Шепот Тьмы

      Сознание возвращалось постепенно. Обрывками. Всполохами. Веки были слишком тяжелыми, и тьма перед закрытыми глазами казалась непроглядной – но иногда во мраке словно распускались причудливые темные цветы. Призрачные. Полупрозрачные. Их лепестки стремительно опадали, сливаясь с темнотой, когда демон вновь проваливался в забытье.       Иногда ему удавалось расслышать голоса.       Не рядом – словно где-то за стеной, в соседней комнате или даже дальше. Два очень похожих голоса, и лишь интонации давали понять, что собеседников двое. Едва сдерживаемое глухое раздражение против чуть снисходительной насмешки.       Удивительно, что они еще не разнесли дом.       Мысль была вялой и почти равнодушной. Даже если бы разнесли – что с того? Мало ли в этом мире затерянных пыльных замков, укрытых древней защитной магией от любопытных глаз… Вергилий знал – более чем достаточно.       И все же не хотелось бы покидать этот дом снова.       Словно в ответ на его мысли голоса замолчали. Где-то скрипнули половицы паркета. И снова воцарилась тишина.       В этой тишине собственное дыхание показалось Вергилию слишком громким.       Он вдруг начал осознавать тихую, остаточную боль, которая пульсировала где-то в боку. И собственную раздражающую беспомощность. Жар, который сменялся ознобом – как еще один признак слабости…       Вспышки раздражения и гнева хватило, чтобы открыть глаза, сесть и сдвинуть слишком тяжелое одеяло в сторону. Свет на мгновение ослепил демона – и лишь спустя минуту он понял, что за окном по-прежнему пасмурно и идет дождь. Просто глаза слишком привыкли к темноте. На тумбочке рядом с кроватью он заметил стакан и графин с водой. Призрачный свет преломлялся в стекле и яркими бликами ложился на стену, подсвечивая тончайший золотой узор на темно-серых обоях. Красиво – настолько, что Вергилию не хотелось нарушать эту простую, мимолетную красоту. Но жажда оказалась сильнее.       Руки противно дрожали, когда он наполнял стакан водой.       Одеться. Спрятать уродливый белый шрам под шелком черной рубашки. Непослушными пальцами расправить сложный узел шейного платка… Каждое действие казалось ритуалом, словно Вергилий отвоевывал себя прежнего у тяжелой болезни. Вот только никакой болезни не было. Обычное ранение в бою, одно из тех, которые должны затягиваться в считанные минуты. Это злило. И в ответ на злость грубели кончики пальцев, покрываясь прочной чешуей.       Медленный выдох – чтобы спрятать злость где-то в глубине себя.       Шрам исчезнет со временем. Возможно, в его нынешнем состоянии на это уйдет несколько дней. И можно будет притвориться, будто слабость только пригрезилась…       Кому от этого станет лучше?       – Значит, ты пришел в себя, – голос за спиной разрушил хрупкую тишину, и Вергилий стиснул зубы. Не глядя на собеседника, он подошел к высокому зеркалу и провел ладонью по волосам.       Снова отросли… Сколько же он был без сознания? И кончики слегка вьются – почти незаметно, но этой малости достаточно, чтобы вывести Вергилия из себя. Он раздраженно запустил пальцы в волосы, пытаясь зачесать их, но белые пряди упрямо падали на лицо.       – Оставь… тебе идет, – горячее дыхание обожгло мочку уха, хотя непрошеный гость не отражался в зеркале. Опять его шуточки и насмешки.       – Жить надоело? – тихо, с угрозой спросил Вергилий. И Доппельгангер позволил зеркалу отразить себя. Он больше не притворялся, не стремился выдать себя за другого. Был в строгом и по-своему изящном черном камзоле, расшитом нитью цвета темного серебра. Темные пряди падали на лицо, скрывая, скрадывая знакомые черты. И рубиновые отсветы горели на дне глаз.       Игра. Всего лишь очередная игра, правила которой Вергилий все еще помнил. И неожиданно для самого себя демон осознал, что очень устал от всего этого.       С Данте было проще и сложнее одновременно.       Данте…       – Он рядом, – ответил Тень на невысказанный вопрос. – Злится. Все-таки вы похожи…       Горячие пальцы коснулись щеки, очертили скулу. И Вергилий, следя за этим прикосновением, отмечал собственную неестественную бледность и худобу, запавшие глаза, лихорадочный болезненный огонь на дне зрачков. И прядки эти... Которые придавали его облику странную хрупкость и романтичность.       Обстричь, сегодня же.       С губ Доппельгангера сорвался едва уловимый смешок – и он отступил, ничего не сказав.       – Почему ты здесь?       Неправильный вопрос. Зыбкий. Неопределенный.       Почему Данте не выставил его?       Всего лишь тень в потемневшей поверхности зеркала. В спальне даже днем было слишком мало света, и Доппельгангеру это на руку… Он замер у окна, чуть улыбаясь, и рубиновый взгляд жег спину между лопаток. Вергилий закрыл глаза. Забыть. Вычеркнуть из памяти ту ночь, когда он…       Он, а не Данте…       Проклятие.       – Твой брат знает причину.       И вновь упоминание о близнеце заставило оскалить клыки. Словно напоминание о том, что боль и ненависть не так-то легко вытравить из сердца. Даже если чувства эти погасли много лет назад, даже если последние полгода Данте каждым словом и действием доказывал, что для ненависти больше нет причины. Следы… шрамы… все равно остались.       – Я поговорю с ним, – Вергилий отвернулся от зеркала, осознав, что достиг своего предела и уже едва сдерживается, чтобы не разбить хрупкую призрачную поверхность. – До тех пор не смей попадаться мне на глаза.       – Ты приказываешь мне? – очередная насмешка с примесью удивления.       – Приказываю. Ты в моем доме.       Он ожидал, что Доппельгангер станет спорить. Вновь посмеется над ним и будет прав. Оказалось чертовски сложно сохранять спокойствие под изучающим алым взглядом, и демон впился когтями в собственную ладонь. Вергилий не имел права приказывать повелителю теней – по праву силы не имел…       – Как пожелаешь.       Слова упали в тишину, заглушив слишком громкое биение сердца.       Доппельгангер слегка поклонился – чуть издевательски, как и всегда – и вышел из спальни. Демонстративно, по-человечески, вместо того чтобы раствориться в зыбких тенях. Только тогда Вергилий осознал, что с ладони капает кровь, застывает черными каплями на светлом ковре, а в груди колет от того, что он невольно задержал дыхание.       Что за игру затеял на этот раз повелитель теней?       Что это – новая маска или…       Демон поднес руку к лицу и задумчиво лизнул ранки, понимая, что они тоже нескоро заживут. Ему больше нельзя позволять себе настолько забыться.       И нужно как можно скорее найти Данте.                     Поиски не заняли слишком много времени.       Горький запах алкоголя встретил Вергилия на пороге гостиной. Но Данте не притронулся к выпивке. Открытая бутылка стояла перед ним на низком, потемневшем от времени столике, рядом – стакан, наполовину заполненный жидкостью цвета янтаря. Но охотник словно позабыл о своем намерении напиться.       Или передумал.       Он поднял голову, и в серых глазах мелькнула радость, смешанная с тревогой.       – Вердж! Тебе лучше?..       Данте вдруг осекся. И сжал подлокотник кресла с такой силой, что дерево скрипнуло под его рукой.       – Это я, – заверил брата Вергилий. И добавил, показав израненную ладонь. – Ты вроде когда-то предлагал бинты.       Данте шумно выдохнул, и демон почти физически ощутил, как настороженность брата отступила, вновь сменившись тревогой. Надолго ли?       Она ведь не исчезнет, пока Доппельгангер остается в доме.       Дорогой коньяк обжигал ладонь не хуже чистого спирта. Вергилий терпел. И чтобы отвлечься, рассеянно думал о том, где Данте нахватался навыков первой помощи. Не для себя ведь старался – у младшенького никогда не было проблем с регенерацией, это демон знал наверняка. Значит… люди. Которым Данте стремился помочь. Возможно, защитить… Отчего-то эти мысли были колючими, неприятными, и словно царапались изнутри.       Глупо ревновать к тем, кто исчез из жизни брата много лет назад.       И вообще глупо ревновать того, кого ненавидишь…       – Вот и все, – Данте еще раз проверил повязку, провел кончиками пальцев по шероховатым бинтам. – Не жмет?       – Нет.       Вергилий несколько раз сжал кулак, проверяя. Бинты почти не мешали, бережно сдавливая руку, и это ощущение было почти приятным.       Все-таки он тот еще мазохист.       И Доппельгангер об этом знает.       – Что он сказал тебе? – демон до последнего не хотел задавать этот вопрос. Но понимал, что от возникшей проблемы не удастся бегать вечно. Мелькнула робкая надежда, что Двойник обманул близнеца. И тогда можно будет выставить его из дома.       Или даже довести до конца то, что было начато много лет назад. То, что Вергилию следовало сделать сразу, едва он одержал победу над повелителем теней. Вот только он заигрался… Поверил в собственную силу, которой в какой-то миг оказалось недостаточно.       И сейчас он стал еще слабее. Но Данте поможет. Вергилий чувствовал его гнев, видел след ненависти в потемневших глазах.       – Значит, он уже успел к тебе заглянуть? – и вопрос этот охотник процедил сквозь зубы, подтверждая мрачные мысли демона. Вспомнилось эхо разговора, которое Вергилий услышал сквозь темноту забвения. О чем они спорили?       – Он сказал, ты можешь объяснить, почему он до сих пор находится в нашем доме.       Нашем?..       Запоздалое осознание и злость на себя за эту оговорку… Но Данте будто не заметил.              ***                     От брата остро и пронзительно пахло серебром, смешанным с кровью.       Данте накладывал повязку и удивлялся тому, как он мог раньше не обращать внимания на этот запах. Приятный, дразнящий аромат, он появлялся и тогда, когда Вергилий позволял близнецу рисовать кровавые узоры на своей коже. Данте собирал поцелуями выступившие капли крови, пьянел – и все равно не осознавал…       А теперь жадно отмечал детали, которые отличали Вергилия от демона-тени.       Следы от когтей оказались надежно скрыты под слоем бинтов. Такие глубокие, почти насквозь… А Вергилий даже не поморщился, разминая руку. И Данте захотелось остановить его. Поймать чужую руку в ладони, поцеловать запястье там, куда – он знал – боль била откатом при каждом неосторожном движении. Вот только разве брат позволит…       – Да… Он рассказывал.        И эхо этого разговора все еще звучало у Данте в ушах, хотя дело было несколько дней назад. Охотник закрыл глаза, позволив себе снова погрузиться в воспоминания...                     Шепот дождя. Холод в спальне и собственная спешка в стремлении закрыть окна. На подоконнике осталась вода, но и пусть… Пристальный взгляд Доппельгангера, который все еще держал Вергилия на руках, замерев на пороге.       – Тебе не кажется, что сначала нужно промыть его раны?       Кажется. И Данте чертыхнулся сквозь сжатые зубы.       К счастью, ванная была совсем рядом, за соседней дверью. А в шкафчике обнаружилась стопка небольших чистых полотенец. Потом их останется только выбросить, но в тот момент Данте об этом не думал. Одно за другим он смачивал полотенца в теплой воде, чтобы прижать к боку близнеца, а потом медленно, максимально бережно отодрать рубашку от живой кожи…       Острый запах крови остался на руках и потом преследовал еще почти сутки.       И в голове бился мучительный вопрос: почему? Почему его раны опять не затягиваются? Падение скорости регенерации было страшным, и в какой-то момент Данте показалось, что без поездки в больницу не обойтись. Он не раз видел, как быстро сгорают люди. И не мог поверить, что с Вергилием может произойти так же…       Обошлось.       Все это время Доппельгангер оставался рядом. Его молчаливое присутствие невыносимо раздражало и одновременно настораживало. Слишком легко повелитель теней проник на территорию защищенного особняка. И не ушел сразу…       – Можешь проваливать, дальше без тебя разберусь, – прорычал Данте, в какой-то момент вернувшись в спальню и обнаружив Двойника в кресле возле кровати. Еще и обличье сменил… Видеть самого себя рядом с Вергилием и осознавать, насколько хороша подделка, было просто невыносимо.       – Не разберешься, – Доппельгангер откинулся на спинку кресла. – Раны его заживут, не спорю. А что будет дальше, Данте?       Дальше?..       Восстановление. Медленное и постепенное – так говорил Вергилий в те редкие моменты, когда соглашался обсудить свою… болезнь. И Данте верил брату. Видел, что ему становилось лучше, хоть и не настолько быстро, как пытался показать сам Вергилий.       Но оказалось, что этого недостаточно. И теперь Вергилий лежал в постели, без сознания, не в силах оправиться от ран.       – Что ты хочешь сказать?       Доппельгангер сплел пальцы в замок, и его взгляд стал непривычно серьезным.       – Что твоему брату недостаточно просто отсидеться и подождать, пока восстановятся силы. Уровень, на котором они подорваны… слишком глубоко.       Слова, с которыми Данте, несмотря на всю свою неприязнь, не мог не согласиться.       – И? Как это связано с твоим пребыванием здесь? – кресло было занято, и охотник, недолго думая, сел на краешек кровати, поближе к брату. Коснулся кончиками пальцев ладони – очень холодной и чуть влажной от испарины. Мерзнет… Все-таки он потерял много крови, прежде чем Данте успел зашить рану и наложить повязку.       Зашить рану Вергилию. Темному Ангелу, который некогда был правой рукой Мундуса… Брату, который побеждал его в четырех сражениях из пяти. Немыслимо.       – Он не сможет исцелиться, если не вернет то, что отдал мне.       – Отдал?..       – Более того, – глаза Доппельгангера горели зловещим алым светом. – Будет становиться только хуже.       Данте был привычен к угрозам со стороны демонов. Знал, что обычно в них гораздо больше обмана, чем правды. Но в тот момент почему-то поверил – и почувствовал, как все холодеет внутри.       А Доппельгангер продолжал, не глядя на охотника:       – Не знаю, какие подробности тебе известны… Я долго был в подчинении у твоего брата. Так это принято называть. Моя жизнь зависела от его жизненной силы, а я… служил ему.       Данте молча кивнул. Он знал, что это была за «служба». И хотел бы обвинить повелителя теней – но не мог… Вергилий не скрывал, что вынудил Доппельгангера носить обличье брата.       – Через несколько лет твой брат разорвал эту связь. Обычно подобные союзы распадаются бесследно – если, конечно, удается разойтись миром… Но все эти годы Вергилий не просто был моим хозяином. Он вложил в меня осколок своей души.       Зеркало. Всего лишь черное зеркало, в котором отразились чужое безумие и боль. Тень этой боли проступила на лице Доппельгангера, чтобы через мгновение снова спрятаться за непроницаемой маской.       – Полагаю, он сделал это неосознанно, – рубиновый взгляд задержался на руке охотника, в которой он по-прежнему держал ладонь брата. И Данте вдруг показалось, что в глазах Двойника полыхнула ревность.       – Ты ведь знаешь, какую цену в мире демонов имеет кровь. Обычная кровь, которую можно взять силой при убийстве. А добровольно отданная душа… Это источник невероятной мощи.       – И ты сейчас попытаешься убедить меня, что вместо того, чтобы хапнуть дармовой силы и сбежать ты хочешь вернуть душу ее владельцу?       Ответом были долгое молчание и тяжелый взгляд.       – Верно. Это очень тяжело, знаешь ли… быть им.       Доппельгангер вздохнул и все же освободил кресло, размял плечи привычным движением. Точно так же, как это сделал бы сам Данте.       Зеркало…       – Тебе придется потерпеть мое присутствие, охотник. Иначе твой брат не протянет долго.                     Слова царапали горло.       Он столько раз прокручивал в голове этот разговор. Закрывал глаза и вспоминал детали – запах крови и вспышку чужой ревности, прохладу остывшей за утро спальни и дождь, который почти заглушал тихий голос Двойника. Искал лазейку. Надеялся, что все это очередная ложь – обитатели Нижнего Мира так легко лгут. Говорил себе, что нельзя верить – и боялся собственным недоверием убить брата…       Вергилий молчал.       Смотрел на пламя, танцующее в камине. Рыжие языки огня отражались в светлых глазах демона, и это почему-то выглядело жутко. Неправильно.       Данте прочистил горло.       – Еще он сказал, что не знает, как совершить обратный ритуал. Тем более что ритуала как такового не было… Вердж, это правда?       Вергилий вздрогнул, словно его собственное имя, произнесенное братом, вдруг помогло вернуться в реальность. Демон выдохнул сквозь сжатые зубы и поднял взгляд. В его глазах все еще танцевало пламя – другое, темное, страшное. Тень прежнего безумия, о котором Данте так старался забыть.       – Я не знаю.