На память

Для того, чтобы усидеть на лошади, много ума не нужно. Кажется — сущая мелочь: садись в седло и крепко держи поводья руками, умей громко кричать «но!» и мчись себе на верном скакуне вперед — к новым приключениям и прекрасным принцессам. Однако реальность часто разнится с тем, о чем нам рассказывали в детстве. Я привыкла. Дорожная пыль, поднятая шедшим чуть впереди конем, била в лицо и мешала дышать. Мне часто приходилось прикладывать усилия, чтобы не раскашляться Я не знала, за что держаться: то ли за седло, то ли за поводья — последние доверия мне не внушали совсем. Еще чего глядишь, потяну со страху — и полечу с этой громады прежде, чем едущий немного поодаль меня дракон успеет рассмеяться. Он, впрочем, был на верном пути. Со своего вольготного места на черном, как угли, коне мне было прекрасно видно, как губы высшего существа совсем не по-аристократически раз за разом насмешливо растягивались, стоило мне приглушенно выдохнуть или прошипеть что-то неразборчивое на очередной кочке. Было страшно. Но этот обывательский страх не шел ни в какое сравнение с тем замиранием сердца, поразившим меня в городе, что остался позади. Он прибыл один. На огромном коне, с прямым величественным станом, сжимавший в ладони поводья лошади поменьше, высший возвышался над всеми нами, будто огромная скала. Не отвести взгляда. Тишина повисла над некогда шумным городом — такая звонкая, что я, могу поклясться, слышала сдавленный выдох сэра Годрифа и плач соседского мальчика, которому когда-то помогала клеить воздушного змея. Мне никогда прежде не приходилось видеть дракона настолько близко, да и вообще — видеть. Все прошлые жатвы Грейс, словно боясь, что решение совета может измениться, не выпускала меня из дома. А я и не рвалась. Первозданный ужас, будто передающийся детям с молоком матери, сковывал меня всю. Я не боялась самих высших, нет. Меня пугала неизвестность, следующая за ними по пятам и окутывающая всех, кто смел приблизиться к ним. Пролетевшая мимо огромная пчела выдернула меня из пучин памяти. Ненавистные цветы! Несложно было догадаться, что именно приманило насекомое ко мне! Попытки прогнать ее чуть не увенчались переломом; лишь в последнюю секунду перед падением я успела каким-то чудом ухватиться за край седла. Спереди послышался обреченный вздох. — Не цепляйся за седло, как за последнюю надежду. Возьмись за поводья. — Великий и ужасный дракон совсем по-человечески закатил глаза, когда я неуверенно взяла в руки веревки. — Ну смелее, они не кусаются! — Дракон потянул поводья на себя, и его конь тут же отозвался недовольным фырканьем и замедлил ход. Еще секунду спустя мы поравнялись, и мне только оставалось надеяться, что это было не для того, чтобы скинуть меня с седла, если высшему надоест возиться со смертной. — Уже лучше. — Кивнул он. Цепкий взгляд чужих голубых, будто светящихся изнутри таинственным светом глаз покалыванием отзывался в макушке. Если бы не глаза, дракон, даже при всей своей статности и заостренным чертам лица, вполне мог бы затеряться в толпе людей — настолько он походил на обычного человека. — А теперь немного перенеси вес тела вперед. Я дам команду — конь ускорится. Не бойся. И правда, стоило дракону негромко бросить «Але!», оба скакуна едва ли не перешли на галоп. Магии, к сожалению, не случилось — в седле я по-прежнему чувствовала себя некомфортно. Только на этот раз я старалась покрепче сжимать зубы, чтобы ненароком не испустить испуганного вздоха, не выпускать из вспотевших от переживаний ладоней поводья и, насколько было возможно, не двигаться вообще. Мне оставалось лишь надеяться, что мою неопытность не примут за неблагодарность. — Да, никуда не годится… — негромко цокнув языком, вновь заговорил дракон. Я и сама это понимала. Мои, пусть и искренние, но потуги со стороны наверняка выглядели жалко. — Ты что, впервые в седло села? — Раньше не приходилось. Ложь — самое скверное, что существует в нашем мире. Конечно, есть еще и куча других ужасных вещей, но ни что из них не породило еще столько ужасов, сколько случилось по ее вине. Кражи, распри, убийства — и всему причиной лишь добровольное искажение истины. Я никогда не любила лгать; даже когда приходилось, еще долго не могла перестать ощущать это гнетущее горькое чувство предательства собственных убеждений. Ложь не бывает во благо. Она случается лишь вопреки. Но сейчас — рассказывать разглядывающим меня цепким взглядом лазуритовых глаз дракону о том, как брат тщетно пытался научить меня держаться в седле, еще по малолетству, было сродни предательству его памяти. Эти уроки были нашим таинством, забавной игрой в рыцарей и прекрасных принцесс. Были — до тех пор, пока возраст не привел незваных гостей. Распри. — До чего же ты забавная, конечно… — усмехнулся каким-то своим мыслям дракон. — Столько эмоций всего за пару мгновений! И это беспардонное любопытство… — О чем вы? — Да хотя бы об этом. — Вечерело. Закатное солнце светило так ярко, что я с трудом могла различать очертания высшего сквозь яркий свет у него за спиной. Дракон же только пользовался этим, продолжая меня разглядывать — я чувствовала его взгляд. Или мне только казалось? — Отвратительные цветы. — Наконец заключил он. — И абсолютно тебе не идут. Вот чего никогда понять не смогу — так это почему в каждом поселении, каждую жатву и каждого избранного ею наряжают, словно королевских особ на балах? — Традиции, — тихо протянула я, хотя у самой в голове уже долгие годы крутился этот вопрос. Шились лучшие костюмы, самые дорогие ткани покупались городским управлением и держались под строжайшим надзором… и все ради того, чтобы потом эти вещи пачкались в дорожной пыли. Неужели некоторые и правда рассчитывали, что подобные наряды как-то помогут будущим рабам? Была в этом какая-то жестокая ирония — нарядить кого-то в прекрасные наряды в последний раз. — Глупые традиции, — тоном, которым обычно дети отвергают родительскую заботу, отмахнулся от наших обычаев дракон, и в тот миг я была согласна с ним больше, чем с кем-либо еще в этом мире. Тему про мое мнимое любопытство дракон развивать не стал. Зато я в полной мере ощутила и поняла, что же он имел в виду. Давно пора бы запретить этикетом прерывать мысли на полуслове! Жуткие мучения. — Как твое имя? — Эрсель, — ответила я и против воли поморщилась привкусу дорожной пыли во рту. Дракон беззлобно усмехнулся, плавно поводя плечами и будто бы говоря: «Добро пожаловать в новый мир!». И, словно в подтверждение моих мыслей, высший протянул мне свою широкую ладонь в черной перчатке. — Мое имя Найтлэй. — Этот человеческий жест вверг меня в ступор. «Не заговаривай с драконами и не прикасайся к ним, ты никто и ничто!» — наставлял меня ненавистный глава с таким напыщенным видом, будто не правила поведения диктовал, а посвящал в великое таинство. И что же теперь выходило, что все те трактаты не имели ни малейшего значения в драконьем обществе? Или Найтлэй был единственным высшим, который терпел пусть и не панибратство, но явное нарушение знаменитого драконьего личного пространства? Неуверенно, но я протянула ладонь в ответ. Моей заминке дракон лишь благодушно фыркнул. — Вот это дрессировка. Что, на каждую мою фразу будешь прикидывать границы дозволенного и высчитывать вероятность моей немилости? — Ну, может, через одну… — отозвалась на брошенную колкость я и боковым зрением, чуть дыша, следила за его реакцией. Найтлэй одобрительно хмыкнул — гора с плеч. — Быстро учишься. — Приходится. — Даже слишком быстро. Густой лес, все маячивший впереди и дразнящий своей свежестью и прохладой, наконец, стеной возвышался перед нами. Дорога становилась все уже. Уходила вглубь, петляя желтым пятном меж старыми деревьями. Я с наслаждением вдохнула чистый лесной воздух, тотчас же почувствовав себя лучше. Ни пыльное платье, на усталость в спине, ни начавшая понемногу мучить жажда — ничто не могло осквернить то чувство наслаждения, вдруг переполнившего меня в тот момент, когда над головой раскинулись кроны. — Сколько займет дорога? — я все же осмелилась задать тревожащий душу вопрос вслух. Страх перед Найтлэем, что при первом взгляде на дракона бы почти невыносим, незаметно для меня сошел на нет, но, несмотря на это, бдительности я терять не собиралась. Слишком уж дорого могла обойтись такая оплошность. Подобно тому, как милосердие являлось прерогативой победителей, беспечность знавалась уделом глупцов. Дракон чуть нахмурился, потупляя взгляд. — Около четырех часов, — наконец ответил он. — Но-но! Что за тяжелые вздохи, Эрсель? — если четыре часа в этом ужасно неудобном седле — мое наказание, то я требую вступить в силу презумпции моей невиновности! Зато сам Найтлэй разочарования со мной не разделял, напротив, глядя на меня, откровенно веселился. — Выше нос, ты, по крайней мере, не идешь пешком за моей лошадью! Не согласиться с ним было невозможно. Как бы ни хотелось в самой что ни на есть человеческой привычке начать сетовать на свою тяжелую судьбу, я постаралась взять себя в руки. Мне вдруг вспомнилось, как раньше я могла часами гулять по лесам, которые, словно бескрайний океан крошечный остров, окружали наш простенький дом. Без устали и в одиночку. Только я и окружавшая меня природа, никогда не пугавшая меня даже после отцовских рассказов о диких зверях, что кишели в тех местах. Тогда это казалось мне очередной страшилкой. Сейчас же — я удивлялась, как же мне не случилось столкнуться ни с одним из ее героев. Везение ли, или голодный год? — Я думала, обитель Графа высоко в горах. — Вдруг вспомнила я. — А тут — пару часов от города, неужели драконы ближе, чем говорят? — Все-то тебе интересно! — Я потупила взгляд, чувствуя, как к щекам приливает краска. Дракон оказался не только прав в своих словах о любопытстве, но и донельзя проницательным, раз раскусил его раньше меня самой. — Замки и правда стоят высоко в горах, тут тебя ваши городские страшилки не обманули, — усмехнулся он. — А то место, куда мы едем… Это так, перевалочный пункт. Как только все выбранные жатвой слуги прибудут — Граф Диамайт отберет тех, с кем вернется в свой замок. От слова к слову становилось все интереснее, а главное — любая информация об этом могла бы мне пригодиться. Но выспрашивать все сейчас у Найтлэя было бы пусть и очень удобно, но донельзя глупо. Играть я никогда особо не умела. Что бы ни старалась подделать, когда того требовали обстоятельства, выходило из рук вон плохо. Но сейчас, собрав все крупицы отсутствующего таланта воедино, я напустила настолько незаинтересованный вид, насколько могла. — И как проходит отбор? — Понятия не имею. — Найтлэй чуть обогнал меня, и поэтому ему пришлось обернуться, чтобы продолжить разговор. Дорога незаметно для меня обернулась тропинкой. Настолько узкой она была, что пару раз еловые ветви неприятно скользнули по моим голым рукам. — Диамайт сам решает, кого и что ждет. Но… — Дракон поймал мой взгляд, и в глазах его не было ни тени прежней беспечности. Такая перемена вновь напомнила мне, что передо мной — не человек. Не приятель. Не спутник. Дракон — самое опасное и могущественное существо. Я невольно поежилась под пристальным взглядом. — Не вздумай, слышишь, стремиться попасть в эту кассу избранных. Просто дружеский совет, Эрсель. Обратно никто не возвращается. А ты, я вижу, — хмыкнул Найтлэй, чем окончательно выбил меня из равновесия: — Желанием служить и задерживаться у нас не горишь. Его слова больно ударили прямо в солнечное сплетение, выбивая весь воздух из легких, а взгляд легко скользнул по кулону. Случайно ли? Унять дрожь в руках было неимоверно сложно. Наверняка Найтлэй имел в виду побег. Условившись про себя думать именно так, я продолжила: — Вы расскажете ему? — Я не могла отдышаться. Сердце стучало в груди так сильно, что шум крови в ушах заглушал все звуки леса. Больше всего на свете сейчас я хотела услышать ответ. Больше всего на свете я страшилась его. Губы Найтлэя изогнулись в подобии улыбки, и он, прикрыв на миг глаза, отрицательно мотнул головой. — Не стоит беспокоить Графа по пустякам. Сбежать все равно не выйдет. «То, что ни у кого не получалось, еще не значит, что невозможно» — призывно кричала моя самонадеянность, а вот здравый смысл, напротив, подсказывал, что именно это и было сутью сказанной драконом фразы. Мне оставалось только надеяться на чудо. Что же, посмотрим, что ожидает меня по ту сторону леса. Поводья прекрасно скрывали дрожь, охватившую мои похолодевшие пальцы. Остаток пути мы провели в гробовом молчании.