Fluoxetinum

То, что случилось в ту ночь в Готэме, походило на средневековый карнавал. Трагическое становилось смешным, страшное — нелепым, эпическое — неважным. Все перевернулось с ног на голову, и последние стали первыми. В одночасье власть захватили те, кого Уэйн свысока назвал клоунами. Бессмысленный кувырок, смертельно опасный, будто город зацепился кожей на загривке, стащил ее влажным чулком, вывернулся наизнанку, показав свое черное, гнилое, сочащееся ненавистью и злобой нутро. Наутро Готэм ощерился разбитыми витринами и остовами сожженных автомобилей. Безумие затаилось по норам, чтобы с наступлением тьмы вновь охватить город. Солнце светило прямо в лицо, и Реджина открыла глаза. Вчерашний день казался сном: зеленые волосы Артура, толстяк и карлик с бутылкой вина — какое-то гребаное Зазеркалье, бегство от детективов, съемки у Мюррея, почти признание Флека, выстрел, второй, авария на перекрестке, дивное создание — тонкорукое, тощеногое, угнавшее первую попавшуюся машину... Событий за один день было едва ли не больше, чем за всю ее жизнь. Пресную, правильную, мучительно обыкновенную. Девушка повернула голову: безумный клоун раскинулся подле нее на неразобранной постели. Прямо в ботинках и костюме. В почти стершимся гриме. С засохшей кровью на лице, тонкой пленкой стянувшей впалые щеки. Жаль... Окажись это кошмаром, было бы проще. Она привстала, и корсет немного сполз с груди: Редж даже не помнила, когда успела ослабить шнуровку. Красные полосы, оставшиеся на теле от впивавшихся лент и ребер, закололи и зазудели. Лосины были порваны на колене, а кожа — содрана. На лопатках ныли глубокие царапины. С тяжелых ботинок на покрывало осыпалась грязь. Мерзость. Реджина дотянулась до обуви, разулась и села на кровати, закрыв лицо руками и думая, что делать дальше и зачем она притащила Артура, или кем бы он теперь себя ни называл, к себе домой. — Наверно, затем, что в мою квартиру возвращаться точно нельзя, — хрипло мурлыкнул знакомый голос за спиной. — Я все-таки думала вслух, да? — глухо уточнила Редж из-под маски сплетенных пальцев. — Нет, но я бы на твоем месте задавался именно этим вопросом, — шершавое прикосновение мужской ладони обвело родинку между лопатками, скользнуло по тонкое полоске запекшейся крови и запуталось в лентах корсета. — На моем месте, значит? — с усмешкой переспросила девушка. — На моем месте. А знаешь, что я сделала бы на твоем месте, дорогой?.. — она обернулась к Джокеру, который приподнялся на локтях и щерился двумя улыбками сразу — собственной и нарисованной. Черт, а это ему вчера зуб выбили, или я просто не замечала?.. — Я бы не принесла револьвер в студию. И не устраивала бы там митинг. И не кричала бы на весь Готэм, что замочила троих мудаков в метро... — А мне очень понравилось делать все, что ты перечислила. — Ты гребаный кусок дерьма! — она набросилась на него, точно как на Уэйна, когда он дал Артуру в нос, беспорядочно молотя бессильно сжатыми кулаками по карминно-красному пиджаку и вбивая в него каждое свое слово. — Ты втянул меня в это! Ты жизнь мне испоганил!.. Ты... Ты!.. Ты виноват во всем... Зачем я только... зачем я только познакомилась с тобой?! Три месяца думала... Как к тебе подойти!.. А ты!.. Хватит, блять, лыбиться!.. Хоть извинись!.. Сукин ты сын... Джокер и в самом деле довольно щурился в ответ на обрушившуюся на него ярость. Его девочка была прекрасна: черные треугольники размазались серебристыми тенями вокруг горящих праведным негодованием глаз, растрепанные кудри вздрагивали с каждым движением, прозрачно-лиловый синяк медузой облапил левое плечо, грудь почти вывалилась из тисков красной ткани, такой нежной, блестящей — алый атлас и черное кружево по краю. И бить она совсем не умела. Клоун цепко перехватил ее запястья, потянул на себя, впечатал спиной в изголовье кровати и прижал скрещение тонких рук к груди девушки — к теплой ложбинке, собранной жестким корсажем: — А теперь слушай. И смотри на меня, — в левой руке как по волшебству возник револьвер, короткий ствол ткнулся между приоткрытых в протестующем вскрике губ и царапнул небо. — Если бы тебе все это не нравилось, куколка, ты бы сбежала еще в студии. Ты выбрала меня, но я больше не хочу быть Артуром, Редж. Не могу быть им. Поэтому я могу предложить тебе только то, что есть. Ну давай, скажи еще, что ты против... — дуло во рту нервно дернулось, и девушка тихонько заскулила. Джокер нежно поцеловал ее между бровей, отпустил хрупкие запястья, стащил с Реджины лосины вместе с бельем до колен и заставил развести бедра. — Артур... Пожалуйста, не надо... — А Артур ничего и не делает, — клоун довольно оскалился. Теплое, влажное от слюны дуло скользнуло вниз, цепляясь за кружево корсета, нырнуло меж бедер и толкнулось внутрь. — Кажется, мне понадобится пистолет побольше. Но на первый раз и этого хватит, — Он вжал револьвер чуть глубже и затем поднял его на уровень глаз, продемонстрировав ниточку смазки, потянувшуюся за дулом. — Так значит, не нравится, да?.. — Джокер подцепил пистолетом упрямый рыжий локон, прилипший к уголку женских губ, убрал его в сторону и развязно поцеловал Редж: горькая от табака слюна, кисловатый привкус рвоты, нечищенные зубы — вместо кофе в постель. Кольт грохнулся на пол, следом отправились порванные лосины. Джокер нагнул весь Готэм — что ему какая-то девка? Он перевернул ее на живот, дернул бедра вверх, расстегнул брюки и резко толкнулся в услужливо подставленное тело. Все вышло скомкано и неловко, жадно и душно. Так, как должно было быть еще вчера, если бы их обоих не свалила усталость. Клоун тянул ее за волосы, шлепал, с силой дергал за ленты, стискивая стан в жесткой хватке корсета. С очередным хлестким ударом ладони Джокер наклонился к ней и промурлыкал: — Скажи... ты любишь меня... — Ты любишь меня, — выдавила из себя Редж, кусая подушку. Он замер на мгновение — и восторженно расхохотался, оценив шутку и вколачиваясь в податливое тело. И даже кончив, он не сразу выпустил ее, прижав к смятому покрывалу и укрыв полами пиджака. Он был чертовски прав. Деться ей было некуда. И происходившее казалось прекрасным в своей исключительности. Прекраснее было лишь то, что после вчерашнего они оба были еще живы. Кофе, к слову, был. Потом. Не в постель, а на кухне перед телевизором, который они так и не решились включить, с приготовленной наскоро яичницей, чуть пригоревшей по краям. Редж сидела в футболке и трусах, Джокер — в красных брюках и зеленой рубашке. Грязные, всклокоченные, абсолютно потерянные и странно счастливые. Милый семейный завтрак c некоторыми дополнениями, например, в виде сигарет к кофе вместо сахара. Пока они были в относительной безопасности, и если личность Джокера можно было без труда вычислить, то с Реджиной все было намного сложнее. В этом уже-не-Артур Флек был абсолютно прав. Но ровно до того момента, как на кухне, одной рукой почесывая живот и подтягивая трусы — второй, появился Бобби. — О. Ху. Еть, — после секундного замешательства выдал парень и, дирижируя себе указательным пальцем, продолжил. — Я сейчас пойду надену штаны и надеюсь, когда я вернусь, вы еще будете здесь. Джокер и Редж переглянулись и расхохотались. Градус безумия продолжал нарастать, но стало определенно веселее. И все зависело от того, на чьей стороне окажется Бобби — Уэйнов или клоунов. Он совершенно случайным образом стал третьим человеком в Готэме, который знал, где найти новую звезду вечернего шоу покойного Мюррея Франклина. Вторым был Тони, фактически спасший чокнутую парочку накануне, и тот мог указать только дом — и то, если бы был уверен, что девушка назвала ему правильный адрес. Мир схлопнулся до одной-единственной квартиры. — Так, — Бобби вернулся, на сей раз в штанах и с пачкой «Мальборо». — Это все-таки не глюк. У меня на кухне сидит тот самый Джокер и жрет яичницу. — Ну да, — невозмутимо кивнул клоун и подкурил очередную сигарету. — Смотрел прямой эфир? — Лучше. Снимал, — парень оперся на холодильник, внимательно рассматривая гостя. — Слушай, а я тебя раньше нигде не встречал?.. — Ты как-то сказал, что я, как там... пиздец ебанутый, да, — Джокер очевидно ловил кайф от происходящего. — Да иди ты нахуй! Ты тот самый Артур? Вот тот ржущий шизик?! — Бобби чуть не выронил сигарету, и клоун удовлетворенно кивнул. — С какими людьми я, оказывается, знаком. Возьмешь меня в свою команду? Один хрен, в Готэме теперь больше делать нечего... — Знаешь, что забавно? Ты уже второй, кто уверен, что мне нужна банда. Кажется, пора об этом подумать. — Но сначала ты наконец пойдешь в душ, Артур, — Редж наконец нашла единственно верное решение в сложившейся ситуации. — И переоденешься. Бобби, найдешь что-нибудь? Пожалуйста. — Обожаю, когда она начинает командовать, — Джокер нежно дернул ее за рыжие кудри и встал, тяжело опираясь на правую ногу. — Буду не против, если ты присоединишься, куколка. — Топай уже, — девушка покраснела то ли от возмущения, то ли от удовольствия, и провозглашенный толпою король Готэма послушно направился в ванную, на ходу снимая рубашку. — Ты могла найти себе нормального мужика, блин. И вместо этого втрескалась в, мать его, Джокера. — В Артура, Бобби, в Артура. Джокер шел в комплекте. Там в турке остался кофе, а я, пожалуй, тоже пойду в душ. — Потрахайтесь еще там, — беззлобно фыркнул парень, и по лицу Редж понял, что именно это она и собиралась сделать. — Идите вы оба на хрен, а. Секса не было. Нагота не так волновала, как полуголое тело в объятьях слабо зашнурованного корсета и шутовская броня красного костюма. В последний момент, перед тем как шагнуть под поток теплой воды к Артуру, Редж вспомнила о телефонном номере, оставленном ручкой чуть выше запястья, уже чуть стертом нахлынувшей утром яростью и страстью. Она на мгновение задумалась и переписала его на зеркало зубной пастой, а потом переступила через бортик ванной и прижалась к костлявой спине, зарылась лицом в мокрые волосы, обняла мужчину, в которого только сегодня утром влюбилась по-настоящему, безотчетно и глупо, в тот самый момент, когда дуло револьвера оказалось там, где ему вовсе не следовало быть. То приторное чувство, которое она испытала... Сладкое ощущение страха. Полной зависимости. Балансирования на самом краю, на остром лезвии. Немыслимый градус этого чертова коктейля ударил в голову — и взорвался гормонами, цепной химической реакцией. Этот новый Артур, вывернутый тьмой наизнанку, был невероятным, притягательным, сводил с ума своим безумием. И если у них получится удержать любовь осатаневшей толпы, то им можно ничего не бояться. Теплая ладонь накрыла сплетение ее пальцев на впалой груди. Ты все еще моя. Редж прижалась к нему чуть теснее и отпрянула, потянувшись за мочалкой и смывая с Флека пот, пыль, грим и кровь — и оставляя лишь человека, который одночасье возымел над ней магнетическую власть, превратившись из нелепого, никчемного, незримого человечка в воплощенный хаос и беззаконие. Она ластилась к нему, целовала худые щеки и тонкие губы, зарывалась пальцами в зеленые волосы — и он нежил ее в ответ, фаворитку короля шутов, его непослушную куклу и, кажется, понимал, какие игры она любила. И Джокеру они тоже очень, очень нравились. Когда они вышли из ванной, Бобби сидел на кухне и смотрел телевизор, увлеченно прихлебывая кофе. У Редж текло с волос, Артур обернул полотенце вокруг бедер. Штаны, предназначавшиеся ему, были перекинуты через спинку стула. — Ребят, слышали новости? — радостно сообщил Бобби, ткнув пальцем в телевизор. — Уэйнов замочили, — выражение лица Джокера напомнило Реджине ту гримасу полнейшего изумления вплоть до охуевания на жирной морде Рендалла, когда она вышла практически голой встречать незваных гостей. — В смысле? — промямлил Артур. И этот человек вчера призывал крушить город, стоя на смятом капоте полицейской машины, мда. — В прямом, блин. Как еще можно замочить? Обоих. И его, и жену. Чувак в клоунской маске. И сумочку у нее спиздил, вроде как ограбление. Хрен я в это поверю... ограбление. Томаса Уэйна, ага. Кто-нибудь из митингующих и пришил. Аккурат после того, как ты, приятель, вышиб мозги у Франклина. Прямо на глазах у их мелкого сына. — Брюса? — мужчина сел, придерживая полотенце, сгорбившись — так, что острый позвоночник вот-вот прорвал бы кожу, и костяные выросты вздыбились бы над спиной, как гребень дракона, очень тощего, бледного и давно не кормленного дракона — и жадно впившись взглядом в экран. — Так точно, босс. Можешь так не пялиться, об этом сказали в самом начале. Даже ты с Франклином оказался на почетном втором месте. На новость дня вы ни фига не потянули. — Я должен увидеть Брюса, — абсолютно серым голосом произнес Флек. — Только если во время похорон через бинокль, Артур, — Редж осторожно коснулась его плеча. — Я должен с ним встретиться... — Никуда ты не пойдешь! — девушка звонко шлепнула ладонью об стол и в следующую же секунду затрясла ей, точно пытаясь сбросить болезненное ощущение ушиба. — Вот. Всегда так с бабами, — глубокомысленно заметил Бобби. — Сначала ты у них зайчик и котик, а потом «никуда не пойдешь», даже если ты вчера стартанул натуральный бунт. — У него есть дворецкий. Думаю, тот и так его воспитывал вместо этого мудака, — Реджина наклонилась к самому уху Джокера и нежно обняла мужчину, прижимаясь к острому плечу мягкой грудью, скрытой тонким хлопком футболки. — Не надо, Артур... Пожалуйста... — Но он ведь... — И? Ты его к себе заберешь? Будем играть в дружную семью?.. — кошачья интонация резко контрастировала с дрожью нижней губы, то и дело поджимавшейся от ощутимого раздражения. Клоун пару раз моргнул. Помолчал. Кивнул. Бобби заикнулся было, а в чем, собственно, дело и почему надо было всенепременно увидеться с мальцом, но захлопнул рот, поймав испепеляющий взгляд Реджины. Наконец мужчина встал, прихватив со спинки стула домашние штаны, и направился в комнату сделав девушке знак идти следом. Джокер весь день провалялся на кровати, много курил, говорил и молчал. Он строил безумные планы, советовался с Редж по поводу их воплощения, сетовал на то, что не может увидеть брата, — и тут же злорадствовал, что и тот теперь остался сиротой. Наблюдать за ним было интересно — как за деятельным зверьком в клетке, который постоянно перебирает лапками, перепрятывает запасы, но остается в рамках отведенного ему искусственного ареала. Артур знал о преступлениях из фильмов, которые успел пересмотреть за тридцать пять лет своей жизни, и в общем-то, расклад, что хорошие парни всегда побеждают, а плохие — оказываются в полной жопе, его не устраивал как человека, который невольно оказался на стороне заведомо проигрышной. Новость о смерти Томаса Уэйна тоже не прибавила ему энтузиазма: он бы предпочел грохнуть папочку сам. Посмотреть в его холодные глаза, улыбнуться, великодушно объявить о прощении и чмокнуть 38-ым калибром прямо в центр лба. Доброй ночи, папуля, спи спокойно. Реджине казалось, что он зачитывал вслух свой дневник, так и оставшийся в студии, где каждый вечер выходил в прямой эфир со своим скудоумным шоу Мюррей «Разъеби мне черепок» Франклин. Бессвязный поток мыслей и рассуждений перемежался клубами дыма, а ломкие линии руки, державшей сигарету, то и дело менялись и застывали в наигранных, драматичных жестах. Устав слушать его и раз за разом осторожно развенчивать гениальность его подсмотренных в кино идей, девушка устроилась рядом с Джокером на постели и нахально затянулась его сигаретой: — Я бы думала в сторону Робина Гуда, Артур, — в отличие от Флека, завороженного миром стэндапа и телеэкрана, Редж черпала сведения о мире из книг, когда-то прочитанных ею в неимоверных количествах — и уже полузабытых. — Почему ты зовешь меня Артуром, детка? — зеленые глаза Джокера смотрели с хищным прищуром, будто он еще не был уверен, хорошо ли ему удается новая роль. — Потому что влюбилась я в Артура Флека, пирожочек, — невинно солгала ему Реджина, и клоун умильно сделал брови домиком. Они были довольны друг другом — и этого пока было вполне достаточно. Уже вечером их окликнул Бобби, заметивший наконец цифры на зеркале в ванной. Джокер постучал кончиками пальцев по нижней губе и наконец улыбнулся, как ребенок, стоящий у самого входа на американские горки, которые уже замедляются — и вот-вот прокатят и его. И набрал номер Тони.