The Dark era / Темная эра

Прошло несколько дней, прежде чем Алесса пришла в себя. Первое время она непрерывно прибывала в апатии и унынии, могла сидеть неподвижно часами, редко моргая и хлюпая. Ее грудь, казалось, не вздымается при дыхании. Оно было почти ровным, лишь иногда сбивалось из-за бесшумного плача, который накатывал постоянно, но всегда неожиданно. Кай был рядом, не нарушая молчание, позволяя скорбеть. Просто следил, чтобы Алесса не наделала глупостей с горя, и терпеливо ждал, пока она успокоится и примет произошедшее. Он даже несколько дней не появлялся ночью в большом зале, а оставался поддерживать Алессу в ее горе, делая заботу круглосуточной: он лежал подле нее, свернувшуюся калачиком на постели, обнимал со спины, прижав к себе. Следующие сутки после известия о смерти брата Алесса отказывалась от еды и поела только тогда, когда Кай отдал жесткий приказ. Алесса глубоко скорбела. Снова и снова прокручивала в голове воспоминания о тех временах, когда она была маленькой: тогда она с братом и родителями жили счастливо. Эти дни давным-давно прошли и теперь, когда столько всего произошло, казались выдуманными и ненастоящими… Алесса с ужасом осознавала, что теперь осталась совсем одна. Ее семья погибла, друзей в городе не осталось, ведь люди в теперешние дни жили обособленно, стремясь не создавать близкие отношения любого рода, чтобы потом не было больно — чтобы потом некого было терять. В какой-то момент Алессе показалось, что ее жизнь кончена — у нее не осталось никого и ничего, что представляло бы какую-то ценность и наполняло ее жизнь смыслом, но в этот момент к ней подошел Кай и вложил ее ладонь в свою и накрыл второй… В тот момент Алесса сморгнула стоявшие в глазах слезы и отпустила свою старую жизнь, открываясь новой. Время шло. Кай продолжал относиться к ней с ревностной и трепетной бережливостью. Алесса была словно экзотическая зверушка, на которую Кай никому не позволял поглазеть и уж тем более никому не давал подержать на руках и потискать. Кай думал, что, если он изолирует Алессу, то непременно убережет ото всех опасностей, но от внимания и понимания высшего ускользнул тот факт, причем самый весомый, что он запер потенциальную жертву в клетке с хищником, которым был он сам. Кай сам представлял для нее наибольшую угрозу. Он продолжал сдувать с Алессы пылинки, заточив в четырех стенах своих покоев. Неволя той была безразлична, потому что в какой-то момент, смотря ночью в окно на черное небо, она поняла, что ей хорошо везде, лишь бы рядом был Кай. В этот момент Алесса осознала, что бесповоротно влюблена. Некоторое время в обществе высших шептались о том, как сильно Кай увлекся какой-то смертной девчонкой, но тот уходил от ответов на наводящие вопросы, делал вид, что не замечает этих сплетен и многозначительных и загадочных улыбок, ничего и никогда не рассказывал об Алессе. Результатом выдержки высшего уровня стало то, что Кай избежал пересудов и дальнейшего развития слухов, и вскоре интерес к этой интимной теме угас за неимением подробностей, и разговоры естественным образом сошли на нет. В один из дней Данте назначил охоту. Кай ехать отказался, потому что такое времяпровождение как загонять уже загнанную добычу его уже не привлекало (как он это преподнёс всем), на деле же — просто не хотел покидать свою смертную и оставлять ее без присмотра, защиты. Данте, ставший в последнее время мнительным и подозрительным настолько, что порой это граничило с паранойей и манией преследования (об этих изменениях в поведении знал лишь один Себастьян, ни перед кем другим владыка открыться не мог), не желал покидать свои владения, не будучи уверенным, что в его отсутствие все будет в порядке. Доверить это щепетильное и важное дело он мог лишь своему самому верному псу — Себастьяну. Тот был рад роли сторожевого и с облегчением выдохнул — все эти охоты и прочие аристократические увеселения стояли ему поперек горла, у него были свои, миролюбивые, планы на то время, пока всевидящее око Данте будет отсутствовать. Возможно, отказ Кая ехать и решение владыки оставить сторожевого пса были связаны… Воспользовался в личных целях отбытием Данте из дворца, правда, не только Себастьян, но и сам Кай. Он часто видел, как Алесса задумчиво смотрит в окно, сидя на широком подоконнике, и потому решил, что она хочет на свежий воздух, и предложил небольшую прогулку: — Не желаешь пройтись по саду? Алесса повернулась к Каю. — А… можно? — ее глаза заблестели. — Да. Пойдем. Алесса улыбнулась и резво соскочила с насиженного места. Одернув платье, она догнала Кая, ждущего ее у дверей. Вечный предложил взять его под локоть. Алесса, посмотрев на Кая, улыбнулась. Идя с таким галантным кавалером по огромному, величественному дворцу, Алессе казалось, что она и сама голубых кровей. Алесса была счастлива. Просто счастлива. Она крутила головой по сторонам, с восхищением рассматривая высокие расписанные потолки и благородные мраморные колонны. Алессу уже проводили по этим неописуемо красивым коридорам раньше, но в тот момент голова была забита другими мыслями, и все эстетичное великолепие осталось ею незамеченным. Каю казалось удивленное лицо Алессы и ее блестящие от восторга глаза забавными. Все-таки она очень милая. Они вышли в сад. Здесь Алессу поджидало разочарование, которое она даже не попыталась скрыть. Алесса грустно вздохнула. Кай вопросительно посмотрел на нее с высоты своего роста. — Когда вы сказали, что мы пойдем в сад, я думала, что увижу пышные деревья, душистые цветы и красивых, ярких бабочек, порхающих от одного растения к другому… Это было наивно с моей стороны, ведь мне известно, что нигде, даже во дворце, такого не встретишь… Но я почему-то все равно надеялась… «Сад» — действительно слишком громко сказано. От понятия «сад» осталась лишь огражденная территория при дворце с полусухой травой, выложенными каменными тропинками и оградами. — Солнечного света попадает на землю недостаточно, чтобы растения могли цвести пышным цветом, — констатировал Кай. — Я знаю… Просто… понадеялась… — она замолчала, — Я родилась, когда солнце уже не было ярким и его прямые лучи не касались земли… А вот Гленн застал это время, но был еще слишком мал и потому не помнил, каково это — быть обогретым солнцем… — она сжала губы, — Мама и папа часто рассказывали нам о том, какой плодородной раньше была земля… Как они лежали на мягкой зеленой траве, как на ней по утру сверкала роса, как жужжали пушистые пчелы, как всюду сновали трудяги-муравьи… Наверное, это красиво. Я хотела бы взглянуть. Кай внимательно слушал ее. Они шли по тропинкам, не разбирая дороги. Лишь бы вперед. Слова давались Алессе не так просто, поэтому она часто замолкала, задумавшись, но потом вновь продолжала говорить: — Папа и мама сильно любили друг друга, и когда мамы не стало, папа был безутешен… Первые дни без нее он пил… Пил до беспамятства. До такого состояния, что не был похож на человека… просто на тело… Порой не мог связать и двух слов… даже нас не узнавал, — Алесса смотрела себе под ноги, — Мы с братом не знали, чем он занимается, кроме того, что пьет, потому что с работы его вышвырнули за пьянство… Он отдалился от нас с Гленном, потом начал часто уходить куда-то… Мы терялись в догадках, где же он пропадает, нам было очень тяжело… Мы держались друг друга… Он был моей самой надежной опорой… — она шмыгнула носом, вспомнив, что Гленна больше нет с ней, и смахнула одинокую слезинку, — Но теперь я знаю, чем был так увлечен мой отец… знаю, что он строил заговор… — А как умерла твоя мама? — Ее забрали во время забоя три года назад… Что с ней случилось дальше, я не знаю… Она просто больше не вернулась. Кай в ответ лишь слабо кивнул. Он не вспомнил. Не вспомнил ту женщину, которая молила о пощаде, которая говорила перед смертью о своих детях: о старшем сыне, Гленне, и дочке, которую зовут Алесса — о детях, которых она так любила и которые ждали ее дома, до последнего надеясь, что она вернется… — Ты обижена на отца? — Нет… Конечно, нет… Точнее, немного… Когда он был так нам нужен, он просто… бросил нас, следуя за своей навязчивой идеей мести… — Алесса стиснула зубы, — … он был так нам нужен, — повторила она, хрипя. — Ты можешь не рассказывать, — мягко сказал Кай, остановившись. Он повернул ее лицом к себе и смахнул еще одну слезу. Алесса взяла его за запястье. — Нет, я хочу… Я хочу, чтобы вы знали… Я хочу сказать вам еще кое-что… Это очень важно… Выслушаете? — Конечно. Алесса прикрыла глаза, прислонившись щекой к его ладони, и потерлась об нее. — Господин, я хочу, чтобы вы знали… Я люблю вас. Она распахнула влажные, и потому кажущиеся еще более черными, ресницы. Кай смотрел на нее немного растерянно. На лице Алессы скользнула неловкая улыбка, после чего она отпустила его руку, встала на носочки и притянула к себе за ворот рубашки, чтобы поцеловать — разница в росте была значительной. Кай послушно наклонился и поддержал поцелуй. Он был нежным, мягким, осторожным, но становился все более страстным и настойчивым. Кай перехватил инициативу и, взяв Алессу в охапку, притянул ее к себе так резко и сильно, что она была вынуждена встать носочками ему на ноги. Они продолжали глубоко, проникновенно целоваться, стоя посреди мертвого сада. Себастьян скрылся в своих покоях тут же, как уладил все дела, и развалился на своем ложе. Он был не один — подле Себастьяна лежала Ерсэль, устроившись головой на его груди. Насладиться минутами безмятежного спокойствия и сладостного уединения удавалось редко, и потому они были бесценны. Когда такая возможность все же представлялась, Себастьян и Ерсэль скрывались от жестокости и несправедливости мира за дверью покоев первого и, словно вне времени и пространства, просто были рядом друг с другом. Царившее молчание было чем-то сокровенным и интимным. Только для них. А близость была не физической — духовной. Отсутствие Данте в замке — идеальная возможность побыть друг с другом. Но дверь без жалости и стука распахнулась. На пороге появился Кай и тут же обмер, увидев царившую между Себастьяном и Ерсэль идиллию. Он, конечно, знал, и вообще, в принципе, все знали, но никто не видел воочию, однако сейчас Кай взял их с поличным. Ерсэль подскочила на кровати. Себастьян среагировал так же резко. Когда он увидел, кто стоял на пороге, шумно выдохнул, стиснув челюсти, и упал обратно на подушки. — Прошу прощения… — неуверенно сказал Кай, глазами следя за рванными телодвижениями Ерсэль. Она спешно покинула комнату, не оборачиваясь и не смотря незваному гостю глаза. Кай же, в свою очередь, проводил ее взглядом. Себастьян встал и, нервно поправив волосы, подошел к окну, отвернувшись от Кая, и только потом спросил: — Что ты хотел? — Себастьян все так же стоял к нему спиной и с напускным интересом высматривал что-то в окне. Кай поставил на столик ту самую бутылку, переданную Николасом, и бокалы¸ по-хозяйски сел в одно из кресел. Он без труда откупорил пробку и разлил кровь. Кай наблюдал, как алая жидкость вздымается на стенки бокалов, словно волны во время бури, разбивающиеся о скалы, и вновь поймал себя на мысли, что он ни о чем не жалеет. — Поговорить. Себастьян чуть скосил взгляд, потом снова вернулся к созерцанию вида из окна, так и не повернувшись к непрошенному гостю. Кай знал Себастьяна достаточно долго, чтобы понять, что тот сильно не в духе, хотя внешне это ярко не демонстрировал. Кай был настроен решительно, потому в ответ на отталкивающе поведение просто пожал плечами, мол, «не хочешь — не надо, а я с пустыми руками уходить не намерен», откинулся на спинку кресла и сделал глоток, а затем, посмотрев на свой напиток, что был добыт так бессердечно и жестоко, и спросил: — Себастьян, что такое любовь? Повисла тяжелая тишина. Себастьян не шелохнулся, но его голос предельно серьезным — стальным: — С чего вдруг такой вопрос? — Моя смертная… — задумчиво начал Кай, а затем умолк. Он более не мог скрывать свою напряжённость. Раз уж пришел, то нужно говорить на чистоту, иначе в беседе с Себастьяном не было смысла. Кай чуть наклонился вперед и уперся локтями в колени, а затем продолжил прерванную речь: — Хочу разобраться в себе. Что это за чувство, когда кого-то любишь?.. Кай хотел сказать что-то еще, но Себастьян перебил его: — Все, что нужно знать о любви, так это то, что такие, как мы, ее не достойны, — он резко обернулся. От сдержанности Себастьяна вдруг ничего не осталось. Она испарилась от одного единственного, но точечного, прицельного удара. Вопрос был слишком болезненным. Себастьян завелся с полуоборота, и гнев его продолжал так же стремительно разгораться — языки пламени отражались от сердца в его серых глазах, словно в зеркале. Кай ни разу не видел Себастьяна настолько взбешенным. Он всегда думал, что нет ничего в мире, способного лишить этого высшего трезвости ума и холодности рассудка. Он ошибался. — Я не совсем понимаю… — чуть нахмурился Кай. — Не понимаешь? — с горько усмешкой переспросил Себастьян, — Не мудрено — не дорос еще. Но я поясню. Себастьян прикрыл глаза, в попытке успокоиться, но у него не вышло. — Любовь — это светлое чувство… Что «светлого» есть в нашей с тобой сущности? Абсолютно ничего. Все светлое, — он критично осмотрел внешний вид Кая— если исключить предметы гардероба, противоречит нашей природе. Даже солнце — общедоступный источник света и тепла — не желает озарять мир, в котором существуем я, ты и нам подобные. И я не вижу здесь ничего удивительного. Ты и я — детища Мглы — мы были рождены во Тьме, в ней нам жить и в ней же — умереть, — Себастьян безжалостно плевался ядом, но, на самом деле, лишь озвучивал горькую правду. — Ты не прав… — глухо отозвался Кай. — Любить, — повысив голос, продолжал он — это желать всей душой, чтобы тот, кого любишь, был счастлив, независимо от того, чем это счастье обернется для тебя… — он замолчал, потому что слова застряли в горле, — Кай, — надорванным голосом продолжил Себастьян, посмотрев на собеседника исподлобья, — у нас нет души. Мы несем с собой лишь страдания, боль и смерть… Мы убийцы и мучители. Мы живем за счет того, что лишаем жизни других. Мы не заслуживаем по отношению к себе ничего хорошего и уж тем более, чтобы кто-то нас любил, — каждое произнесенное Себастьяном слово кинжалом вонзалось ему в уже давно истерзанное сердце, но он продолжал говорить, хотя хотелось орать, вцепившись в волосы на своей голове. — Но вы с Ерсэль любите друг друга… Себастьян в мгновенье ока оказался у стола и смахнул с него бутылку вместе с бокалами. Все это полетело на пол и со звоном разбилось. Это высказывание стало последней каплей. — Не говори о том, о чем не знаешь, щенок! — Себастьян оскалился, — Чего стоит моя любовь, если я не могу сделать для нее ничего?! Совсем ничего! Я только и делаю, что смотрю, как она страдает, но ничего не могу с этим поделать! — в голосе было столько горечи, но он продолжал рвать себя изнутри и говорить, — Она больна… от нее пахнет болезнью и смертью… я чувствую это… — отчаянное молчание, — В моем теле столько силы, но против этого я бессилен… Я не могу сделать для нее абсолютно ничего! — он перешел на крик, — Я ненавижу себя и свою сущность. Мои тысячелетия сотканы из сожалений, но знаешь, что мне кажется самым ужасным во всем этом? Я могу прожить еще целую вечность, а она, бесконечно достойная долгих лет, скоро умрет!.. Я заложник обстоятельств, но тебе… повезло больше, чем мне… Ты можешь спасти невинную жизнь… — он снова на секунду замолк, а затем зловеще улыбнулся, — Хочешь разобраться в себе? Понять, любишь ли ты свою смертную? Так отпусти. Это уже не на шутку разозлило Кая, и он вскочил с кресла. — Ты несешь какую-то ахинею! — Если ты действительно ее любишь и желаешь ей счастья, то отпусти ее! Она никогда не будет счастлива рядом с тобой! Кай зарычал и сорвался с места, желая поскорее покинуть пределы покоев Себастьяна. Дверь за ним с грохотом закрылась. От разошедшейся вибрации затрещали стены. — Вот и весь мой сказ… Надеюсь, я ответил на твой вопрос, — прохрипел в глухой тишине Себастьян, смотря на осколки, разбросанные в луже крови. Кай ворвался в свои покои, как ураган. — Ты хочешь уйти от меня? — Что? — чуть выпучив глаза и искренне не поняв сути вопроса, переспросила Алесса, подскочив на кровати, — Нет, конечно нет! Кай, шипя и даже рыча, захлопнул за собой дверь. Та шарахнула с такой силой, что Алессе показалось, что стены заходили ходуном. — Господин, что с вами? Успокойтесь, прошу вас… Алесса, инстинкт самосохранения которой утонул в пучине слепой любви, спешно направилась к Каю. Тот, скалясь, напрягся всем телом, наблюдая за ее движениями и встревоженным лицом. Кай был не в силах успокоиться, агрессия и злоба переполняли его и требовали выхода. — Господин, я не хочу уходить от вас. Я никогда не оставлю вас. Мое место рядом с вами… Алесса смотрела ему прямо в глаза и только в них. Она медленно, чтобы не спугнуть, поднесла ладонь к щеке Кая. Тот тяжело дышал, словно разъяренный бык, но нежный, спокойный голос Алессы мягким облачком начал приводить его в чувства: — Я люблю вас, господин, — она улыбнулась, — и никогда не предам вашего доверия. Кай выдохнул, прикрыв глаза. Он видел по глазам, что она не врала. Кай подумал про себя, что Себастьян — жалкий глупец, и обнял Алессу. Она уткнулась носом в его грудь и тоже закрыла глаза. — Я верю тебе. Алесса, прижавшись еще ближе, вновь улыбнулась. Тишина. — Ты говорила, что у тебя должен был День рождения?.. — вновь заговорил Кай, положив подбородок Алессе на макушку. К этому моменту волна гнева сошла на нет, и Кай был совершенно спокоен. — Но я не знаю, когда точно… Раньше мама каким-то образом по луне высчитывала все Дни рождения в нашей семье, потом, когда ее не стало, это начал делать Гленн… И он говорил, что у меня скоро должно быть, но я не знаю, когда… — Не важно. Его нужно отметить. — Но господин… — она оторвалась от его груди и посмотрела снизу вверх, — это совсем не обязательно… — Почему бы и нет? Люди любят этот праздник, сама говорила, так что не обсуждается. Я все устрою, — голос Кая не терпел возражений. Алесса не сдержала улыбки и согласно закивала, вновь положив голову ему на грудь. За Каем дело не встало. На следующий день он по утру исчез из замка, не предупредив Алессу. Она, проснувшись и не увидев того в покоях, догадалась, куда тот запропастился, потому ждала с нетерпением. Она еле-еле могла усидеть на месте, счастливая, детская улыбка не сходила с ее лица. Алесса весь день просидела у окна, около него же и уснула, сморенная ожиданием. Ей снилось, что она идет по зеленой сочной траве. На безоблачном небе светило солнце. Оно было настолько ярким, что, когда Алесса подняла голову, чтобы взглянуть, тут же была вынуждена зажмурить глаза и прикрыть их рукой. Алесса была одета в полупрозрачную ночную рубашку, и легкий освежающий ветерок шаловливо пробирался под нее, раздувая и щекоча тело. Алесса сделала шаг, потом — второй. Она шла по лугу, и пейзаж довольно долго оставался статичным, но вдруг что-то холодное, невесомое коснулось ее ключиц. Алесса протянула руку, и ей на ладонь упало сразу несколько снежинок, сплетенных воедино. Алесса, недоумевая, посмотрела вокруг: крупные хлопья снега, кружась в воздухе, быстро покрывали траву, будто погребая ее под собой. На смену солнечному, погожему деньку резко пришел снегопад, сопровождаемый пронизывающим ветром. Стоило ему подуть, как Алессу тут же бросило в дрожь — слишком уж легкая на ней была надета рубашка. Она обхватила себя руками и принялась растирать вдоль плеч вверх и вниз в жалкой попытке согреться. Алесса выдохнула белое облачко пара. Она решилась идти дальше. Пурга усиливалась. Было уже невозможно что-либо разглядеть. Алесса слепо, но уперто шла вперед, преодолевая навалившие снежные сугробы. Идти становилось все тяжелее, Алесса не чувствовала ног и пальцев рук, у нее стучали зубы. Но вдруг что-то мелькнуло в непроглядной белизне, и Алесса в надежде на спасение пошла в том направлении. В этот момент метель утихла. Алесса глубоко вдохнула обжигающе ледяной воздух и не поверила своим глазам: — Господин? Это вы? — из ее рта вновь вырвались клубы пара. Кай стоял к ней полубоком, и Алесса видела лишь часть его лица. Кай не ответил ей. Алесса, согреваемая надеждой, улыбнулась и вновь обратилась к нему: — Господин, скажите, где мы? Но он продолжал упорно хранить молчание и даже не шелохнулся. Тогда Алесса, на лице которой изобразилось волнение, сделала несколько шагов к нему навстречу: — Господин?.. Кай перевел на нее взгляд. Он был устрашающим, отталкивающим. Не таким, как обычно… Кай всегда смотрел на нее иначе. Алесса замерла, почувствовав под ногами что-то теплое, и, наконец, опустила глаза. На белоснежном снегу алели лужи крови, и сама Алесса стояла в одной из них. Она заметила, что кровавые следы ведут прямиком к Каю. Алесса подняла на него испуганный взгляд. Кай пристально смотрел ей прямо в глаза: его рот, руки, белая рубашка, серебряный камзол — все это было в крови. Алесса инстинктивно попятилась назад на несколько шагов, отрицательно качая головой, споткнулась обо что-то и упала прямо в сугроб. Кай все так же угрожающе смотрел на нее исподлобья. Вдруг он оскалился, демонстрируя свои клыки, которые тоже были в крови. И Алесса шестым чувством поняла, что он планирует наброситься на нее. В этот момент она проснулась. — Это было не просто, но мне удалось все достать, — торжественно заявил Кай, заходя следом за молоденькой служанкой. Алесса подскочила на месте, широко распахнув глаза. Ее сердце бешено стучало после страшного сна, и она машинально положила руку на грудь, стараясь его усмирить. Кай был увлечен последними штрихами организации Дня рождения и потому не заметил состояния Алессы. Она же, плохо соображая, где проходит эта тонкая грань между сном и реальностью, ошалело посмотрела на Кая, а затем — на служанку. Та завезла сервировочный столик и по указанию Кая оставила его около ложа. У самого демона в руках оказалась бутылка и два бокала. — Пока что все, Николь, можешь быть свободна. Я тебя позову. — Да, господин, — Николь поклонилась и засеменила к выходу. Кай с довольным видом посмотрел на Алессу, которая так и продолжала сидеть на своем месте, глупо хлопая ресницами. — С тобой все нормально? Ты бледная, — Кай нахмурился. Он в долю секунды оказался рядом с ней и приложил тыльную сторону ладони к ее лбу. Принюхался. — А… я… да, все в порядке, господин… Болезнью от нее действительно не пахло. Но Кай слышал, как громко стучит ее сердце. Он снова недоверчиво покосился на Алессу. — Правда, господин, — она искренне улыбнулась. Сон. Всего лишь сон. Она точно знала — Кай никогда не посмотрит на нее так… Они не разрывали зрительный контакт. — Тогда отведай свой праздничный ужин. Алесса заглянула ему за спину. Мясной стейк на столике был таким горячим что от него ввысь вздымались клубы пара. Алесса соскочила с подоконника и направилась к ложу. Она с нескрываемым любопытством осмотрела все, что было на столике: две порции мяса, украшенных свежими ягодами, тарелки с сыром и фруктами. Хоть Алесса и не голодала, как оказалась под личной протекцией Кая, все же такая пища была для нее роскошью. Не заметно для Алессы Кай оказался рядом. — Присядь, — он дождался, когда она опустится на пятую точку, — У людей же принято дарить подарки на День рождения? У меня есть для тебя кое-что. — Ох, господин, — прошептала Алесса, смущенно отворачиваясь. — Николь! Девушка тут же вошла, держа в руках довольно крупную белую коробку с красивым красным бантом. Николь отдала подарок Алессе, та неловко приняла его. — Будь поблизости, Николь. Кай кивнул, и служанка вновь вышла. — Открой. У Алессы перехватило дыхание. Она кивнула и, глубоко вдохнув, развязала бант и подняла крышку. Внутри коробки было сложено красивое, очень дорогое, украшенное вышивкой в форме цветов, бежевое платье. У Алессы глаза на лоб полезли от восторга. — Оно просто великолепное, господин! Благодарю вас! — Я рад, что оно пришлось тебе по душе. Примеришь позже, а сейчас попробуй. Он без труда откупорил бутылку, после чего разлил по хрустальным бокалам алую жидкость. — Это вино? — неуверенно спросила Алесса, взглянув на Кая снизу вверх. — Да. Я не разбираюсь в сортах, поэтому пришлось обратиться за помощью к экспертам… Алесса вопросительно выгнула бровь. Кай усмехнулся: — Валентин — большой ценитель человеческой кухни. Особенно по части алкоголя. Он подал Алессе бокал. — Но… я никогда не пробовала… — Все бывает впервые. Пей. Алесса неуверенно посмотрела на Кая, затем — на бокал, потом — снова на Кая. Тот приподнял брови и поднес бокал еще ближе к Алессе. Та все еще колебалась. Тогда Кай сам сделал большой глоток, но не проглотил. Он наклонился и в засос поцеловал Алессу. Алые капли вытекали через уголки их губ, скатывались на подбородки и текли вниз по шее. Кай оторвался от Алессы и облизнулся, собирая с губ капли вытекшего от поцелуя вина. Алесса тоже вытерла рот тыльной стороной ладони и улыбнулась. У нее пела душа. В груди распускались цветы и порхали бабочки. Алесса была счастлива. Кай чувствовал то же. Он смотрел на нее и думал о том, что это, наверное, и есть любовь. Скоро с пищей было покончено. Алесса опьянела после трех бокалов, Кай выпил значительно больше, но его алкоголь, ожидаемо, не брал, так что он сохранил трезвость ума. Алесса же была навеселе: много болтала, громко хохотала, шутила, рассказывала истории из своего детства. Кай смеялся вместе с ней. Мир вдруг сомкнулся и в нем остались только он и она. — Давайте потанцуем, господин? — Алесса, не дожидаясь ответа, потянула его за руку. — Ты же знаешь, что я не умею, — Кай, не выпуская из рук своего бокала и соблазнительно улыбаясь, все же пошел у Алессы на поводу. Она и так сводила его с ума, а ее пьяному очарованию противиться было просто выше его сил. — Все бывает впервые, господин, — сказала она ему прямо в губы и сомкнула руки на его шее. Танец был незамысловатым. Алесса тихо напевала какую-то мелодию, и они медленно переступали с ноги на ногу. Алесса была слишком близко, от нее сладко пахло. Кай не мог отвести взгляда. Почувствовав его пристальное внимание, она тоже посмотрела ему в глаза. Взгляд Алессы был неосознанным, туманным. Кролик смотрел в глаза удаву и видел там другого, очень красивого кролика.* Она была пьяна, а он был пьян ею. Алесса горячо выдохнула Каю в шею, и он поцеловал ее. — Хочу тебя, — прохрипел в истоме он и направил к постели. На губах Алессы заиграла улыбка. Они, целуясь, приближались к кровати. Алесса, упав на перину, потянула Кая следом за собой. Тот был так увлечен, что и думать забыл о бокале в руке, и потому неловко упал на постель подле Алессы. Хрупкий хрусталь тут же был раздавлен, зажатый между рукой и периной. Алое пятно от пролитого вина вперемешку с кровью демона расползлось по белому одеялу. Кай зашипел — осколок впился ему в ладонь. Высший вынул его, быстро смахнул с постели прочие, чтобы Алесса случайно не порезалась. Кай хотел продолжить, но Алесса перехватила его руку и, развернув ладонь, притянула к себе. Она, не сводя с Кая потемневшего взгляда, припала губами к порезу и очень пошло принялась слизывать кровь. Кай, пристально наблюдая за этим зрелищем, почувствовал, как нарастает тяжесть внизу живота, и кровь от головы резко отливает к паху. Алесса легла на спину, Кай накрыл ее собой. Кай провел большим пальцем по ее нижней губе, осторожно приоткрыл ей рот. Алесса губами обхватила его палец. Вторая рука Кая плавно скользнула вверх от ее согнутых колен под задравшееся платье. Алесса тяжело дышала, блаженно закрыв глаза. Кай уже приоткрыл рот, обнажая клыки, но вдруг Алесса, широко распахнув глаза, схватилась за горло. Резко стало нечем дышать.