Шепот Тьмы

      Шел снег.       Здесь уже много месяцев шел снег, лишь изредка сменяясь колючим, мелким дождем. В светлых летних сумерках зрелище было особенно сюрреалистичным: звенящая тишина на несколько кварталов вокруг, белизна нетронутого снежного покрывала, сверкающие льдом крыши – и лишь вдалеке, по ту сторону реки, безоблачный закат и редкие фонари сквозь листву деревьев. Даже в уцелевшей части города огни освещали только несколько главных улиц, а дома казались заброшенными и покинутыми, лишенными света в окнах.       Доппельгангер стоял на крыше собора, совсем не замечая холода. С такой высоты разрушенный старый город выглядел почти красиво. Снег укрыл от любопытных глаз горы обломков и обугленный котлован посреди главной площади. Казались почти невредимыми в снежных сумерках ветхие крыши. И только черные провалы в стенах домов вселяли неприятное чувство тревоги.       – Погодка здесь все такая же дерьмовая, как я погляжу, – хрипло прокаркал над плечом насмешливый голос, но Доппельгангер даже не шевельнулся.       Огромная черная птица повернула голову, и сразу три зрачка уставились на повелителя теней.       – Мерзкий городишко. Зачем ты притащил меня в эту глушь?       Улыбка тронула губы Доппельгангера. Он окинул взглядом пустые, мертвые улицы, словно выискивая что-то, видимое лишь ему одному.       – Кто знает. Возможно, мне просто хотелось вспомнить.       Странные щелкающие звуки наполнили холодный воздух – Грифон смеялся.       – Ути какие мы сентиментальные.       – А ты на удивление болтлив.       – Один за всех отдуваюсь, – трехчастный клюв кошмара оскалился в жутком подобии ухмылки. – Зато ты какой-то притихший. И я знаю одного такого же молчуна. Ты точно все вернул мальчишке?       Вместо ответа Доппельгангер подбросил и тут же снова поймал на ладонь темный камень. Почти такой же, как тот, который оставил в качестве подарка старшему наследнику Спарды.       – Ты знаешь, что не все.       Даже для повелителя теней оставалось загадкой, как он почуял, что часть кошмаров можно и не возвращать. Откуда пришло знание, что можно вытащить их из клетки чужого разума и запечатать в иной форме. Доппельгангер никогда прежде не делал ничего подобного. Результат превзошел все ожидания… И прямо сейчас недовольно топорщил перья, вцепившись когтями в каменный выступ.       Удивительно, но Доппельгангер чувствовал в птице демоническую силу. Очень слабую – сны остаются всего лишь снами, даже если разрывают душу на части тысячей невидимых когтей. Сражаться в одиночку Грифон не мог. А вот задержать противников, измотать их – было ему под силу. Похоже, нечто подобное и произошло на той поляне, где повелитель теней подобрал мальчишку после боя с лордом.       Такой результат был… впечатляющим.       И страшным.       Ведь в черном вихре родились целых два подобных кристалла.       Демон расправил крылья, и по кончикам перьев пробежали злые синие всполохи.       – Я знаю, почему ты здесь, принцесса. Потому что стоит тебе усвистать в Нижний Мир – и пуф! Ты заперт. Дороги назад не будет.       – Все не так однозначно.       – Но ты этого боишься, – клюв щелкнул в опасной близости от пальцев, когда Доппельгангер потянулся погладить перья. – Потому что не знаешь наверняка.        Он снова замолчал, но совсем ненадолго. Воплощенный Грифон болтал практически безостановочно, не очень-то заботясь о том, слушает ли его собеседник. И этим он гораздо больше напоминал Данте, чем сдержанного, молчаливого Вергилия.       – Раз уж решил задержаться, почему нельзя было выбрать местечко поуютнее? Если не по душе море и райские пляжи, можно перебраться в более оживленный городок. Почему вас вечно тянет к этой унылой Фортуне?       И правда – почему?       Доппельгангер неопределенно пожал плечами, смахнул ладонью горсть снега, застывшего серебряными звездами на черной ткани камзола.       – А я что говорил? Скоро в сугроб превратишься, – в голосе вредной птицы отчетливо прозвучала насмешка, но повелитель теней расслышал и другие ноты.       Сочувствие? Тревогу?       Какая ирония.       Ветер вдруг донес эхо искаженного динамиками голоса – по ту сторону реки в Фортуне объявляли комендантский час.       – Хей, я серьезно – пойдем отсюда. Успеешь еще настрадаться.       Доппельгангер насмешливо выгнул бровь и сложил руки на груди. Сделал вид, будто не заметил, как дернулся в этот момент Грифон – демон все еще находился на скользкой крыше, меньше чем в полушаге от купола, покрытого толстым слоем льда. Забавно, неужели эта птица всерьез беспокоится за него?       – Ты меня с кем-то спутал.       – А что, между вами теперь такая большая разница?       – Попробуй, проверь, – на этот раз улыбка повелителя теней вышла по-настоящему зловещей.       Снова странный клекочущий звук – не то смешок, не то фырканье. Грифон замолчал, и в наступившей тишине Доппельгангер вдруг понял, что болтовня кошмара очень неплохо отвлекала его от ощущения пустоты, засевшего где-то под сердцем.       Острый черный осколок покалывал ладонь даже сквозь перчатку. Не полноценный трофей, даже не кусочек чужой души – всего лишь страшный сон, достаточно позабытый, чтобы Доппельгангер смог забрать его, не причинив вреда. Напоминание о мальчишке с серебряным взглядом. И о том, что сам Доппельгангер оказался на волосок от смерти.       Еще одним таким напоминанием служила едва ощутимая печать контракта.       – Кошмары живут лишь пока кто-то продолжает видеть сны, – пробормотал демон себе под нос.       – Это не новость, – тут же отозвался Грифон.       – Тогда почему ты здесь?       – Кто знает. Ты разделил нас, с тебя и спрос, – и снова насмешка, за которой гораздо больше грусти, чем напускного веселья. Доппельгангер раздраженно дернул плечом.       Неважно. Гораздо больше демона беспокоило другое…       Печать контракта уже должна была исчезнуть.       Грифон молчал. Косился насмешливо, слегка щурясь, не произнося ни единого слова – но Доппельгангер был готов поклясться, что знает, какие слова кошмар решил оставить при себе.       Проклятие. Бегство от самого себя и собственных желаний – это черта, свойственная Вергилию, а не ему.       – С тобой скучно, – вдруг проворчал Грифон. Силуэт кошмара дрогнул и, обернувшись струйкой черного дыма, снова исчез в осколке.       Удивительно, что он не стал издеваться или язвить. Доппельгангер еще не успел толком изучить характер своего нового знакомого. Но чего он точно не ожидал от Грифона, так это деликатности.                     На улицах в жилой части города тоже было тихо и безлюдно. Полгода – слишком короткий срок, чтобы ушел страх перед случившейся здесь катастрофой. Еще не стемнело, но солнце давно скрылось за горизонтом, и целые кварталы утонули в полумраке. Доппельгангер тенью скользил вдоль домов, чувствуя редкие огоньки человеческих душ за ненадежными каменными стенами. Сколько их осталось? Горстка тех, кто не захотел уезжать во время эвакуации, наемники и военные – вот и все жители.       Грифон оказался абсолютно прав. Фортуна превратилась в очень мрачное и унылое место. Настолько, что теперь почти могла соперничать с какими-нибудь опустевшими городами Нижнего Мира, которых осталось немало после той далекой войны.       И здесь было так же чертовски скучно… Но Доппельгангер пришел не за развлечениями.       Он вдруг осознал, что возможно видел Вергилия в последний раз. Если мальчишка все сделает правильно, их дороги больше никогда не пересекутся. Эта мысль должна была принести удовлетворение и покой в душу демона, но вместо этого почему-то отозвалась острым разочарованием.       – Напомни еще раз, что мы здесь забыли? – кошмар то исчезал, то появлялся снова. Сейчас Грифон скользил рядом в воздухе, едва касаясь перьями щеки Доппельгангера. И демон вдруг понял, что знает ответ на этот вопрос.       Он хотел попрощаться.       Старый офис Данте оказался в центре покинутого квартала. Повелителя теней встретила знакомая вывеска Devil May Cry, давно погасшая. Чуть приоткрытые двери, затхлый воздух, тусклые пятна угасающего света на покрытом пылью и грязью паркете. Доппельгангер прошелся по залу, задержал взгляд на потрепанном кожаном диване.       Он думал, что память о событиях той ночи уже сгладилась. Но стоило вернуться в агентство – и картинки прошлого ярко вспыхнули перед глазами, словно все случилось только вчера.                     Мальчишка спит. Спит на удивление крепко – словно наверстывает годы в Нижнем Мире, когда просыпался от малейшего шороха, всегда готовым к бою. Словно смертельно устал. Он не открывает глаза, даже когда повелитель теней прикасается к его щеке – только вздыхает, когда черные когти обводят точеную линию скулы.       Хмурится во сне. Не сердито… Скорее так, как будто ему очень больно.       Доппельгангер отступает на шаг. В этой комнате всего один стул, но демон игнорирует его и устраивается на краешке стола, принюхивается к содержимому чашки, которую забрал из рук Вергилия мгновение назад. Кофе осталось на пару глотков, он уже остыл, но все равно вкусно.       Пустую чашку он ставит на стол рядом с собой.       У него не так много времени – только пока отсутствует Данте. Хотя время – понятие относительное. Алый закат догорает целую вечность, солнечный свет путается в серебряных прядях, касается щеки прохладным поцелуем. И Доппельгангер любуется. Ловит себя на мысли, что хочет разгладить эту вечную морщинку между бровей. Хочет почти так же сильно, как заставить мальчишку кричать от боли.       И то, и другое сейчас – в его власти, но демон почему-то медлит.       Уже совсем темно. Данте пропадает где-то несколько долгих часов – к счастью ли, Доппельгангер уже и сам не знает. Не думает об этом. Он готов к тому, что Вергилий откроет глаза, и все равно вздрагивает, когда этот момент наступает. Смотрит жадно, как бывший Император приходит в себя от кошмара. Резкий вздох срывается с губ, но Вергилий почти сразу возвращает контроль над дыханием. Сонная пелена постепенно исчезает из затравленного, потемневшего от боли взгляда. И лишь тогда он, наконец, замечает – что-то не так.        Доппельгангер умело скрывает свое присутствие – впрочем, не особенно надеясь на то, что это сработает. Вергилий всегда обладал отличным чутьем. И когда полукровка тратит почти несколько минут на то, чтобы собрать картинку воедино, в голове демона-тени снова звенит тревожный колокольчик.       Уже второй раз.       Он смеется, как ни в чем ни бывало. Нападает, как мечтал много лет, но каждый миг короткой борьбы отдает невыносимой фальшью. Вергилий распят на стене, черные копья не оставляют ему ни единого шанса – и это едва не заставляет Доппельгангера отступить. Тревога уже не звенит – бьет набатом, почти оглушает.       – Ничтожество, – цедит сквозь зубы, словно в надежде, что резкие слова что-то изменят.       Вергилий вскидывает голову. Вспыхивает в глазах былое яростное пламя, воздух словно застывает, гудящий от напряжения и силы. Слишком медленно… слишком очевидно. Доппельгангер срывается с места неуловимой тенью, направляя удар. Пальцы совсем ненадолго смыкаются на рукояти клинка, руку сводит болезненным холодом. И Вергилий кричит.       Повелитель теней едва слышит. Несколько мгновений он смотрит только на Ямато, чье лезвие пронзило тело полукровки.       Заставляет себя отвести взгляд. Говорит что-то, но похоже, будто пытается напомнить самому себе, зачем пришел. Вергилий скалится в ответ, но совсем недолго – ему слишком больно.       Улыбается. От этой жуткой (желанной?) горькой улыбки перехватывает дыхание.       Слова мальчишки больше напоминают бред сумасшедшего, но Доппельгангер почему-то верит. Складывает, наконец, два и два. Как раз вовремя, за минуту до того, как ощущает знакомое присутствие уже совсем неподалеку. Он совершенно точно не желает сталкиваться еще и с Данте.       Портал раскрывается в безлюдном переулке где-то на окраине. Воздух холодит кожу, которая еще хранит прикосновения чужих теплых рук. Пахнет кровью. Чужой, серебряной, пьянящей… Доппельгангер – демон, проживший не одну сотню лет, к запаху крови он более чем привычен.       Но сейчас почти ненавидит его, впервые за свою долгую жизнь…                     На стене остался узкий и глубокий след.       Повелитель теней проследил его кончиками пальцев и, помедлив немного, снял перчатку. Он прекрасно помнил, как Ямато насквозь пробила плоть и вонзилась в стену, словно нож в масло. И помнил единственную мысль, которая в тот миг едва не оглушила его самого: почему? Ведь Ямато проще уничтожить, чем подчинить…       – Хей, ты ведь в курсе, что завеса здесь похожа на решето? – голос кошмара снова отвлек от воспоминаний, возвращая в реальность. Сам Грифон приземлился на спинку дивана, безнадежно испортив когтями кожаную обивку.       Доппельгангер кивнул.       – Конечно. Во всем городе так.       Он отвернулся от стены и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.                     Грязный темный переулок остается позади. Демон почти неосознанно приводит в порядок одежду, вываливается на более оживленную улицу, залитую светом фонарей. Тут же шарахается в сторону компания подростков, но Доппельгангер их почти не видит.       От неожиданного осознания Тень едва держится на ногах.       Прислоняется спиной к стене дома, прячет ладони в карманах наскоро созданного подобия местной куртки. Сейчас он настолько не хочет быть один, что готов мириться с глупыми человеческими условностями. Ему нужны несколько минут… Всего лишь немного времени на этой искрящейся снегом улице, чтобы прийти в себя.       Горькая, выжигающая изнутри ненависть принадлежит не ему.       Он лишь отразил ее.       Доппельгангер смеется, и этот смех пугает редких прохожих. Он должен был догадаться раньше. Этот огонь внутри, эта ярость, стремление к мести… Все это до боли ему знакомо.       Сколько лет он читал их в чужих глазах.       Теперь Доппельгангер понимает, что его собственная ярость улеглась давным давно. Как и раздражение от необходимости повиноваться чужим приказам – в конце концов, он уже давно не связан контрактом.       Стоило бы и злиться, и ненавидеть. Но не осталось ничего кроме любопытства.       Возможно, это не так уж и плохо. Доппельгангер вполне силен, но наживать врага в лице Спарды не хочется даже ему...                     Спальня оставалась все такой же, какой демон ее запомнил. Доппельгангер прошелся по комнате, окинул взглядом узоры на полу, почти скрывшиеся под слоем пыли. Грифон только щелкнул клювом – и повелитель теней невольно усмехнулся, на миг показав клыки.       Помнит, значит. Но молчит вместо того, чтобы поделиться информацией. Все еще слишком лоялен к бывшему хозяину. Хоть и был для Вергилия кошмаром, который едва не стоил мальчишке жизни…       Впрочем, Доппельгангеру не нужны чужие подсказки, чтобы восстановить картину событий.       Магический круг на полу кажется смутно знакомым. Некоторые моменты проясняют письмена на языке Нижнего Мира – оборотень читает их легко, выстраивая схему ритуала.       Картинка не нравится ему до темноты в глазах. Проклятие. Мальчишка совсем не щадит себя.       – Ну хватит, – Грифон захлопал крыльями совсем рядом, стараясь удержаться в воздухе. Доппельгангер почти машинально вскинул руку, и огромные когти тут же аккуратно сомкнулись на предплечье.       – Для призрака ты слишком тяжелый.       – Зубы мне не заговаривай, – расхохоталась птица. – Пора валить, принцесса. Еще минута в этой комнате, и ты расклеишься окончательно.       Заботливый.       Доппельгангер подошел к окну, одновременно нашаривая в кармане подарок Мундуса – крошечную сферу-портал. Сегодня демону не хотелось тратить собственные силы на возвращение в Нижний Мир.       Печать контракта все еще холодила сердце.       – Не задерживайся, – Грифон больно клюнул в ладонь и тут же исчез. Еще несколько секунд в воздухе висело облако темных с серебром искр.       Пожалуй, стоило последовать его совету. Но тревога не отпускала, и повелитель теней прикрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, к тонкой, натянутой до предела нити, связавшей его с наследником Спарды.       Он попытался убедить себя в том, что Вергилий слишком умен, чтобы совершить одну и ту же ошибку дважды. Но не мог забыть, что в то же время мальчишка оставался до невозможного упрямым.       – Отпускай его, Вергилий, – тихо позвал Тень, коснувшись груди кончиками пальцев. Совсем как тогда, когда уговаривал перестать удерживать почти разрушенный барьер. – Отпускай.       На миг ему показалось, что связь немного ослабла – словно Вергилий услышал.       А потом в груди разлился знакомый холод призыва.