Похмелье наступило слишком быстро.
Казалось, они только что шли, шатаясь, через толпу митингующих, люди в клоунских масках почтительно расступались и дружески похлопывали Артура по плечам… Шумные улицы, залитые вязким желтым светом фонарей и пропахшие мусорными миазмами, ложились им под ноги туго натянутыми лентами асфальта, и они балансировали на них, точно канатоходцы, держась на тонкой грани меж здравым рассудком и таким упоительным, свободным безумием.
Слова были не нужны. Саднил разбитый нос. Царапало передавленное горло. Горчил от крови жадный, глубокий поцелуй — бесстыдный, напоказ, посреди станции метро, под одобрительное улюлюканье клоунов. Пальцы правой руки Флека легли на едва заметные отпечатки на шее девушки, левая нахально сжала обтянутый черной тканью платья зад, и в этой откровенной, раскованной ласке почти не было Артура, но был тот, другой, насмешливый и смелый. И казалось, будто все в вагоне, который увозил их все дальше от прекрасного центра Готэма, знали, кто эта странная, взъерошенная парочка, будто вросшая друг в друга.
…с каждым шагом вверх по лестнице, с каждой следующей ступенькой груз сказанного Уэйном сильнее давил на плечи Артура. Лестница была его Голгофой, и он восходил на нее изо дня в день, искупая грехи собственной матери, были они или нет, но впервые его тянула к земле тяжесть легшего на него креста. И молодая женщина, которая обнимала его за талию, обвивала его собою, поднималась по ступеням в ногу с ним, могла лишь помочь — но не облегчить его ношу. А у него не хватало наглости взвалить этот груз на чужие хрупкие плечи.
И когда Артур зашел домой, он даже не закрыл дверь — просто сел на пороге маминой комнаты, прижался лбом к острым коленям и переплел нервную дрожь пальцев на затылке. Реджина щелкнула замком и тихонько прокралась мимо него на цыпочках в ванную. Полоска света прорезала темноту квартиры, выхватив из полумрака ломкий силуэт сгорбленного мужчины, зашумела вода и вновь выключилась, послышались мягкие шаги, и девушка опустилась на корточки прямо напротив Флека, поцеловав в макушку и заставив поднять лицо.
— Взгляни на меня, Артур… я вытру кровь, хорошо? — она говорила с ним мягко, как с ребенком, и он послушно посмотрел на нее, глядя прямо в глаза — и куда-то сквозь. Редж осторожно промокнула нос и верхнюю губу и невесомо поцеловала тонкий вертикальный шрам. Флек нервным жестом притянул ее к себе и уткнулся лицом в рыжие волосы, обхватив ее обеими руками и сжимая объятья до невозможности сделать вдох. Они просидели на полу не меньше часа. Воздух в квартире казался тягучим и липким, забивался в легкие, склеивал веки, и телефонный звонок разрезал густую тишину острым ножом. Артур что-то проскрипел в изгиб женского плеча и сильнее прижался лбом к горячей шее с трепещущей артерией. Старый аппарат с затертыми кнопками клацнул и переключился на автоответчик:
— Здравствуйте, мистер Флек, это детектив Гаррети. Мы встречались на днях в больнице Готэма. У нас с напарником есть к вам еще несколько вопросов. Мы заезжали к вам сегодня, но вас не было дома. Пожалуйста, перезвоните, когда получите это сообщение. Еще раз — детектив Гаррети. Мой номер — 125 023 619.
Ой да бляяять.
Запись как назло заело, она все шла и шла по кругу, и Артур не выдержал и вскочил на ноги, резко нажав на кнопку «Стереть» — и остервенело ударил сжатым кулаком в стену над телефоном: снова, и снова, и снова, сбивая в кровь костяшки и скаля кривоватые зубы. Редж не смотрела на него. Она сжалась всем телом, плечи дергались от сдерживаемых рыданий. Она боялась. Страх душил, пускал по коже электрические импульсы и перемешивал внутренности в кроваво-черную жижу. Перспективы открывались не радужные: она или сядет как соучастница, или этот псих и в самом деле пристрелит ее из своего кольта. Или разобьет ей голову руками: как кокосовый орех с серым студнем мозга под толстой скорлупой. Звук плача парализовал Артура: мамины всхлипы всегда лишали его малейшей воли, и он никогда не знал, что сделать, чтобы она снова улыбнулась. Ведь он и так пытался быть счастливым каждую минуту, чтобы не огорчать ее. Хотелось швырнуть телефон об стену, закинуть его в холодильник — или залезть туда самому, чтобы не слышать этих глухих вздохов и прерывистого поскуливания.
Ооо, как мило твоя телочка развесила сопельки… Слушай, мне, конечно, больше по нраву, когда она намокает сантиметров на 80 пониже, но так тоже ничего. Она определенно в тебя втюрилась. Я бы на твоем месте драл ее во все дыры вместо завтрака, обеда и ужина. Да-да, ты ее еще не везде, приятель. Ну помнишь, как на той кассете засандалили здоровенный хер прямо в задницу той жопастой блондиночке? Не, я все понимаю, ты благородный человек, вроде тех героев, которые трусы на колготки надевают, но на таком харлее я бы точно прокатился. Давай, обними ее, скажи, что она красивая… Они обычно на такое ведутся. И Артур послушно сел рядом с Редж и обнял ее:
— Не волнуйся обо мне, хорошо? Все будет в порядке.
— И с чего ты так решил? — она подняла на него покрасневшие глаза с острыми лучами слипшихся ресниц и как-то странно искривила припухшие губы, будто ей вылили на голову ведро помоев.
С чего ты вообще решил, кусок дебила, что я волнуюсь о тебе, а не о том, что я, по твоей милости, присяду в тюрьму или получу койко-место в Аркхэме среди пускающих слюни дегенератов?
— Потому что все наладится. Маму выпишут, беспорядки прекратятся, в следующий четверг я снова пойду выступать в «Пого». Хотя нет. Надеюсь, что митинги еще продолжатся. Так ты будешь со мной…
Реджина хотела побольнее уколоть его безденежьем, нелепостью, беспомощностью, но промолчала и уткнулась в его костлявое плечо, обтянутое застиранным серым кардиганом. Она ненавидела его за то, что одержимость им втянула ее во все это дерьмо, — и не могла дышать без него, потому что впервые кто-то принадлежал ей с потрохами, хотел ее, обожал ее. Это тянуло на дно и возносило над землей… И ей оставалось только смириться с этим и плыть по течению, украсив себя маковым цветом и до боли вглядываясь в черный бархат ночного неба, не зная, куда вынесет ее река: к острым порогам, обрыву водопада или в теплые морские волны.
— Знаешь, — сказала девушка, когда они лежали вместе на кровати Пенни, — я зуб даю, что он твой отец. Слишком уж нервно он отреагировал… и этот его дворецкий, о котором ты рассказывал. Даже удивительно, как у такого мудака мог получиться такой замечательный сын…
Артур ничего не ответил, только ухмыльнулся, поднеся к сигарете крошеный язычок пламени, пляшущий на конце зажигалки.
Слушай, а она, пожалуй, права. Но с этим мы тоже разберемся. Только не обижай нашу девочку, а то давать перестанет, и нам будет совсем херовенько. Реджина повернула голову и смотрела, как он курит. Когда он делал затяжку, тлеющий кончик сигареты сильнее вспыхивал с еле слышным треском и подсвечивал резкие черты лица тревожными оранжевыми бликами. Дым змеино полз к потолку — серебристый в тусклом свете, проникающем с улицы в комнату. Журавли на обоях вычурно изгибали шеи, тянулись к полувыцветшим бутонам. Обреченность давила бетонной плитой: казалось, еще немного — и под ее тяжестью хрустнут кости. Девушка вздохнула и с мурчанием подлезла под его руку, прижавшись щекой к жестким ребрам. Артур обнял ее и не выпускал до самого утра.
Мир замер в шатком равновесии перед тем, как рухнуть.
Но полдень наступившей пятницы не слишком подходил для конца света: солнечный, почти теплый, яркий. Флек отправился за продуктами, деньги на которые они с Реджиной искали по всей квартире, а вернулся с парой коробок замороженной еды, газетами и пачкой сигарет. Он уселся прямо на пол в кухне и принялся вырезать заголовки о клоуне-убийце с передовиц, увлеченно покусывая фильтр сигареты от усердия.
— Детка, включи приемник, пожалуйста.
— Детка? — Реджина выглянула из комнаты, опершись на широкий подоконник проема между кухней и гостиной. — Мистер Флек, да вы наглеете все больше!..
Хрен угадала, куколка. Это не мистер Флек.
— Оу. Прости, если тебе не нравится, я больше не буду, Редж, —
слюнтяй.
—О нет, Артур. Мне очень нравится, — девушка игриво улыбнулась и вновь исчезла из виду. Мягкие шаги — и квартирку заполнил бархатный голос Фрэнка Синатры.
...That’s life ... — that’s what all the people say
You’re ridin’ high in April, shot down in May
But I know I’m gonna change that tune
When I’m back on top, back on top in June...
Флек мурлыкал слова под нос, стряхивал пепел с сигареты движениями головы и наконец встал на ноги, широко потянувшись. Вырезки заняли место на стенках и дверцах навесного шкафчика, приклеенные на двусторонний скотч, и мужчина вновь окликнул свою гостью.
—Включить другую станцию, милый? — рыжая девица вновь появилась в окне, как чертик из табакерки.
— Не-а, иди-ка лучше сюда, — Артур помог ей перебраться на кухню и прижал к себе, ведя в танце, как недавно — маму. От него вкусно пахло табаком и крепким кофе, и Реджина зарылась носом в его волосы, прикрыв глаза. Было так хорошо, так немыслимо, бесстыдно хорошо, будто накануне не случилось ничего
такого. Девушка поцеловала Флека первой, ласкаясь к нему и мягко водя кончиками пальцев по выступающим под футболкой ребрам, и...
Я разобью этот гребаный телефон, клянусь.
—Если это опять детективы... — мужчина почувствовал, как по телу Фокс пробежала крупная дрожь, и накрыл ее губы своими. Только вот звонили не слуги закона.
— Сообщение для Артура Флека, — бодро затараторил автоответчик. — Меня зовут Ширли Вудс, я работаю на «Шоу Мюррея Франклина», — эти слова подействовали на Артура, как заклинание, и он тут же забыл о девушке в своих объятьях, напряженно прислушиваясь и приложив палец к ее губам. — Не знаю, в курсе ли вы, но недавно Мюррей показал фрагмент вашего выступления, и мы получили потрясающие отзывы от наших зрителей. Мюррей попросил меня позвонить вам и узнать, не...
— Кто это? — Флек не выдержал и поднял трубку, а Реджина фыркнула про себя: Ширли Вудс, блять. Она же сразу представилась! Имя было ей знакомо: пока Редж отиралась на позиции помощника младшего редактора, Ширли была куда ближе к вершине пищевой цепочки шоу и подбирала для Мюррея гостей.
— О, — бойкая дамочка из телешоу, казалось, уже и не ждала, что ей ответят. — Меня зовут Ширли Вудс, я работаю на шоу «В прямом эфире с Мюрреем Франклиным». Здравствуйте, Артур! Это же вы, да? Так вот, мы получили кучу звонков по поводу вашего выступления. Потрясающие отзывы! Может, вы согласитесь прийти на шоу в качестве гостя?
Артур настороженно ощупывал себя, сосредоточенно хмурясь: он действительно существует, его действительно заметили, это действительно не сон, — и на всякий случай переспросил:
—Мюррей зовет меня на свое шоу? — и от того, как томно и чувственно он произнес это "Мюррр-рей", Реджина моментально потекла.
— Да! Здорово, правда?.. Что скажете насчет... следующего четверга? — деловито поинтересовалась Ширли Вудс. Артур сначала кивнул, а потом мурлыкнул хриплое «да».
Когда он положил трубку, они с Редж долго смотрели друг на друга.
— Ты что-нибудь понимаешь, милый?
— Даже не знаю.
А я вот думаю, что мы знатно повеселимся, приятель. И давай начнем вот с чего...
Предложение внутреннего голоса было довольно логичным — отправиться в Аркхэм и узнать, на самом ли деле Пенни Флек лежала в психушке. Артур даже согласился не брать с собой Реджину: пусть им и повезло попасть в Уэйн-холл, не было никакой уверенности в том, что в больнице будет так же просто. Он просто сказал ей, что поедет к маме и попробует поговорить с ней. Девушка чудом не заплясала на месте от радости, что ее не тащат проведывать старую ведьму, и решительно сдернула с кровати Пенни покрывало, объявив, что отнесет белье в прачечную. И подумала, что надо было сделать это сразу, как только мисс Флек отвезли в больницу.
В прачечную они пошли вместе. Артур тащил пакет с постельными принадлежностями, собственными трусами и парой рубашек, а Реджина висела у него на локте и кошачьи щурилась от солнца, довольная собой, Флеком и жизнью в целом. Высокий воротник водолазки скрывал бледные синяки на шее, нос ее обожаемого клоуна выглядел так, будто и вовсе не схлопотал кулаком, запах Пенни обещал исчезнуть, как последние островки грязного снега в апреле. Поводов для расстройства не было, и шершавые прикосновения горчичной куртки к ее вышитой косухе действовали на Редж как таблетка «Прозака», заставляя не обращать внимание на загаженные улицы и разномастно отвратительные рожи прохожих, попадающихся на пути. Проводив Артура до метро, девушка вернулась домой — к себе, чтобы взять чистые вещи и немного косметики: мыть голову дрянным шампунем, которым обходился Флек, не хватало никакого зла. В квартире никого не было. Реджина полежала в ванне, пообедала, посмотрела новости без вечной завесы дыма между ней и экраном... Одиночество было неожиданно приятным, но Артура не хватало — как ласкового домашнего кота, который то и дело касается хозяйки лапкой, чтобы она почесала его за ухом. Погода портилась: низкие серые облака затягивали небо, воздух из открытого окна густо пах надвигающимся дождем.
Ось мира опасно накренилась, готовая разломиться под собственной тяжестью.
Редж сложила сумку и решила сначала позвонить Флеку. Ключей от его квартиры у нее все еще не было. У телефона она заметила записку:
Редж, позвони уже матери, она задолбала трезвонить, или дай ей уже номер своего парня. Бобби. По спине пополз холодок неотвратимости, и гадко засосало под ложечкой. В ненависти к Пенни Реджина забыла о своей собственной матери... Телефон затрещал— будто в насмешку, заставив вздрогнуть от неожиданности. Девушка нехотя подняла трубку:
— Да?
— Ну наконец-то, дочь! Куда ты пропала? —
интересно, маму и правда это волнует?
— Была у парня... Он живет в соседнем доме. Прости, что не предупредила...
— Красивый? Богатый?
— Ну...
—Ты же не хочешь моей смерти? Мне и так не сладко. Если бы ты только знала, как мне надоело работать с этими тупорылыми курицами... — голос в трубке все болтал и болтал, Редж ковыряла ногтем обои на стене, время шло. С работы вернулся Бобби, и девушка приложила палец к губам. — Ты меня вообще слушаешь, Реджина?!
— Да, мам, конечно.
— Может, тогда скажешь отцу, чтобы он наконец сделал ремонт? —
а когда мы перешли к теме ремонта? И кажется, я уже говорила ей, что он не хочет, и никто его не заставит.— И, что молчишь? Сколько раз я тебя просила? Ничего, кроме себя, не видишь? Сука...
Из трубки раздались короткие гудки.
Окей, мам, не в первый раз. Редж устало потерла виски и набрала номер Артура. Никто не отвечал, хотя он уже давно должен был вернуться из больницы...
— Бобби, что там творится в городе?
— Клоуны, подруга. Повсюду гребаные клоуны. Уже подумываю к ним присоединиться. Прикола ради. Может, утяну телек или видак, когда начнут громить магазины, — парень прислонился к стене, скрестив на груди руки. — А где твой этот...
— Артур. Его зовут Артур... Он должен был уже быть дома. Я переживаю. Пойду проверю... Может, он телефон выключил. А то звонят последнее время... всякие... Есть лишняя пачка сигарет? И зажигалка? Верну потом.
— Я запомнил, — Бобби порылся по карманам и протянул ей «Мальборо». — Почти полная, держи.
Реджина поблагодарила его и накинула куртку, поспешив на улицу. Там уже начинался дождь, а на другом конце Готэма неба давно раскололось надвое — и трещина прошла прямо через сердце и разум Артура Флека, державшего в руках папку с документами старой лживой суки и припадочно хохотавшего на пролете 7-го этажа служебной лестнице Аркхэма, и разлом полз через весь город, подбираясь к девушке, точно бесшумно скользящая по раскаленным камням змея.
***
Сквозь шум дождя и бубнеж телевизора донесся стук в дверь, настойчивый и отчаянный. Бобби никого не ждал и игнорировал непрошеного гостя до последнего, но наконец не выдержал и пошел открывать: в коридоре стоял тот самый странный мужик, который как-то приходил с Реджиной, — голова была опущена, со спутанных волос текла вода. Не поднимая глаз, он шагнул в прихожую, провел дрожащей рукой по вешалке с верхней одеждой, не найдя там вышитой косухи, и тяжело опустился на пуф, неловко сгорбившись и едва заметно раскачиваясь. Парень с любопытством смотрел на мужчину и даже чуть наклонился к нему, пытаясь заглянуть в лицо.
— Эй, чувак… Артур, или как там тебя? Алло, есть кто дома? — Бобби помахал рукой перед самым носом Флека и пощелкал пальцами. — Тебе чего?
— У меня… был плохой день… — промокший до костей Артур едва шевелил губами в оцепенении. Он поднял на парня невидящий взгляд, смотря куда-то сквозь него и нервно сжимая пальцами потертый велюр пуфа, набрякающий стекающей с горчичной куртки водой.
— Пиздец ты ебанутый, конечно… Тебе Реджину, да? Ее дома нет. Ждала тебя, ждала и усвистала куда-то. Вроде к тебе.
— Черт…
— Типа того, ага. Но тут ее точно нет. Честное слово.
— И что мне делать? — от кривой, вымученной улыбки мужчины у Бобби побежали мурашки по спине.
— Э… ну, наверно, пойти к себе. Может, она тебя там ждет…
— Да, пожалуй… — Артур подавил хриплый смешок и вышел в коридор, оставляя за собой мокрые следы. Сумрачный коридор — дребезжащий лифт — ободранный холл — тяжелая дверь — проливной дождь — тяжелая дверь — ободранный холл — дребезжащий лифт — сумрачный коридор: ровно девять кругов ада, но у обшарпанной двери квартиры 8J его ждал не дьявол. Редж сидела прямо на полу, подложив куртку, и… курила. На клеточках плитки возле нее уже лежало два смятых фильтра и серые хлопья пепла. Со звуком шагов она подняла голову — и вскочила на ноги, отбросив куда-то к стене тлеющую сигарету:
— Артур, что случилось?.. Господи… — она обхватила его лицо дрожащими ладонями, прижалась лбом к его лбу, согрела его губы горьким от табака дыханием. Мужчина молча обнял ее левой рукой, вытащил из кармана ключи и, не с первого раза попав ими в замочную скважину, зашел в квартиру, не отпуская от себя Редж ни на шаг.
Ну, покажи ей, чего ж ты? Зря по лестницам там мотался? Флек вытащил из-за пазухи больничную карточку и протянул ее девушке. Нужная страница нашлась сразу же: других скрепок в тетради просто не было. Взгляд избитого ребенка на фотографии пригвоздил Реджину к стене. Она даже не стала читать записи: просто стояла и хватала побледневшими губами воздух. А потом отложила тетрадь — и стянула с Артура насквозь мокрую куртку. Повесила ее на спинку стула в его комнате. Прошла в ванную. Открыла воду, оставив ее набираться. Мужчина наблюдал за ее осторожными, механическими движениями и молчал. Даже ехидный внутренний голос не отпускал привычные уже комментарии. Когда ванная заполнилась паром, оседающим на нежно-розовой кафельной плитке, Фокс отвела туда Артура — за руку, будто ребенка — и раздела, заставив опуститься в горячую воду. Он послушно съежился — весь беззащитно острый, ощетинившийся торчащими лопатками и ребрами, запустив сведенные пальцы в волосы, и глухо рассмеялся, и хохот становился все громче, выплескиваясь из легких и заставляя воду колыхаться. Реджина присела на край ванны, поглаживая мокрые волосы мужчины, слипшиеся сосульками под проливным дождем, — а он все смеялся, смеялся, смеялся. Смеялся, когда девушка торопливо разделась, забравшись к нему, обнимая, успокаивая. Смеялся, когда она вытирала его стареньким полотенцем. Смеялся, когда она нервно щелкала колесиком зажигалки и подносила к его искаженному болезненным хохотом рту подкуренную сигарету. Соседи долбили в стены, а он был не в силах замолчать. К утру он мог только вымученно сипеть, но острые плечи все еще конвульсивно дергались, и Реджина старалась удержать их объятьями, ранясь его резкими, рваными движениями. Она все еще не знала, что еще было в папке Пенни Флек, но было очевидно, что она не найдет там ничего хорошего. От одной только газетной вырезки у девушки пробегал мороз по коже...
Больше всего это было похоже на пресловутое начало конца. Все откровенно катилось в пизду. В четверг Готэм рукоплескал им, а в пятницу извозил в дерьме по самые уши. Как там пел Синатра? На вершине в апреле — и на дне в мае? Да им удалось провернуть это социальное колесо всего за сутки! Только вот механизм заклинило, и попасть в июньский топ им определенно не светило.
Редж то проваливалась в сон от усталости, то снова принималась гладить Артура по волосам, успокаивая. Флек казался собственной тенью. Он лежал, курил, подносил сигарету к губам девушки, чтобы она тоже сделала затяжку, снова сворачивался комком оголенных нервов и клал голову на колени Фокс, которая сидела, привалившись спиной к изголовью, и методично изучала карточку Пенни Флек, пациентки лечебницы Аркхэм. И концы там определенно не сходились. Она старалась объяснить это Артуру, но он не слушал. Он пытался осознать все, что произошло с момента, как он прочел злосчастное письмо, и понимал только то, что у него не было больше ничего. Ни семьи, ни мечты, ни будущего. А портить жизнь еще и Реджине он не собирался. Она сказала однажды, что по-настоящему человек задумывается о самоубийстве, когда знает, что без него будет проще. И Артур был уверен, что, как бы ни было ей плохо первое время, она справится, а вот он — уже нет.
И в чем тогда смысл?
Ладно, уговорил. Только давай сделаем это красиво. Есть тут у меня пара мыслишек… И кстати. Зови меня Джокером. Понравилось мне это словечко.
***
Воскресное утро началось с записки, прижатой к соседней подушке кольтом, как пресс-папье:
Не скучай, куколка. Скоро буду. Целую. Пжлст, приготовь панкейки. Это было... мило. Особенно для вполне себе взрослого мужчины, выросшего под юбкой мамы-нарцисски, сожравшей его с потрохами и подчинившей себе каждый его вдох, каждую минуту его жизни. Если в карточке Пенни Флек и было хоть немного правды, то правда эта называлась «нарциссическим расстройством личности». Родила эта женщина Артура или усыновила, психику ему она изломала основательно. И если бы ему повезло чуть больше...
...она бы его, блять, не встретила и не трусилась бы то ли от страха перед тюрьмой, то ли от неконтролируемой течки по Флеку. И не разводила бы тесто на панкейки, стоя в чужих штанах и футболке на крошечной кухне, пестро украшенной кричащими газетными заголовками.
— Готовишь нам завтрак?.. — мурлычущий шепот на ухо и чувственное объятие заставили Редж вздрогнуть.
— Черт, Артур! Как же ты меня напугал!..
— Прости, куколка, я не хотел… — тонкие губы коснулись бьющейся на шее артерии.
Ммм, а как трепыхалась Пенни Флек, задыхаясь под подушкой, — прямо как эта пульсирующая венка. Тонкая ниточка, связывающая с жизнью, протянутая через нее — от начала до самого конца. И женщина, такая молодая, такая теплая, трепетала в объятьях убийцы, даже не подозревая об этом. Артур и сам не знал, он ли целует Реджину, или Джокер,
но разве это важно, если я и есть ты, а ты — я? Нетерпеливые руки гладили, сжимали, пощипывали соски через тонкую ткань футболки, заставляя девушку постанывать и нетерпеливо вздрагивать всем телом. Ладонь Артура скользнула под пояс широких домашних штанов, пальцы нежно помассировали клитор и погрузились в жаркое лоно: глубоко, бесстыдно, изучая каждую неровность внутри.
— Артур, пожалуйста… — Фокс запрокинула голову ему на плечо и поежилась под нахальным взглядом круглолицего мажорчика, взирающего на нее с газетной вырезки на стене.
— Пожалуйста — что? — мужчина скользнул влажными пальцами вверх по ее животу и смачно облизнул их, мечтательно прикрыв глаза. — Ммм, такая сладкая…
Реджина смущенно хихикнула, сильнее прижавшись низом спины к ощутимой эрекции, и облизнула пересохшие губы:
— Трахни меня… — и вместо ответа Артур стянул ее штаны пониже, расстегнул брюки и заставил Редж лечь грудью прямо на присыпанную мукой столешницу. Он помедлил и взял ее резким, сильным толчком, довольно оскалившись чувственному всхлипу и двигаясь развязно и жадно. Девушка ерзала перед ним и отчаянно царапала ногтями дешевую столешницу, и за миг до самого пика ее стоны перекрыло отчаянное дребезжание телефона. Артур звонко шлепнул ее по бедру от досады, рвано трахая ее в попытках догнать ускользающее наслаждение, и…
— Мистер Флек, добрый день, — сочувствующим голосом возвестил автоответчик, — к сожалению, мы вынуждены сообщить, что ваша мама скончалась сегодня утром. Пожалуйста, приезжайте при первой же возможности для оформления необходимых бумаг.
— О, — с деланным удивлением произнес Артур, и Реджина даже не придала этому значения, уверенная, что все дело в лежащей на столе в комнате папке с печатью Аркхэма, — это надо отпраздновать.
