однажды мир прогнётся под нас

Эта неделя тянулась так медленно, как никогда не тянулась первая неделя в школе. Второй урок казался четвёртым, время завтрака могло бы быть временем обеда, а темнело всё раньше и раньше, от чего казалось будто ты застрял в школе до позднего вечера. Посиделки в столовой с Майком и его друзьями стали обычным делом, и Ричи всегда с кем-то из ребят ходил вместе на какой-нибудь урок. Можно сказать даже, что он начинал привыкать к такому окружению, ведь когда ты постоянно пребываешь среди зомби, вампиров и призраков, их присутствие не кажется чем-то необычным и из ряда вон выходящим. Но не сказать, что парень порой не заглядывался в отливающие красным глаза или на постепенно разлагающуюся кожу. Ему было плевать, что подумают незнакомцы, но по настоянию Майка для Беверли и Эдди он старался этого не делать, ведь они наверняка чувствовали себя неловко в такие моменты. Возможно Ричи бы намного быстрее привык к такому образу жизни, если бы не постоянные новинки, которые шокировали его каждый день. Например, в среду когда они с Эдди шли в столовую после сдвоенной математики, Ричи недоглядел и мальчика сбили с ног два верзилы стремительно бегущие куда-то в конец коридора. Эдди поднялся на ноги, насупившись, и уже хотел было пригрозить им кулаком, но, подняв руку понял, что грозить то и нечем. Ричи не смог подавить желание зажмуриться, когда взгляд случайно зацепился за оторванное вновь предплечье, лежащее посреди коридора. Ученики, ставшие свидетелями столь неприятной сцены, в последний момент завидев мёртвую руку на полу, перепрыгивали или обходили её. Эдди же наклонился, возмущённо поднял свою конечность и пробормотал: — Вот ублюдки. Уже второй раз на неделю… — Ну. Зато ты сможешь попросить пришить её другими нитками. Не красного цвета. Эдди поднял голову и посмотрел на Ричи. Тот подбадривающе улыбался ему, и несмотря на то, что улыбка эта была чуточку нервной, Каспбрак улыбнулся в ответ: — Да, ты прав. Однако Ричи не мог не заметить какой-то безнадёжности в голосе парня, о которой пока спрашивать не стал. Или ещё он узнал некоторые подробности о других существах, которые не были представлены в лице его знакомых и которыми если не интересоваться, то и никогда не узнаешь, что есть такие. Однажды Ричи захотел поинтересоваться у Майка о школьниках маленького роста и с кислотно-жёлтой кожей, один из которых за урок до этого попросил у Тозиера карандаш. Ответ Хэнлона чрезвычайно развеселил его: — Такие люди называются гомункулы. Они… — Что серьёзно? — Ричи подавился смешком. — Ну… да, — Майки немного смутился, не понимая причины такого веселья. — А меня так в детстве называли! Каждый раз когда я что-нибудь натворил. Что, впрочем, бывало довольно часто. Майк в недоумении посмотрел сначала на как всегда по-дурацки улыбающегося Ричи, а потом на своих друзей. Те, в свою очередь смотрели на Тозиера, как на умственно отсталого. — Это… очень мило, Ричи, — поспешила сказать Беверли. — Только всё совсем не так весело, как ты думаешь. Гомункулы очень порядочные и умные. Они появились в результате химических экспериментов людей, что пытались понять можно ли идентифицировать человеческую жизнь по-другому. — Типа как из пробирок? — Ричи уже стало не так смешно. — Да. — Можно б-было бы подумать, что они что-то в-вроде монстра Фр-франкенштейна, — добавил Билл. — Этот монстр и был гомункулом. Ты что не знал? — Стэн сказал об этом вполне спокойным тоном. Денбро в удивлении замотал головой. — Да, именно так и было. Только он был создан в результате электрического тока и сшитых частей тела мертвецов, а не при помощи химических реакций. — У них поэтому кожа такого цвета? — Эдди тоже заинтересовался разговором. — Ага. Это как побочный эффект… И пока Стэн и Майк с энтузиазмом рассказывали, как можно создать человека в лабораторных условиях, Ричи резко вспомнил, смотрящие на него белёсые глаза парня-гомункула и тянувшуюся к карандашу жёлтую руку. Однако самое интересное началось в пятницу. Ричи и Стэн как раз шли с урока химии в раздевалку, чтобы переодеться для занятий спортом. Ричи всё пытался выяснить зачем это Стэну вообще нужно: — Несмотря, на состояние моего тела, я считаю, что спорт это всё равно важно, Ричи. — Но ты же ничего себе полезного не делаешь! Как ты сможешь поймать мяч? Он же пролетит через тебя. — У меня своя программа. — Степенно пролететь над полем десять кругов или что? — Сам увидишь, Ричи… Ой, это что ещё за скопление народа? Стэнли сказал это слишком наигранно, чтобы Тозиер понял, что тот лишь пытается переключить внимание парня от дальнейшей дискуссии. Более того, по тону Уриса было прекрасно понятно, что его не только не интересует толпень возле доски объявлений, но и он прекрасно знает её причину. Однако Ричи не стал больше возвращаться к оставленной теме и, заинтересовавшись возгласами столпившихся учеников, последовал за призраком к доске. Тот в секунду оказался возле стены, вызвав немалое количество ругательств в свою сторону, когда его рука или нога случайно проходила через чьё-то живое тело. — Эй, супермэн, ты не забывай, что не все здесь летают! — Ричи едва смог протиснуться к приятелю через толпу. Урис лишь закатил глаза. Он уже давно понял, что Тозиера лучше не подначивать и на все его выходки, от дебильных прозвищ до самовольных прогулов занятий, реагировать как можно скромнее. — Так из-за чего такая шумиха? — Начинаются мероприятия «Дружбы». — Чего-чего? — Такая программа, — Стэнли снизошёл до объяснений, хотя вполне мог бы сказать Ричи прочитать самому на объявлении прямо перед их глазами. — Называется «Дружба народов». Это главная цель создания всей «Зоны изоляции». Стремление приобщить таких, как мы к людской обыденности. Полная бредятина, как я считаю. Многим здесь и так известно, что такое нормальная жизнь, а они представляют нас дикарями, неспособными и слова сказать… Выдав всю эту тираду, Стэнли отлетел прочь, и Ричи заметил, что большая часть людей, читавших объявление, уже ушла. Его сначала не особо-то задели за душу слова Стэна, скорее удивило, что именно он это сказал, но глубоко внутри отдалась какая-то тоска. Тогда парень поспешил догнать призрака. — И что за мероприятия? — Каких только нет. От лекций по программированию до маскарадных вечеринок. Сегодня на выходе из школы будут раздавать заявления. Тебе и твоему опекуну надо определиться куда ты будешь ходить. — Нихуя блин программа! И ты ещё жалуешься на что-то? Да если бы у нас в школе разрешались вечеринки, причём ещё были бы обязательной программой, я бы вообще ни на что родителям не жаловался… Тут Ричи осёкся. Внезапное напоминание о родителях больно полоснуло по сердцу. Ну уж нет. Он не будет думать об этом. Не будет. Урис подозрительно глянул на него, но в следующую же секунду перевёл взгляд на наручные часы. — Нам бы с тобой поспешить, Тозиер. Вот-вот занятия. На улице дул пронизывающий ветер, как впрочем и всю неделю, но зато не было дождя. Наверное, именно это обстоятельство и убедило тренера Мендоса вывести учеников на улицу. Все три группы выпускных классов направились к небольшому футбольному полю, находящемуся на задней территории школы. Кроме ворот по бокам с частично порванной сеткой, да почти стёршихся белых линий по периметру, на нём можно было увидеть целых шесть баскетбольных корзин, две из которых, возвышаясь над футбольными воротами, выглядели весьма комично. Ричи со всеми ребятами, кроме тех, кто был освобождён от физкультуры, среди которых был и Эдди Каспбрак, пробежали вокруг двухсот метрового поля кругов пятнадцать и, страшно запыхавшись, сели на низкие трибуны, ожидая пока учитель распределит детей по командам. К слову у Стэнли и правда была своя программа, и Ричи почти угадал её: им нужно было пройти полосу препятствий, которая возвышалась метров на пять над землёй и, к слову, тоже по какой-то причине была прозрачной. — Эдс, ты же любил бегать, помнишь? Ричи, тяжело дыша, плюхнулся рядом с Эдди на скамейку и вопросительно поднял глаза. — Может хватит, а? — тот кажется принял ещё одну попытку избежать такой интерпретации своего имени, но, заметив, что парень никак на это не отреагировал, тут же ответил, — Да я и сейчас люблю, только не могу, сам понимаешь… Брови Тозиера поползли вверх и каких-то пару секунд он, не отрываясь, сосредоточенно смотрел в лицо Эдди, находясь как будто в прострации. В голове вдруг снова пронёсся вихрь давно забытых образов. …Слабый свет настольной лампы… Мягкие покрывала скрипучей кровати… Запах мармеладных конфет по всей комнате… Рука на чьем-то хрупком плече… Громкий детский голос, в котором взрываются нотки недовольства и раздражения, всё равно что ложка соли, случайно просыпавшаяся в сладкий чай… И тут неожиданно спросил: — А ты выполнил своё обещание, Эдс? Каспбрак нахмурился, словно не понимая о чём речь, и хотел уже что-то сказать, но, открыв рот, осёкся — новая вспышка света засветила память. Только серьёзные глаза Ричи никуда не делись. …Он смотрел на него строго-престрого, а Эдди не мог отвести взгляд, потому что во-первых такой взгляд был для Ричи большой редкостью, а, во-вторых, тема для разговора действительно была серьёзная. Каспбрак чувствовал что-то странное, что-то на щеках, что-то в середине грудной клетки и это что-то заставляло одновременно хотеть отвести глаза от лица друга и также сильно никогда этого не сделать. Ричи ждал ответа, но Эдс не мог ответить. Не потому что не знал что, а потому что не хотел, и какой-то скрипучий звук, такой же как и его сердце в этот момент, вырвался из груди вместо слов. Наконец, последовал следующий вопрос: — Эдс, ты можешь дать мне одно обещание? Знаешь, как прощальную клятву? При этих словах в горле начал образовываться маленький комочек и Эдди едва заметно кивнул. — Так вот. Пообещай мне, что больше никогда не будешь позволять другим помыкать собой. Что будешь делать вещи, которые тебе действительно нравятся и твоя мамка не будет стоять у тебя над душой и контролировать каждый твой шаг. Эдс даже рот приоткрыл от таких клятв. — Тебе легко говорить, Ричи… Ты же знаешь, ей нужна поддержка. — Мы уже сотню раз говорили об этом, Эдди. Телевизор смотреть ей нужна поддержка? Мыться с ней в ванной — тоже? А то что ты не ходишь на физкультуру, хотя тебе нравиться бегать, это тоже поддержка? Чего? Чистоты твоих кроссовок? Она слишком сильно тебя опекает. Это ненормально. Даже моя мама так за мной не следит, хотя и говорит, что следовало бы! — Может ты и прав… Конечно Эдди не мог полностью согласиться с другом, но иногда так хотелось свободы, где можно не возвращаться домой ровно в семь, есть сколько хочешь мороженного, оставаться у Ричи дома хоть на неделю и спокойно пробегать несколько сотен метров с запасным ингалятором в кармане… Эдди вспомнил весь этот разговор в один миг. Слова не так подробно отпечатались в его сознании, но эмоции почему-то были самыми яркими. Он вспомнил всё это так быстро, что даже не уловил, когда забыл про обещание, данное Тозиеру. Или предпочёл забыть. — Я не знаю, Рич. Самый простой способ отмахнуться от любого вопроса. — Что значит не знаешь? Эдс, ты же… — Хватит, Ричи! Просто хватит! Почему ты сейчас об этом говоришь? Эдди практически озвучил свои мысли. Вернее было бы спросить: почему ты вообще об этом говоришь? Как можно нормально ответить на подобное, когда поверхность памяти настолько затуманена прошедшими годами. — Мне просто стало интересно. Ричи не смутился и по его лицу было прекрасно видно, что он ещё вернётся к этой теме. Эдди не очень то хотел возвращаться. Поэтому и сказал то, о чём через секунду пожалел: — Это и не важно, Ричи, — и совсем тихо добавил, — Она всё равно была права в итоге… Эдс сказал это с такой уверенностью в голосе с какой, кажется, никогда не говорил. Или Ричи просто не помнил. Но он сразу понял, что тот говорит про свою мать и его так разочаровали скорее не слова, а тон Каспбрака, что он нахмурился, прикрыл глаза и покачал головой. И уже развернулся, чтобы сказать что-нибудь убедительное и в меру колкое, но вдруг наткнулся на взгляд Майка, сидевшего с другой стороны от Эдди и внимательно слушающего весь разговор. Он смотрел на Эдди так, как будто знал то, что Ричи знать никак не мог. Это был взгляд не сочувствующий, не разочарованный, но его насквозь пронзала вина. Правая рука Хэнлона сжимала предплечье левой до белизны в костяшках, и Ричи уже давным давно понял, что означает этот жест приятеля. Но совсем не понимал почему он имел место быть сейчас. Что Эдди рассказал Майку? Что Майк сделал Эдди? Почему у него в глазах столько боли и безмолвных извинений? — Тозиер! Ричи вздрогнул. Окрик прямо над его ухом был похож на сигнал радара. Медленно посмотрев наверх, парень увидел перед собой тренера. — Ты ведь Тозиер, так? — Да, сэр. — Тогда почему не отзываешься, когда я тебя зову? Я уже раза три сказал: будешь играть за вторую команду. А теперь быстро поднялся и в строй! Тот нехотя встал и последний раз посмотрел на товарищей, что по прежнему остались сидеть на скамейке: Хэнлон уже не смотрела на Эдса. Его взгляд был прикован к Ричи, но в нём попрежнему плескались волны собственного удручения. Намечалась игра в баскетбол. Ричи любил эту игру и у него хорошо получалось, во многом ещё благодаря высокому росту и силе, которая каким-то образом уместилась в его не очень то крепком на вид теле и разлилась по нему в процессе взросления. Однако он не отрицал, что это одно из последствий шрама на левом боку. Оглядевшись, парень заметил, что возможно на этом уроке он не будет столь успешным: многие ребята из команды соперников, как впрочем и из его собственной, выглядели значительно выше и больше. По какой-то причине Ричи был уверен, что все кто сейчас вышел на поле не спали в полнолуния, имели способность чувствовать эмоции и обладали нечеловеческой силой и быстротой. Проще говоря, все они были оборотнями. Играть тут же расхотелось — мальчик забыл, что он и сам был таким. Резко раздавшийся пронзительный свист со стороны скамеек заставил вздрогнуть и тут же послышались удары многочисленных ног и баскетбольного мяча по асфальту и азартные возгласы игроков и болельщиков. Ричи двигался чисто машинально, уходя то вправо, то влево, стирая подошвы кроссовок, и тянулся всем телом к мячу, стараясь принимать участие в игре. Окружающие его парни действительно отлично играли, и он недоумевал зачем вообще он здесь такой нужен, если они и сами прекрасно справляются. Однако скоро всем стала ясна его нелёгкая участь: он был козлёнком среди стаи волков. Ученики хоть и справлялись хорошо, но грязные трюки пачкали всю игру, за которую Ричи сбили с ног раз пять, два из которых подставили подножку и три пихнули локтём. Когда ему всё-таки удавалось завладеть мячом, все тут же начинали ему орать что-то вроде «Костлявый, сюда пас!» или «Чего ты встал, придурок? Двигайся!». Ребята из противоположной команды и вовсе начинали дружно утверждать, что он не умеет играть. «Ну как пятиклассники, блять» — подумал Ричи. Его вовсе не задевало ничего из этого: во-первых, он знал, что умеет играть, а, во-вторых, парень вовсе не был костлявым, просто худым. Худее во всяком случае, чем эти верзилы. В один из таких моментов, когда в лёгких уже не оставалось воздуха, а расстояние до кольца было всего метра два, какой-то отчаявшийся игрок двинул своим мускулистым локтём прямо Ричи в нос. В глазах заметались искры и закружились галактики космоса, в то время как из носа тонкими струйками боли полилась горячая жидкость. Тут же перестав чувствовать шершавую поверхность мяча под пальцами, мальчик схватился за лицо. На самом деле это было не так больно, просто у Ричи был достаточно чувствительный нос и часто шла кровь. Сквозь пелену возмущённых возгласов, тренерского свистка и пульсирующей боли в переносице, он различил чей-то выкрик: — Бев! Иголки испуга и холодной растерянности пронизывали этот голос и Ричи открыл глаза, повернувшись к трибунам, где сидели товарищи. И тут же застыл на месте от странного ощущения, словно конечности сковали невидимые кандалы, а на ногах его удерживает не он сам, а воздух, как сильный ветер где-нибудь на морском берегу, на который можно ложиться, не боясь упасть. Больше он никуда не мог смотреть и видел перед собой лишь покрасневшие зрачки, вонзившиеся в его и кажущиеся так близко, словно находились вплотную к лицу. Тёмная вязкая пелена растекалась вокруг, заволакивала звуки, запахи, весь окружающий мир и создавалось впечатление, что ничего, кроме этих зрачков, больше нет… Внезапно всё прекратилось. Зачаровывающие глаза куда-то исчезли, резко включился свет, а громкие выкрики людей так ударили по ушам, что Ричи чуть не упал. Однако сзади его поддержали чьи-то руки. Тряхнув головой, парень посмотрел через плечо и увидел Билла, который выглядел серьёзно, однако подбадривающе ему улыбался. Ричи не понимал, как можно совмещать в себе серьёзность и улыбку одновременно. Потом он посмотрел перед собой и что-то больно кольнуло в сердце, как осиновый кол. Беверли лежала на полу, очевидно без сознания и с широкой повязкой на лице. Откуда-то дети достали носилки и сейчас пара особенно мускулистых парней подняли Бев, как пушинку, и понесли прочь с поля в сторону школы. Ричи примерно догадывался, что произошло, но решил всё-таки спросить у Майка с Эдди и Биллом, а также незаметно подлетевшего к ним Стэна: — Что только что произошло? — Это иногда случается, — Майк ответил с небольшим вздохом. — Всё из-за крови. Ричи посмотрел на свои красные от жидкости руки. — Так она хотела её выпить? Парень не стал говорить, что тогда он мог бы обратиться или вообще умереть, ведь по компании и так пробежал холодок. Похоже все живо представили себе эту картину, хотя никто не хотел этого делать. — Ну да. На этот раз ответил Билл. — Только ты не обижайся на неё, она ещё не настолько владеет собой. Бев и Эдди попали сюда всего год назад. Ричи попытался ответить как можно беззаботнее. — Да ладно, Билли-бой. Я же понимаю. Иногда и правда хочется у кого-то кровь выпить. Например у исторички. Все переглянулись с немного нервными улыбками — учительница по истории и правда была той ещё стервой. После неудавшегося матча оборотней в баскетбол играли маги и медиумы. Игра была не долгой и скоро, по звонку, все отправились обратно в здание. Ричи не стал никому говорить, что не может выкинуть сегодняшнее происшествие из головы уже два урока. Какая-то навязчивая мысль покалывала мозги, в которых вертелась карусель из недоверчивого лица Эдди, лиц игроков по команде, пышущих злобой, каплях крови на руках и ненасытных глаз Беверли. Всё это почему-то заставляло чувствовать жгучую злость на себя, хотя он ничего такого и не сделал. Прошло всего пять дней в школе, конечно он не будет ощущать себя здесь своим. Ричи утешал себя этими словами, но что-то подсказывало ему, что дело вовсе не в этом. Наверно, он попрежнему не мог привыкнуть к этому месту. А точнее не хотел привыкать. Ему не хотелось верить, что вокруг него теперь всё время будет происходить что-то подобное, будет окружать кровь, злость, боль, пропащие по жизни люди и движение в никуда. Потому что это всё просто не имеет смысла. Потому что «зона» — это полная хрень. А по сему и вся его жизнь — в обличье монстра — теперь хрень. Окончательно испортил настроение Ричи поход к психологу. Он не только не спрашивал ничего, что могло бы вселить надежду в его профессионализм, но и все его действия, от теста Роршаха до банальных вопросов о самочувствии, заставляли чувствовать себя безнадёжно. Ну, а последняя его фраза, брошенная когда Ричи уже поворачивал дверную ручку, и вовсе заставила пол будто провалиться под ногами: — И попробуй не сильно зацикливаться на полнолунии, Ричи. Ты же помнишь, оно через неделю? Парень в этот момент вздрогнул так сильно, что дверь перед его лицом открылась быстрее, чем хотелось бы. И Ричи непременно получил бы деревяшкой по голове, если бы не его нога, которая стояла впереди так, что весь удар пришёлся на неё. — Да, — прохрипел Тозиер так, что даже не узнал своего собственного голоса. Но для верности решил добавить, — Конечно. Спасибо. Ноги еле тащили, и парень медленно шёл к выходу по длинному коридору первого этажа. Голова казалось сейчас взорвётся от всевозможных весьма удручающих мыслей, поэтому Ричи не смотрел наверх, на яркий свет светодиодных ламп, хотя на самом деле не был так уж против взрыва. Может ему хотя бы полегчало бы. Но тогда он не смог бы поскорее выйти отсюда — помещения с давящими стенами. Только он знал, что когда выйдет на улицу давка не прекратится, наоборот, станет ещё хуже, ведь когда на тебя давят несколько зданий, да ещё и небо над головой, это намного тяжелее. От этого не уйти. От самого себя не уйти. — Эй, Ричи! Тот не сразу отреагировал на знакомый голос. Медленно остановившись и подняв голову, он увидел Билла, Майка и Эдди. Они шли к нему навстречу. — А вы чего ещё не ушли? — Решили тебя подождать, — объяснил Эдди. — Поход к школьному психологу — это кошмар. — Кажется он вообще не понимает, что делает. — Так всегда кажется. Да тут много уметь и не надо, — оптимистично заявил Майк, протягивая Ричи несколько скреплённых скрепкой бумаг. Ричи глянул на них и понял, что это было именно то заявление, котором говорил Стэн. Майк тем временем продолжал: — Ему главное понять твоё самочувствие в принципе, понять не хочешь ли ты кого убить, что впрочем довольно легко… — Скажите мне одну вещь, — Ричи, казалось, спросил это резче, чем надо. — Здесь не любят оборотней, потому что они тупые мудаки или потому что их берут первыми играть? Все переглянулись и Майк, настороженно посмотрев, на Тозиера ответил: — Скорее первый вариант, но второй нам тоже не по душе. И слегка улыбнулся. — Класс, Майки, это конечно облегчило мне жизнь. Они уже шли по школьной площади, направляясь к воротам, и лицо Майка, покрытое волокном сумерек, в свете фонарей привиделось Ричи испуганным. Он понял, что наверно этот вопрос может насторожить остальных, мол ему не поебать на мнение окружающих. Но ему похуй. Однозначно. Поэтому Тозиер тут же поспешил сменить тон и тему: — Ну так, где вы живёте? — Нам с Биллом направо, — ответил Эдс. — Мы идём до перекрёстка и дальше я иду в сторону Нэйболт-стрит. Билл живёт недалеко от Пустоши, а Майку сейчас прямо, в сторону ферм. Эдди проговорил всё это очень быстро и Ричи в который раз ухмыльнулся этой его манере и, конечно, не мог не сказать что-то на эту тему: — Эдс, ты же знаешь, что я ни слова не понял? Что ты тарахтишь, как трактор. — Не моя проблема, что ты такой непонятливый, — Каспбрак только плечами пожал. Так они дошли до главной улицы, где и нужно было разбредаться каждому в свою сторону. Напоследок Тозиер прокричал: — Я надеюсь, вы покажете мне эту свою Пустошь, да? — Всенепременно! — развернувшись, Майки помахал ему рукой. Едва Ричи отвернулся от приятелей, улыбка исчезла с его лица так быстро, что он и сам не заметил и мрачно поплёлся домой по сухим, но промозглым улицам, мигающим фонарями и вывесками магазинов, редкими фарами машин и привычной пустотой. В окнах не горел свет и сквозь приоткрытые щёлки не сочилась музыка — Рони не было дома. Ричи впервые почувствовал облегчение от этого факта: появлялось время и тишина, чтобы подумать. Но думать, несмотря на то, что очень хорошо умел, он не любил. Про это Ричи даже придумал весьма очевидную фразу: «Если появляется время подумать, должно быть время и поплакать». Плакать он конечно не собирался, но суть такого высказывания была вполне понятна. Мало ли до чего додумаешься один, в темноте и тишине чужого дома, в городе, который кишит сверхъестественным. Особенно в один из таких дней, которые однозначно можно назвать паршивыми. Настроение тоже именно таковым и было. Внутри как будто скреблись чёрные кошки, и Ричи не понимал почему они не сидят спокойно, ведь он мог бы уже и смириться со своей участью. Да, это сложно, но что ещё остаётся делать, когда никакой дыры в сетчатом заборе с колючей проволокой или иного способа выбраться из этого прогнившего места, где он оказался, нет? И он похоже застрял здесь навсегда. Ричи не верил в то, что ему говорил Майк, а то, что другие не особо его поддерживали лишь подкрепляло уверенность в безнадёжности ситуации. Только совсем глупый не поймёт, что людям не зачем помогать таким, как те, кто живёт в Дерри. Майки конечно не был глупым, дело было лишь в том, что он не знал людей так, как их знал Ричи, ведь прожил в «зоне» всю жизнь. Возможно именно для таких как Хэнлон и была создана программа «Дружба народов». Господи, всё это такой бред. Зачем нужны все эти психологи, разговоры с директором, мероприятия, дебильная программа социализации? Люди играют в заботливых и готовых сотрудничать, а обитатели «зоны» по глупости им подыгрывают. Почему? Неужели это не очевидно, что, как совершенно справедливо выразился Стэнли, они считают их дикарями, которых нужно бояться, но воли им не давать? Может все, кто здесь живёт и вовсе не хотят другого… Всегда быть в подчинении кому-то, не нести никакой ответственности, это ли не лучший образ жизни? Ричи не мог с этим согласиться: так дерьмово ему давно не было. Поэтому, не будучи в силах больше выносить свои мысли, он встал и подошёл к открытому проигрывателю. — Нет в жизни больше ничего важного, кроме британского рока, — произнёс он с закрытыми глазами. И врубил музыку на полную громкость. По одной из улиц Дэрри пронеслись слова: «Empty spaces, what are we living for…»