Fluoxetinum

С каждым отчаянным толчком его бедер Реджина билась головой о спинку кровати: не сильно, но ощутимо. Это почему-то веселило и было нелепо, прекрасно и возбуждающе. Смех восторга разбирал ее изнутри — и вырывался из приоткрытого рта нежными стонами. Она приносила себя в жертву своему богу, искупая каждый день, когда не причащалась вкусом его губ. *** В воскресенье они смогли увидеться только мельком: Артур работал на детском дне рождения («Не знаю, почему, но мелкие пиздюки от тебя в восторге, поэтому не планируй ничего на 18-е число»), а вечером — на какой-то распродаже в торговом центре. Реджина на пару минут заскочила в молл, чтобы одарить клоуна Карнавала несколькими вкусными поцелуями под прикрытием вешалок с одеждой, и это ощущение возможного стыда придавало ее интрижке особый вкус. Еще больше кайфа Фокс испытывала от своей идеи придержать воздыхателя чуть на расстоянии — простой и идеальный способ взбудоражить и привязать к себе психически нестабильного человека. Вопрос, на кой ей это все надо, если Флек и так без ума от свалившегося на него счастья, ее интересовал мало. Ей хотелось помучить его. И этого было достаточно. — Артур, мне придется уехать на несколько дней в Метрополис… — торопливо шептала Редж, пока Флек с удовольствием лапал ее и целовал в шею. От вещей, которые примеряли, но не купили, пахло тяжелыми приторными духами, и они забивали тонкий аромат ладана и пыльный — грима. — А я хотел позвать тебя завтра вечером на стендап, — мурлыкал Карнавал, сам удивляясь своей смелости — точно в его голове был кто-то, помимо Артура Флека, и именно он управлял сейчас руками мужчины. — Мама хочет, чтобы я встретилась с ее подругой, там надо решить какие-то вопросы, — у матери Реджины не было подруг ни в Метрополисе, ни где-то еще, но именно такой аргумент, как казалось Фокс, мог убедить Артура в чем-угодно. Она не ошиблась: мама — это святое, и Флек только сокрушенно вздохнул, возвращаясь к работе. — Я позвоню вечером? — Я сам. Мама будет уже спать. Ну конечно, сладкий. Пенни будет спать. Пенни не стоит знать, что ее сын прибился к другой юбке. Артур и понятия не имел, что Реджине никуда не было нужно, что она просто сбегала из города, от работы, от него на несколько дней, чтобы не уволиться к чертям, не наделать глупостей от подскочившего уровня серотонина и помучить то ли своего новоявленного кавалера, то ли саму себя. План был не особенно гениальным. Он просто был. Когда Флек позвонил ей вечером, она красила ногти в огненно-алый цвет и не бросила своего занятия, лишь прижала трубку к уху плечом, рассеянно слушая собеседника. — Я соскучилась по тебе, Артур, — томно выдохнула Реджина в трубку, как только эта фраза оказалась хоть немного к месту. — Встретимся в пятницу? — Это так нескоро… Хорошо, Редж. А знаешь, сегодня на дне рождения мне прилетело тортом в лицо! — неужели ему действительно от этого весело? — Мелкие говнюки, — рассмеялась в трубку девушка, мазнув лаком по коже и счищая его ногтем. — Между прочим, он был очень вкусным, — вдохновенно сообщил ей Флек, и они проболтали не меньше получаса, пока Фокс не спохватилась, что время перевалило уже за полночь. Артур промурлыкал в телефон пожелания спокойной ночи и удачной поездки и положил трубку, встав наконец с пола на кухне, размявшись и закурив очередную сигарету. Он подумал, что присутствие Реджины в «Пого» даже помешало бы: он шел туда не выступать, а в очередной раз смотреть на популярных стендаперов, чтобы учиться у них правильной подаче материала, а рядом с девушкой он смог бы думать только об ощущении ее горячих губ на своей эрекции. У мамы был бы сердечный приступ, узнай бы она, чем они занимались с той-милой-девушкой-с-панкейками в темном зале кинотеатра. Флек довольно рассмеялся и выпил снотворное, устроившись на диване с ручкой и дневником и старательно сочинял шутки до самого рассвета, потому что таблетки уже давно перестали давать хоть какой-то эффект. *** Метрополис был анти-Готэмом. Светлее и чище. И лица на улицах были добрее. Реджина отдыхала. От Мюррея Франклина, от раздражающей работы, от маминых звонков, от слепого обожания Артура, от необходимости жить в одной квартире с почти что чужим человеком. Для душевного равновесия хватало долгих прогулок по незнакомым улицах и коктейля из "Прозака" и противотревожного трижды в день. Вечером в четверг она вернулась в Готэм и от автобуса ехала домой на такси: не хотелось встречаться ни с городом, ни с Артуром. Слишком хорошо ей было в компании самой себе. По правде сказать, она считала эту компанию лучшей на свете. Но в пятницу после рабочего дня ей пришлось тащиться в бар с коллегами — на день рождения старшего редактора, ее непосредстенной начальницы. Ожидая, пока все соберутся, Реджина без особой надежды нашла в справочнике телефон конторы Хойта и набрала номер. — Клуб талантов «Ха-ха», чем могу помочь? — Добрый вечер. Могу я услышать Артура Флека? — Понятно. Нет, его еще нет. Так что там натворил у вас этот придурок? — Простите? — Реджина даже поперхнулась от неожиданности. — А, стойте. Вы не из больницы? — деловито поинтересовался голос в телефонной трубке. — Нет, что вы! Он был на выходных на дне рождения моего ребенка. Я хотела сказать, что нам все очень понравилось... — А, точно-точно... — шуршание бумажек. — Миссис Стейн, да? — Да-да. Мой мальчик просто в восторге!.. — У вас же дочь? — недоверчиво уточнил мужской голос. Реджина ойкнула и бросила трубку. И что это все значит? Она недоуменно постучала ногтями по телефону и вздрогнула со звуком своего имени: все ждали только ее. В баре — почти самый центр Готэма — было шумно и накурено. Черт, лучше бы молча сбежала… Музыка, танцы, алкоголь, опостылевшие рожи людей, с которыми она с удовольствием бы не виделась за пределами офиса. И всем надо улыбаться. Как там говорил Артур? Улыбайся и делай счастливое лицо? Универсальный рецепт успеха, чтоб его. Кто первый начал всю эту хрень с приветливым оскалом, Карнеги? На коротких дистанциях эта ерунда действительно работала, а вот с установлением нормальных человеческих отношений ни черта не помогала, в отличие от «Прозака». Твоя мамочка была бы мной довольна. А вот моя — вряд ли. Реджина уже час уговаривала себя, что еще десять минут — и она пойдет домой, и все не решалась уйти: коллеги, с которыми она ездила в Метрополис, были еще недостаточно пьяны, чтобы сделать это незаметно, а сама она пила уже третий бокал «Колы», старательно делая вид, что помимо газировки там был еще и ром. — Эй, детка, одна тут? ну какого хрена. Девушка покосилась на источник звука — плотного кудрявого парня с круглым, как оладушек, лицом. Гипотетический герой-любовник был неплохо одет и лоснился от самодовольства. Артур, когда мы бросим пить все эти психотропы, ноотропы, ингибиторы и прочую прописанную нам дрянь, мы обязательно придем в этот бар, напьемся до поросячьего визга и трахнемся в туалете. Потому что на это я готова только и исключительно с тобой. Взглядом Реджины можно было забивать гвозди и охлаждать ядерные реакторы: обычно тем, кто пытался с ней познакомиться, хватало мозгов понять, что им не рады, но этот белый воротничок был настроен весьма решительно, основательно разогретый алкоголем. — Нет, с коллегами. — О, так я тоже! Пойдем, познакомлю тебя с ними. Посидишь с нами, выпьешь, то, се… — довольно улыбнулся парень. — А правда, что рыжие трахаются каждый раз, как в последний? — Хуй знает, я крашеная, — фыркнула Редж и ловко, как ей казалось, затерялась в толпе танцующих, пробираясь к туалету и намереваясь после его посещения свалить наконец из бара. Но когда она уже мыла руки и пыталась подправить макияж мокрыми пальцами, на ее бедра обрушился звонкий шлепок, а в зеркале возникло отражение осоловевшей рожи ее нового знакомого. — Слушай, детка. Мы не договорили, и мне кажется, ты была со мной не совсем вежлива, — парень заломил ей руки одной рукой, а свободной полез под юбку, — и знаешь, раз задница у тебя что надо, да и личико ничего, у тебя есть отличный способ загладить вину. Фокс попыталась завизжать, но из мгновенно пересохшего горла вырвался только сдавленный сип. Она оцепенела и точно со стороны наблюдала, как в холодном стекле какую-то очень похожую на нее девушку слюняво целуют в шею над воротником косухи и шарят непослушными пальцами над резинками чулок, пытаясь пробраться под тугое кружево белья. — Да ну блять, — сосредоточенно пробубнил ей в самое ухо хряк, — че за трусы ты напялила?.. Реджина пару раз моргнула, прогоняя морок, и оскалилась, резко дернув локтями вверх и со всей силы ударила каблуком куда-то под колено в дорогих брюках: молодой мужчина неожиданно тонко вскрикнул и выпустил ее. Фокс схватила сумочку с края раковины и бросилась прочь из туалета — и из бара. Кажется, он крикнул вдогонку, что она стерва… На адреналине она добежала до угла квартала и, завернув за него, прислонилась к стене, запрокинув голову и закрыв глаза. Колени тряслись от бега на шпильках, а прохладный воздух обжигал легкие. Все тело било мелкой дрожью. Отдышавшись, Реджина побрела было на метро, но передумала и поймала такси: черт с ними, с деньгами, — сколько еще таких клерков, отметивших очередную пятницу, сейчас ехали домой. А она, оказывается, еще может нравиться обычным мужчинам. К страху и отвращению примешалось сладковатое ощущение собственной привлекательности и способности заинтересовать кого-то получше, чем Артур Флек. Она отрешенно наблюдала за городом из окна машины, и он все пристальнее вглядывался в нее своими пустыми глазницами и ухмылялся зловонной пастью, показывая из-под маски благополучия и лоска свое настоящее лицо. Кучи мусорных мешков становились все выше, проститутки — некрасивее, фонари — тускнее. Наконец такси притормозило у дома Артура: Фокс выгребла из сумочки все деньги — их оказалось всего на пару долларов больше, чем было нужно за поездку — и отдала водителю, который придирчиво их пересчитал и пожелал ей хорошей ночи. Девушка вышла из машины и запрокинула голову, отсчитывая восьмой этаж: на кухне и в комнате Флека не горел свет. Интересно, где он пропадает? Неужели до сих пор не вернулся из детской больницы? По крайней мере, ей не пришлось подниматься по темной лестнице, а это было несомненным плюсом не очень удавшегося вечера. Зайдя в квартиру, Реджина первым делом отправилась в душ, смывая с себя сигаретный смрад и липкую пленку чужих прикосновений. Гадко, гадко, гадко… И даже теперь, когда у нее был Артур, некому было обнять ее, когда это было так нужно. Она накинула халат на голое тело и устроилась на кухне, сделав себе чай и включив долбанное шоу Мюррея, будто ей не хватило рабочего дня в этом дурдоме. — О, привет! — ее глубокомысленное созерцание болтовни с доктором Салли прервал Бобби с пустой бутылкой из-под пива в руках. — Я тебя, кажется, с воскресенья не видел. — Я ездила в Метрополис, — устало потерла виски девушка. — И как там? — Цивилизованнее. — Слушай, этот твой псих приходил в среду. Он вообще в курсе, что тебя не было в городе? — Да, я говорила ему, — неужели Артур ей не поверил? — Пиздец он странный. Ты точно уверена, что он не расфасует тебя по пакетам? Мусора на улице дофига, никто и не заметит. — Точно. — Ну, как знаешь. Если что — только свистни, — бутылка звякнула в мусорном ведре, и Бобби с чистой совестью отправился в свою комнату, куда он прикупил персональный телевизор, который бубнил все время, пока парень был дома и не спал. Чай уже остыл, до конца шоу Мюррея оставалось минут десять, а глаза слипались, когда раздался настойчивый стук в дверь. Еще и еще. Реджина посильнее затянула пояс халатика и посмотрела в глазок — сон моментально как рукой сняло. Она открыла дверь, и Артур — в клоунском гриме, взлохмаченный, с подсохшей уже кровью под носом — молча шагнул в прихожую, отбросил клетчатую сумку с реквизитом и обхватил лицо девушки холодными ладонями, настойчиво и жадно целуя ее в губы. Редж посильнее захлопнула дверь — так, чтобы звонко щелкнул замок — и обняла Флека, зарывшись пальцами одной руки в его растрепанные кудри и уступая ему в поцелуе, не узнавая в этом требовательном, уверенном мужчине своего клоуна Карнавала с нарисованной широкой улыбкой. Не прекращая ласки, она попятилась в комнату, увлекая Артура за собой. Он машинально прикрыл дверь и опрокинул Реджину на расстеленную уже кровать, горячо шаря руками по ее выгибающемуся телу и стягивая ее халат. Флек и сам не понимал, что делает, и действовал на каких-то животных инстинктах, подчиняясь другому себе, тому, который только что прикончил троих человек в метро. Он расстегнул молнию на штанах, высвободил подрагивающий от нетерпения член, развел бедра девушки и отчаянно толкнулся в нее, влажную от возбуждения. Она хотела его. В ней было туго и жарко, и она всем телом подавалась к нему, пока он остервенело вколачивался в нее, утверждая свое право быть. Тонкие пальцы цеплялись за рубашку на его плечах, губы, соленые от его крови, были приоткрыты, зеленые глаза смотрели в самую душу. Она воском плавилась в его объятьях — и с стоном выгнулась под ним в оргазме: у нее слишком давно не было секса, она слишком хотела его, он был слишком не сдержан. Все было слишком. Артур оскалился тому, как она вся сжалась внутри, и кончил от этого потрясающего ощущения, всем весом прижав Реджину к кровати и уткнувшись лицом в ее еще влажные после душа волосы. Отдышавшись, он скатился с нее, лег на спину и притянул ее к себе. И где он только в этом жилете не валялся. Фокс послушно прижалась к нему всем телом, положив голову на его плечо и едва ли не мурлыча. Удовольствие искрилось под кожей пузырьками шампанского и пьянило не меньше. От Артура пахло табаком, порохом и кровью, так вкусно, так возбуждающе. Левой рукой он обнимал Редж, а правой шарил по карманам в поисках пачки сигарет и, не найдя ее, чертыхнулся, за что Фокс нежно прихватила зубами бледную кожу под выпирающей ключицей. Он со смехом шлепнул ее в ответ, и острые ноготки впились в его ребра через одежду. С момента тройного убийства едва ли прошел час. Лежи, урод, и не поднимайся! Пол вагона покрыт пылью и плевками. Лежи! Кровь из разбитого носа не дает дышать. Острые носы ботинок врезаются в почки. Ебаный клоун! Зубы обнажаются в оскале — никогда больше, никто, ни за что. Левая рука тянется к правому боку — к торчащей из-за пояса штанов рукояти револьвера. БАХ. Мозги одного из парней брызжут в потолок с мигающими лампами. БА-БАХ. Две пули, точно гвозди, прибивают второго к дверям. БАХ! Третий, жирный и кудрявый, визжит, как свинья, которую тащат на убой. Из простреленной ноги за ним тянется кровавая дорожка. Артур вскакивает. Подносит дуло к виску. В голове — белый шум. Хватает сумку, кидает в нее парик. Раненый хряк бьется в двери в соседнем вагоне. Осторожно, двери… Следующая… На платформе — никого. Только он и мажорчик. И кто теперь ебаный клоун? Оглушительные выстрелы. Сухие щелчки. б е ж а т ь — Реджина, я облажался… Глупостей наделал, — Артур с трудом разлепил пересохшие губы, бессмысленно глядя в белый потолок, бесконечно отражающий и рассеивающий свет включенной настольной лампы. Девушка не ответила: пока он пытался осознать произошедшее, она уснула, прижимаясь обнаженным телом к его потрепанному клоунскому наряду.