Техника безопасности при экспериментах над хроноворотом

За полчаса до времени, к которому Эвансу следовало явиться пред ясны очи директора Хогвартса, Гарри отложил свое вышивание и ушел переодеваться, справедливо решив, что благотворительный подаренный еще в мае костюм — или то, во что он превратился за месяцы постоянной носки — совершенно не годится для первой встречи. Он вышел из-за своей ширмы уже красавчиком — и с интересом обнаружил переодевшуюся Маб. Маб не в брюках. Маб в платье. — Схожу с тобой, — как-то обреченно ответила она на его вопросительный взгляд. — У Армандо все равно имеется небольшой должок, а мы в ответе за тех, кто нас приручил и все такое. — Ты что, носишь траур? — изумился Гарри. Маб, стоически пытающаяся хоть как-то заколоть свою густющую медную копну волос, хмуро на него взглянула. Платье на ней было самое простое, такого вневременного фасона — широкая юбка, облегающий верх, скромная кружевная каемка по вороту и рукавам — и было темно-синим, почти черным, но вспыхивающим при каждом движении синими бликами, как ночная вода. — Нет, — мрачно отозвалась она. — Мне просто идет расцветка. Эванс еще несколько минут наблюдал, как она роняет шпильки и чертыхается, пока это ему вконец не надоело. — Иди-ка сюда, — приказал он. Когда Маб опустила руки, он пробормотал чудом сохранившуюся в памяти формулу и сделал сложное движение палочкой. Волосы тут же собрались в претендующий на элегантность узел. Маб критически посмотрелась в зеркало и милостиво кивнула отражению. — Счастливая была твоя жена, — мимоходом прокомментировала она. — Пойдем, невежливо заставлять человека ждать. Гарри так проникся ее внешним видом, что даже по всем правилам этикета пошел в камин первым — чтобы поймать даму на выходе. В кабинете директора было темновато и не так захламлено, как при его преемнике — этакий деловой минимализм. Впрочем, Эванс особо не рассматривал обстановку, тут же развернувшись к камину и готовясь подхватить Маб. — Вообще-то, молодой человек, вы могли бы и поздороваться, — недовольно прозвучало из-за спины. — Вообще-то, дорогой Армандо, некрасиво здороваться, не дождавшись спутницу гостя. Пятое издание правил этикета под редакцией Отто Великолепного, такая зелененькая книжица, страница девяносто два, — ответила как раз вынырнувшая из камина Маб, перешагивая решетку и критически рассматривая слегка испачканный в саже подол платья. Эванс тут же невербально бросил на нее Очищающее. — Вот теперь здравствуй. Прекрасная сегодня погода, не находишь? Директор спал с лица — очень отчетливо даже при незажженных свечах. Гарри по праву гордился своими способностями к мимикрии. Их пришлось с огромной скоростью развивать после смерти семьи и соответствующих проведенных ритуалов, когда вездесущая Гермиона, не слишком разбираясь ни в особенностях магического брака, ни в совместимости потоков и их разрыве, активно пыталась вытянуть его из, как она полагала, затяжной депрессии. Депрессией тогда-еще-Поттер не страдал никак — после «холодного сердца» он не чувствовал вообще ничего, кроме некоторого раздражения от Гермиониной активности. Но, тем не менее, пришлось учиться заново выражать эмоции, просто чтобы от него наконец отстали с соболезнованиями. Тогда-то и родилось его амплуа развеселого придурка — оказалось, что ничего не чувствуя, сложно дозировать внешнее проявление уместных чувств, а люди любят эмоциональных и жизнерадостных намного больше, чем ледяных чурбанов, даже если они сами те еще чайные ложки в эмоциональном диапазоне. Но на фоне Маб, откровенно говоря, он чувствовал себя жалким дилетантом. У нее сменилась осанка, походка, интонации, даже голос. Его встроенный аристократометр, откровенно говоря, зашкаливал, если вообще не сломался. Не то чтобы до этого Маб не была снежной королевой, но сейчас, кажется, она могла способствовать приходу зимы где-то в Сахаре. Неудивительно, что Диппет, окончательно потеряв дар речи, пялился на нее, как кролик на удава. — Может быть, мне предложат присесть? — осведомилась Маб, брезгливо рассматривая колченогий стул для посетителей. — Д-да, конечно! — воскликнул Диппет и засуетился. — Сейчас, сейчас… Может быть, чаю? — он поперхнулся, увидев ее выражение лица. — Ох, простите старого дурака, совсем запамятовал! Небольшая дверца за спиной директора открылась, пропуская летящие кресла, заменившие собой стул. Гарри с большим удовольствием отодвинул для Маб одно, искренне наслаждаясь спектаклем. Та уселась с поистине королевским величием и следующие несколько минут с самым издевательским видом обсуждала погоду, явно наслаждаясь проступившей на лбу Армандо испариной. Эванс не знал, что их связывает, но с каждой минутой утверждался в мысли, что маленький директорский должок на самом деле размером с Хогвартс. — Итак, дорогой Армандо, — продолжила Маб, видимо, решив наконец, что все погодные формальности соблюдены и доведя собеседника до нервного тика. — Как тебе, должно быть, известно, в это прекрасное заведение на пятый курс поступает новый ученик, Гарольд Эванс. Знаешь ли ты об этом? Дорогой Армандо медленно, завороженно кивнул. — По счастливому стечению обстоятельств этот молодой человек также является моим личным учеником, — продолжила Маб (Гарри охренел и очень надеялся, что этого не видно по его лицу; впрочем, Диппет сейчас мог и пришествие Гриндевальда в одном бикини не заметить). — Ввиду взятых обязательств я сочла необходимым присмотреть за тем, чтобы зачисление Гарольда и его последствующее обучение прошло без эксцессов. Как ты думаешь, Армандо, с этим могут быть какие-нибудь проблемы? — Никаких, — быстро отозвался директор. — Все в…эээ… лучшем виде. Вы могли бы дать мне свои документы, юноша? Гарри молча протянул ему свиточек. — Прекрасно, Гарольд Эванс, — пробормотал Диппет, чуть успокаиваясь. — Вы бы предпочли пройти…эээ… распределение сейчас или со всеми? — Сейчас, если можно. Директор молча протянул ему Шляпу. — Вы…эээ… знакомы с процедурой? — осведомился он. Вместо ответа Гарри натянул Шляпу по самые глаза. «Я же говорила, что тебе надо на Слизерин,» — заметил в его голове мерзкий голосочек. «Хотя с момента нашей встречи многое изменилось. С твоими замашечками я бы предпочла, чтобы ты шел в Дурмстранг.» «Ага, значит все-таки ты ставишь ментальные закладки!» — обрадовался Гарри. «Дашь схемку потоков посмотреть?» — Слизерин! — гаркнула Шляпа вместо ответа. Маб выразительно коснулась пальцем ушка с жемчужной сережкой, и Диппет, заполнявший что-то в здоровенном гроссбухе, тут же принялся многословно извиняться. Гарри отнес артефакт обратно на полку, жалея, что не может впиться в него, как клещ, и умостился обратно в кресле. Спускались сумерки; Маб, изображая наставницу, ела директору мозг, выясняя условия проживания, и, кажется, успела выбить ему комнату на двоих, право удаляться из замка по первой необходимости и вплетения его в структуру защиты для экстренного перемещения портключом. Гарри, не особо вникая, наблюдал за ними, и Маб, освещенная сейчас только камином, вдруг отчетливо стала напоминать ему королеву-девственницу Элизабет — то ли великолепными рыжими волосами, то ли ледяным величием. — Кажется, мы с вами все обсудили, — наконец смилостивилась она. Диппет отчетливо облегченно выдохнул. — Один момент, — тут же проснулся Гарри. — Если мне не изменяет память, первое сентября приходится на следующее воскресенье. Поскольку поездка Хогвартс-экспрессом занимает едва ли не весь день, а распределение я уже прошел, могу ли я придти камином уже после праздничного пира? Прошу прощения, но некоторые дела требуют их завершения до отьезда. Маб посмотрела на него с иронией, видимо, вспомнив про отвальную. Директор закивал как китайский болванчик: — Да, да, безусловно! Мой камин будет открыт для вас с восьми до девяти, буду рад помочь! — Прекрасно, — резюмировала Маб. — В таком случае, мы удалимся. Благодарю за содействие, Армандо. И, — она резко наклонилась вперед, пристально и недобро глядя Диппету в глаза, — я была бы в восторге, если последующие несколько лет мне бы не пришлось являться сюда и решать какие-либо неприятные ситуации. Вы со мной согласны? — Безусловно, — слабо отозвался директор. — Тогда мы не будем злоупотреблять вашим вниманием. Хорошего вечера. Выйдя из камина уже в департаменте и поймав Маб, Гарри заметил: — Даже не хочу узнавать, что это было, но должен признать, королева, что я в восхищении. — Чего только не сделаешь, чтобы созерцать твою рожу поменьше, — с достоинством ответила она.

***

— Иди сюда, кстати, я тебе ученическую печать поставлю, — сказала Маб невзначай. Прямо очень, очень невзначай. Совершенно никакого подвоха. Гарри, наконец-то перешедший уже на третий комплект одежды, едва не запихнул иглу в палец уже без всякой нужды. — Опережая твою многоходовочку, спешу заметить, что на мастерство я сдавать не буду, — твердо сообщил он. — Я был мастером ритуалистики, и полгода у меня совершенно не было времени на артефакторику, пока я не перестал разговаривать с людьми и не заперся в лаборатории на месяц. Спасибо, мне не понравилось. Маб закрыла лицо руками и издала странный звук. Прошло секунд десять, прежде, чем Гарри понял, что она бессовестно ржет. — Спасибо за высокую оценку моих интригантских способностей, — сообщила она, весело блестя глазами. Смех был ей к лицу, сглаживая резкие, недобрые черты лица. — Я вообще-то к тому, что неплохо бы обзавестись доказательствами к тому, зачем это я для тебя директора нервировала. Да и без печати ты можешь проводить только простые ритуалы в моем присутствии. Ты уже половину колеса года пропустил, а, насколько я тебя знаю, тебе бы хотелось отметить Самайн. Ну так что? Гарри немного подумал, пожал плечами и отложил пяльца. — Что, вот так просто? — весело изумилась Маб. — Аргументы мне понравились, — пожал плечами Эванс. — Давай быстрее, у меня еще два костюма осталось. Маб закатила глаза, не переставая, впрочем улыбаться, но руку его приняла, начав одними губами произносить формулу, на месте имени почти переставая ими шевелить. Гарри из вежливости отвел глаза, уважая чужую конфиденциальность. Всем бы так, вообще-то. Предплечье обожгло, и Эванс с интересом рассмотрел изображенную там пентаграмму, прежде чем подтянуть рукав. У ритуалистки определенно было свое гаденькое чувство юмора, основанное, кажется, на каких-то маггловских комиксах — в магических ритуалах пятилучевая звезда практически не встречалась. — Миленько, — глубокомысленно изрек Гарри и плюхнулся обратно на диван. — Ты бы хоть спасибо сказал, балбес, — насмешливо отозвалась Маб. Восцарилась тишина, прерываемая только скрипом пера и потрескиванием псевдо-камина. — Да, кстати, — продолжила Маб еще более невзначай, не отрываясь от своей писанины. — На следующей неделе меня не будет — отпуск, надо решить некоторые дела. Ты там запри зал в воскресенье, как уйдешь в свою школу, на всякий случай, хорошо? Гарри неразборчиво угукнул, чувствуя, как поднимаются короткие волоски на загривке. Он отчетливо понимал, что ему сейчас не слишком тонко намекнули, что оставляют ритуальный зал на неделю в полном его распоряжении. Интересно, Маб сделала какие-то свои выводы, как он по цвету ее глаз, или просто предположила? Они оба знали, что ритуалистка развязала ему руки, но Эванс задавался вопросом, понимала ли она, насколько.

***

Первый свободный от чужого присутствия понедельник (между прочим, без ночного шуршания, курения трубки, кашля и скрипа пера; она вообще спит когда-нибудь?!) Эванс встретил в шесть утра в буфете департамента, страстно обнимаясь с кофейником, готовый отдать его только в яростном бою. Впрочем, идиотов, находящихся на работе в шесть утра и готовых сражаться за живительный напиток сейчас, кажется, не было. Даже Гек с его убийственным графиком работы вчера куда-то умчался в расшитом серебром фраке с самым таинственным видом, так что можно было, наконец, постигать дзен. — Привет, Хронос! Прекрасная сегодня погода, правда? Или не постигать. Гарри с очень вялым интересом посмотрел в фальш-окно, оценивая прекрасную погоду — всегда, кстати, одинаковую — потом на потенциального захватчика кофейника и даже соизволил слегка ему улыбнуться. — О, неужели в вашем отделе хоть кого-то можно узнать в лицо? Привет, Лигр. Чего так рано на работе? Профессионально обаятельный безопасник радостно ему улыбнулся, сел рядом и потянулся к кофе. Эванс любезно отодвинул кофейник подальше от Лигра. Тот оценил ситуацию и налил себе чаю. — А что, у тебя проблемы с узнаванием? — весело удивился он, игнорируя вопрос. — В пределах департамента у нас вроде не все так плохо. — Да ладно?! — оскорбился Гарри. — Я два месяца общался с тем вашим незаметным господином в сером, пока не осознал, что их вообще-то двое! Это ты называешь «не так плохо»?! Лигр картинно поаплодировал. — У меня это заняло полгода, — признался он, доливая себе молока. — Как ты догадался? — Один из них Мастер рун, а второй нет, — буркнул Эванс. — Я полчаса цитировал второму интересную статью из «Трансфигурации сегодня» про использование классического футарка в преобразовании материалов, являющихся исключениями из закона… Безопасник зевнул. — Вот-вот, — мрачно согласился Гарри. — Короче, через полчаса ему удалось меня перебить и сказать, что смена рунолога была вчера. Лигр захихикал. — Вот так любую конспирацию побеждает занудство, — констатировал он. — Но я о другом хотел спросить. Я слышал, Огюссона задолбали до того, что он отправил тебя учиться? Эванс скривился. — Вижу, что правда. Тогда у меня просьба. У меня дочка собирается поступать через два года. Посмотри что там и как, а? Не имею малейшего понятия об условиях. Жена у меня из другой школы, а у меня вообще было домашнее образование. Я прошелся по замку, конечно, но понял только то, что гостиные в подземельях ужасно холодные. Не в службу, а в дружбу, а? — Никода еще не шпионил на шпионов, — задумчиво сообщил Гарри. — Не вопрос. Лигр просиял: — Отлично! Я даже в Попечительский совет пролез, но эти знают еще меньше. Смотрел отчеты, оказалось, что Диппет использует три одинаковых шаблона и их чередует, а эти и не заметили. Если увидишь проблемы, свистни, может что и исправим. И вообще свисти, если будут проблемы. Он выразительно подмигнул, утащил булочку и убежал, профессионально сияя на весь этаж. Эванс проводил его (но в основном булочку) мрачным взглядом. Этот разговор как-то неуловимо испортил ему настроение. Когда оно не исправилось после того, как Гарри забил на вышивку, переделал все портключи из списка, фальшиво вопя «Хабанеру» на все подземелья (за что в присутствие Маб его били подушкой по голове, пока не заткнется) и съел все плюшки с творогом в буфете, он решил принять радикальные меры: сгонял наверх за пивом и ушел жаловаться Грейнджеру. Жаловаться Геку было наибезопаснейшим занятием. Гек был великолепен, самодостаточен и пофигистичен, поэтому забывал все, о чем ему говорили, через десять минут — если это, конечно, не касалось зелий и зарплаты. Ему, правда, не стоило говорить что-то достаточно шокирующее, вроде связей с сицилийской мафией и горячей ночи с «Мисс Ведьмополитен-1940» — Грейнджер при всей своей забывчивости умудрялся быть страшным сплетником — но всегда был шанс, что после нытья о работе и жене он даже не вспомнит личность жалобщика. Гек нашелся у себя в лаборатории любовно полирующим новые хрустальные колбы. Гарри он встретил с лицом «ну что опять?», зато пиво намного более приветливо. — Исповедуйся, сын мой, — с удовольствием изрек он, когда бутылки были открыты, а полдесятка трехэтажных бутербродов вынуты из холодильного шкафа для ингредиентов (Эвансу, что характерно, бутерброд никто не предложил). — Да вот нашел меня сегодня Лигр из безопасников, — задумчиво ответил Гарри. — Сказал, чтобы я для его дочки посмотрел, что там в Хоге творится. Он там вроде бы член Попечителей, может что-то подправить. — Лигр в попечителях? — радостно изумился Грейнджер. — Вот это новость. Ничего так у тебя знакомства. У Гектора зазвенело сигнальное заклинание, и тот сбегал в подсобку: чем-то зазвенел, что-то шумно помешал, и, вернувшись уже в маггловских латексных перчатках, принялся филигранно нарезать очередную дрянь непонятного происхождения, краем глаза поглядывая на Гарри. — Так в чем твоя проблема? Завидки берут или не знаешь, кому проблемы устроить? Я подскажу! — Да вот думаю я, где были эти знакомства, когда я ехал в школу со сломанным ребром, на четыре килограмма легче нижней нормы для ребенка моего возраста и в шмотках моего брата, — задумчиво сказал Гарри. — На пять размеров больших шмотках. Гек вздохнул, дорезал очередной корешок (наверное, это все-таки был корешок) и серьезно посмотрел на Эванса. — Да всегда так было, — сказал он. — Попечители дают денег, учителя учат, а со всем остальным будь добр разбирайся сам. — Я там раза четыре как минимум чуть не умер. Грейнджер вздохнул еще раз и развернулся лицом, рассеянно вертя в руках корешок. Тот, кажется, пытался его изподтишка укусить, но все никак не получалось. — Моя мать умерла, когда мне было пятнадцать лет, — наконец, сказал он. — Школа была неоплачена на следующие два года, я как раз сдал СОВ и не знал, что мне делать. Мне можно было идти в ученики зельевара, но род моего отца был фермерским, а даже если и были бы мастера зелий, все равно полагается отучиться несколько лет у не-родственника — сравнить методы. Я был признанным бастардом и имел какое-то призрачное содержание. Короче, я обошел всех в Англии — я упорный, но закончилось это сам знаешь чем. — И? — заинтересованно поторопил его Гарри. — И Слизнорт — отец Горация — предложил мне ученичество в обмен на постель. Эванс присвистнул. — И как ты выкрутился? Гектор криво ухмыльнылся и отвернулся обратно к разделочной доске. — Встретил в Министерстве Огюссона, который в то время был не начальником, и, сам понимаешь, носил другое имя и внешность. Тот знал о пятнадцатилетнем нахале, имевшем наглость уже подать документы на два патента, и как-то просунул меня сюда на стажера. Пять лет сидел на стажерской зарплате, но оно того стоило. Снова звякнула сигналка. Гек сбежал к котлам, и Гарри, накинув защитное заклинание на руки, подобрал нож и принялся дорезать мерзость на разделочной доске, прикинув на глаз толщину и угол нарезки. — В общем, к чему это я, — закончил Грейнджер, который вынырнул из подсобки едва ли не по брови уляпанный какой-то гадостью, остервенело вытираясь салфеткой. — Эти же говнюки, которые не брали меня в ученичество, сейчас зовут меня на всякие конференции, рвутся писать со мной статьи и предлагают гранты. И высочайшим в своей жизни достижением я считаю то, что мне все это нахрен не надо. Принципиально не участвую ни в чем британском, пусть хоть бороды свои сожрут, слизняки мордредовы. И тебе советую гордиться — ты тут меньше полугода, а тебе уже от этой сраной системы тоже ничего не надо, ты и без лишней протекции достаточно ценен. — У тебя ассистентка явно англичанка, — заметил Эванс, дорезая корешки. Гек уселся за соседний стол и с удовольствием отхлебнул пива. Неестественная для него серьезность постепенно сходила с лица, Маэстро всегда приводило в благодушное настроение наличие рабов-нарезателей. — А кто сказал, что она мне вообще ассистентка? — легкомысленно поинтересовался он. — Это по министерскому штатному расписанию зельевару полагается помощник. Я и сам отлично справляюсь, поэтому взял себе девочку из Лютного для украшения интерьера. В какие она позы загибается, ты бы только знал! Вот у нас и уговор — она загибается и не трогает мое имущество, а взамен ей зарплата. Потом, может, найдет работу поприличней, чем до меня. — Мстишь зельеварческому сообществу на тридцать галлеонов в месяц? — с иронией переспросил Гарри. — Мелковато. Принимай свою хрень и за ухом вытри, у тебя там пятно. Они уселись рядышком, потягивая пиво. Из-за двери что-то тихонько побулькивало, корешки благополучно валялись на доске под стазисом, Эванс жевал утащенную из чужого бутерброда колбаску, чувствуя, как его отпускает. Даже нывший с утра затылок как-то притих. Нашел причину киснуть, действительно. — А ты собираешься как-то зарабатывать в свободное от пятнадцати галлеонов время? — вкрадчиво поинтересовался Грейнджер. — Есть наметки, — уклончиво отозвался Гарри. — А что? — Да я тут на досуге толкаю высококачественную дурь, — сообщил Гектор ласково. — Ниша дорогих борделей уже занята, пора бы как-то расширяться. Не хочешь помочь мне в Хогвартсе? В Слизерине все равно одна золотая молодежь. Эванс подавился краденой колбасой и, изумленно выпучив глаза, закашлялся.

***

В предпоследнюю ночь перед отьездом звезды, наконец, стали нужным образом. Гарри с утра заперся в лаборатории, ничего не ел и пил только воду. За десять минут до того, как, по его расчетам, должна была взойти на предрассветное небо Венера, Эванс разогнул ноющую спину, поднялся из-за рабочего стола. Действовал он привычно и оттого совершенно механически начертил восьмиконечную звезду посреди зала, расставил на окончании каждого луча по свече, разделся донага. Всякий свет исскуственного происхождения погас, и в кромешной темноте ритуального зала без единого окна Гарри на ощупь зажег свечи искрой от огнива — живым огнем — взял в руки ритуальный нож и белую голубку, до того лежавшую уменьшенной и в стазисе в кармане артефакторской униформы и стал по центру звезды. Голубка, до этого истерически пытавшаяся вырваться, тут же затихла, и казалась бы мертвой, если бы не бьющееся заполошно маленькое сердце. Он стоял в слабом свете свечей, потерявший имя и статус, безымянный, безропотный слуга. Вечно молчавший в нем внутренний хронометр наконец заработал в полную силу, и он всем собой, каждым из вставших дыбом волосков на теле почувствовал медленно поднимающуюся над горизонтом звезду, и именно в ее зените, в момент величайшего величия богини одним движением отрезал голубке голову, стараясь, чтобы на него попало побольше крови, и заговорил. — Вот я стою пред тобою, госпожа, твой слуга и раб, и приветствую тебя, — говорил он, слушая, как множится по углам зала эхом его голос, словно с ним говорит еще хор. — Я посвящен в таинства твои и знаю имена твои, как те, которыми тебя называют, чтобы не беспокоить тебя, царица царей, яростная львица, владычица богов, Белет-Бабилим, так и те, с которыми к тебе обращаются в молитве, о Агушайя, Антум, Аннунит, Инанна, Иштар, Миллиту, Нанайя, Нинсианна, а также то, тайное, имя, с которым к тебе обращаются лишь жрецы и которое я не смею произносить вслух. Вот он я, стоящий пред тобою, не смеющий просить тебя о милости. Одари меня своею благосклонностью либо покарай со всею силою гнева твоего, как я это заслужил, ибо я в твоих руках. С последним утихшим звуком его голоса свечи погасли, и он снова оказался стоящим в кромешной тьме. Несколько минут ничего не происходило, но потом в тишине послышался явственный женский смешок, и к его лбу прижались обжигающе горячие губы. Вспыхнул огнем загривок, прошла сквозь тело короткая и яростная волна магии — и все горевшие до ритуала лампы вспыхнули вновь, и загорелись даже забытый шарик Люмоса над диваном и камин. Гарри стоял посреди зала, чистый и полностью одетый. На земле не было ни следа от крови, свечей и мела, в руках его не было голубки, и о происходящем напоминал только слабо побаливающий загривок. Он подошел к зеркалу на половине помещения, которая принадлежала Маб, и, вывернув голову, посмотрел на свою шею. Прямо под линией роста волос у него оказалась небольшая, дюйма два в диаметре, давно знакомая восьмиконечная звезда. Госпожа была рада вернувшемуся к ней неразумному сыну.