Вы Сегодня, 15:55 Чего тебе?
Арс Сегодня, 15:55 Чем ты занимаешься? Как после школы отписался, так пропал сразу. Ты же не бросаешь меня, чудо?Вы Сегодня, 15:55 Дурак ты, Арс. Даже и не думал, я просто в художку щас иду
Арс Сегодня, 15:56 Как я мог забыть, я же общаюсь с деятелем искусства!Вы Сегодня, 15:56 Туше
Арс Сегодня, 15:56 Может зайдёшь ко мне? Антон подскакивает с лавочки и в полной безоглядной панике таращится на сообщение где-то с полминуты, пока не отмирает и не принимается расхаживать взад вперёд, маяча перед остановкой и пытаясь расшевелить то ли конечности, то ли мозг, то ли остановившееся сердце. Холод перестаёт ощущаться в ту же минуту, когда к лицу приливает горячая кровь, и она же шумит теперь у него в ушах. В бедовой голове мысли мечутся внутри черепной коробки мячиками-попрыгунчиками, беспорядочно сталкиваясь друг с другом и неприятно ударяясь о стенки. Парень пытается ухватиться хоть за одну из них, но всё тщетно, поэтому из Шастуна вырывается мученический обречённый стон. Проходящий мимо дедуля в бобровой шапке усмехается из-под усов — вот ведь молодёжь пошла! — и бредёт дальше, оставляя Антона наедине с собой и своими друзьями-тараканами ждать автобуса и размышлять над ответом. Антон нервно усмехается. Да что тут думать вообще? Конечно он согласен, десять раз согласен, сто, тысячу! Но его просто напросто сбило с толку это предложение. Антон даже думать боится о том, что хоть немного симпатичен Арсению, и он общается с ним не только для того, чтобы скоротать время на скучных парах. Попов не давал поводов так думать, но внутри Шаста всё равно сидит этот жуткий маленький страх. Зайти к нему… бред какой-то. Может, он маньяк? Серийный убийца? Насильник, который заманивает жертв в свой тёплый подъезд, а потом приглашает в квартиру якобы на чай? Нет, стоп, это уже паранойя. Арс просто студент, и до господина Ганнибала Лектора ему как до Китая пешком. Верно? До Антона запоздало доносится скрип открывающейся двери автобуса и скрежет снега под чьими-то ногами. — Ша-а-а-аст! На парня с разбега налетает нелёгкая туша в объёмном зимнем пуховике и вязаной шапке, натянутой на лоб. Девушка звонко хохочет, запрыгивает на друга, обхватывая всеми четырьмя конечностями, и тот охает от неожиданности и пытается удержать равновесие. — Шесть минут, мой рекорд, — довольно произносит Кузнецова, запуская пальцы в русые волосы Антона и весело их ероша. — Господи, блять, Иисусе, я щас грохнусь нахуй, — кряхтит Шастун, пытаясь поудобней подхватить подругу и мысленно давая себе выговор за хилость. Ира фыркает и, сжалившись над бедолагой, становится на ноги. Под толстой подошвой мелодично скрипит снег. — Водила просто конченный попался, не удивлюсь, если он пропустил все светофоры, но зато я как раз вовремя. Ой, ты чего бледный такой? Я, конечно, не пушинка, но не настолько же… — Фу, глупости не говори, ты красоточка, — Антон поправляет шапку на голове девушки. — Меня Арс к себе позвал. — Охереть! — взвизгивает Кузнецова и порывисто обнимает Шастуна за шею, слегка повисая на ней, однако парень её радости не разделяет, что не остаётся незамеченным. — Так это же здорово, нет? — Ну в общем-то да, — неуверенно соглашается Антон и, обхватив девушку за талию, скрытую пуховиком, ведёт в сторону художественной школы, на урок в которой они и без того уже безбожно опаздывали. — Так, а чё тогда? Антон хмыкает на подобное многословие. — Ссу. Ира с полуулыбкой на тёмных губах цокает в ответ и утыкается замёрзшим носом в жёлтый шарф. Он пах домом Антона — сырниками и медицинским спиртом — и какими-то другими, чужими запахами, словно бы чаем и мужским одеколоном, точно не Шаста. Кузнецова мысленно усмехается и думает, что у этого Арсения, по крайней мере, не такой уж и плохой вкус на парфюм, хотя шарф слегка придурошный. — Ну вот что тебе терять? — А я ебу? Просто страшно. То ли оттого, что я ему могу нравиться, то ли наоборот. — Тяжёлый случай, — тянет Кузнецова. — Так, давай-ка ты сейчас просто согласишься, а дальше как пойдёт, окей? Антон слегка замедляет шаг, раздумывая, вместе с ним затормаживает и Ирина, которую он до сих пор приобнимал, а после лезет в карман за телефоном и с удивлением обнаруживает кучу непрочитанных от Арсения. Ира, к счастью или же нет, тоже их видит и её лицо изумлённо вытягивается. — У-у-у, Шаст, ну это залёт… Шастун усмехается и разблокирует смартфон. Арс Сегодня, 15:57 Я не настаиваю, если не хочешь, то не надо Арс Сегодня, 15:57 Эй, чудо? Я тебя напугал? Арс Сегодня, 15:58 Чудооооо Арс Сегодня, 15:58 Антош Арс Сегодня, 15:59 Антон, прости, я не хотел, правда Арс Сегодня, 16:00 Чёрт, я начинаю волноваться — Е-бать, — первая выдыхает Ира. — Так, давай-ка проясним: чудо?! — Ира! — Антон густо краснеет. — Ладно-ладно, пусть будет чудо. Но ты сорвал джекпот, этот Арс — нереальный красавчик, который беспокоится о тебе и зовёт тебя ласковыми прозвищами. Я тоже хочу себе такого! — Я тебя уже не устраиваю? — Как другу, базару ноль, тебе равных нет, но парень из тебя так себе. Антон закатывает глаза и клацает по дисплею заледеневшими пальцами.Вы Сегодня, 16:01 Да
— Ты придурок? Чё «да»? — тут же вопрошает Ира, заглядывая другу в лицо. Таким же вопросом задаётся и парень по ту сторону экрана. Арс Сегодня, 16:01 Да?Вы Сегодня, 16:01 Я зайду
Шастун шумно выдыхает и мельком смотрит на Кузнецову, которая приободряюще показывает ему поднятый вверх большой палец. Арс Сегодня, 16:01 Господи, ты с ума сошёл? Я тут извёлся весь уже Арс Сегодня, 16:02 Шаст, ты пиздец Ира сбоку прыскает и тут же прикрывает рот рукой, делая преувеличенно серьёзное лицо. Антон усмехается и натягивает ей шапку на глаза, отчего та вскрикивает и начинает отфыркиваться от лезущих в рот волос. Когда она наконец приводит себя в порядок, то Шастун быстро целует её в щёку и тут же подрывается с места, крича через плечо «кто последний, тот крыса подзаборная!». — Так нечестно! — кричит ему вслед Ира, перехватывая поудобней лямки рюкзака и догоняя друга. — Давай-давай, чучело-мяучело, в темпе, нам ещё нагоняй от Воли получать! — хохочет Антон и, схватив подбежавшую к нему подругу за руку, несётся с ней через парк по тропинке в сторону школы.***
— Ну, стучись, — шёпотом говорит Антон, тяжело дыша и запихивая в свой рюкзак номерок из гардероба. Парочка привычно топчется у двери в кабинет Павла Алексеевича Добровольского, не решаясь заглянуть внутрь. — Я? С чего это? — удивлённо шепчет в ответ Кузнецова, такая же запыхавшаяся и взъерошенная. — Это же из-за тебя мы постоянно опаздываем, — резонно замечает Шастун. — Но в прошлый раз я стучала! — возмущённо шипит Ира. — По этой же причине. — Шаст, ну так нечестно, — канючит Кузнецова и поспешно прикрывает рот рукой, испугавшись, как бы их не услышали из-за двери. — А ещё громче можешь? — саркастично уточняет Антон так тихо, что слова девушка угадывала чуть ли не по губам. — И вообще, чё это нечестно? — Ну ты же мужчина. Антон картинно оскорбляется, заставляя тем самым Иру беззвучно рассмеяться. — Удар ниже пояса, юная леди. Ладно, но в следующий раз стучишь ты! — Обещаю, — торжественным шёпотом заверяет Ира и отходит в сторону. Антон громко стучится три раза и распахивает дверь резким движением. — Здрассте, Павел Алексеич! Парочке открывается вид на небольшой кабинет, уставленный шкафами со всяким бутафорским старьём, развешенными по стенам цветовыми кругами и прочей наглядно обучающей хернёй и деревянными рамами с натянутой на них коричневой тканью, на которую крепились рисунки учеников и позже вывешивались в коридоре на всеобщее обозрение. Восемь мольбертов кривым полукругом огибали резной стул, стоявший перед ширмой с драпировкой на ней. — О-о, припёрлись-таки, Ромео и Джульетта, — преподаватель оборачивается в их сторону и насмешливо улыбается. По своему обыкновению он сидел на своём столе в брючном костюме и футболкой под пиджак. — Что-то вы рано сегодня, и двадцати минут урока не прошло. — Больше такой оплошности не повторится! — заявляет Антон, и все в группе смеются. — Ладно, дурачины, берите мольберты, усаживайтесь. Сегодня у нас всего-то А4, но рисовать будем много. Пишем человеков, мы как раз выбирали, кто будет позировать. Шастун и Кузнецова заходят в класс, выбирают уголок для себя, потом берут доски и табуреты, Ира заходит в туалет за водой, а Антон слёзно вымаливает у Павла Алексеевича зажимы, хоть и знает, что тот строжится только для вида. На почётное место модели не сразу, но соглашается Лера Большова, и Добровольский наряжает её в сельскую простушку, а после сажает на стул, сказав имитировать кормление чучела петуха. Антон и Ира тихо переговариваются в своём уголке: девушка расспрашивает друга об инциденте в субботу и допытывается, что же было с Оксаной, а тот пытается вкратце, не слишком подробно, но и не чересчур обобщённо описать ситуацию, когда их занимательнейшую беседу прерывает Павел Алексеевич. — Шастун, Кузнецова, вы прикалываетесь? Мужчина, оторвавшийся от заполнения классного журнала, снисходительно выгибает бровь. — Да мы же тихо совсем! — отвечает Ира, выглянувшая из-за доски. — Вы там рисуйте хотя бы, совесть не теряйте, — качает головой Добровольский. — Особенно ты, Антон! — А я-то что опять? — Да ты пишешь медленней Иры. Антон хлопает глазами пару раз и недоумённо глядит на преподавателя. Воля вздыхает и нехотя поясняет. — Она пишет лессировками, Антон. Слой за слоем, понимаешь? А ты пишешь по сырому! Физически невозможно делать это медленней, ты нарушаешь все законы логики. — Я строю долго, — парирует Антон. — Ну так строй быстрей, — невозмутимо отвечает Павел Алексеевич и выпрямляется, хлопнув в ладоши. — Так, ребятня, внимание все! Пока вы ещё к акварели не приступили, а то наломаете дров мне. Десять пар глаз переводят взор со своих работ на преподавателя. — Скоро конец полугодия, у нас начнутся предпросмотры и всё такое прочее, — подростки раздосадовано заныли. — Ну-ну, не дрейфить, салаги! План такой: к двадцатым числам нужно как можно больше эскизов композиции, благо этого у вас навалом. На этой неделе и, наверное, на следующей сделаем упор на фигуру человека, на рисунке поработаем над силуэтами. Особо сильно забегать вперёд не буду, но готовьтесь к тому, что в январе поработаем над окружением, с этим у большинства пробле-емы… Так-с, что там у нас дальше… Родительское собрание, точно! — ученики снова горестно взвыли. — Ой, ну началось. А что вы хотели? Всё как всегда, чуда не ждите. Проведём буквально за пару дней до просмотра. Только с временем решить надо, как будет удобней: в пять часов или в семь? — В семь, — первая подаёт голос Катя Добрачёва, которая, кстати говоря, училась в школе Антона, только была на год младше. Все остальные начинают её поддерживать, и Воля довольно кивает. — Ну, позже так позже. Все, у кого ещё долги не закрыты, получат по самое не балуй, так что смотрите мне, у вас чуть меньше месяца на исправление! Сегодня я ещё схожу к остальным вашим учителям, попрошу журналы, и посмотрим, кто тут у нас лентяйничает. Да, Антон? — Не-не-не, Вы на меня не смотрите так! — Шаст выставляет руки вперёд и часто мотает головой. — У меня всё закрыто, даже история искусств, между прочим. — Ну хорошо-хорошо, Антош, молодчина. — Павел Алексеевич, а Вы же в этом году дипломную работу защищаете? — вдруг спрашивает Ира, и все вновь заинтересованно глядят на преподавателя. Ни для кого не секрет, что Добровольский проходит в художественной школе практику, а сам учится на шестом курсе в какой-то там своей замудрёной академии искусств. Иногда Павел Алексеевич рассказывал им смешные истории из института, от которых смеялись все ученики, а особенно он любил травить байки на летней практике, когда на пленэре всем было ужасно душно, и спасал только редкий ветер и дружный смех обеих групп. — Да, в этом, — кивает Воля и слегка улыбается с прищуром. — А покажете свою работу? — А вы хотите? Ученики с энтузиазмом закивали. — Ну, раз уж вам так хочется, то могу и показать, — хохотнул Добровольский. — Правда, честно сказать, я свою дипломную даже не трогал толком… Послышались смешки, и Антон картинно покачал головой. — И это мне Вы говорите о медленной работе! Как не стыдно, Павел Алексеевич. — А ну цыц, шпала, я же вам по секрету. О, кстати про секреты… Девчонки, — Антон оскорблённо восклицает «Эй!», — кто из вас в ювелирке разбирается? — Смотря в какой, Павел Алексеевич, — пожимает плечами Большова и поправляет съехавший набок цветастый платок. — Допустим, в кольцах, — неуверенно отвечает мужчина и принимается крутить в пальцах пуговицу на пиджаке. — О, это моя тема, — лыбится Шаст и вытягивает руки вверх, бренча кучей браслетов, демонстрируя преподавателю и ученикам непомерно длинные окольцованные пальцы. — Если бы я себе его выбирал, то непременно бы спросил у тебя, мой хороший, — отвечает Воля. — Мне для подруги, в подарок. — Вы так просто говорите, в кольцах, — отзывается Ира, завязывая мешающиеся волосы в хвост. — Это же надо знать возраст девушки, предпочтения, цвет остальных её украшений. Да повод, в конце концов. — Так я всё и рассказал, деловые такие! — Ну, а как мы можем помочь, в ином случае? — задаёт логичный вопрос Катя и коварно щурится. — Расскажите уж, раз начали, — поддерживает даже Шастун. — Антон, — изумляется Воля, порядком смущённый таким интересом, — от тебя такой подставы не ожидал, конечно. Ладно, не буду вас мучать. Я хочу сделать предложение своей девушке. Все девушки взрываются восторженным визгом и наперебой радуются этому чудесному решению, пока Воля неистово краснел, а Антон ехидно улыбался. Сконфуженный учитель и столь оживлённая атмосфера на уроке живописи для него были в новинку, однако Шастун, несмотря на свою совсем не романтичную натуру, тоже почувствовал внутри какую-то радость за чужое счастье и даже умилился этому. — Это просто замечательно! — хлопает в ладоши обрадованная Добрачёва. — Ну, пока ещё даже кольца нет, так что замечательного мало, — усмехается Паша и вздохнул. — Ну это пока, — решительно заявляет Ира. — Начнём с простого: какие металлы Ляйсан любит? — Ну, Ляся никогда… Стоп, а откуда ты знаешь её имя? — Воля ошарашенно глядит на свою ученицу. — Ира знает всё, — веселясь, пожимает плечами Шастун. — Это женская тема, — со знанием подтверждает Катя и подмигивает Кузнецовой. — К тому же, в этом нет ничего такого. Скажите лучше, какого цвета её украшения: серого или жёлтого? — Серого, наверное, — почесав макушку отвечает Добровольский. — Чудесно, значит, серебро… — Нет-нет, она говорила, что у неё аллергия на её серебряные серёжки, или что-то типа того. — А, ну тогда белое золото, очевидно. Кузнецова наклоняется к Антону и умилённо шепчет ему так, чтобы никто не услышал: — Воля запоминает такие мелочи о ней. Какая же прелесть, ну ты посмотри, — Ира горестно вздыхает, поэтому Шаст чувствует острую необходимость в том, чтобы обнять подругу за плечи и уткнуться носом в её макушку. — Ляйсан, наверное, очень счастлива. — Чур на твоей свадьбе я буду подружкой невесты. — Дурак, — фыркает Ира, не пытаясь скрыть улыбку, и Антон улыбается в ответ. — Конечно будешь, Антон.***
Вы Сегодня, 18:44 Я у подъезда, отворяй врата
Арс Сегодня, 18:44 А я думал, что домофон для тебя не помеха) Сейчас спущусь, подожди минутку Антон прикрывает глаза и вдыхает холодный воздух, игнорируя пощипывание кожи рук и лица. Конечно же, Антон умел взламывать домофоны — он же подросток, и свободное от учёбы проводит или на улице, или в гостях у Димы или Оксаны (до Иры ему идти далековато), или в чужих обшарпанных падиках. Он побывал чуть ли не в половине домов своего города, однако здраво рассудил, что вламываться в чужой подъезд после того, как тебя туда пригласили, как минимум некультурно, а как максимум хуёво. Пиликанье старого домофона возвращает Антона на планету Земля, однако почву из-под ног тут же выбивает взгляд Арсения и его широкая, с очаровательной кривизной, улыбка на пол-лица. Шаст думает, что забыть эти глаза просто невозможно, но сейчас он смотрит в эти ледяные радужки словно впервые. — Ну и что ты встал, дурачьё? Холодно же, заходи скорей! — Арс подзывает его к себе, и Антон послушно идёт. Заходя внутрь, с наслаждением ощущает приятную духоту от палящих батарей, стряхивает снег с обуви на потрёпанный жизнью ковёр и проходит чуть дальше, к лифту. Нажимает на сожжённую шпаной кнопку и видит, как приветливо, но с натугой расходятся в стороны дверки лифта, внутри которого кроме побитого зеркала и таких же подпалённых зажигалкой кнопок ничего — и никого — нет. — Работает, — с глупой улыбкой сообщает Антон и оборачивается к Арсению. Парень смотрит на него с такой нежностью, что Шастуну даже неловко становится. Они стоят напротив друг друга, вокруг них зелёная краска и почтовые ящики, а между ними что-то такое, чему названия нет. Антон ведь и правда не романтик, и ему думается, что вот Арс, несомненно, смог бы придумать этому какое-нибудь хитровыдуманное названьице, на которое Шаст бы только кивнул согласно. — Дитя ты, конечно, Антош, — смеётся Арс. — Будет странно, если я скажу, что уже соскучился по тебе? — спрашивает он осторожно. — Так же странно, как и то, что это взаимно, — привычно пожимает плечами Антон и идёт к лестнице, на ходу расстёгивая куртку. На Арсения он при этом старается не смотреть, в край смущённый таким странным вниманием к своей персоне. Они останавливаются на лестничном пролёте между вторым и третьим, не сговариваясь. Шаст скидывает с себя рюкзак, из которого недовольно простучала коробка с акварелью и кисточки с карандашами, замечает краешком глаза свои недоцарапанные инициалы на стене и аккуратно отодвигает в сторону пластиковые горшки с жухлой зеленью, чтобы присесть на подоконник. — Извини, что сегодня без чая, — вдруг говорит Арсений, облокотившийся на перила. — Тю, с ума сошёл, что ли? Я же к тебе не за чаем прихожу, дурак, — качает головой Антон. — А зачем тогда? Антон напускает на себя сосредоточенный вид и чешет макушку, взлохмачивая русые волосы. — Слушай, даже не знаю, надо подумать… — Эй! — Арс смеётся и легонько ударяет парня по плечу. — Я думал, ты скажешь, что ради меня, чудесного-расчудесного. Рассказывай давай, что нового. — По жизни ничё, а если ты про сечайсшнее… — Антон замолкает на секунду. — Сегодняшнее, в смысле, то… Арсений пару раз моргает, после чего складывается пополам от смеха, что звонко отскакивает от стен и разносится по этажам. Шастун непривычно краснеет и тихонько посмеивается вместе с ним, думая, каким же идиотом он становится рядом с этим синеглазым солнцем. — Твои неологизмы нечто, конечно, — вытирая слёзы, скопившиеся в уголках глаз от хохота, говорит Попов. «Неологизмы, тьфу ты! И тут выпендривается». — Ты меня сбиваешь просто, — оправдывается Антон и спешит сменить тему как можно скорее. — Мой классрук в художке хочет сделать предложение своей девушке. Не знает, какое кольцо купить, спрашивал вот. — Нифига, — присвистнул Арс и шаркнул ногой в махровом тапочке. — Нормально у вас там контакт с преподом налажен. — Да он студент просто, практикант типа, — вновь пожимает плечами школьник. — С нами на одной волне и всё такое. Воля вообще прикольный мужик, возможно, мы бы даже могли подружиться в других обстоятельствах, но кто уж знает, чё там дальше будет. — Погоди, с Волей? — прерывает парня Арсений. — Воля который Пашка? — Ну для меня лично он Павел Алексеевич, но да, — неуверенно кивает Антон. — Охереть, как тесен мир! Он мой друг хороший, — поясняет Арс и хихикает с поражённого вида собеседника. — Е-е-ебать, это ж я щас всю его идею выдал? — сокрушённо выдохнул Шаст, чьи брови взлетели куда-то совсем высоко. — Блин, Арс, ты же Ляйсан не знаешь, надеюсь? — Знаю, — Антон страдальчески завывает, и Арс торопится его успокоить. — Но я ей ничего не скажу, не кипишуй. Но свадьба это круто, конечно. От него стоило ожидать — Пашка от Ляси без ума просто, чуть ли не романсы ей пишет. Хорошая они пара, всё-таки, ничего не скажешь. — А как вы с ним познакомились? Антона, надо сказать, заинтересовала такая общность их знакомых: то Топольня его подружка, то учитель Шаста оказывается его хорошим другом, а недавно он даже заметил его в истории у кого-то из своих знакомых. То ли все студенты города друг друга знают, то ли Арсений вездесущ. — Мы с ним в одной школе учились раньше, но он прям постарше был. — Ну я прикидываю, не тупой, — отзывается Антон, и Арс бросает снисходительное «не язви». — Прям общаться мы с ним стали только после выпуска, пересеклись случайно на чьём-то дне рождения. Там и познакомились, а дальше само как-то вышло. Кстати, чудо, а чёйто я тебе про своих друзей рассказываю, а ты о своих ни-ни. — Да было б что рассказывать, — отмахивается Шастун, ковыряя окрашенную акварелью кожу вокруг ногтей. — Ну про этого, про Диму, к примеру. Или про ту подругу, к которой ты шёл в прошлый раз. — Слушай, я не знаю, стоит ли про них что-то говорить, я просто как-то не любитель всего такого, — всё отнекивается Антон. — Не люблю кому-то про друзей своих рассказывать, меня все знают как классического заводилу на всех тусовках, а это такое прям… секретное уж вряд ли, но типа даже интимное. — Понял, — просто соглашается Арсений, и Антон тут же чувствует себя неудобно. — А я бы не сказал, что ты душа компании, кстати. — Почему это? — Ну не выглядишь на тусовщика, чудо, ты уж прости. — Да это с тобой как-то всё непонятно, — признаётся Антон и утыкается взглядом в махровые тапки своего новоявленного друга. — Ты когда смотришь, я теряюсь чё-то сразу, и слова ваще забываю, и как-то никак. Шастун резко замолкает и, кажется, вообще весь подбирается и замирает. Перед тем как сказать это, конечно же, он не подумал, и только когда слова прозвучали, Антон понял, что же он сейчас нагородил. Чуть ли не чистосердечное признание. Слышала бы его сейчас Ира или, не дай боже, Оксана, то Антон бы сейчас был мёртв от стыда. Хотя, тот факт, что всё это слышал Арсений, не делал ситуацию лучше. — У меня с тобой тоже всё как-то иначе, — вдруг искренне говорит Арсений, словно бы не заметив смятения на лице Антона. — Я не знаю, как это объяснить, но будто бы что-то внутри переворачивается, и вроде с одной стороны как был я, так и остался, но что-то всё равно не так, как раньше. Бред говорю, наверное, да? — Нет-нет! — горячо заверяет его Антон. — Я примерно то же ощущаю. Странно это всё. — Дай руки. — Чё? Шастун с абсолютным недоумением на вытянутом лице смотрит на парня, который в свою очередь был совершенно непоколебим. — Ну руки дай свои, что непонятного-то. — Арс, всё окей? — Боже, какой же ты долгий! — не выдерживает Арсений и сам берёт в свои ладони холодные руки парня. Арсений разглядывает костлявые пальцы, пока их обладатель пытается выровнять дыхание и унять хлынувший к лицу жар, перебирает кольца, прокручивая их на фалангах, поддевает подушечками своих аккуратных пальцев чужие браслеты, разглядывая худые запястья, хмыкает, когда видит следы от краски под ногтями и вокруг них на правой руке Антона. Шаст хочет провалиться под землю от того, с каким вниманием Попов рассматривает его руки, ощущая в этом моменте что-то непозволительно личное и трепетное. — Арс… Из вмиг пересохшего горла вырывается только хрип, и Антон даже этому рад, ведь в ином случае его голос был бы выше на октаву так точно. Арсений поднимает голову, всё так же не отпуская чужих ладоней и поглаживая их большими пальцами, и Антон чувствует, как стягивает живот одновременно и сладко, и чуть ли не болезненно. Антон не смог придумать описание глазам Арса, потому что ничего на свете не идёт с ними ни в какое сравнение. Их взгляд спокоен, поэтому они как небо после дождя, но он и переворачивает всё с ног на голову, будто бушующий океан. Он нежный, как полевые цветы — типа васильков или каких-нибудь колокольчиков, Антон в них не разбирается, — и холодный, как лёд в каких-то высоченных горах. Антон не поэт, не писатель, поэтому все эти сравнения ему даются тяжело и с натягом, однако Антон всё же художник, и на уме у него вертятся совершенно другие ассоциации. У Шаста в голове кюветы акварели «Невской палитры» и чистая вода, а на белом листе бумаги — ультрамарин, церулеум и немного бирюзы. Под ресницами, определённо, индиго, немного фиолетового, а вокруг зрачка буквально капелька умбры. — У тебя красивые глаза. — А у тебя — руки. Антон неуверенно улыбается уголками губ, и Арсений его мимику будто зеркалит. — Что значат все эти украшения? — Ничего, — в излюбленном движении пожимает плечами Антон. — Абсолютный ноль. Сначала просто дарили, потом стал покупать сам, по приколу больше. А через какое-то время вдруг сросся с ними. «И с тобой сросся, дурак», — про себя добавляет Антон и при этом даже понятия не имеет, что Арсений думает примерно о том же. Хотя нужно ли им думать, стоя посреди подъезда, держась, почему-то, за руки, и смотря друг в другу в глаза? Антон решает, что это вовсе не обязательно, и блаженно прикрывает глаза, чувствуя тепло чужих рук.