The Dark era / Темная эра

Развитие человеческой цивилизации остановилось после ее порабощения. Шестеренки грандиозного механизма прекратили свой ход и скоро совсем заржавеют, и тогда вся глобальная машина придет в негодность. Первые предпосылки уже появились: перестали писаться летописи, остановилось летоисчисление, а ведь знать и помнить события прошлого важно для дальнейшего развития. История учит нас, оберегает от совершения тех же ошибок. Прошлое тесно и неразрывно связано с настоящим, и тому, кто не помнит вчера, придется тяжело сегодня. Будут ли сражаться будущие поколения людей, если им будет даже неизвестно, каково это — жить свободно?.. Время не шло, а мучительно тянулось. Люди жили в постоянном страхе от одного забоя до другого. «Забой» подразумевал под собой массовое лишение жизни какого-либо, определяемого потребностями, количества человек. То же самое, что забой скота у людей, но теперь этим скотом оказались сами люди. Кривое зеркало. Королевство было разделено на семь зон. Один раз в несколько месяцев (последовательно на каждой территории) ответственный за забои демон, носивший имя Леон, со специальным отрядом низших производил забои: человеческий скот отбирался, а затем отсортировывался по качеству и распределялся по разным местам. Лучших, то есть первосортных, (это были юноши и девушки в возрасте от двенадцати до двадцати лет, обязательно обладающие красивой внешностью, желательно, невинные) отправлялись во дворец. Там их ожидала различная участь: кто-то мог стать главным блюдом на одном из вечеров, которые Данте устраивал каждый день для аристократии, кто-то, если приглянется какому-либо демону, мог стать его личной собственностью, попадая в полное его распоряжение со всеми вытекающими последствиями (вся эта игра длилась не более двух-трех месяцев, а потом такой скот либо сбрасывали на «общак», либо так же подавали на ужин, либо они сами не выдерживали и умирали или кончали жизнь самоубийством), а кого-то оставляли в качестве прислуги (в этом случае надо быть очень прилежным и хорошо зарекомендовать себя, за малейшую провинность можно было легко лишиться жизни). Второсортных (тех, что старше, или не проходили по критериям качества) отправляли в охотничье угодье. Под него была оборудована одна из деревушек неподалеку от столицы. Угодья были огорожены и тщательно охранялись большим количеством низших демонов, которым был дан приказ карать беглецов на месте, поэтому сбежать оттуда живым никому так и не удалось. Охотничье угодье было сделано лишь ради развлечения аристократов. Там и только там (а не на улицах города) было позволено охотиться. Этот приказ существовал в целях экономии человеческого скота. В охотничье угодье высшие попадали только по приглашению самого Данте и в его компании. Данное мероприятие организовывалось не часто, но если оно было назначено, то было очень масштабным. Когда демоны выходили на охоту, то резали около половины из находящихся в угодьях людей. После охот обычно устраивались очередные забои. Третьесортных, в число которых автоматически входили преступники и мятежники, отправляли на корм низшим демонам. Люди старались жить обычной жизнью и заниматься обычными делами, но всегда помнили о том, что каждый день мог стать последним. Забои не были упорядочены по времени, и могли произойти в любой момент, а это значит, что никто ни от чего не был застрахован. Долгожданная уверенность в завтрашнем дне, которую даровал всем Адам, покинула этот мир вместе с ним. Установилась холодная погода. Шли дожди, иногда выпадал снег. Солнце больше не показывалось из-за облаков. Небо было серым, мрачным. Краски будто потускнели, и весь мир поблек. Теперь и на века воцарилась атмосфера уныния и тягостного страха. За течением времени Ерсэль могла следить по постепенному росту живота. Дни казались ей мучительными, долгими и пустыми, и лишь беременность удерживала ее от пропасти, в шаге от которой она находилась. Ерсэль не раз вглядывалась в бездну, но у нее были причины задержаться в этом мире. Ерсэль хотелось, чтобы все эти унижения и страдания, наконец, кончились, но они продолжались день ото дня. Данте развлекался с ней, как хотел, словно она была бесчувственной вещью, раз за разом испытывая ее на прочность, высасывая жизненные силы, пытаясь сломать изнутри — сломать хребет, но она держалась. Держалась из последних сил. Ради ребенка. Ради их с Адамом ребенка. Она уже не плакала — слез не было, они кончились давным-давно. Ерсэль было не жаль себя, она желала смерти, но она не хотела, чтобы на тот свет вместе с ней отправился и этот невинный младенец. Ерсэль понимала, что его жизнь в этом новом, жестоком мире будет очень трудной, совсем не той, какую бы она ему желала, но решиться убить этого ребенка, ребенка Адама, которого так долго ждал, она тоже не могла. Ерсэль хотела, чтобы их малыш увидел белый свет, и потому продолжала жить. Ей оставалось просто ждать, когда Данте надоест издеваться над ней, и стойко терпеть. И все же Ерсэль прекрасно понимала, что, несмотря на все унижения со стороны владыки демонов, ее положение во дворце довольно высоко. Она знала, что делали с этими первосортными юношами и девушками, слышала их предсмертные крики, но была бессильна. Саму же Ерсэль никто не трогал, так как она была вещью самого Данте, а на собственность владыки никто посягать не смел. Для Ерсэль были выделены отдельные покои, предоставлены врач, который следил за течением ее беременности, личные служанки. Она могла разгуливать по саду, в котором теперь завяли цветы, и по всему дворцу вообще, но не делала этого, потому как теперь все вокруг казалось ей чужим и неуютным да и совсем не хотелось нарваться на неприятности, лишний раз попавшись тому же Данте на глаза. Его приказы она выполняла беспрекословно, по щелчку пальцев она приходила к нему за очередной порцией унижения, всегда напоминая самой себе, ради кого она старается. Данте только развлекался, а приставлен нянчиться с ней был Себастьян. Он занимался всеми ее нуждами, он же подбирал врача и служанок. Себастьян был холоден и немногословен. Ерсэль думала, что его незаинтересованность и отстраненность связана с тем, что она раздражает его, ведь демону такого ранга не пристало возиться с беременной человеческой женщиной, но все же он всегда был рядом в случае чего и выполнял ее просьбы, никогда не подводил. Ерсэль ненавидела всех и каждого демона, но его ее душа так яростно не отторгала. Она даже была благодарна Себастьяну и старалась обращаться к нему как можно реже, чтобы не обременять и не злить лишний раз. Их всех вообще лучше не злить, а держаться подальше, став незаметной тенью. — Беременность протекает нормально. Так как у вас начались схватки, то скоро начнутся и сами роды, — с улыбкой сказал доктор, закончив осмотр. Ерсэль коснулась большого живота и тоже слабо улыбнулась. Она почувствовала на себе тяжелый взгляд и посмотрела на Себастьяна. Тот стоял в тени у стены и наблюдал. Врач начал собираться. — Когда конкретно будут роды? — спросил Себастьян. Все это время он молчал и казался незаинтересованным в происходящем. — Я не могу точно сказать. Сегодня вечером, возможно, ночью, в крайнем случае — завтра утром. — Будешь жить во дворце столько, сколько потребуется. Я распоряжусь, — голосом, не терпящим возражений, сказал Себастьян, поддавшись вперед и выйдя из тени. Доктор сжал губы. Он хотел бы отказать, но не мог. — Конечно, господин. А вы отдыхайте. — Благодарю, доктор. Доктор кивнул на прощание и вышел за дверь. Себастьян не спешил следовать за ним. Он смотрел на Ерсэль, которая нежно гладила свой живот. Она не знала, что Себастьян остался, и потому начала тихо шептать малышу об их скорой встрече, погрузившись в свои мысли. Ерсэль улыбалась и выглядела счастливой. Она действительно была счастлива в такие моменты, забыв обо всех пережитых и предстоящих ужасах. Ерсэль всем сердцем любила своего малыша, еще не рожденного, и жалела лишь о том, что Адам не сможет увидеть своего ребенка… Ерсэль, намереваясь встать с постели, подняла взгляд и, наконец, заметила Себастьяна, который стоял все так же бесшумно, ведь ему не было необходимости даже дышать, и неподвижно. Ерсэль вздрогнула, не ожидая его увидеть. Он же не сводил с нее пристального взгляда. — Уже совсем скоро я не буду докучать вам. Простите мне эти хлопоты, — она слабо улыбнулась. Себастьян ничего не ответил. Постоял еще минуту и, опустив взгляд, вышел, оставив Ерсэль одну и занявшись кратковременным заселением во дворец доктора. Себастьян подобрал комнату поближе к Ерсэль, чтобы тот был всегда под рукой. — Госпожа, вам что-нибудь нужно? — в комнату заглянула молоденькая девушка-служанка в темно-синем платье с фартуком и убранными в чуть растрепавшуюся косичку волосами. Ее голос вывел Ерсэль из задумчивости. Та все не могла понять, как относится к ней Себастьян. До какой степени она ему надоела, и как сильно он ее презирает и желает ей смерти? — Ох, Ребекка, пожалуйста, побудь со мной, мне очень одиноко. — Конечно, — девушка широко улыбнулась и зашла внутрь. Посреди ночи схватки не позволяли игнорировать себя. Перерывы между ними становились все меньше, а ощущения — все болезненней. Служанки помогли Ерсэль добраться до постели, потому как до этого она сидела в кресле и читала, подготовили все для появления младенца на свет, позвали доктора. Когда его, храпящего в соседней комнате, еле растолкали девушки, он от страха подскочил на месте, потому что в первую секунду подумал, что его ночные гости — демоны, пришедшие за его кровью. Доктор с колотящимся с перепуга сердцем оделся впопыхах и поспешил в комнату к роженице. Он повторял, как мантру, что ей нужно дышать и не нервничать, но не делать последнего было очень сложно. Боль становилось терпеть все сложнее. Ерсэль во время схваток цеплялась руками за простыни и, запрокидывая голову и кусая губы, стонала, удерживая крики. Прислуга тоже заметно нервничала. Девушки, которых было трое, с нетерпением ждали, чтобы все это поскорее закончилось. — Господин Себастьян сказал оповестить о начале родов, — вспомнила Ребекка и посмотрела на двух других девушек. — Он это тебе велел сделать, так что сама и сходи к нему, — ответила Грета. На дворе стояла полночь, а это значит, что пиршество демонов было в самом разгаре. Они собирались в большом зале каждую ночь и веселились до рассвета. Идти туда юной девушке было очень опасно, потому как можно запросто не вернуться, но и за невыполнение приказа придется держать строгий ответ. И последнее однозначно не подвергалось сомнению, а вот избежать неприятностей по приходу на пир все же была хоть не большая, но возможность, поэтому другого решения быть не могло. — Госпожа, держитесь, — поддержала напоследок Ребекка и выскочила из комнаты. Данте запретил обращаться к Ерсэль на «Ваше Величество», потому как, преклонив колено, она отказалась от всех титулов и свободы. — Воды отошли, — донесся вдогонку голос доктора. Ребекка петляла по коридорам дворца. Она двигалась быстрым шагом, почти бежала, потому что ночью дворец кишел демонами, а попасться им на глаза в их время — самоубийство. Ночами Данте не ограничивал своих поданных в веселье. Было темно, в коридорах не горели лучины, ведь демонам свет был ни к чему. Ребекка остановилась около огромных дверей, ведущих в большой зал, чтобы перевести дух и успокоиться. Сердце бешено стучало и от темпа, и от страха. Главное сейчас было быстро найти Себастьяна и поскорее убраться подальше от демонского логова, а иначе — конец. Девушка дрожащей рукой потянулась к золотой ручке, но вдруг дверь открылась сама. Ребекка отдернула руку, как от горячего, и инстинктивно сделала шаг назад. На пороге появилась Миранда. Она собиралась куда-то идти, но, увидев девушку, остановилась. Ребекка напряглась и выпрямилась, как струна: — Доброй ночи, госпожа Миранда, — поприветствовала она дрожащим голосом. — У нас довольно закуски, зачем ты пришла? Ребекка уже открыла рот, чтобы ответить, что она пришла к Себастьяну по его приказу, набрала в рот воздуха, как из зала следом вышел сам Себастьян. Ребекка выдохнула. Спасена. Он посмотрел на нее и вопросительно дернул головой, без слов спрашивая, зачем она пришла. — Господин Себастьян, у госпожи Ерсэль отошли воды, — протараторила девушка на выдохе. Он непонимающе нахмурился: — Что? — Роды начались, — объяснила Ребекка. Себастьян, тут же сообразив, быстрым шагом направился в сторону покоев Ерсэль. — Госпожа, — спешно попрощалась Ребекка, поклонившись, и побежала за Себастьяном. Миранда секунду помедлила, наблюдая за тем, как они стремительно отдаляются, а затем, фыркнув, пошла следом. Себастьян открыл дверь без стука и стремительно вошел внутрь, но, увидев перекореженное болью лицо Ерсэль, опешил и замер, будучи практически на пороге. Ребекка протиснулась между ним и дверью и села на колени у изголовья постели, взяв Ерсэль за руку. С другой стороны стояла еще одна девушка и вытирала пот со лба роженицы. Ерсэль глубоко дышала. Когда зашел Себастьян, она, услышав шум открывающейся двери, распахнула глаза и перевела на него испуганный взгляд широко раскрытых глаз. — Тужьтесь, госпожа, тужьтесь, — говорил доктор. Ерсэль, зажмурившись, набрала побольше воздуха и напряглась всем телом. Она закричала так пронзительно, что Себастьян вздрогнул. Он стоял, как прибитый, не в силах пошевелиться. Еще никогда он не чувствовал себя таким потерянным. — Хорошо, давайте еще раз. Головка почти полностью вышла. Себастьян не заметил, что позади него стояла Миранда. Она с перекошенным лицом наблюдала за родами, но чувствовала, в отличие от него, совсем другое, а именно чистое отвращение. — Мерзость. Себастьян даже не повернулся на звук ее голоса, заворожено наблюдая за движениями доктора. Миранда, взмахнув густыми волосами, поспешила уйти, чтобы не наблюдать неприятную для нее картину. — Тужьтесь! Еще! — Я не могу больше! — выдавила Ерсэль, зажмурившись и вновь напрягавши каждую клеточку своего тела. Себастьян тут же сделал несколько больших шагов вперед и оказался рядом с постелью. — Постарайся, — сказал он. Теперь, стоя ближе, он мог хорошо видеть ее лицо. Ерсэль посмотрела на Себастьяна и сделала еще один глубокий вдох… Вдруг раздался детский плач. Ерсэль обессилено уронила голову на подушку, закрыла глаза и выдохнула. Доктор улыбнулся и медленно начал подниматься, бережно держа младенца в руках. — Это мальчик. Поздравляю, — объявил доктор, смотря на новорожденного. — Дайте мне его, пожалуйста. Грета подбежала с белой тканью в руках и перехватила малыша из рук доктора, укутывая его. Ерсэль, решив, что ее не расслышали из-за оглушающего плача, со слабой улыбкой повторила: — Грета, дай же мне подержать его. Она медленно потянула руки к Грете, но та, качая и прижимая кричащего ребенка к себе, сделала шаг назад и вообще направилась по направлению к двери. Ерсэль метнула испуганный взгляд в сторону доктора, который тут же отвел глаза, затем — на другую служанку, но та тоже подозрительно не ответила на зрительный контакт. — Ребекка? — дрожащим голосом обратилась к своей последней надежде Ерсэль, переведя взгляд на девушку, которая тоже стыдливо потупила глаза. — Владыка запретил показывать ребенка и давать на руки, — наконец, отозвалась Грета. Ерсэль хотела подскочить, но силы подвели, и тело потянуло ее обратно на кровать. — Вам нельзя вставать, да еще и так резко! Лежите и отдыхайте! — дернулась к ней Ребекка, надавливая на плечи. — Но мой мальчик! Ерсэль посмотрела мокрыми от слез глазами на Себастьяна. Тот, хоть и не отвернулся, ничего не ответил. По его взгляду было ясно — это горькая правда, и малыша отрывают от матери по приказу Данте. Грета почти вышла из комнаты, и Себастьян хотел последовать за ней, но Ерсэль в последний момент дрожащей рукой ухватилась за его рукав: — Себастьян, прошу вас… Хоть одним глазком позвольте взглянуть на сына. Тот опустил взгляд на ее руку, затем посмотрел на нее саму. На лице молодой мамы играли тени от света лампады, глаза блестели от слез, губы дрожали. — Мне жаль, — тихо сказал он и сделал шаг в сторону двери. Это решение было окончательным, и обжалованию не подлежало. Никто, никто не смел пойти владыке наперекор. Сил совсем не было, и потому ткань рукава тут же выскользнула из тонких пальцев. Сама Ерсэль, убитая горем, не пытаясь сдерживаться, зарыдала, и дверь, за которой скрылись Грета с ребенком и Себастьян, беспощадно закрылась и отделила мать от ее дитя в первые же минуты его жизни. Ребекка попыталась уложить Ерсэль ровно на постели, но та оттолкнула ее в порыве истерики. Около десяти минут доктор и две девушки потратили на то, чтобы успокоить Ерсэль. После выхода наружу всех накопившихся эмоций и данного доктором успокоительного Ерсэль смирилась, придя в апатичное состояние. Она лежала на спине неподвижно, словно труп в гробу, и смотрела в потолок, почти не моргая. Доктор ушел к себе отсыпаться после тяжелой ночи. Хотя его работа была на этом закончена, по приказу Себастьяна он должен пробыть во дворце еще некоторое время для контроля самочувствия новоиспеченной матери и ее младенца, а Ребекка молча села у изголовья кровати, боясь оставить Ерсэль одну. В темноте ночи блеснули слезы бессилия и отчаяния, что текли тонкими струйками вниз по щекам и впитывались по итогу в подушку… Всю дорогу до комнаты кормилицы Грету сопровождал Себастьян, который украдкой поглядывал на все никак не успокаивающегося малыша. Он словно все понимал, все чувствовал… Интерес Себастьяна к новорожденному не ускользнул от внимания Греты. Поначалу она думала, что ей кажется, но в итоге все же обратилась к вечному с вопросом: — Хотите подержать? — осторожно спросила девушка, остановившись и исподлобья поглядев на Себастьяна. — Эм, нет… Идем, — небрежно протараторил он и пошел дальше по коридору. Грета лишь пожала плечами и нежно прошептала малышу просьбу о том, чтобы он вел себя тише. Себастьян привел Грету и малыша к кормилице, которая их уже ждала и потому, не медля, принялась за свою работу. Себастьян же, минуту проконтролировав, удалился и направился обратно в большой зал. До рассвета еще несколько часов, а это значит, что вечные еще не разошлись. Когда Себастьян вошел в зал, то сразу же принялся искать глазами Данте. Тот сидел в привычной компании еще нескольких древних демонов, в числе которых были и Миранда с Байроном, в бархатном кресле и со скукой наблюдал, как при даже незначительном движении начинает колыхаться алая жидкость — кровь — в его бокале. Другие же демоны вели какую-то беседу, но владыка вовсе в ней не был заинтересован и потому не принимал никакого участия, погрузившись в собственные мысли. —… а вот и пропавший Себастьян, — приближающегося демона первым заметил Байрон боковым зрением. Данте, услышав, наконец, имя того, кто сможет развеять его скуку этой ночью свежими новостями, сию же минуту вынырнул из своей задумчивости и, поставив бокал на стол, спросил: — Как все прошло? — в его голосе звучал неподдельный интерес, — Миранда мне поведала, где ты так задержался. Себастьян опустился в пустующее кресло подле Данте и, не смотря ему в глаза, коротко ответил: — Нормально. И мать, и младенец живы и здоровы. — Как жаль, — чуть надув губы, высказала свое мнение Миранда и, колыхнув кровь в бокале, сделала глоток, исподлобья посмотрев на Себастьяна, который выглядел очень задумчиво, даже отрешенно и смотрел словно в никуда. Уголки губ Данте чуть приподнялись собственным мыслям, ведь он так же не упустил из виду нехарактерное поведение Себастьяна. Хотя тот всегда был немногословен и холоден, сейчас он держался особенно отстраненно. Его душа, которой, как он сам думал, он был лишен, вдруг заныла. Какие-то непонятные, незнакомые чувства, которым он пытался, но никак не мог дать подходящего названия, вдруг переполнили изнутри и били через край, разрывая плоть без изъянов, и от их переизбытка маска равнодушия, наконец, дала трещину… Это было бы так просто понять простому человеку, но не хладнокровному демону. Это — сострадание и любовь. —… я надеялась, что она сдохнет и, возможно, с позволения владыки, конечно, мы испробуем деликатес в виде крови младенца… Она у них такая нежная и сладкая… — мечтательно продолжила Миранда, посмотрев вверх. — Замолчи, Миранда, — угрожающе прошипел Себастьян, оскалившись и посмотрев на нее исподлобья. Брови Миранды поползли вверх от удивления. От возмущения она насупилась и хотела ответить на агрессивный выпад, но Данте остановил ее одним жестом руки, оставив лишь возможность хмуриться и злобно смотреть на оппонента, но не действовать, после чего сам, не изменившись в голосе, обратился к Себастьяну: — Ты непривычно импульсивен сегодня… Что так повлияло на тебя? — Простите мне мою несдержанность, владыка. Сам не знаю, что на меня нашло… — он потер переносицу двумя пальцами, зажмурив глаза.  — Возможно, ты голоден… — ломая комедию, вслух размышлял Данте, — Так утоли его и приди в себя. Диана! — окликнул он молоденькую девушку в прозрачном шелковом платье, проходившую неподалеку бутылкой в руках. Та боязливо оглянулась, услышав приятный, но пробирающий до костей голос демона. Данте махнул рукой, и Диана, тяжело сглотнув, на ватных ногах направилась к ним. Данте указал ей на пустой бокал, и девушка, не поднимая глаз и стараясь выглядеть спокойной, однако ее руки заметно дрожали, медленно наполнила бокал кровью из бутылки. Себастьян сидел и пустым взглядом наблюдал за тем, как течет алая жидкость. — …Или ты, может, хочешь горячей крови? — приподняв бровь, с ухмылкой спросил Данте. Себастьян, секунду помедлив, потянул девушку за руку к себе на колени. Та, еле успев поставить бутылку, повиновалась, дрожа. Себастьян, не церемонясь, тут же впился зубами в пульсирующую венку на шее Дианы. Она тихо вскрикнула, зажмурив глаза, но не сопротивлялась и прижалась к Себастьяну ближе. Он пил неосторожно, жадно. Кровь девушки вытекала изо рта демона и стекала с уголка рта, капая на ворот белоснежной сорочки, тут же расплываясь на ней пятном и впитываясь. Себастьян слышал, что сердце Дианы, клокочущее от страха в начале, билось с каждой секундой все тише и менее ощутимо, чувствовал, как ее тело медленно обмякает в его руках, головой понимал, что она умирает, но не останавливался. Глаза Дианы медленно закатывались, руки безвольно повисли. Она была уже без сознания. — Если ты не остановишься, то убьешь ее, — спокойно заметил Байрон. Себастьян, сделав над собой усилие, с выдохом вынул клыки из мягкой кожи и отпустил податливое, обессиленное тело. Диана с шумом рухнула на пол в неестественной позе. Тут же подбежали двое юношей-слуг и, поклонившись, подняли Диану и унесли прочь из зала. Себастьян небрежно вытер кровь со рта рукой, испачкав манжеты сорочки. — Владыка, позвольте, я пойду, — нетерпеливо обратился он к Данте. — Конечно, Себастьян. Можешь идти. Себастьян поклонился сначала лично Данте, а затем и другим демонам и поспешил удалиться из зала. Ночь для других демонов продолжалась и шла по обычному сценарию. Себастьян шел по коридору и думал, что эти непонятные чувства уже давно закрались в его безжизненное сердце, но он упорно не замечал их или не хотел замечать. Они таились в нем, накапливались, а этой ночью достигли своего апогея. Себастьян был взбешен на самого себя. Он не чувствовал контроля над ситуацией и над самим собой, и эти обстоятельства приводили его в ярость. Равнодушие и самообладание вмиг покидали его, когда он вспоминал блестящие от слез глаза Ерсэль, в которых он видел отражение самого себя. Себя — такого идеального снаружи, но такого пустого внутри. Он и другие демоны тысячу и тысячу лет несли с собой лишь смерть — она их верная спутница. Они кровожадные хищники, звери, монстры. И он убивал так много, убивал без жалости и сожаления, но не теперь… Теперь хотелось пожалеть ее, но он не мог. Не смел. Не умел. И поэтому Себастьян хотел бы бороться с этими чувствами, но и этого он не мог, вновь и вновь воскрешая в памяти такую редкую улыбку на губах Ерсэль. От нее в районе, где должно биться сердце, вдруг зарождалось и нарастало тепло, которое после растекалось по всему хладному телу, согревая. Такое приятное и пугающее тепло. Себастьян признался сам себе, что боится чувств, что присущи слабым людям. Он ощущал себя жалким: он обладает такой силой, но напуган тем, чего даже невозможно увидеть и потрогать. Глупо, непростительно. Позорно. От переполняющей злобы на самого себя из его груди непроизвольно вырвался рык. Острый слух уловил тихий шепот. Это вывело Себастьяна из состояния самобичевания. Легко, неслышно, как настоящий хищник, он направился к источнику звука, что вскоре привело его к дверям покоев Ерсэль. Стены не могли оказаться преградой для слуха демона. Он так же бесшумно, незаметно для присутствующих за дверьми комнаты замер, подперев спиной стену и опустив глаза в пол, и тайно подслушал отрывок разговора двух женщин, чья беседа велась сокровенным шепотом. — Он такой чудесный, — с любовью проговорила Ерсэль. Себастьян не видел, но точно знал, что сейчас она улыбается. Это было слышно в нотках ее тихого голоса. До него также донеслись слабые чавкающие звуки — малыш пил грудное молоко матери. — У него ваши глаза, — ласково заметил другой женский голос. Демон без труда определил, что он принадлежал Ребекке, губы которой сейчас тоже, без сомнения, сложены в по-детски добрую, искреннюю улыбку. — А носик папин, — чуть хихикнула Ерсэль, но ее голос предательски дрогнул. — Как вы его назовете? — выдержав паузу, с нескрываемым интересом спросила Ребекка. — Вряд ли мне позволят сделать это… — она запнулась, задумавшись. Себастьян не знал материнской ласки. Не помнил ее, и потому не мог представить, что происходит за стеной. Он стоял неподвижно, трепетно ловя каждое слово. —… я бы назвала его Каем, — вдруг на выдохе сказала Ерсэль еле слышно. — Красивое имя, и ему очень подходит. Ерсэль осторожно, но крепко держала сонного ребенка на руках, прижимая его к себе и чуть покачивая. Она понимала, что нахождение малыша здесь — огромный риск, но не могла от него оторваться. Когда Ерсэль смотрела на своего ребенка, ей казалось, будто весь мир становился светлее. Да что там, этот мальчик и есть весь ее мир… Малыш был таким крошечным, беззащитным. Он вцепился в горловину ее ночной сорочки своими маленькими, пухленькими пальчиками и сжал ее намертво, так крепко, словно не собирался их разжимать, словно боялся, что их вот-вот разлучат. И Ерсэль все бы отдала, чтобы тоже никогда не выпускать сына из своих объятий. Но время этой трепетной, прекрасной и одновременно печальной встречи истекало. Пора расставаться. — Теперь он наелся, и его окончательно сморило… Заснул… Забери его, — переступая через себя, прохрипела Ерсэль, скрипя сердце отрывая от своей груди тихо сопящий комочек, — То, что ты сделала, очень важно для меня. Благодарю, что позволила взглянуть на сына, коснуться его… Моя благодарность идет от всего сердца. Я твоя должница, Ребекка. — Я рада, что смогла вам хоть чем-то помочь. Вы хорошая, госпожа, и не заслужили такого отношения… У меня сердце кровью обливается от такой жестокости… Простите, что не могу сделать для вас больше. Девушка перехватила малыша, укутанного в белую ткань. Ерсэль до последнего всматривалась в умиротворенное личико малыша, запоминая каждую, даже самую незначительную деталь. Не известно теперь, когда еще она сможет вот так поглядеть на своего сына. Ерсэль понимала, что для того, чтобы видеть его, ей придется унижаться и ползать в ногах мерзавца Данте, но ради этого малыша она была готова на все. Минуты наедине с сыном будут на вес золота. От осознания этого материнское сердце рвалось на части. Себастьян оторвался от стены и поспешил как можно быстрее удалиться, оставшись незамеченным. Через несколько минут дверь, ведущая в покои, слабо приоткрылась. Ребекка высунула голову и, воровато оглядевшись и прижав малыша к себе, полубегом направилась в комнату, подготовленную для ребенка. Себастьян минул лестничный проем. Он бесцельно шел по дворцу, плутая в коридорах, словно пытался убежать от самого себя. Себастьян решил, что услышанное им и увиденное нарушение приказа, останется секретом для Данте. Если для Ерсэль этот ребенок так важен, у Себастьяна рука не поднимется так подставить ее, ведь тогда она точно всем сердцем возненавидит его… Но сохранение этой тайны оказалось не в его власти. Из-за угла вывернул Данте, шедший неспешно и задумчиво слушавший, что ему говорит идущая за ним девушка. Она, проявляя чрезмерную услужливость и в какой-то степени даже бесстрашие, то и дело пыталась поравняться с владыкой, заглянуть ему в глаза и вывести на зрительный контакт. Себастьян был удивлен, поняв, что эта строптивая девушка никто иная, как Грета. Она без умолку говорила, ни на секунду не отрывая от владыки по-щенячьи преданный взгляд. Выражение же лица Данте было знакомо Себастьяну: то, что говорила ему девушка, побуждало интерес и забавляло его. Себастьяну было хорошо известно и то, что это выражение лица владыки говорило о том, что он что-то задумал, и это что-то не закончится ничем хорошим… для людей. — Так значит, ты считаешь, что Ребекка нарушила мой строгий приказ и устроила встречу матери и сына?.. — упиваясь удачным стечением обстоятельств, переспросил он, покосившись на девушку. — Да, владыка. Ребекка пришла в спальню к младенцу, а я в это время укладывала его спать. Она сказала, что сама все сделает и подменит меня, потому как я, наверное, устала, долго нянчилась с ним. Я сделала вид, что ушла, но сама спряталась за углом и проследила. Ребекка, укутав мальчика, направилась по направлению к покоям госпожи Ерсэль. Я держалась на расстоянии, чтобы она меня не видела, и… — без конца тараторила Грета, повторяя уже рассказанное до того в красках, но теперь уже другими словами и смотря на Данте, почти не моргая. — Хорошо, я понял, — оборвав ее на полуслове, сказал Данте. Столь короткой фразы хватило, чтобы Грета в тот же миг умолкла. Она хоть и замолчала, но сразу не успела закрыть рот, прибывая несколько секунд в пограничном состоянии. — Как твое имя? — Грета, владыка. — Я могу рассчитывать на твою дальнейшую помощь, Грета? Ты будешь моими глазами и ушами? — бархатным голосом с соблазнительной хрипцой спросил Данте. — Я рада быть вам полезной, владыка, — поплыла девушка. Данте утвердительно прикрыл глаза и чуть склонил голову в знак прощания. Грета, поклонившись, продолжала смотреть на него блестящими влюбленными глазами. Данте, не заметив Себастьяна, удалился. Грета же не шевелилась до последнего, провожая владыку очарованным взглядом. Только через несколько минут, как Данте окончательно скрылся из виду, Грета, улыбнувшись собственным мыслям, хотела пойти в комнату для прислуги, но, повернувшись, увидела Себастьяна и опешила. Он не спускал с нее взгляда чуть прищуренных глаз, словно прожигая дыру. Взгляд был пропитан презрением, но она этого не заметила. Внешне Себастьян был совершенно спокоен, его лицо не тронула ни тень испытываемых им эмоций, но на деле привычное хладнокровие в очередной раз покинуло его. Столь низкий поступок не смог оставить его равнодушным. Неужели все люди такие?.. Грета, ломано, машинально поклонившись, поспешила скрыться от пристального, пугающего взгляда.