You Bewitched Me

      — Ты пришла сюда с этим…кровопийцей? — иронично изогнув одну бровь поинтересовалась Фрея, переводя взгляд с Лиззи на вампира, разговаривающего с Кэролайн. Они говорили очень тихо, настолько, что даже опытный вампирский слух едва ли смог бы различить слова. Фрея конечно могла бы воспользоваться подслушивающим заклинанием, но посчитала это ниже своего достоинства, тем более теперь, когда доверяла Кэролайн. Изящным жестом тоненькой руки ведьма отодвинула от себя чашку с непонятной жидкостью, а затем еще раз посмотрела на смутившуюся Лиззи. — Я не думала, что ты имеешь против вампиров что-то, — неуверенно пробормотала пристыженная не пойми чем Зальцман — младшая. — Моя семья — первородные вампиры, конечно я имею что — то против. Не уловив усмешку в интонации и голосе первородной ведьмы, Лиззи всерьез начинает опасаться за жизнь Себастьяна и немного за мамочку, что так слепо доверяет первородным. «Мало ли что в голове у этих Майклсонов?» — пронеслось в голове Лиззи, что нервно крутила в своих пальцах прядь светлых волос. Ей не то чтобы не нравилась сидящая перед ней уверенная в себе блондинка, но что-то в ней отталкивало Элизабет. — Не трясись ты так! — восклицает вдруг ведьма, смотря на Лиззи, — Просто у меня с моей семьей много спорных вопросов. Можешь считать, что это была неудачная шутка. — Спасибо, как от сердца отлегло, — бормочет немного обиженным тоном Лиззи. В ответ ей раздается смешок от Фреи, пытающейся разрядить обстановку. Майклсон уже более благосклонным взглядом окидывает юную ведьму, а потом и вовсе расплывается в довольной улыбке. — Хочешь спросить меня о чем-то? Лиззи лишь сомневается несколько секунд, а потом решив, что удача сама плывет ей в руки, начинает маленький «допрос». — Что связывает тебя с моей мамой? — Мы обе хотим спасти моего брата. — И ради этого она невесть где проторчала целый год? — возмущенно говорит Лиззи, получая кивок от Фреи и непроизвольно сжав руки в кулаки. Нет, она конечно знала, что Кэролайн связана с «делом» первородных. Но ведь она путешествовала с этой Ребеккой по «невероятно» важным причинам! Лиззи казалось, что спасение тысячилетнего гибрида не входит в этот список. — Успокойся, — властно проговорила Фрея, чувствуя, как внезапное открытие терзает юную ведьму. Её разочарование и ревность буквально витали в воздухе, переплетаясь разноцветными светящими нитями. Фрея видела это. — Почему? Почему она выбрала все это вместо нас? Вместо своей семьи? Я ждала чертов год! Лиззи уже не пыталась скрыть своих эмоций. Её ладони загорелись красным свечением, но она с силой вжала пальцы в середину ладошки, раздирая белоснежную кожу до крови. Лиззи было больно. Еще недавно она мучилась с тем, что ее отец уделял внимание Хоуп больше, чем ей и Джози. А теперь тоже самое происходило с её мамой и этим первородным вампиром! Почему ее никогда не выбирают? *** — Мы можем обсудить все здесь? — немного приподняв брови, усмехнулся Себастьян, — Или лучше переместиться в менее знаменитое место? — Ты не доверяешь мне, Себастьян? — поддерживая «легкость» беседы, невинно поинтересовалась Кэролайн, замечая, что Фрея вроде как нашла общий язык с ее дочерью, а это ведь задача не из легких. — Полностью доверяю, — улыбнулся вампир, галантно предложив спутнице локоть. Они переместились на задний двор бара, где также было несколько столиков и абсолютно пусто. Такое место отлично подходило для «конфиденциального» разговора. — Что связывает тебя с Лиззи? — первое, что хотела выяснить Кэролайн, было отношение ее дочери с этим привлекательным, но довольно старым вампиром. Кому, как не ей знать, насколько очаровательны они могут быть, когда хотят понравиться. — Я нравлюсь вашей дочери. Можно сказать, мы созданы друг для друга. — Какие громкие слова, — хмыкает Кэр, — Если ты разобьешь ей сердце, Себастьян, я… — Скорее она разобьет мое, — Себастьян резко перебивает ее. Глаза вампира наполняются такой вязкой грустью, что она становится почти осязаема. Блондинка недовольно хмурится. — Я просто пытаюсь быть хорошей матерью. Не уверена, что получается. Вампир понимающе кивает, а потом с интересом переводит взгляд на медальон, что украшает тонкую шею блондинки. — Милое украшение. Я бы сказал символичное. — Очень, — бормочет Кэр, перехватывая его взгляд. Этот медальон ей подарила Ребекка в Париже около месяца назад, когда они потеряли очередной след. Именно тогда Кэр впала в настоящее отчаяние и почти позволила смириться с проигрышем. Они не смогут найти выход и Клаусу придется совершить глупейший вампирский суицид — такие мысли крутились в ее замечательной светлой голове в тот момент. И она бы сдалась — если бы не Ребекка. Упрямая вампирша, которая любит Ника всем сердцем и душей просто не позволила ей опустить руки. Переливающаяся в лучах солнца птица из розового золота, с оторванным крылышком на тоненькой серебряной цепочке стала символом для Кэр. С которым она больше не расставалась. Себастьян еще раз взглянул на медальон, а потом наконец приступил к самому важному, к разговору, который должен многое разъяснить. Он сделал великодушный жест рукой, приглашая начать даму первой. — Мы с Беккс уже достаточное время провели в Париже. Мне кажется, я знаю уже половину знаменитых Парижских магов, даже одну ведьму из их Круга Избранных. И все они в один голос твердили мне, что победить Пустую невозможно, — на лице Кэролайн появилась задорная улыбка, — Как бы не так! — Ты знаешь, как уничтожить ее, — с полувопросом-полуутверждением произнес Себастьян, со скрытой завистью смотря на столь целеустремленную и упрямую вампиршу напротив. Он завидовал ей. Завидовал тому, что когда ее близкому человеку грозила смерть, она сделала все, что в ее силах, чтобы тот мог жить. И продолжает делать. Завидовал ее решительности и смелости, которой ему не хватило много веков назад, чтобы отговорить Кассандру от ритуала, или не впускать ведьм из Ковена в их жилище. Зависть жгла его мертвое сердце, обливая его кровью, но он ничего не мог с собой поделать. Кэролайн сделала и продолжала делать то, что он не смог. — Скоро мы избавимся от нее, — словно по секрету, сообщила Кэр, наклоняясь к собеседнику, — Но сначала разбудим Клауса. Я знаю Вашу историю, и знаю, что ты поможешь. У тебя ведь есть должок перед ним. И это — твоя лучшая возможность его закрыть. Вампир кивнул. — Так вот, — деловито продолжила Кэр, складывая руки в замок, — мы нашли ведьму, которая может «вытянуть» магию из Клауса, а затем уничтожить ее мощным выбросом энергии. — Осталось лишь уговорить ее? — спросил Себастьян. Кэролайн на секунду замялась: — Не совсем. Эта ведьма мертва уже несколько веков. По крайней мере, все говорят так. Но она — наш единственный шанс. К тому же, — лукаво сощурившись, заметила блондинка, — всегда есть лазейка. Странное подозрение закралось в голову вампира. Ведьма с неограниченной и опасной силой, что умерла несколько веков назад… — Как звали ведьму? — Кассандра. Кэролайн тяжело сглотнула, видя, как на лице ее собеседника появляется сеточка черных вен, а глаза наливаются красным цветом, портя прекрасные черты лица. Себастьян молчал, словно борясь с самим собой и пытаясь взять свою «дикую» часть под контроль. Вампир несколько раз вдохнул и выдохнул. — Ты знал ее, — медленно проговаривает Кэр, наблюдая за наконец «чистыми» глазами цвета морской глубины. Ее предположение попадает в самую точку и Себастьян поднимает на нее взгляд лишь с исчезновением вен на его лице. Себастьян пытается вернуть себе потерянный контроль. Ему претит сама мысль о том, что все можно вернуть вспять. Что Кассандра сейчас может быть живой и здоровой, и что его пятьсот лет мук по ее смерти уходят в никуда. В чем был смысл тогда, если ее можно воскресить? — Ты знаешь, как обойти ее смерть? — Я знаю, что ведьмы могут такое. Моя подруга десятилетие назад смогла вернуть своего парня. Моя знакомая вернула первородного с «той» стороны. Себастьян молчит, не понимая, почему он не додумался об этом много веков назад. Почему он поверил в ее смерть и в свое неизбежное одиночество? Почему она не сказала тогда, что ее можно вернуть? Вампиру хочется улизнуть с этой встречи, чтобы перекусить парочкой людей. Внезапная жажда крови подступает к горлу, помутняя рассудок, несмотря на то, что он не так давно питался. Перед ним вспыхивает образ Кассандры, настолько живой и яркий, будто реальный. Ее смеющиеся глаза бездонно-голубого цвета, словно два василька, смотрят на него с небольшим укором. Алые губы, немного припухшие, как всегда, после их поцелуев, сложены в линию. Волосы растрепанны, несколько прядей выбиваются вперед, а на шее красуется небольшой след от укуса. Его укуса. — Эм, мне наверно не нужно спрашивать это, но, она была важна для тебя? — Я любил ее. Больше всего на свете. — проговорил Себастьян с таким холодом и безразличием в голосе, что Кэролайн невольно поежилась. — Я, эм, — Кэролайн мялась, не зная, ее ли это дело, — Ты можешь рассказать мне, если тебе от этого полегчает? Я не настаиваю, в любом случае. Вампир отрицательно покачал головой. Он не хотел делиться воспоминаниями ни с кем. Если бы еще Элизабет не умудрялась влезать в его голову… Неожиданно перед его глазами забрезжил другой образ. Настырной и обворожительной, как заправская графиня при царском дворе, юной ведьмы с именем Элизабет, чьи черты так напоминали Себастьяну о другой. — Ты воскресишь ведьму, — протянул вампир, намеренно избегая имени, — Она поможет Клаусу. Что дальше? Кэр с небольшой тревогой взглянула на собеседника. Его внезапная смена настроения из легкого игривого к холодной сдержанности не осталась без внимания. — Я думаю, сначала нужно сконцентрироваться на воскрешении. Дальше — дело уже не за мной, Себастьян. Вампир пожал плечами. — Просто хочется удостовериться, что Пустая не переселится в кого-то снова. Кэролайн кивнула: — Этого не произойдет. В конце концов, я же Кэролайн Форбс! На лице Себастьяна появилась блуждающая улыбка, и, заметив это, блондинка чуть расслабилась. Ей импонировал вампир напротив — в нем был что-то до боли знакомое, родное, загадочное и очаровывающее. Себастьян выглядел как мечта любой девушки, и знал это, и скорее всего пользовался этим все пять столетий, что шагал по земле. Кэролайн всегда пугало это — она общалась с вампирами, которые прожили тысячелетие, восемьсот, пятьсот, двести лет и блондинка чувствовала себя лишь песчинкой во всем круговороте времени. Она была лишь молоденькой вампиршей, которая совсем недавно увидела мир, истинную красоту, услышала непревзойденную живую музыку, побывала в местах, где захватывал дух и дрожало даже мертвое сердце от увиденного. Кэролайн не могла представить себе, что проживет больше века, увидит постройку новых городов или то, как рушатся старые, что совсем скоро ее дочери вырастут, а Аларик умрет, что родной Мистик-Фоллс через какие-то десятки лет будет совсем другим, с другими людьми…       Кэролайн боялась этой неизвестности, неопределенности, что ее ждет в будущем. Может именно поэтому она больше времени проводила в кругу старых вампиров или первородных, что весьма благосклонно относились к ней. Взять хотя бы Коула Майклсона, с которым она провела несколько недель в Англии, когда пыталась немного отвлечься от поисков. Младший балагур семьи Майклсон был очарован ей, а она отвечала тем же. Больше всего Кэролайн восхищала его искренняя любовь к Давине Клэр, что была его всем. Маяком, удерживающим от неожиданных убийств, совестью, светом, надеждой… Кэролайн была без ума от их отношений, она не могла поверить, что Давине удалось покорить сердце Коула. В глубине души Кэролайн хотела, чтобы у нее все было также; но Клаус никогда не смог бы отказаться от власти и посвятить свою бессмертную жизнь любви. Само понятие «любви» было проблематичным для гибрида. Он любил Хоуп и любил свою семью. Это было аксиомой, невысказанной истиной, которую понимали и принимали все Майклсоны. И Кэролайн знала это; даже надеясь на то, что однажды все может измениться. В любом случае, держась с вампирами и позволив себе наконец отдохнуть в Англии, Кэролайн впервые и услышала о странных узах, которые были созданы задолго до первородных вампиров одной ведьмой, что потеряла свою любовь. Ее родственная душа погибла, а она ничего не смогла сделать, чтобы вернуть возлюбленного. Она хотела умереть, чтобы встретиться с ним, но ее бы забрала другая сторона, и это стало невозможным. В отчаянии ведьма поклялась, что будет связывать родственные души, чтобы когда одна половинка была на волоске от смерти, она могла выбрать — умереть в одиночку, или разделить смерть со своей любовью. На веки вечные… С тех пор вампиры, оборотни, и даже люди искали свою родственную душу, чтобы разделить с ней все, даже смерть. Кэролайн эта «легенда» показалась немного жутковатой, но в тот момент она произвела на нее огромное впечатление. Коул с легкой руки беззаботно сообщил ей, что Давина — его судьба, родственная душа и любовь навеки. И даже если это не являлось правдой, Кэр была бесконечно за них счастлива, незаметно смахивая несколько слезинок. — Не вздумай плакать из-за такой красивой истории, принцесса, — проговорил какой-то вампир, наблюдая за ней, — Тебя ждет весь мир; и он ждет твоей улыбки, а не слез. Кэролайн тогда благодарно улыбнулась этому шатену, что вмиг поднял ей настроение; но в глубине души ей хотелось, чтобы эти слова сказал совершенно другой человек. Чтобы они прозвучали волшебной музыкой для ее ушей, благодаря великолепному британскому акценту, который каждый раз выбивал у нее почву из-под ног, стоило ему начать говорить. Кэролайн нравилось то, как он говорил; нравилось, как он говорил с ней; ей не хватало его чертового голоса. Ей не хватало его. Может поэтому внутри нее весь последний год была неиссякаемая энергия, заставляющая искать способы вернуть Клауса из этой вынужденной спячки. Может быть, внутри Ребекки била ключом та же энергия, потому что первородная неизменно помогала ей во всех поисках. Кэр видела ту насквозь — после того, как Элайджи не стало, Кол нашел Давину, Фрея имела ребенка и жену — Ребекке не хватало брата. И она хотела его назад. Так же, как и Кэролайн. Наверное из-за того, что их цель была одной, они отлично сработались. Ребекка мгновенно превратилась в ее закадычную подругу, что постоянно сыпала историями о мужчинах разных времен и эпох, с которыми ей удалось сблизиться. И о том, что почти все из них не нравились Клаусу. И как следствие, жили не очень долго. — Он не мог убивать каждого твоего ухажера! — воскликнула Форбс в течении рассказа о средних веках в Европе, где Беккс охомутала статного Английского графа, а уже через неделю его труп висел на стене одного из Лондонских замков. — Не каждого! Только тех, что его раздражали немного больше погоды в Лондоне! — смеясь, возразила блондинка. И Кэролайн чувствовала, что должна ужасаться, а не заливаться смехом за компанию с Ребеккой. Проблема была в том, что раньше ее привычный мир делился только на белое и черное; живя лишь на контрастах, Кэролайн пыталась всегда выбирать привычный белый. Но со временем все изменилось: оттенки серого прочно закрепились в ее мире, яркими пятнами появляясь на черном или белом. Форбс больше не могла считать семью Первородных чистым злом, не говоря уже о Клаусе, который никогда не был для нее просто злодеем. По крайней мере, не в ее истории…