Fluoxetinum

Револьвер лежал в ладони как влитой. Его приятная тяжесть холодила руку, а опасность — душу. По венам вверх, к самому сердцу, от кончиков пальцев текло ощущение силы и свободы. Черты лица зверино заострились, мышцы напряглись, готовые к броску… Артур танцевал. И движения его, угловатые и резкие, были странно красивыми. Он чувствовал в себе неведомую раньше силу, кого-то другого — лучше и больше, чем он сам. Это пистолет дал ему Рэндалл. Продал, точнее, с отсрочкой платежа на весьма неопределенное время. Но Флек был уверен, что получил нечто большее, чем просто оружие. Взведенный курок сухо щелкнул, и такой же сухой смешок стал ему ответом. Пальцы левой руки, будто сами зная, что делать, покрепче обхватили рукоятку и нажали спусковой крючок. БАХ. Пуля 38 калибра вошла в стену как в масло. Артур выронил револьвер и кубарем прокатился по полу, тут же вскочив на ноги, выкрутив громкость телевизора на полную и в два шага оказавшись у стены: края дырки на обоях чуть дымились, а металл угрожающе поблескивал из толщи бетона. — Радость, ты слышал шум? — встревоженно крикнула из соседней комнаты разбуженная Пенни. — Я смотрю старый фильм про войну! — он брякнул первое, что пришло в голову, и завороженно обвел пальцами след от пули. Почему Рэндалл не сказал ему, что пистолет заряжен? Зачем он это сделал? А если бы Артур убил кого-то? А если бы он убил себя? А может, ему стоит это сделать?.. — Сделай потише, — голос матери вырвал его из пугающе-тягучих размышлений. — Прости, мам!.. — мужчина нервным движением руки зачесал волосы назад и, замявшись, вошел к Пенни, которая полусидела в кровати пред включенным телевизором и напряженно вглядывалась в дверной проем. Флек поправил одеяло и поцеловал женщину в лоб, успокаивая ее. Она опустила голову на подушку и вскоре задремала, и Артур вышел на цыпочках из комнаты, выключив по дороге телевизор. В гостиной он пошарил рукой под комодом и вытащил отлетевший туда револьвер. Он опасливо сжал оружие в руках и сунул его под подушку. Впервые за долгое время Артур уснул, не ворочаясь до самого рассвета на диване. **** Пшшш — тесто для панкейков шлепнулось с ложки на раскаленную сковороду. Да какого меня динамит гребаный клоун? Пока оладьи подрумянивались, Реджина вытряхнула из оранжевого флакона таблетку «Прозака» и запила ее водой. Боже, храни ингибиторы серотонина. Эти пилюли творили чудеса: концентрироваться на плохом дольше минут десяти просто не получалось. Поэтому ко второй партии панкейков девушке уже не хотелось пойти к Флеку и высказать ему и за так себе работу, и за не всегда свежие волосы, и за застиранные вещи, и за затрапезный вид, и за вечно приспущенные белые носочки. И мамой припечатать так, чтобы он спрятался под ее юбку и никогда больше оттуда не высовывался. Чем больше росла горка готовых оладий, тем меньше было желание разбить Артуру нос. И к моменту, когда сковорода вместе с ложкой и миской из-под теста отправились в раковину, Флек снова был объявлен милейшим котиком и красавчиком с бездонными глазами и трогательной улыбкой. Оставалось его только немного подкормить — но так, чтобы он ни в коем случае не поправился. Его худоба сводила Редж с ума. Вообще это распределение сексуального притяжения в природе ее даже забавляло. Дамам с выдающейся задницей и бедрами нравились дрыщи. Дрыщи предпочитали пышечек. И в этом они с Артуром, вполне возможно, совпадали. Хотя какое может быть «возможно», если, когда он обнял ее в четверг на прощанье, она почувствовала бедром намечающийся стояк. Надо повторить эксперимент. Она сложила горячие панкейки в глубокую миску, накрыв их фольгой, стащила из холодильника чужой кленовый сироп, составила все в бумажный пакет — и глубоко вздохнула. Идти к Артуру было страшновато, но необходимо. А заодно она хотела посмотреть на ту самую маму, за которой мужчина так трепетно ухаживал. Найти его квартиру оказалось делом совершенно несложным: Реджина окинула взглядом почтовые ящики и наткнулась на знакомую фамилию. Некто «П. Флек» жил в квартире 8J. Интересно, это мать или отец? Отец Артура наверняка был из тех самых благородных пород дятлов, которые выпорхнули из гнездышка за пачкой сигарет и позабыли дорогу домой. Мать… Пенелопа. Пэрис. Нет, наверно, еще хуже — какая-нибудь Пенни. Идиотское имя. Холл был чуть загаженнее, чем в ее доме, лифт — еще более угрожающим и скрипучим, а курили местные жильцы и вовсе какую-то едкую отраву. За обшарпанной дверью заветной квартиры слышались звуки телевизора, перекрываемые перебранкой соседей, и шум воды. Реджина на мгновение замялась, прижав к груди теплый пакет с угощением, и на выдохе постучалась. Потом заметила кнопку звонка и только протянула к ней руку, как за дверью раздались мягкие шаги, замок щелкнул, и в приоткрытую дверь выглянул Артур Флек собственной персоной в одних домашних штанах: — Реджина?! Как ты меня нашла? — Дом, фамилия, этаж. Артур, ты мне так и не позвонил с четверга! — черт, не удержалась. — Да, прости… Много чего случилось. — Надеюсь, в списке случившегося нет пункта «Та чокнутая рыжая больше мне не нравится»? — Это точно нет, — Флек неуверенно улыбнулся и открыл дверь шире, сделав неловкий, но очень театральный жест, — эм… зайдешь? Реджина кивнула и скользнула внутрь, мимоходом поцеловав Артура в уголок губ. В прихожей было тесно: девушка задела бедром столик — ключи, вазочка с искусственными вроде бы цветами и хрустальное нечто с крышечкой. На стенах — репродукции в рамочках. Очевидно, полноправным хозяином тут была мама: запах благородной старости отчетливо угадывался в воздухе, а сама квартира была типичным жильем дамы преклонных лет. Девушка незаметно поморщилась, вручила Флеку бумажный пакет и сняла куртку, не оставив мужчине ни единой возможности ей помочь. Косуха заняла место рядом с потертой горчичной курткой, и Артур только тогда заметил, что спинка кожанки была украшена вышитыми цветами. Очень в ее стиле. Флек приоткрыл согревшийся от миски пакет и сунул туда нос: — Очень вкусно пахнет. — Еще бы. Только приготовила. Ты уже завтракал? — Нет. Мама завтракала. — Радость, кто это пришел? — из комнаты заскрипел сладкий голос пожилой женщины. Радость?! Реджине очень захотелось схватить мужчину в охапку и бежать со всех ног подальше от его мамаши. — Это та девушка, мам, я рассказывал тебе о ней. Она зайдет поздороваться? — Да, радость, конечно. Артур кивнув в сторону дверного проема: прямо и направо. Реджина чуть ли не на цыпочках вошла в комнату немолодой женщины и натянула едва ли не самую вежливую и заискивающую улыбку из всех, что были у нее в арсенале. Седая сухонькая дама полулежала в постели и рассеянно смотрела телевизор: волосы не прибраны, на ногах до боли знакомые белые носки, цветастый халат надет поверх водолазки с длинным рукавом. Она перевела взгляд выцветших глаз на девушку и по-птичьи наклонила голову набок: гостья ее заинтересовала, поскольку была слишком хороша для ее сына. — Доброе утро, миссис… мисс Флек? — Фокс прищурила зеленые глаза, оценивая и саму женщину, и обстановку в комнате. Цветочки, цветочки, всюду жуткие цветочки и не менее жуткая вышивка в рамочках. — Меня зовут Реджина. Приятно познакомиться. — Здравствуй, Реджина. Можно просто Пенни, — вот это бинго. — Пенни, будете панкейки с кленовым сиропом? Я только что испекла. Артур, наверно, говорил вам, что я живу через дом. — О, милая, спасибо. Я уже завтракала, а вот Артур — нет. А ему надо бы поправиться. — Этим я сейчас с удовольствием и займусь, — девушка елейно улыбалась, сдерживая нестерпимое желание придушить эту старую ведьму подушкой. Она невзлюбила Пенни с первого же взгляда, с первого же звука ее голоса, нутром понимая, что причина всех проблем Флека была перед ней. Впрочем, по глубокому убеждению Фокс, психотерапия была обязательной для всех, у кого есть мать. То есть, просто для всех. Не переставая гаденько улыбаться, Реджина попятилась из комнаты, и Артур повел ее на кухню. На худой спине выступала изящная линия позвоночника, левая лопатка смешно топорщилась, будто хотела эволюционировать до крыла, а вот на правой цветисто растекался здоровенный синяк… — Артур, господи, что случилось? — девушка тронула страшную отметину самыми кончиками прохладных пальцев, и Флек нервно дернул плечом: — Ничего страшного… просто мальчишки… — он поставил пакет с миской на столешницу окна между кухней и комнатой и зажег плиту под остывшим почти чайником. Фокс внимательно следила за каждым его движением и обняла его со спины, коснувшись губами теплой кожи за ухом: — Нет, Артур. Это не мальчишки, а гребаные звери. Это вчера?.. — Вчера меня отчитал Хойт за плакат, которые они у меня отняли, — мужчина горько усмехнулся и накрыл ладонью скрещение ее рук на груди. — В четверг… — Бедный мой… — музыка для ушей. Когда кто-то проявлял к нему сочувствие в последний раз? Ну, не считая Гэри, конечно. Гэри был особым случаем: он на своей шкуре знал все о человеческой жестокости. А вот Реджина… — Все в порядке, Редж. Чай или кофе? — Тебя, — едва не ответила девушка, но выбрала кофе. Пусть растворимый и не самый лучший, зато в идеальной компании. Артур кивнул и полез в шкафчик с посудой: два тарелки, две чашки, приборы на двоих. Два, два, два — изумительная цифра. Изумительное утро. Изумительная Реджина с ее чудесными фисташковыми глазами и рыжей медью волос. Чайник закипел. Флек залил кофейный порошок в кружках горячей водой и поставил их со всем остальным к панкейкам. Кивнул девушке — мол, идем — и прошел в свою комнату, ту самую, куда вело раздаточное окно с кухни. Там влияние Пенни чувствовалось меньше. Диванные подушки валялись на полу, и Артур торопливо прикрыл неубранное спальное место пледом. Так мило. В углу комнаты стоял стол с двумя стульями. Мужчина подвинул подальше переполненную пепельницу и принялся переставлять все с подоконника на столешницу. Реджина заметила, что на одной из кружек было коряво написано черным маркером Live with Murray Franklin, и мысленно закатила глаза. Мало ей этого старого упыря на работе, так вот тебе еще и его фанат. Лопай, милая, не обляпайся. Думала в сказку попала? А вот тебе сказочка. Панкейки вышли невероятно вкусными, и Флек умял почти всю миску, щедро поливая их сиропом. Не самая веселая тема для разговора: мелкие гопники и выговор за табличку — совершенно не испортила утро, и Артур даже умудрялся неловко подшучивать над своими злоключениями. Реджина довольно улыбалась и кошачьи щурилась: рядом с этим мужчиной было как-то удивительно тепло, вопреки всей его неказистости. Его внутренний свет не ослеплял, но согревал, и ей хотелось облечь источник этого света всем своим существом и присвоить себе до последнего фотона. Фокс была твердо уверена: этот долбаный мир совершенно не заслуживал такого человека, как Артур Флек, и так залюбовалась им, что вздрогнула, когда он накрыл ее ладонь своею. — Извини! — да он сам перепугался еще больше, чем она. — Все хорошо, Артур. Просто у тебя слишком красивые глаза. Я засмотрелась. Флек неожиданно кокетливо улыбнулся, будто говорил: да знаю, знаю, и чуть сжал тонкие пальцы девушки: — Прости, что так и не позвонил вчера, Редж. Это было ужасно некрасиво с моей стороны, — он подавил зарождавшийся приступ нервного смеха и продолжил: — Могу я тебя пригласить сегодня вечером в кино в качестве извинения? — Артур!.. Как я тебе могу отказать? — Ну, до тебя все отказывали... — он равнодушно пожал острыми плечами, будто такая ситуация была в порядке вещей. — Надо было переехать сюда раньше, — Реджина склонилась к нему через стол и поцеловала в сладкие от сиропа губы. — Зайдешь за мной вечером? — А может, пораньше? — спросил Артур с несвойственной ему смелостью, но девушка с лукавой улыбкой пригрозила ему пальцем: — О нет, красавчик. Придется потерпеть. Часиков до 7, что скажешь?.. Ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть: подчиняться женщинам Флеку было не в первой. Он проводил Реджину в прихожую и галантно подал ей куртку, накинув черную кожу на плечи девушки и прижав ее к себе, коснувшись губами трепета артерии чуть ниже уха. Воздух и само время вдруг стали тягучими и осязаемыми, наполненные смешками и невнятным шепотом. Девушка еле вырвалась из пут его рук, все повторяя: «вечером, милый, все вечером». Ты даже не представляешь, какие у меня планы на кино, дорогой. **** Даже если бы Реджина не ждала Артура, по одному только звучанию звонка, неуловимо неуверенному, было понятно, что это именно он. За дверью и в самом деле стоял Флек: на губах — лукавая улыбка, в руках — прикрытая салфеткой миска, в которой девушка принесла с утра панкейки. Он изящным жестом фокусника поколдовал над тарелкой и сдернул с нее ткань, под которой скрывались искусно сложенный цветок из бумаги и оранжевый флакон с наклейкой Arthur Fleck 21.11.1946 Fluoxetinum 25 mg. — Я подумал, что все еще должен тебе «Прозак», Редж, — выжидающий взгляд из-под густых бровей. — А я уже и забыла!.. И ты спускался-поднимался по этой чертовой лестнице? Мы ведь могли зайти по пути… — смущенно промямлила Фокс и взяла из миски не лекарство, а бумажный бутон, поднеся его к самому лицу. — Очень красиво, Артур… Где ты так научился? — ой, ну и дура. — Тебе, правда, нравится? — Очень… Артур довольно улыбнулся, рассматривая девушку: схваченное широким поясом на талии платье в мелкий красный цветочек, черные чулки и тяжелые ботинки. Так одевались девчонки, караулившие рок-звезд у клубов. Будто он был знаменитостью, у которой она мечтала взять автограф. Он тоже принарядился к встрече, выбрав для вечера свой лучший костюм: пиджак он счел слишком официозным, а вот бордовый жилет и брюки, дополненные белой рубашкой, смотрелись, по его мнению, совершенно сногсшибательно. Горчичная куртка в ансамбль не вписывалась, но другой у него не было. Впрочем, Реджину его внешний вид совершенно не смутил: эта очевидная нелепость умиляла ее. Она поцеловала Артура в уголок губ, отобрала наконец у него миску, поставив ее на тумбочку в прихожей, и надела косуху, перекинув через плечо тонкий ремешок небольшой сумочки. Флек, дождавшись, пока Редж запрет дверь, галантно взял свою даму под руку и повел ее к лифту, где немедленно закурил. Сизый дым делал его лицо еще притягательнее, подчеркивая острые черты и запавшие скулы. Девушка довольно улыбалась, а Артур был необычайно словоохотлив. Он болтал без умолку, рассказывая о всякой чепухе и отпуская не всегда удачные шутки, над которыми Реджина искренне смеялась, находя их забавными, и вдохновенно жестикулировал левой рукой, рассыпая пепел с сигареты. По лестнице он спустился едва ли не танцуя, и Фокс, которая побаивалась эти чертовы ступени после того, как пару раз чуть не упала на них, доверчиво позволила ему вести ее, увлекая вниз в каком-то одному Артуру ведомом темпе. Он очаровывал ее все больше и казался самым прекрасным мужчиной на Земле. С ним было легко и тепло, и Реджина лишь сильнее прижималась к его боку, бесконечно довольная тем, что идет по улице не одна. В метро они ехали молча, устроившись на сидении в самом углу вагона, и Артур развлекался тем, что рассматривал линии на ладони своей спутницы. Однажды он с мамой смотрел передачу, в которой причудливо одетая женщина с черными вороньими перьями в таких же черных туго завитых локонах, рассказывала о том, что по этим линиям можно рассказать о человеке буквально все. Интересно, как? И на каком из перекрестков этих розоватых росчерков встретились они — девушка с депрессией (ох уж этот «Прозак») и клоун с неконтролируемым смехом? В центре города было светло и шумно, и Артур увлек Реджину в полумрак кинотеатра, но и там было не скрыться от толпы: самый разгар субботнего вечера, и жители Готэма жаждали развлечений. Впрочем, на какую-то ретроспективу черно-белого немого кино никто особо не стремился, а Реджине было все равно, какой фильм будет идти фоном, пока она будет сидеть рядом с Артуром. До сеанса оставался еще час, и они решили прогуляться. Флек все порывался затащить ее в кафе, но девушка стойко сопротивлялась: было тепло, а она обычно оказывалась на улице только для того, чтобы попасть на работу или вернуться домой, и ему оставалось только уступить. Люди обгоняли их и шли им навстречу: веселые, злые, уставшие. Мусора было меньше, чем в спальных районах, но и здесь уже скапливались маслянисто-черные мешки, подтекавшие зловонной жижей: по большей части они стыдливо прятались в темных проулках, все смелее выползая оттуда в яркие пятна света от фонарей и неоновых вывесок. Гнойные нарывы на припудренной мордашке смазливой красотки, которая жрет всякую дрянь и спит с непотребным сбродом. Как же это было похоже на Готэм!.. Прекрасный центр Готэма, как говорит Мюррей Франклин. Охренеть, какой прекрасный. Под одной из вывесок Артур остановился, и Реджина запрокинула голову, чтобы посмотреть, что же его так заинтересовало. Live with Murray Franklin. И как она не заметила, что они прошли почти тем же путем, каким она ходила на работу?.. — Когда я стану знаменитым комиком, Мюррей обязательно пригласит меня на свою передачу, — абсолютно уверенно сказал Флек, чуть сильнее сжав ее руку в своей. — Даже не знаю, как тебе сказать… — промямлила Фокс и подумала, что ему уже за тридцать, а не три, чтобы страдать такой фигней. А потом мысленно одернула себя, потому что и сама мечтала о лучах славы и красной дорожке, имея в активах толстую задницу и рецепты от психотерапевта. А потом одернула себя еще раз и выпалила на одном дыхании. — Ятутработаю. Артуру Флеку не везло в жизни. Никогда. Ни в чем. Он был из тех людей, у которых не раскроется даже исправный парашют. Потому мужчина осторожно спросил: — Ты работаешь на шоу Мюррея?.. Он не просто наконец-то потрахается, но и сделает это с женщиной, которая лично знает мистера Франклина и работает у него на шоу. Гребаное Рождество случилось на два месяца раньше. — Да. Не на съемках, в офисе… кофе приношу, ищу в газетах смешные новости, — Фокс осторожно увлекла его дальше по улице. — И какой он?.. — Артур чуть не задыхался от волнения. — Лучший в мире босс, — поздравляю, девочка, ты ему уже соврала, а вы даже голыми еще друг друга не видели. — Я постараюсь раздобыть тебе приглашение на съемки, хочешь? И себе заодно. У нас там строго со зрителями. А потом побываешь у него как знаменитый комик. Реджина ухватилась за спасительную ниточку темы стендапа и принялась расспрашивать мужчину о его планах насчет выступлений и подготовке к ним. Флек и сам не знал ответов на ее вопросы и, придумывая что-то на ходу, сам верил в правдивость своих слов. Он смутно чувствовал грядущие перемены: эта девушка рядом с ним, витающая в воздухе нервозность большого города, приятная тяжесть револьвера, оттягивающая правый карман куртки. Револьвер. Артур взял пистолет с собой почти машинально и теперь старательно прятал его от своей спутницы, настойчиво удерживая Редж у своего левого бока. Ощущение этой призрачной безопасности меняло его: мужчина невольно расправлял плечи и чувствовал себя много увереннее и смелее. У него была тайна — и она делала его сильнее. Когда они вернулись в кинотеатр и заняли свои места в зале, Реджина довольно оглядела ряды пустых кресел: на сеанс не пришло и десяти человек, и все они сидели ближе к экрану. Идеально. Первое время она с подчеркнутым интересом следила за сюжетом и слушала, как Артур смеется над забавными моментами — открыто и искренне, совсем не похоже на судорожный, хриплый хохот, больше напоминавший вымученные рыдания. Фокс увлеченно наблюдала за своим спутником: движения головы, мягкий жест, которым он поправлял волосы, резко очерченный профиль. Наконец Флек заметил ее пристальный взгляд и посмотрел ей прямо в глаза — она смущенно улыбнулась, застигнутая врасплох, и облизнула уголок губ, и Артур неожиданно твердо притянул ее к себе, с наслаждением целуя. Она мурлыкала в его губы и ластилась к нему, давая то, чего так ему так не хватало, — и забирая свое. И когда он попытался отстранить ее, чтобы возбуждение не достигло критической точки, Реджина лишь нежно куснула его за нижнюю губу, скользнула рукой за пояс его брюк, добравшись до вставшего члена, и мягко сжала его прохладными тонкими пальцами, с раскрепощенной невинностью водя рукой от основания до головки и обратно. Мужчина смотрел на нее не моргая, совершенно потрясенный и сбитый с толку. Только не засмейся сейчас, пожалуйста. Вены пульсировали под теплой бархатистой кожей, а Флек почти не дышал. Неужели это происходит на самом деле? Это было слишком нежно, слишком осторожно, но вся эта ситуация подводила к самой грани, и когда Артур уже готов был кончить, Редж с отчаянной решительностью высвободила подрагивающий член из одежды и, склонившись к паху мужчины, сомкнула губы на влажной от смазки головке. Твоюмать. Флек сжал пальцами левой руки рыжие волосы — как в тех фильмах — и с коротким гортанным стоном вздрогнул всем телом. Девушка проглотила горькую от лекарств сперму — сколько же колес ты пьешь, красавчик? — и смущенно выпрямилась, порывшись в сумочке и протянув Артуру платок, изображая саму невинность. И вот тогда он наконец рассмеялся от неожиданности и напряжения, пряча лицо в ладонях и хватаясь за горло. Немногочисленные зрители оборачивались на них, шикая и морщась, а Реджина обняла Артура за подрагивающие плечи, осторожно поглаживая. Я с тобой, слышишь? С тобой. Приступ наконец сошел на нет. Флек отдышался, привел в порядок одежду и молча прижал к себе девушку, понятия не имея, что можно сказать в такой ситуации. Нет, он знал, что такое минет: парни с работы периодически хвастались, что «ну та, вчера, так смачно отсосала — даже десятку не жалко». Он в принципе не представлял, что такое может случиться и с ним и что приличная с виду девушка способна на подобное, но он не слишком хорошо разбирался в людях и не видел за косухой, и рыжими волосами, и сигаретой, редко, но мелькавшей в тонких пальцах, отчаянный вызов, и сидел совершенно счастливый и ошеломленный. Кино уже не имело никакого смысла, а вся Вселенная сошлась в точке «здесь и сейчас», в мучительном, подогретом стыдом удовольствии. Она ведь не всем делает — так? Артур скрипнул зубами и глубже вдохнул аромат пряных духов, струившийся с рыжих прядей, успокаиваясь им. Ты уверен, что это тебе не важно? — К черту это кино. Идем? — шепнул он ей на ухо, и Реджина кивнула в ответ. Когда они вышли наконец на улицу, девушка мягко поправила его волосы и заставила посмотреть себе в глаза: — Артур… извини. Я, наверно, поторопилась… меня обычно в постель не затащишь, но ты делаешь со мной что-то такое… Он сам смутился ее словам и поцеловал в горьковатые губы, не зная, что ответить. Впервые в жизни у него все было в порядке. В странном, неизвестном ему самому — но порядке. Флек вытащил сигарету из помятой пачки, чиркнул колесиком зажигалки и глубоко затянулся. Дым привычно обжег легкие, успокоил и окутал лицо Реджины серебристой вуалью, через которую драгоценными камнями сияли зеленые глаза. — Ты очень красивая, — сказал Артур, и девушка улыбнулась. Вместо поцелуя она потянулась к его сигарете, сделала затяжку и со смехом раскашлялась от нестерпимой горечи табака. В метро Реджина уютно прижалась к ему и положила голову на плечо. Артур уткнулся носом в ее волосы, пахнущие дымом и — он вспомнил наконец этот аромат — ладаном, и обнял ее за плечи. Он все думал и думал о том, что произошло, и уголки губ его подрагивали в мечтательной улыбке. А девушка грелась его теплом и была чрезвычайно собой довольна. Она всегда хотела чего-то исключительного. Кого-то исключительного. Она была достаточно умна, чтобы заинтересовать мужчину с Уолл-стрит, но боялась, что никогда не будет достаточно хороша для такого альфа-самца. Всегда найдется девушка умнее, но что было страшнее — красивее, чем она. С сиськами получше, задницей похудее и личиком посмазливее. А в ней было слишком много того, что она до жгучего стыда считала несовершенным. С каким-то мрачным удовлетворением она думала о том, что там, где она оказалась, ей было самое место. Но Артур… он тоже был исключительным — только на другом конце социальной лестницы. Он весь состоял из «не»: неуспешный, нездоровый, нелепый. И в этом-то и была его ценность: если любить успешного брокера было делом простым и привычным, то отдать сердце клоуну с задворок Готэма виделось подвигом и высшим проявлением чистоты и человечности. И тщательно продуманная выходка в кинотеатре была еще одной ниточкой, которая должна была привязать Артура покрепче. Как будто для этого нужно было сделать что-то большее, чем обратить на него внимание и улыбнуться. Она как всегда перестаралась — он уже был ее. Флек проводил ее до дверей квартиры, и Реджина замялась, не зная, приглашать ли его и дома ли Бобби, а он понятия не имел, как напроситься в гости. Произошедшее было лишь эпиграфом к чему-то куда более интересному.