Fluoxetinum

Проснуться рядом с Артуром было… странно. Совсем не так, как в собственной кровати. И не так, как тогда — на стареньком диване. Несвежая постель, чужое белье, измятая одежда, залегшие под глазами тени. Мир за пределами их разворошенного гнезда лежал в руинах, и ослепительное солнце в холодном ноябрьском небе золотило неровные края обломков. Реджина встретилась с Артуром взглядом: глаза в глаза. Сердце к сердцу. Шерстинки с ее красного свитера — на его коричневом кардигане. — Который час? — его голос был непривычно хриплым, и девушка улыбнулась, нежно коснувшись его колючей щеки: — Самое время рассказать мне, что случилось вчера. Но сначала ты ответишь, как ты после всего… Это самое важное. — Зачем тебе это, Редж? Зачем тебе я? — Потому что ты лучший, кто случился в моей жизни… — Иногда я думаю, что ты еще безумнее, чем я, — Флек был предельно серьезен, но лукавые морщинки в уголках его глаз улыбались. — Ничего не поделаешь — все мы тут не в своем уме… — она осторожно привстала на локте и дотянулась до пачки сигарет и зажигалки на тумбочке, подав их Артуру. Он закурил, откинувшись на подушки, и рассказал ей о письме Пенни, о случившемся в поместье Уэйнов, о расспросах детективов. Реджина слушала его, прижавшись щекой к рыжему кардигану, и наполненные дымом и болью слова вплетались в ее растрепанные волосы. Время пульсировало на кончиках пальцев, туго закручивалось, как пряжа на веретене, и тянулось красной нитью между мизинцами — его и ее. К концу рассказа Реджина насчитала в пепельнице три окурка. Девушка прижала к губам его горькие, пожелтевшие от табака пальцы и задумчиво поцеловала их, глубоко вздохнув: — Я думаю, что это правда, Артур. Ты справишься с этим. Мы справимся. Надо поговорить с Уэйном… И раз ты его сын, я хочу, чтобы ты знал, что я с тобой не из-за денег. Артур по привычке визгливо хохотнул и уже куда более искренне фыркнул от смеха: он не просто понял, что Редж пошутила, — он уловил смысл, и ее слова действительно были незатейливо забавными. Она хотела поддержать его и развеселить, ласкалась к нему точно огромная рыжая кошка (и думала о том, как при первой же возможности будет до крови драть кожу мочалкой, чтобы смыть с нее запах Пенни), и Флек доверял ей. Хотя ему, пожалуй, и не к кому больше было обратиться. Реджине нестерпимо хотелось заняться с ним сексом, но она понимала, что сейчас Артур будет не с ней, и вместо: «Снимай штаны, котик, и давай наконец оприходуем этот двуспальный траходром», — она сказала: — Поехали в больницу, милый. Я переживаю за твою маму, — и слова эти окропили его елеем и воскурились ладаном, вознося ложную богиню в сонм святых. День потянулся: вязкий, липкий, до звона согретый осенним солнцем, пахнущий горечью табака и лекарств. Артур с Реджиной съездили в больницу к Пенни, которая все не приходила в сознание, на обратной дороге зашли в магазин за сигаретами и замороженной лазаньей и вернулись домой. Вся жизнь в квартирке под литерой 8J сосредоточилась в кровати Пенни Флек: теперь здесь ели, курили, лежали в обнимку, пялились в телевизор. Постель — четыре ножки, жесткий матрас, резное изголовье — стала крепостью, укрывшей парочку сумасшедших от мира, который был слишком нормальным для них. Страшнее одиночества была мысль о том, что накопленное действие таблеток вскоре закончится… На тумбочке возле кровати теснились тарелки с недоеденной лазаньей и переполненная пепельница, а на самом углу лежал незаряженный кольт. Его присутствие приятно холодило спину и будоражило желания самые низменные. Девушка всем телом прижалась к Артуру, зарылась тонкими пальцами в каштановые кудри, обвела острым кончиком языка завиток ушной раковины, заставив Флека хрипло вздохнуть. И он обнял Редж и опрокинул на лопатки, накрыв своим жестким, худым телом и заставив развести бедра. Он раздевал ее мучительно медленно, покрывая поцелуями каждый сантиметр обнажающегося тела, вдыхая теплый аромат кожи, почти не смытый наскоро принятой перед поездкой в больницу ванной. Это живое, трепетное, жаркое под ним сводило с ума и заставляло член наливаться кровью. Быть с женщиной, быть — в — ней… он и не догадывался, насколько это потрясающе. Артур уткнулся лицом в мягкую грудь, обхватил губами напряженный сосок, сжав пальцами второй, и замер: закрытые веки его дрожали, а дыхание обжигало белоснежную кожу девушки. Только в его ласке не было ничего эротичного: это был порыв так и не выросшего ребенка, которому не досталось материнской любви. И Реджине, лежавшей в кровати Пенни Флек и гладившей по волосам ее сына, сводило нутро от этого странного, инцестуозного контекста и очень хотелось оттолкнуть Артура… Его губы чуть заметно двигались, он и сам не понимал, что делал, инстинктивно толкаясь бедрами в смятое покрывало, и наконец прижался горячим лбом к самому биению женского сердца: — Редж… прости. Я не могу заниматься этим на маминой постели… — Все в порядке, милый… идем в твою комнату… — она поцеловала его в лоб у самой линии роста волос и кошачьи потянулась под ним, намекая, что было бы неплохо с нее слезть. Флек поднялся с постели: возбужденный, растерянный, в сползающих с тощих бедер мятых брюках — и пропустил Реджину вперед, плавя жадным взглядом женственный силуэт ее фигуры и завороженно наблюдая за ее мягкими движениями.И когда она опустилась на диван, опираясь на локти и призывно разведя бедра, Артур с неожиданной решимостью поставил ее на колени, надавил на поясницу, заставив вжаться грудью в продавленные подушки, — и впервые взял ее в этой будоражащей, животной позе. Он двигался нервно и рвано, с размаху шлепал бедрами о пышные ягодицы, впивался пальцами в белоснежную кожу и каждым толчком кричал о своей боли, о страхе, о проигранной битве с жестоким миром… Он излил свою душу — как горячую сперму, обжегшую самое нутро его женщины, и за мгновение до собственного оргазма, вцепившись зубами в тонкое запястье с трогательно выступающей косточкой, Реджина успела подумать лишь о том, что это был лучший трах в ее жизни — и что она не ошиблась в своем королевском шуте. Охуительная самочка, поздравляю, насмешливый голос другого дробно зазвенел в его ухе колокольчиком, и Артур улыбнулся ему в ответ — и провел языком по жемчужной нити позвонков, разделявшей женскую спину на две половинки, отличавшиеся лишь расположением родинок. Редж замурчала и сильнее выгнулась, соскользнув с опавшего члена и довольно прищурившись ощущению мускусной влаги на своих бедрах: — Хочешь, останемся здесь, Арт? Но он не хотел: будто рассыпался еще один слой скорлупы, который защищал мир от него самого. Флек мягко притянул ее к себе за волосы и лизнул за ушком, заставив нежно пискнуть от удовольствия: — Знаешь, я тут подумал… там все-таки гораздо удобнее. И кажется, я ужасно проголодался. — Я разогрею оставшуюся лазанью, милый. И готова не одеваться, если тебе так больше нравится. — Ну-ка… — он жестом попросил ее встать и покрутиться перед ним и кивнул, — да, так действительно лучше. Редж довольно раскраснелась и, поцеловав его в кончик носа, упорхнула за тарелками и новой порцией лазаньи, а Артур вернулся в комнату Пенни и, включив телевизор, удобно развалился на кровати, закурив и стряхивая пепел на горку окурков. Трепетный страх перед пустой маминой спальней вдруг померк, вышел испариной на спине, судорогами оргазма, хриплыми стонами. Пенни Флек неохотно — но уступала место другой женщине, которая замечала Артура и была добра к нему. Вернувшись — а голая баба в доме — пиздец как сексуально, ага? — девушка протянула ему обе тарелки, забралась в разворошенное гнездо подушек и прижалась к худому боку Флека, взяв свою порцию и весело шкрябая вилкой о тарелку, совершенно бесцельно прислушиваясь к вечернему выпуску новостей. — …бла-бла-бла… простесты… бла-бла-бла… клоуны… бла-бла-бла… самый большой митинг собрался у здания Уэйн-холла, где завтра состоится благотворительный прием, который посетит сам Томас Уэйн… бла-бла-бла… вот в чем, блядь, смысл этого! В жопу систему… — Редж? — и от вкрадчивого мурчания его голоса она невольно поджала пальцы на ногах. — Да, милый? — Не хочешь прогуляться завтра по центру?.. Девушка обратила к нему бездонные болота своих глаз, и губы ее растянулись в сумасшедшей совершенно улыбке — она поняла, к чему он клонит, и пришла в восторг от его идеи, звонко чмокнув Артура во впалую щеку: — С моим шикарным парнем? Еще как хочу… — и она слопала кусочек лазаньи с его вилки.

***

Четверг начался размеренно и чинно. С утра они съездили в больницу: Пенни очнулась, и, хоть она пока и не разговаривала, Артур был до одури рад тому, что маме стало лучше. Они с Реджиной просидели в палате пару часов, пока он держал Пенни за руку и рассказывал ей обо всем, о чем она не очень-то слушала раньше. У нее ведь были мысли поважнее, да?.. И когда медсестра заглянула сообщить им, что время посещений окончено, Фокс хотелось расцеловать ее в обе щеки и сбежать от этих давящих зеленых стен, мигающих лампочек и назойливо пикающих приборов. Время Х было назначено на 17.00. Возвращаясь домой с Флеком, Редж зашла к себе за свежей одеждой и сыром с беконом: она хотела приготовить мужчине, к которому без таблеток и с сексом вернулся нормальный аппетит, карбонару. Но в квартире 8J она совершила непростительную ошибку, решив сначала принять ванную, которая закончилась сексом и лужами на полу, а внутренний голос Артура восторженно хихикал всякий раз, когда девушка цеплялась пальцами за скользкие бортики и со стоном запрокидывала голову. И пока Фокс колдовала на кухне над пастой, в дневнике Флека появилась новая надпись, снабженная довольно схематичным, но красноречивым рисунком: Трахаться в ванне скользко, но очень влажно. И от одного только воспоминания о пошлых, чавкающих звуках, когда он вколачивался в узкую, текущую киску, член его дернулся. Но после обеда им было уже не до секса. Реджина в маленьком черном платье — нет, ну придумают же, да? — сосредоточенно вертелась перед створчатым зеркалом, а Артур просто нервничал. Он понятия не имел, как попасть в Уэйн-холл, как начать разговор с отцом… Единственным разумным решением было дождаться конца благотворительного вечера и подойти к Томасу Уэйну, когда он будет садиться в машину. Это было мало похоже на план, но все же было лучше, чем ничего. Чем ближе был центр города, тем больше клоунов набивалось в вагон метро. Люди в масках, с раскрашенными лицами возбужденно галдели, точно растревоженная стая чаек, и ругали правительство, мэрию Готэма и самого Уэйна. Реджина пугливо жалась к Артуру, пряча лицо в изгибе его плеча: она все еще боялась этих клоунов, хоть каждый из них возносил хвалу ее смеющемуся богу, и они были для нее сродни стихийному бедствию, а Флек улыбался, как будто сорвал джек-пот в лотерее. Людской поток вынес их на улицу, звенящую, дурно пахнущую, пеструю, сумерки падали на лицо вуалью, и все дороги Готэма вели в тот вечер к площади перед помпезным Уэйн-холлом. Толпа пугала и завораживала. Она щерилась плакатами и транспарантами. Она рычала и вопила. Она дышала в рваном ритме, точно загнанный в угол зверь, готовый в любой момент наброситься на своего преследователя. И Артур смело шагнул в чрево этого чудовища, до боли сжимая руку Реджины и утягивая девушку за собой. Он восторженно смеялся, и отовсюду на него смотрела маска клоуна Карнавала, его собственный грим, который он так часто делал, сидя перед зеркалом в агентстве. Его заметили. Заметили! Флек вертел головой во все стороны, воинственно тряс сжатым кулаком и тащил Редж за собой к Уэйн-холлу. Оказавшись у самого ограждения, за которым стояли полицейские, девушка наконец поймала волну общего безумия: глаза ее горели, нервная улыбка превратилась в оскал, плечи нетерпеливо подергивались. Она повисла на шее у Артура и жарко прошептала ему на ухо: Видишь, красавчик? Это все ты. Это все для тебя. Ты король этого города. И он верил каждому ее слову. Митинг взвыл с новой силой, кто-то толкнул Реджину и впечатал ее в ребра Флека. У ограждения началась потасовка, клоуны затащили одного из стражей порядка в толпу, все смешалось — и Артур ловко поднырнул под перекладину, утянув девушку под собой. Три ступеньки, мрамор стены, не закрытая кем-то служебная дверь — и они уже внутри. Фокс смотрела на своего спутника и не верила своим глазам: неужели этот нескладный, неловкий мальчик-переросток с неаккуратно стриженными волосами так легко и играючи проник за кордон? Как же все с тобою непросто, котик… Сколько же в тебе сюрпризов… Ей нестерпимо захотелось поцеловать его, но сделать она это смогла, лишь когда он с нервным смешком затащил ее в какую-то комнатушку под лестницей. Оторвавшись от губ Артура, Реджина огляделась: ведра, метлы, тряпки, униформа. — И как только тебе удалось, милый? — Сам не знаю, — он совершенно спокойно пожал плечами, но было очевидно, что его распирало от гордости. — А что мы будем делать дальше? — вопрос был более чем животрепещущим. — Тоже не знаю, — Артур хихикнул и надел ярко-красную шапочку швейцара. — Что скажешь, куколка? — Что ты просто гений, и это с ума меня сводит! Его левая рука будто сама шлепнула Редж по заду, обтянутому черным платьем, а план родился в голове Флека, пока тот застегивал ливрею. В мгновенно возникшем сценарии нашлись роли и для него самого, и для Реджины, и для Томаса Уэйна. Оставалось надеяться на удачу и на неминуемый простатит потенциального мэра Готэма. Артур оставил девушку на атласной банкетке напротив туалетов и с мурлычущим «мадам, я сейчас приведу вашего мужа» торопливо поднялся вверх по лестнице. Фокс в театральном полуобмороке откинулась на стену, величественно отмахиваясь от участливых служащих Уэйн-холла и следя из-под полуопущенных ресниц за людьми вокруг. Сердце ее колотилось от волнения, билось птицей о клетку ребер у самого горла — и наконец она увидела высокого мужчину с зачесанными назад волосами, который зашел в туалет. Следом за ним в дверь юркнул Артур. Редж посмотрела по сторонам и решительно зашла в мужскую уборную, улыбнувшись Флеку, переминавшемуся с ноги на ногу у раковин, и устремив на Уэйна прожигающей взгляд. — Вам что, автограф? — мужчина с седыми висками даже не взглянул на нее, пока не смыл. — А, вы еще и дама. Хотя какая из вас нахрен дама, если вы приперлись в мужской туалет. Ну давай, что вы там обычно говорите… мистер Уэйн, распишитесь мне на груди, мистер Уэйн, я хочу от вас ребенка… — он передразнил поклонниц тоненьким голоском. — Нет, мистер Уэйн. Вы не угадали. Мэриан Тейт, "Независимая газета Готэма" (Черт, а такая вообще есть?..). Я хотела бы задать вам несколько вопросов. — Ну давайте, — свысока бросил мужчина, и Артур, подслушивавший их разговор, сжал кулаки. — У вас как раз есть время, пока я вымою руки и дойду до двери. Вам хватит. — Благодарю. Как вы считаете, мистер Уэйн, насколько важен для мэра города моральный облик? Имеет ли он право оскорблять жителей или иметь внебрачного ребенка? — Так, девочка, — Уэйн властно отстранил ее с дороги и прошел к раковинам, включив воду, — ты к чему это клонишь? — Кем работала у вас Пенни Флек? Горничной? Или готовила вам есть? Вам нигде не жмет, что вы бросили своего сына, которого она родила вам?.. — Реджина следовала за ним по пятам и прожигала взглядом. — Послушай-ка, шлюшка ты мелкая, — мужчина взял Редж за подбородок и наклонился к ней, угрожающе улыбаясь, — уж не знаю, какая птичка тебе об этом напела, правда тут одна: Пенни Флек — сумасшедшая, а ребенка она усыновила. Я тут точно не при чем, но еще раз я тебя увижу… — Не трогайте ее! — Артур втиснулся между ними, и Фокс прижалась к его спине. — А ты еще что такое? — Меня зовут Артур, Артур Флек. Пенни Флек — моя мама. — Господи, так это ты вчера приходил в мой дом? — бровь Уэйна нервно дернулась. —Да… простите, что я так заявился, — Флек виновато развел руками и взъерошил кудри, — но мама мне все рассказала, и я должен был с вами поговорить… — Послушай, приятель, о чем ты вообще? Я не спал с твоей матерью. Она тебя усыновила, когда работала у нас… — Нет, меня не… усыновляли… — Артур запнулся, и Реджина теснее к нему прижалась, успокаивая. — Она тебе так ничего и не рассказала? Так вот. Ты приемный, а мать твоя — сумасшедшая. И вот с этого момента все окончательно пошло не по плану. — Но… посмотрите на нас… Мы ведь так похожи… — Артур не понимал, как это Уэйн не замечает настолько очевидного. — Ладно, слушай, — тон мужчины был обманчиво спокоен, — твоя мать усыновила тебя, а потом ее поместили в лечебницу Аркхэм. Я к твоему рождению вообще не причастен. Может, тебе денег дать, чтобы я больше тебя не видел?.. — Почему… почему вы мне лжете? Почему говорите неправду о маме? Что с вами такое, почему вы такой грубый? Почему все вокруг такие грубые? Да что с вами со всеми? — Флека трясло, и если бы не Реджина вцепившаяся в его спину, он бы метался по клетке роскошного мужского туалета. — Ничего я от вас не хочу! Может, чуточку объятий и тепла, пап? Может, чтобы вы тут бред про мою мать не несли?! — Она сумасшедшая. Ебанутая, понимаешь?.. И Артур рассмеялся. Спазматический, хриплый хохот бился о полированный мрамор, звенел в позолоченных кранах, отражался о серебряные маски зеркал… Редж испуганно пыталась обнять его, стать изящно закрученной раковинкой для улитки, которую неведомая сила вытянула из ее домика. Томас Уэйн презрительно и недоуменно смотрел на парочку психов, корчащихся перед ним: — Так ты что, считаешь это смешным? — Пап, паааап, — натужно пробулькал Артур сквозь смех, — это же я, ты чего? — Тронешь еще раз моего сына, я тебя нахуй убью, — Уэйн брезгливо поморщился и поставленным ударом впечатал кулак в нос Флека. Тот отшатнулся, и Редж с визгом дикой кошки вцепилась в надменное лицо самого уважаемого человека Готэма острыми ногтями: — Вы, старый мудак!.. Разве вы не видите!.. — Так, теперь ты, — Уэйн сжал горло девушки стальной хваткой пальцев, будто это действие было для него привычным и отточенным, и склонился к ней, и его тихий, вкрадчивый голос перекрыл надрывный хохот Артура и возмущенные вопли Фокс: — Значит так. Никакая ты не журналистка, в Готэме и газеты-то такой нет. Ты трахаешься с этим ничтожеством. Что, думала, он мой сын? Думала, поимеешь с него денег, а он будет тебе пятки лизать за то, что хоть какая-то дура раздвинула перед ним ноги? Еще раз я тебя замечу, тебя так выебут, что костей не соберешь, — он отшвырнул Реджину и вышел из туалета, яростно хлопнув дверью. Капли крови из разбитого носа Артура расцветали маковыми лепестками на белоснежном мраморе раковины. Он стоял, низко опустив голову, спутанные волосы падали ему на лицо, и Редж осторожно обняла его, целуя в висок: — Идем, милый… пожалуйста… идем… — голос ее хрипел и срывался, а на шее алели пятна там, где пальцы Уэйна впивались в кожу. От прежней веселости не осталось и следа. В холле их уже ждали охранники: Артуру вывернули руки за спину, ее же просто схватили покрепче — как-никак дама. Реджину грубо вытолкнули за тяжелую дверь, а вот Флеку придали ускорения, вышвырнув на лестницу. Он предсказуемо споткнулся, сделал на ступеньках какой-то невообразимый кульбит — и изящно вскочил на ноги, отвесив театральный поклон. Толпа взревела, а Артур Флек стоял перед митингующими готэмцами, широко раскинув руки в приветственном жесте и улыбаясь. Кровь стекала из разбитого носа, рот кривился в сумасшедшей улыбке — и людская масса на площади восторженно вопила и рукоплескала невысокому человеку в мешковатой одежде, сама не зная, почему это делает. Артур обернулся: Реджина стояла на ступеньках и завороженно смотрела на него. Он поманил ее к себе, сжал прокуренными пальцами ее тонкую ладонь и заставил присесть в реверансе. Готэму были представлены король и королева. И город рукоплескал им.