Настоящие

      — Нет. Кёя, нет. Даже не думай, Кёя. Кёя, нет.       Позволив Мукуро немного повозмущаться, Хибари усмехнулся и подчёркнуто медленно навёл палец на кнопку принятия вызова. Мукуро сжал его запястье.       — Мы пятьдесят лет подряд вместе спасали мир. Теперь мы порядочные пенсионеры, которые исследуют наконец-то Европу. Мы не будем им помогать. Это их проблемы, не наши.       — Шестьдесят, — невозмутимо поправил Хибари.       — Вот видишь, у меня уже начались проблемы с памятью. Нам нужен отдых.       — Да ты никогда не умел считать.       Мукуро шумно выдохнул и опёрся о перила моста. Он нервно постукивал пальцами по железу и, когда Хибари закончил разговор, взглянул с надеждой.       — Им нужна наша помощь, — разочаровал его Хибари. — И церемония Наследования опять сорвалась.       Одиннадцатые откровенно её саботировали — будучи ли трусливее, то ли умнее, они каждый раз находили причину не принимать кольца. То, что предшественники получили их до церемонии и в кровопролитном бою, их не смущало.       Порой Хибари мстительно надеялся, что с развитием технологий новому поколению придётся нести бремя лет двести. Звание «сильнейшего Хранителя» стало настолько привычным, что Хибари не представлял без него свою жизнь, но даже он понимал усталость остальных. Он и сам согласился на поездку в другую страну без уговоров: им владели жажда новых эмоций и надежда, что портить отпуск Одиннадцатые постыдятся. Испания не спасла.       Мукуро простонал.       — Я хочу в кольца, — пожаловался он. — Они мне все надоели.       — Ты думаешь, они нас оттуда не достанут?       — А мы спрячемся за первыми.       — Там уже очередь.       На пару секунд Мукуро крепко прижался, и Хибари погладил его по спине. Отстранившись, Мукуро с тоской посмотрел на воду.       — Я не хочу влиять на мир. Я хочу, чтобы от меня все отстали.       — Жаль, что тебя никто не спросил.       — Жаль, что я отвечал, когда мне было пятнадцать.       — Ты бы и сейчас согласился.       — Только ради тебя.       Хибари сжал его руку. Некоторые вещи оставались неизменными — им не давали нормально отдохнуть, Мукуро ныл, как ребёнок, и они были друг для другом всем миром.       Хибари любил стабильность — и, пожалуй, не только её.