколько бы предупреждений я им не делал, они никак не успокаиваются. Что самое досадное, я не могу их выгнать: они очень важны для меня. — Может, вам стоит составить им такое расписание, чтобы они как можно реже пересекались? Или сделать так, чтобы ваш дворецкий не лез в кухонные дела. Возможно, именно из-за этого происходит конфликт в вашем доме, месье. — Да, наверное, вы правы. Я попробую. Благодарю. Сара ещё расспрашивала его о жизни, и Граф отвечал. Правда, из-за своей задумчивости его ответы были достаточно скупыми и несодержательными, и О’Нил приходилось задавать дополнительные вопросы, чтобы хоть что-то узнать у него. Когда мужчина вернулся домой, он в первую же очередь направился к своей спальне, выдвинул маленький отсек в туалетном столике, где хранились духи, которыми он пользовался в этот день, и прочитал этикетку, написанную от руки. В ингредиентах помимо кедра действительно были цитрусовые и роза.***
— Она смогла определить то, что вы использовали, Бонье. Не прилагая даже никаких усилий для этого. — Вы восхищены этим, месье Вивьер? — Я думаю, что да. Как вы думаете, это может быть её талантом? Чарлот завёл руки за спину и прошёлся по комнате. Граф с нетерпением наблюдал за бесцельной ходьбой туда-сюда и намеревался даже вновь напомнить о своём присутствии, но Бонье сам нарушил тишину: — Все чувствуют запахи, Граф, но некоторые действительно обладают куда более острым обонянием. Кто-то считает это подарком судьбы, а кто-то — нет. Однако не многие используют свою особенность по назначению, и в конце концов всё это сходит на нет. Поэтому отвечая на ваш вопрос: да, это может быть её талантом. Вы долго знаете эту девушку? — Да, но прежде она ни разу не показывала это, — тихо проговорил мужчина. — Она считает, что это ничего не стоит. Но я уверен, что даже человек с хорошим нюхом так просто не мог бы это определить! — Мне кажется, Граф, что ещё немного — и вы определённо начнёте её нахваливать. Она вам так понравилась? — Чарлот расплылся в хитрой улыбке. — Не каждый человек будет заботиться о другом и думать о таких мелочах. — Я приношу свои извинения, месье Бонье, но я не считаю это пустяком. Эта девушка не так проста, как кажется, и я не хочу, чтобы она так бездарно растратила свою жизнь. Я не такой ужасный человек, как можно решить по слухам. Чарлот ещё походил по комнате, а потом подошёл к деревянному стеллажу и взял наобум флакон. — Парфюмеры способны с закрытыми глазами перечислить все ингредиенты, которые использовались в духах, — Чарлот поднёс склянку к носу. — Это, на самом деле, не такая серьёзная проблема. Однако опытного парфюмера от новичка отличает способность смешивать такие же ингредиенты и получать что-то совершенно новое, не похожее на весь существующий парфюм. Вивьер недоумевающе наблюдал за Бонье, не до конца понимая, зачем он это ему говорил. — Вы странный человек, Граф. — Почему? — Вы тоже хотите смешать эти ингредиенты и получить что-то совершенно новое. — О чём вы? — спросил Вивьер, пребывая в смятении от этой весьма запутанной философии. — Просто скажите мне: почему вы пришли именно сюда? Вы хотели поделиться своим открытием? Или дело в другом? Не бойтесь говорить мне правду. Граф нахмурился. Намёк был очевидным, и Вивьер определённо был уверен, что пришёл в лавку не просто так, а с определённой целью. Он знал, что хотел не только поделиться этой информацией и окончательно убедиться в своей правоте, но и кое-что предложить. Однако мужчина осознавал, что не желал озвучивать это вслух и принимать как должное. Это было настолько нелепо, что ему стало даже смешно. — Вы же знаете, месье Бонье, что я не стану впечатляться из-за пустяка. — Верно, Граф. Вы отличаетесь удивительной равнодушностью. — Но этот случай… он меня удивил. Она играет роль, которая ей не предназначена. Она даже не догадывается, что у неё огромный потенциал! — голос Вивьера от эмоциональности задрожал. — Когда-то вы заикнулись, что парфюмеру сложно найти себе талантливого ученика. А что, если я его вам нашёл? Эта девушка поразит вас так же, как и меня. Она удивительная особа, поверьте мне. — Я верю вам, но… — Я могу платить вам за её обучение, содержание. Я только прошу вас открыть в полной мере её талант. Она не должна больше скрываться в тени! Чарлот долго смотрел на Графа. Вивьер не знал, что именно скрывалось за этим пристальным изучением его персоны и даже успел придумать ещё несколько заманчивых предложений, однако Бонье, улыбнувшись, удивил его. — Мне не нужны деньги, Граф. Я верю вам и готов пойти вам на уступки, однако если ваша впечатлительность — это просто желание представить приятную фантазию за действительность, то я не буду даже пытаться. Если ваша девушка в самом деле обладает необходимыми способностями, то я дам ей знания. Но если всё не так хорошо, как вы говорите, то я буду беспомощен. — Я сердечно благодарю вас, месье Бонье. Вы не пожалеете, я клянусь вам. Чарлот тихо рассмеялся. — Время покажет, месье Вивьер. Время покажет.***
Сандрин огрызнулась, не позволяя Графу даже договорить. Она развернулась к нему спиной и пошла от него прочь, однако мужчина, не желая это так просто оставлять, направился следом за ней, игнорируя все косые взгляды в свою сторону. — Вы не можете запрещать мне это делать, мадам Марен! Неужели вы не желаете хоть кому-то дать нормальное будущее? — Да на каком основании вы вообще будете читать мне нотации, месье Вивьер? Вы никудышный граф, который только и может, что без толку тратить время и использовать других в своих целях! — она повысила голос, однако на крик не срывалась. — Какое будущее вы можете обеспечить? Ах, или вы прикрываете благими целями свои корыстные намерения? — Вы несёте сущую чепуху, madame! — он обогнал женщину, но та его грубо оттолкнула. — Услышьте же меня наконец! У вашей подопечной есть способности, которые можно развить. Ей больше не придётся здесь находиться. Неужели вы сами не говорили, что желаете им только добра? Так почему сейчас вы противоречите своим же словам? Сандрин резко развернулась к Графу, и тот, не ожидавший такого поворота, остановился как вкопанный. Она грозно глядела на него, желая, по всей видимости, испепелить взглядом этого несносного гада, посмевшего вновь ворваться в её место, в её маленький рай и окончательно разрушить всю созданную с таким трепетом идиллию! Как же он её раздражал! Если бы не Сара, постоянно спрашивавшая у приходившего Филберта о Графе, то она бы давно выставила его к чёрту. Она бы всех выкинула из своего заведения, потому что никто не смел указывать ей, что делать, а что нет. — Вы, месье Вивьер, самый лицемерный мужчина, которого мне вообще приходилось видеть, — Марен грубо тыкнула Графа в грудь, из-за чего тот опешил. — Вы без всякого стеснения пудрите всем мозги. Вы — злодей, который прячется за маской добропорядочности. Долго ли вы её создавали, а? Долго ли пытались не выдавать свою истинную сущность? Вы обвели вокруг пальца Сару, но я не позволю вам играть со мной. Я не верю ни единому вашему слову. Вы — лжец, который сам не замечает, как ставит себя выше других. Сандрин развернулась и быстрым шагом пошла вперёд, и только тогда Вивьер очнулся. Он проигнорировал все желчные слова, которые были сказаны с такой непередаваемой агрессией. Прямо сейчас они не вызывали в нём никаких чувств: Граф преследовал иные цели, и он собирался дойти до конца во что бы то ни стало. Даже если придётся выслушать о себе много плохого. Мужчина схватил Марен за локоть, и та возмущённо, скорее из-за инстинкта самосохранения, влепила ему пощёчину. Он раздражённо потёр покрасневшую щёку и больше не предпринял попытку хоть как-то дотронуться до Сандрин, которая сейчас была особенно напряжена: прямо как грациозный хищник, сидевший в засаде в ожидании наиболее выгодной атаки. — Прошу вас, мадам, не портите ей жизнь. Я не причиню ей никакого вреда. Я просто хочу дать ей то, что она так желает: свободу, — Вивьеру почудилось, что в глазах Марен промелькнул страх. — Вы же наверняка видите, как она отличается. Она нуждается в другом. Так дайте же мне эту возможность. Я умоляю вас. — Прямо сейчас, Граф, — с презрением выплюнула Сандрин, — вы развернётесь и уйдёте прочь отсюда. Навсегда. Вы забудете дорогу в моё заведение. В груди что-то обломилось. Мужчина с горечью окинул совершенно непробиваемую Марен, которая глядела на него с нечитаемым выражением лица. Ему было плевать на то, что она его не переносила на дух, однако эти слова, с болью врезавшиеся в сердце, заставили его испытать целый вулкан самых негативных эмоций. Он не мог представить, что больше не увидит Сару. — Выметайтесь, месье Вивьер. Ни я, никто другой больше не желает вас знать. — Мадам Марен… — разбитым голосом проговорил Граф. — Выметайтесь. Немедленно! Мужчина сделал пару шагов назад. Все посетители, находившиеся в заведении, смотрели на него со смесью отвращения и страха. Они не знали, что произошло, но слов Сандрин было достаточно для того, чтобы каждый человек в «Forte et tendre» начал испытывать к нему неподдельную вражду. Он боялся, что Сара тоже увидит в нём того самого злодея, который якобы мастерски всем манипулировал. С трудом найдя её в толпе, Граф горько улыбнулся. Он прошептал извинение, предназначавшееся исключительно ей, и поспешил покинуть заведение, чтобы больше не слышать в свой адрес эти гадкие и беспочвенные оскорбления.