Fluoxetinum

Реджина проснулась от того, что кто-то (разумеется, Артур) смотрел на нее. Она приоткрыла глаза: из окна лился густой, жемчужно-серый свет, а Флек сидел у нее в ногах, внимательно ее разглядывая. Он все еще был одет, волосы спутались, грим размазался по лицу и отпечатался на подушке и плечах девушки. — Доброе утро, Артур, — Редж сонно улыбнулась. — Что-то случилось? — Нет-нет, все в порядке, — он на мгновение замялся. — Я звонил маме, сказал, что вернулся, когда она уже спала, и ушел рано утром. Не хотел тебя будить… — Милый… Все точно хорошо? Флек кивнул. Он ухмыльнулся своим мыслям и потянул за край пледа, которым укрывалась Редж: — Я хочу посмотреть на тебя… — это был еще не приказ, но уже и не просьба, а в голосе неуловимо вибрировала игривая нотка. Девушка рассмеялась с едва слышной хрипотцой и послушно разжала пальцы. Артур бесцеремонно стащил с нее покрывало, отбросил его на пол и пересел поближе, жадно разглядывая теплое ото сна тело, простертое перед ним. Настоящая женщина была совсем не похожа на силиконовых кукол из порнухи: мягкая, податливая, нежная, несовершенная. Он очертил желтоватыми от табака пальцами контур ее губ, скользнул вниз по шее, провел по росчерку ключиц, добрался до груди, сжав шершавыми подушечками напряженный сосок и улыбнувшись тихому стону, и проложил незримую линию дальше к низу живота, соединяя родинки в созвездие. Добравшись до коротких золотистых завитков, он уверенным прикосновением ладони заставил Реджину развести бедра, с мальчишеским интересом помассировал клитор и, склонившись к бедрам девушки, осторожно поцеловал самое средоточие ее женственности — так делали мужчины в тех откровенных фильмах, на которые он украдкой ходил в порнокинотеатры. Фокс заурчала от удовольствия и смущения и скользнула пальцами в его спутанные волосы: — А можно я наконец увижу тебя, Артур? — он лукаво взглянул на нее исподлобья и отстранился, торопливо раздеваясь: жилет, рубашка, клоунские штаны с заплатками, белье. Над носками он на мгновение задумался — и решительно стащил их. Какой же он худой. Худой и красивый. Сочетание грима и наготы смутно волновало: в этом было что-то магическое, нездешнее, возвышающее простой плотский акт до колдовского ритуала, как было нечто бесстыдное в том, что они собирались сделать это средь бела дня. Артур вновь придавил ее всем весом к постели — тощий, но тяжелый — и потянул за волосы, чтобы Реджина запрокинула голову, подставив его губам мраморно-белую шею, на которой были заметны следы грима. Он нашел биение артерии и спустился по ней к груди, покрывая нежные округлости жадными, изучающими поцелуями и чувствуя, как сердце девушки бьется все чаще. Ощутив его эрекцию, Реджина скользнула рукой к низу живота, направив его в себя и тихо всхлипнув. На этот раз все было совсем иначе: Артур был настойчив и нежен и смаковал каждое мгновение. Заниматься с ним сексом было… странно. Он не был гениальным или хотя бы умелым любовником — по крайней мере, пока, но одержимость им делала все за него: одного только ощущения его члена внутри, теплой тяжести его тела, сухих губ было достаточно, чтобы кончить. Реджина вплела тонкость пальцев в его волосы, завороженно глядя в расширенные зрачки зеленых глаз и отводя взор только для того, чтобы поцеловать Артура в губы. И даже тогда он кончил, она не сразу отпустила его, гладя острые лопатки и щекоча колючий подбородок горячим дыханием. Наконец она со смешком опрокинула мужчину на лопатки и удобно оседлала его бедра, с улыбкой рассматривая его: — Грим у тебя, конечно, потрясающий, но придется умыться, Артур. Ты и без него красивый. Я… — она запнулась. — Я принесу тебе сигареты. — Эээ… — Флек на секунду замялся. — Лучше всю сумку. У меня там одежда… — Как скажешь. И спорим, я вымоюсь быстрее, чем ты докуришь первую? Не получив более возражений, Редж нехотя слезла с него, накинула халат, притащила его клетчатую сумку, выдала чистое полотенце и ушла в ванную. Артур открыл окно и закурил, то и дело зачесывая волосы от лба пальцами и пытаясь хоть как-то осмыслить события последних часов. Он убил троих человек, дважды переспал с женщиной и впервые оставил маму одну на всю ночь. И знал, что уже ничего не будет по-прежнему, особенно он сам. Когда он отправил окурок в полет с восьмого этажа, Фокс коснулась его макушки губами: — Почти успела. Ванная в твоем распоряжении. Худшее в душе то, что после него тебе придется одеться. Пока Артур мылся, Реджина принялась за завтрак. Поджарить бекон, яйца, тосты, вытащить масло, чтобы оно чуть подтаяло, поставить на плиту чайник… Делать это для себя одной казалось каторгой. Для двоих — почти что счастьем. Она машинально включила телевизор. «…и вот главная новость на сегодня, субботу, 24 октября. Вчера вечером в метро Готэма, на станции «Девятая авеню», было совершено жестокое тройное убийство. Тела двоих жертв с огнестрельными ранениями были обнаружены в вагоне. Третий мужчина, по всей видимости, пытался убежать от убийцы и был застрелен уже на станции. Личности жертв пока не установлены. По словам свидетелей, ехавших в поезде, преступник был в клоунской маске. Проводится расследование», — таким же нагнетающим голосом ведущий вполне мог сообщить о том, что на Готэм падает атомная бомба и жить всем осталось минуты три от силы. Редж стояла и молча пялилась в экран. Соседняя станция. Огнестрел. Клоун. Разбитый нос Флека. Его резкий старт с порога в постель — чистый инстинкт, адреналин, кипящая от гормонов кровь. Нехитрый паззл сложился единственно верным образом: Артур Флек прикончил трех человек в метро. Солнечное сплетение свело от мимолетного страха, спазм спустился ниже и сжал низ живота щекочущим возбуждением. Она не случайно встретила этого странного человека: безупречно красивого внешне — и, как оказалось, способного на ужасные вещи. Ее фантазии о жестоком мужчине, который способен убить кого угодно, кроме нее, обретали плоть и кровь. Там, за этими зелеными глазами и смущенной улыбкой, жил хаос — вот, что так влекло ее. Каждый миг своей жизни она ненавидела себя за то, что ничего не достигла, раз за разом перегрызая собственную глотку от жгучего стыда… И Артур мог стать тем человеком, который излечил бы ее от этого утомительного саморазрушения — или стал бы неоспоримой причиной вести себя хорошо, даже если она прекратит пить таблетки. Вода в душе перестала шуметь. Артур пошуршал полотенцем и наконец вышел из ванной: на нем были его старые серые брюки, а с волос капала вода. Реджина окликнула его из кухни — и встретила восторженной, широкой улыбкой. — Это был ты? — Прости?.. — Это ведь ты вчера убил тех парней в метро? — она понизила голос, чтобы ее услышал только Флек. Он напряженно моргнул и медленно кивнул в ответ. Фокс восторженно вскрикнула и впилась в его губы жадным поцелуем, с наслаждением зарывшись пальцами в его влажные кудри. Артур не ожидал ни того, что он с такой легкостью признается, ни подобной реакции Реджины, но руки его будто сами скользнули по талии девушки, и только он сделал шаг, чтобы прижать ее к ближайшей стене, как едва ли не под ухом противно засвистел закипевший чайник. Фокс с разочарованным стоном вывернулась из его объятий, плотнее запахнула халатик и выключила плиту. Она разложила яичницу с беконом по тарелкам, залила растворимый кофе в чашках кипятком и поставила тарелки и кружки на крошечный столик у самого окна. Руки у нее дрожали. — Ты веришь мне, Артур? Он сел напротив нее и задумчиво постучал выуженной из кармана зажигалкой о край чашки, наконец хмыкнув и кивнув. Ей, пожалуй, можно доверять. — Тогда расскажи мне, что случилось… — Неделю назад Рэндалл продал мне револьвер, Редж. Сказал, что мне надо защищать себя, что иначе меня выебут. И в общем-то, все было хорошо, пока пистолет не выпал у меня из-за пояса в детской больнице… Глава отделения позвонила Хойту, и тот меня уволил, — Флек ронял короткие фразы, с аппетитом уплетая горячую яичницу. — В метро какие-то пьяные парни приставали к девушке. Я рассмеялся. Меня стали избивать… — …и ты застрелил их, потому что иначе они убили бы тебя… — девушка закончила предложение вместо него, и мужчина кивнул. — Ты все сделал правильно, Артур. Тремя мудаками в Готэме теперь меньше. Остался всего миллион. Он удивленно вскинул брови — и широко улыбнулся: Реджина определенно была в восторге от его поступка. Это успокаивало: он знал, что поступил незаконно, он мучился пониманием этого, но смутно ощущал свою правоту. Девушка забрала пустую тарелку и поцеловала его в висок. Артур попытался ущипнуть ее пониже спины, но, не преуспев в этом, придвинул к себе пепельницу и кофе и закурил, запрокинув голову и улыбаясь. Посуда звякнула в мойке, телевизор забубнил громче, и Редж, возникшая будто из неоткуда, коснулась губами его острого подбородка: — Пистолет у тебя? — Ага. В сумке... — понятно, почему он так странно дернулся, когда я предложила принести сигареты. — Ты теперь боишься меня? — Я боюсь, что тебя поймают. И знаешь, что еще? Ты нравишься мне, Артур Флек. Очень нравишься. Ничего не отвечай. Иди домой, Пенни наверняка волнуется. Вечером мы встретимся и все обсудим. Хорошо? — Зайдешь ко мне? Девушка кивнула, и мужчина смял окурок в пепельнице, выдохнув оставшийся в легких горький дым. Редж поцеловала его в лоб у самой линии роста волос, и Артур ушел в ее комнату, вернувшись уже одетым и со своей огромной клетчатой сумкой. Фокс закрыла за ним дверь — и сползла по ней спиной, сев на корточки. А жизнь налаживается. Переступив порог своего дома, бывший уже клоун по привычке сообщил матери, что вернулся, и спросил, завтракала ли она. Пенни, перед которой стояло блюдечко печенья, грела ладони о кружку с чаем и смотрела телевизор в его комнате. Он помог ей вернуться в кровать и включил какое-то дневное шоу. — Радость, ты проверял почту? — он и забыл. — Да, мам. Ничего. — Томас Уйэн обязательно ответит, радость. И поможет нам. — Но зачем ему нам помогать? — Он хороший человек. Лучший из всех, кого я знала. — Пусть так, мам. Отдыхай. В своей комнате Артур сел на диван и запустил пальцы в волосы. Взгляд его скользнул по журнальному столику: пара печенек на блюдце, оставленная матерью кружка, оранжевые аптечные флаконы. Лекарства! Он совсем забыл о них. Флек вытряхнул по таблетке из каждого и разом проглотил их, откинувшись на спинку софы и закрыв лицо руками. Что он наделал? Он остался без работы, и коллега его подставил. Он убийца, и ему несказанно повезет, если его никто не заподозрит и не поймает. Он переспал с чудесной девушкой, которой ничего не мог дать, кроме любви и прочих прекрасных вещей, которые были необходимы, но не могли прокормить и обеспечить будущее. Артур надавил пальцами на закрытые веки: под ними заплясали синие и черные пятна, дробясь и смешиваясь. Вся его жизнь — шутка. Дурацкая, несмешная, затянувшаяся шутка. Ход времени — китайская пытка водой. Минуты одна за другой стучали по темени: тик-так, тик-так, тик-так. Это сводило с ума. Хотелось биться головой о стену, как тогда, в больнице. За что они тогда заперли его в белой палате с мягкими стенами? Тогда он расшиб лоб о каленое стекло окошечка в двери, пытаясь понять, чем он это заслужил. И так и не смог. До сих пор не смог. Мысли путались, стекали по лицу, как темная кровь из садненной кожи, как мутная жижа из распухших мусорных пакетов, как густая смола по стволу дерева — и он тонул, тонул и застывал в вязком, густом мороке, как жалкая букашка, которую потом обточат в кусочке янтаря и оправят в кольцо. Они забивали нос, заливали горло, забирались в самые бронхи, не давая дышать. Артур вздрогнул всем телом, пытаясь глотнуть воздух, и зашелся в мучительном смехе, выкашливая всю боль и страх. — Радость?.. Нет радости, мам. Радость была вчера, когда меня не убили в гребаном метро. Радость была сегодня утром, когда я был с женщиной — кожа к коже. А потом все исчезло, как будто фокусник сунул руку в шляпу — и не вытащил оттуда кролика. Он включил телевизор: и с экрана между фильмами и развлекательными шоу ему рассказывали о его преступлении. На него смотрели три рожи, которые накануне смеялись ему в лицо и били, били просто за то, что он был не таким, как они, и за то, что он спугнул их добычу. Во время очередного выпуска новостей он разогрел обед для Пенни, а сам как всегда перекусил сигаретным дымом, открыв свой дневник на пустой странице ближе к концу и методично заполняя ее одним-единственным словом. BANG Из-под букв, сыпавшихся с кончика шариковой ручки и погребающих его под собой, Флека вытащил телефонный звонок. Реджина. Она не испугалась. Она позвонила. Она даже не сдала его копам, раз к нему до сих пор никто не пришел. И через десять минут после ее звонка Артур обнял ее в собственной прихожей, прижимая ее к себе так сильно, что она могла бы порезаться о его выступающие ребра. Он нашел свою точку опоры. Он мог перевернуть Землю. Редж поздоровалась с мисс Флек — старая, старая, старая ведьма, — и теперь на диване в комнате Артура сидели уже двое: уволенный клоун и девушка, с которой он умудрился переспать. — Ты хочешь поговорить об этом?.. — тихонько мурлыкнула Фокс, задумчиво перебирая его пальцы своими. — Прямо как социальная работница, к которой я хожу… черт, опять забыл ее имя, — досадливо поморщился Артур. — Думаю, она и мое-то вряд ли помнит. Я не знаю, Редж. Я не уверен, схожу ли я с ума — или это мир вокруг становится все безумнее. В крайнем случае, если меня посадят в тюрьму или даже в Аркхэм, мне не придется искать работу. Реджина рассмеялась: — Ты забавный. Из тебя выйдет отличный комик, — и, видит Бог, в тот момент она действительно так считала. Они просидели в обнимку целый час, почти шепотом говоря о всякой ерунде, лишь бы не вспоминать о том, что он сделал, но очередной выпуск новостей внес свои коррективы. С экрана на девушку смотрел тот самый круглолицый и кудрявый белый воротничок, который… От мысли, что ее лапал какой-то левый мужик, ее замутило. Флек заметил перемену в ней и осторожно тронул ее за плечо: — Редж? — Ты мой темный рыцарь, Артур. Ты убил падаль, которая пыталась меня изнасиловать. Вот тот… с вермишелью вместо волос. — Ч-что?! — густые брови дернулись вверх, а глаза, казалось, стали еще больше. — Вчера вечером… я была с коллегами в баре. Он попытался познакомиться, а потом… в туалете… Артур, пожалуйста!.. Я не хочу вспоминать. Он ничего не успел, я убежала. Все в порядке… просто… просто это удивительно совпадение, что именно он… Она дрожала — и Артур обнял ее, коснувшись губами ее виска. Сам того не зная, он отомстил за женщину, которая так нравилась ему, и сейчас — как ему хотелось в это верить! — она чувствовала себя в безопасности. В новостях снова говорили о мусорной забастовке, о суперкрысах, сообщили о каком-то самоубийце, прыгнувшем с моста, расхвалили Томаса Уйэна за очередной широкий жест. Реджина наконец вздохнула и ткнулась прохладными кончиком носа в острую скулу мужчины: — Пойдем прогуляемся… Ты пробовал когда-нибудь китайскую лапшу? Там на углу у метро есть чудесное местечко. — А это вкусно? — настороженно спросил Артур. — Мне нравится. — А я думал, тебе нравлюсь я. Реджина рассмеялась и нежно куснула его за мочку уха. В прихожей он галантно помог ей надеть косуху, накинул неизменную горчичную куртку и — Мам, мы скоро вернемся! — закрыл за ними дверь. Лифт скрипел и трясся едва ли не больше обычного, и девушка взяла Флека за руку: по крайней мере, если эта коробка все-таки сорвется с тросов, наши трупы будут выглядеть романтично. Густые сумерки улицы, разбавленные грязно-желтым светом фонарей и серебристым дымом сигарет Артура, обняли их и подтолкнули к друг другу. Сладковато пахло гниющим мусором, и горечь «Мальборо» была очень кстати. Они молчали, потому что любой разговор бы свелся к тому, что пока не хотелось обсуждать… В китайской забегаловке было душно, тесно и пряно. Флек был поражен обилием звуков и запахов. Ароматы приправ оседали на языке, переливы колокольчиков путались на кончиках пальцев — а он даже не замечал эту лапшичную, проходя мимо нее едва ли не каждый день. — Хочешь удон с говядиной? — голос Реджины собрал разрозненные впечатления в общую картинку, связал их ниточкой реальности. Артур рассеянно кивнул. — А для Пенни — рис с курицей и овощами?.. — еще один кивок. Она впервые ждала свой заказ не одна. Не было нужды бесцельно пялиться на улицу, считать, сколько пройдет мимо людей в красных куртках, заучивать меню наизусть: она смотрела в зелень глаз напротив — и видела в них свое отражение. Сидеть напротив него на высоких барных стульях, держать его ладонь в своих, обводя кончиками ногтей каждую венку, каждое пятнышко, чувствовать его пульс под своими прикосновениями… Все казалось сном, и она вот-вот должна была проснуться, но вместо будильника прозвучало: — Ваш заказ готов! — Реджина расплатилась («Я за равноправие, поэтому — даже не думай!») и вручила бумажный пакет с коробочками и бутылкой колы («Мама говорит, что газировка — это вредно» — «Безусловно, если щедро добавлять в нее виски или ром») Артуру. После жаркой лапшичной на улице было свежо. На лестнице, в самом низу, вновь сидела крыса. Флек сложил пальцы пистолетиком и направил их на грызуна с выразительным «пуф». Животное посмотрело на него как на идиота и на всякий случай ретировалось. — Зуб даю, что это та самая, — рассмеялась Реджина, и мужчина усмехнулся. Двойная вендетта. — Мой рыцарь заслужил поцелуй, — она встала на нижнюю ступеньку и положила ладони на плечи Артура, с кошачьей нежность сжав пальцы и накрыв его губы чувственным поцелуем. Видишь, как тебе повезло со мной, красавчик. Его квартира уже не раздражала. Она была напичкана остатками былой роскоши: неплохой журнальный столик, пара антикварных комодов. За них можно было выручить весьма неплохие деньги, но, казалось, хозяева и сами не знали о том, какими ценностями обладали. Интересно, откуда у этой Пенни такие вещицы? И тем более убого и нелепо смотрелись репродукции, развешанные по стенам с потускневшими обоями, и запыленные занавески. Артур отнес маме рис с курицей — не в коробочке из лапшичной, а на тарелке, как и полагается для пожилой леди — и шепотом попросил разрешения пойти в свою комнату, а получив его, поскорее ретировался, оставив Пенни в компании с идущим по ящику фильмом. Реджина решительно отвергла вилки и всучила мужчине палочки: — Сделаем это как следует, — детка, мы кое-что так уже сегодня делали, и я надеюсь это повторить. Она терпеливо учила его держать палочки правильно, тихо смеялась его возмущенным гримасам и наконец нежно поцеловала в уголок губ, когда Артур наконец ловко подцепил лапшу и отправил ее в рот. Вся дрессировка заняла от силы десять минут, и они наконец могли нормально поесть под монотонный бубнеж телевизора. — Хочешь попробовать? — она поднесла палочки к его рту, и он послушно угостился предложенным кусочком мяса, распахнув мгновенно заслезившиеся глаза: — Охренеть! Редж, ты как это ешь? — С удовольствием, Артур. С у-до-воль-стви-ем, — она сбегала на кухню и принесла молоко из холодильника. — Вот, это поможет. Она не обманула: горло и в самом деле перестало печь. За невинно болтовней лапша закончилась, и теперь Флек только и мог смотреть на припухшие от пряного соуса, горящие губы девушки. И когда он наконец поцеловал их, они обожгли его горьким перцем. Она вся опаляла — и он, изголодавшийся по женской ласке, вырезавший размалеванных кукол из журналов с хардкорной порнухой, вспыхивал, как сухой порох. — Но… мама еще даже не спит!.. — Артур со смешком попытался отстранить руку с блестящими алыми ноготками, бесцеремонно скользнувшую под пояс брюк, болтающихся на впалом животе. С театральным вздохом Реджина перелезла через журнальный столик, сделала телевизор погромче и вернулась на диван. Они хихикали как подростки и возились на софе, устраиваясь поудобнее. Фокс уложила мужчину на лопатки и перекинула ногу через его бедра, опустившись на твердый член: она все делала сама, а Флек завороженно наблюдая за ее подрагивающей в такт движениям грудью, сначала несмело водя по женскому телу самыми кончиками пальцев — и тем более жадно сжимая сочную, теплую плоть, чем несдержаннее девушка насаживалась на его эрекцию… Едва они закончили под болтовню Мюррея — да чтоб его! — Франклина, как из соседней комнаты раздался голос Пенни: — Радость, у вас все в порядке? — Д-да, мам… — Я ложусь спать. — Хорошо, мам. Доброй ночи! Я выключу твой телевизор… чуть попозже. Артур и Реджина переглянулись и беззвучно расхохотались. Отсмеявшись, Флек вытащил сигарету из брошенной на журнальном столике пачки и щелкнул колесиком зажигалки: папиросная бумага с треском вспыхнула и погасла, тлея вместе с табаком. Фокс играла, дуя на клубы сигаретного дыма, и опустила на мужчину внимательный, изучающий взгляд: — Помнишь, я говорила, что восьмерка — счастливое число? Когда я смотрела из окна, я понимала, что этих восьми этажей недостаточно, что мне может повезти — и я останусь жива. А потом моя врач сказала, что пока ты хочешь, чтобы стало легче тебе, ты на самом деле не желаешь смерти. Но когда ты думаешь, что без тебя будет лучше… — она усмехнулась. — Хорошо, что они сократили финансирование… иначе я так и не решилась бы к тебе подойти, Артур. До того, как лечь спать, они выкурили три сигареты на двоих. Флек выключил оба телевизора (пришлось даже надеть пижамные штаны), кое-как устроился на диване вместе с Реджиной и уткнулся лбом в изгиб ее плеча. Она вскоре мирно засопела, то и дело чуть сильнее сжимая пальцы, точно проверяя даже во сне, что он действительно рядом, а он не сомкнул глаз до самого рассвета: слишком уж непривычным было ощущение обнаженного женского тела в собственных объятьях. И Артур не хотел больше упускать его. И тот — внутри него — тем более.