***
— И вот тут твой ненаглядный живёт? Ира оглядывается по сторонам. Дома, как и все остальные в этом районе, — совершенно классические панельные девятины и пара домиков у дороги, чуть поменьше, выкрашенные в блеклый голубой. На детской площадке никого нет, только местная шпана гоняет мяч по заледеневшему футбольному полю, забивая голы в железные ворота с дырявой сеткой. На улице уже стемнело, и двор освещают только три фонаря из четырёх. — Ага, — подтверждает Антон и шаркает ногой по белому асфальту. Он не чувствует нужды в том, чтобы обращать внимание на колкое «ненаглядный» или смущающее «твой». — Миленько. Тох, купи ботинки, я тебя прошу, — недовольно замечает Кузнецова и подходит обратно к другу, шурша пуховиком и бренча мелочью и карандашами в полупустом рюкзаке. — Ты не можешь ходить в кроссовках всю зиму. И год. — Я недавно уговорил маму купить ей новую зимнюю куртку, — с грустной улыбкой отвечает Шаст и поправляет шарф Иры, один конец которого оказался за её спиной. — Денег пока нет. Но мама очень рада. — Ты и правда чудо. Антон фыркает и обнимает подругу за плечи. — Где твоя маникюрщица хоть обитает? — Да буквально через два дома, вон там, — Ира кивает в сторону девятиэтажек. — Как думаешь, сделать какой-нить дизайн или оставить однотон? Шастун задумывается и на пару секунд устремляет взор к зимнему полотну неба. Кузнецова с интересом наблюдает за мыслительным процессом друга, тихо хихикая с его замудрёного выражения лица. Кажется, кто угодно мог прочитать не высказанную ею фразу: «Такой дурила, я не могу». — Напиши моё имя на правой руке. Ровно на пять пальцев получится, смотри: Ан-тон. — Ага, конечно, — коротко смеётся Ира. — А ещё попрошу Дарину на левой «гей» дописать. — Не, тогда некрасиво получится, — серьёзно заявляет Шастун, и Ира прыскает. — Почему? — Ну смотри, Антон — пять букв, гей — всего три. Два ногтя пустыми остаются, — говорит Антон и, видя хитрющий взгляд Кузнецовой, тут же выпаливает: — Даже не думай написать «пидор», я твои когти собственноручно спилю! Ира громко хохочет, и её смех отражается от стен высоких домов. — Ладно, ладно, истеричка, — отмахивается девушка, и Антон легонько толкает её в бок. — Тогда пусть будет «гей» и два восклицательных знака. Пойдёт? — Пойдё-ёт, — довольный, как кот, тянет Антон. — Ну всё, в следующий раз приду к тебе с зашибенными ноготочками! — Ира забавно морщит нос и, поднося ладони к лицу, быстро-быстро перебирает аккуратными пальчиками. — О, пока не забыла, можно я к тебе на этих выходных заскочу, чтоб ты меня осветлил? Ну, завтра-послезавтра, как тебе удобно. Корни уже так отросли, жуть просто. — Херня вопрос — пожимает плечами Шастун. — И ничего не жуть, не дури. — Да ты глянь! — Ира начинает стягивать с головы шапку, чтобы наглядно всё продемонстрировать, но Антон резво нахлобучивает её обратно. — Башку отморозишь так. — Как дед ворчишь, — Ира показывает Антону язык и поправляет натянутый почти на глаза головной убор. — А сам-то без шапки. — Меня не жалко. Ладно, беги давай к Дарине уже, а то как обычно опоздаешь, дурёха. — Сам дурак, — надувает губы Ира и обиженно отворачивается. Антон цокает и сгребает подругу в охапку, пока та задорно смеётся и трепыхается в его руках. Парень крепко-крепко обнимает Иру со спины, и она накрывает его ледяные ладони своими, не менее холодными, а потом Шастун резко запускает руки под её куртку и кофту, касаясь ими тёплого живота, и Кузнецова громко взвизгивает и отскакивает от друга на пару метров, громко матеря и угрожая расправой, если он ещё хоть раз так сделает. В конце концов, Ира всё-таки уходит, и Антон остаётся во дворе один. Шастун смотрит в ставшее родным окно и замечает тёмный силуэт в нём. Антон не может разглядеть его детально, но всё равно видит всё: поджатые губы, лохматые волосы, мятую футболку, синяки под голубыми глазами, ровную спину, тапочки на ногах. Ему не нужно открывать глаза, чтобы видеть Арсения, ведь его образ возникает даже под закрытыми веками. Силуэт смотрит в окно и машет Антону рукой, и школьник не видит, но чувствует мягкую улыбку на чужих губах. Антон машет в ответ, но не торопится. Вытаскивает из кармана куртки новую пачку сигарет, с которой ещё даже не снял прозрачную обёртку. Он срывает шуршащую плёнку и запихивает её в карман, обещая себе выкинуть её позже, откидывает верх картонной коробочки и вытягивает костлявыми пальцами одну сигарету. В другом кармане легко находит зажигалку, чиркает резным колёсиком, подносит никотиновую палочку к губам, подставляет её под жёлтый огонёк и ждёт пару секунд, пока конец сигареты не загорится тухлыми красными огоньками. Силуэт из окна пристально наблюдает и не двигается, жадно ловя каждое движение парня на улице. Антон делает первую затяжку, глубокую и долгую, с наслаждением впуская в себя никотин. Указательный и средний пальцы у Антона все в краске, и зажатая между ними сигарета выглядит инородно. Белая бумажная обёртка быстро тлеет, искря красно-оранжевыми звёздами и оставляя за собой серый пепел. Шастун выдыхает ртом сизое облако табачного дыма, смотря за тем, как серые вихри растворяются в ночном небе. Антон делает ещё несколько исключительно символических затяжек, тушит недокуренную сигарету об асфальт и направляется к нужному подъезду. Неподвижный всё это время силуэт плавно поднимается с подоконника и уходит. Слышится пиликанье домофона, и дверь с характерным лязгом отворяют изнутри. Арсений едва удерживается на ногах, когда на него с объятьями налетает почти двухметровая шпала. Попов смеётся, обнимая Антона, и зарывается носом в русые волосы, вдыхая запах какого-то молочно-медового шампуня и сигарет. У Антона на языке вертится столько всего, что он аж колется, но как-то на ум внезапно ничего не приходит. — Ой, я же холодный весь, — запоздало понимает он и отстраняется от Арсения, замечая на его футболке мокрые следы от растаявшего снега с Шастовской куртки. — Нашел, о чём париться, — фыркает Попов. — Заходи давай, там чай весь остыл уже, пока ты свои лёгкие травил. Когда ты вообще начал курить? Антон топчется ногами по ковролину, невесть кем расстеленному по всему первому этажу, и стряхивает со своих кроссовок маленькие сугробики, после чего треплет жёлтый шарф, некогда принадлежавший Арсению, и рюкзак, скидывая с них снежный порошок. — Не помню уже, может, классе в девятом, — Шастун зябко ёжится и слегка кривляет лицом, чувствуя, как начинает покалывать разогретые уши и нос. — А может позже. — Кошмар, — цыкает Арсений скорее в шутку, нежели серьёзно. — Дурачьё, что ты встал, как неродной? Пошли, расскажешь, как день прошёл. — Да нормально. В школе всё как обычно, — Антон поднимается по лестнице следом за Поповым, который тянет его за руку, и только от этого ему уже хочется упасть в обморок. Он до сих пор не привык к их касаниям. — Переписывал сегодня контрошу по физике, завтра в электронке оценка будет, но я особо не надеюсь на удачу. Учителя пугают нас экзаменами, говорят, что если завалим пробники, нам жопа, и вообще. — Результаты по пробникам уже сказали? — Да какой, — отмахивается Антон. — В любом случае, не думаю, что там будет что-то особенно впечатляющее. Вот Димка да, он мозг, на золотую медаль идёт, а мне вообще это всё параллельно. Ой, а это чё такое? Антон останавливается на их пролёте и смотрит на подоконник. Одна половина зарыта в куче распечаток, бумажек, книг и тетрадей, среди которых утопали две кружки с чаем, а на другой одиноко стоял фикус, устало положивший широкие листья на оконное стекло. — Готовлюсь к экзамену по английскому. — Чего?! Антон резко оборачивается на Арсения, который смотрит с милым смущением и невысказанным извинением. Попов разводит руки в стороны, виновато вжимая голову в плечи, и Антон со стоном упирается лбом в стену. — Арс, ну какой же ты дурак, А-а-арс, — вымученно произносит он и проводит ладонью по лицу. — Почему ты не сказал, что занят, а? — Ты так хотел увидеться, я не мог отказать тебе. Антон всё ещё возмущён, но уже слишком умилён, чтобы ругаться. — Когда у тебя экзамен? — Завтра. — Завтра?! Бляха, нахуй, муха, Арс, я тебя сейчас домой загоню, серьёзно! — А чай? — Один пить будешь, — резко отвечает Антон. Ему было приятно, что студент выделяет для него время, но так же чувствовал лёгкую обиду на то, что он его немного обманул. Шастун очень просил его не жертвовать ради него учёбой или отдыхом с друзьями, но у Арса, видимо, было своё на этот счёт мнение. — Какой же ты упёртый. Не проще тогда у себя дома учить? — Ты же говорил, что пока не хочешь ко мне заходить, — Попов непонятливо наклоняет голову, и Антон тушуется. Он и правда был не готов, отчего-то в голове встал странный барьер, что переступи он порог Арсеньевской квартиры, так всё сразу изменится, и хрен пойми в какую сторону. — Ладно, допустим. Давай тогда ты пока займёшься своим делом, а я своим, ладно? — Своим это каким? Арсений хитро прищуривает голубые глаза, и Антону даже на секунду кажется, что он опасно к нему приблизился. Однако остались ли между ними уже хоть какие-то границы? — Рисовать буду тебя, — и, помедлив, добавляет, — если хочешь, конечно. — Если хочу? — удивляется Арсений и глаза его тепло блестят в свете жёлтой лампы. — Скажешь, блин. Расчехляй инструменты и твори, а у меня тут условное наклонение четырёх видов, которое я забыл ещё в восьмом классе и не хотел бы вспоминать. — Почему у тебя вообще экзамен по английскому? Раньше ты говорил про зачёт— задаёт вопрос Антон, попутно доставая из рюкзака изрисованный блокнот и мягкий карандаш, сточенный на половину своей длины. — Я ебу? — чистосердечно откликается Арсений и достаёт из кучи перемешанных листов очередной билет. — Если я с этим уйду на допсу, убей меня, ладно? — Ладно, — смеётся Антон и разглаживает разворот блокнота. — Теперь молчи, понял? — Понял, товарищ генерал-майор! — Попов шутливо отдаёт честь, и Антон легонько бьёт его по руке, улыбаясь во весь рот. Шастун опускает взгляд на блокнот в своих руках, присаживается поудобней на подоконник, отодвигая ещё ближе к окну бедный цветок, и разворачивается так, что едва ощутимо соприкасается своей коленкой с чужой. Он с внимательным прищуром осматривает серьёзное лицо студента, прикидывает композицию на листе, проводя широкими движениями руки по листу, не касаясь его при этом грифелем. Потом, наконец, делает первый штрих — уверенный, но мягкий, прозрачный. Антон набрасывает острыми линиями силуэты и примерные линии сгиба, вытачивая ими форму и черты лица. Сначала рубленными штрихами он обозначает овал лица с одной стороны: лоб, выступ надбровной дуги, ямка, острая скула, плавный, прямой спуск к челюсти, небольшой выступ у губ, скруглённый подборок, гибкая шея. Потом принимается за ту сторону, что повёрнута к нему. Угловатыми линиями намечает форму уха, дугой обозначает челюсть, косой линией отмечает тень на щеке, только символично, незаметно. После — черты лица. К ним Антон подходит с той же твёрдостью, но большей осторожностью и трепетом. Начинает с носа, геометрично обозначая сначала масштаб и объём, так же поступает и с глазами. Брови рисует резко, за несколько штрихов, поставив карандаш слегка боком, а губы почти не задевает, набросав примерно их место и выделив одной коротенькой дужкой ямочку под носом на верхней губе. Потом нос приобретает более внятный силуэт, появляется небольшая горбинка, выделен кончик-кнопка, крылья получают объём. Следом глаза, их форма, объём век и неочевидные синяки под глазами. Немного обращает внимание на низ: острые плечи, скрытые под футболкой, открытая шея, складка на груди. Антон, закусив губу, принимается за свою любимую часть работы. Положив карандаш боком, он начинает широкими, мягкими движениями набирать тон, обозначает тени и свет, показывает объём. Крупными штрихами он выделяет тёмные пушистые волосы, футболку, оттеняет слегка фон. «Сажает», как говорит Павел Алексеевич, глаза посредством прокладывания теней на веках и у носа. Затеняет сторону лица у окна, оставляя немного рефлексов в полутенях, слегка размазывает карандаш пальцем в белках глаз, делая их более реалистичными, выделяет ресничный край. Начинает работать над губами, затемняя слегка верхнюю сильнее, чем нижнюю, и жирнее проводя карандашом между ними, ставя небольшие капельки в уголках губ, давая им округлую глубину. Крыло носа затемняет, как и низ, оставляя характерный блик на кончике, и прорисовывает форму ноздрей, которая, по его личным наблюдениям, очень сильно влияла на схожесть. «Антон, форма век и негативное пространство!» — назидательно дополняет его голос Павла Алексеевича откуда-то из недр головы, и у Антона мурашки бегут по затылку. Жуть, эти уроки портрета его всю жизнь преследовать будут. Волосам на бровях Антон даёт направление, у переносицы поднимая их, а в длине опуская к глазам. Намечает главные пряди на волосах, вихрастую чёлку, немного жалея о том, что не может передать их пушистую мягкость. Когда портрет студента становится похож на реальность, главные тени и свет отмечены, а характер всего рисунка проступает между штрихами, Антон наконец приступает к деталям. Вся оставшаяся работа для него медитативна и степенна, от предшествующего запала осталось только мягкое умиротворение. Начинает с общего: мягкими штрихами по форме размывает границы крупных теней, превращает угловатый эскиз в аккуратную, плавную картину. Точнее прорабатывает волосы, даёт материальность футболке и даже стене с некоторыми её основными потёртостями, шероховатостями и сколами на краске. Коротко рисует лёгкую щетину, обозначает морщинки и складки на коже, разбрасывает то тут, то там крохотные точечки родинок, выводит вверх ресницы, вырисовывает искрящуюся радужку глаз, прикладывая все усилия, чтобы глаза остались такими же светящимися, как и в жизни, уточняет причудливые формы уха. В самую последнюю очередь, Антон достаёт из рюкзака белую гелевую ручку и лёгкими движениями отмечает блики в белках, на носу и на волосах. Придирчиво оглядывает рисунок, бросает взгляд на Арсения — тот уже давно не помнит, где он находится и с кем, полностью поглощённый в судорожную учёбу перед зачётом, — и тихо усмехается. — Такой красивый. Арсений не слышит, а Антон и счастлив. Шаст не может отказать себе в любовании парнем. У него в голове не вяжется, что только какие-то жалкие три недели назад он стоял на этом же месте и не мог связать и двух слов при виде голубоглазки. Ха, ещё и имя такое ему дал тогда. Такое чувство, будто это было в другой жизни. Антон улыбается своим мыслям и достаёт телефон. Заходит в инстаграм, где его ждут несколько ответов на историю из художки (но о них он совсем не думает), и открывает переписку с Кузнецовой. Незаметно, пытаясь не привлечь ненароком внимание студента, он снимает коротенькое видео, на котором сначала показывает рисунок, а потом свою «модель», после чего отправляет его подруге. Отметка «прочитано» появляется почти в тот же момент, и Антон совершенно не удивлён.anton.shastoon Видео 21:13
irina_kuznetsova23 ААААААААААААААААААААААААА 21:13 Антон сдавленно хихикает. В верху экрана всплывают подряд два окошка: первое с надписью «irina_kuznetsova23 повторно воспроизвел (а) отправленное Вами видео» и второе, почти через секунду «irina_kuznetsova23 сделал (а) снимок экрана отправленного Вами видео». irina_kuznetsova23 ШААААААААААААСТ ОН ТАКОЙ КРАСАВЧИК АНТОН ТВОЮ-ТО МАТЬ ААААААААА 21:14anton.shastoon АХХАХАХАХАХХАХААХХАХААХ 21:14
Антону кажется, что улыбка сейчас разорвёт его лицо пополам. irina_kuznetsova23 Нет, ты конечно показывал мне его фотки, но блИН КОГДА ТЫ ПРИСЫЛАЕШЬ ВОТ ТАКОЕ ЭТО ВООБЩЕ ДРУГОЕ Кстати, зацени маникюрчик, ща в историю выложу 21:14anton.shastoon Понял принял, пiдружка
Ира присылает смайлик-поцелуйчик множество раз, и Антон смеётся. В этот момент наконец-то на него обращает внимание Арсений. Он улыбается смеху парнишки, но выглядит замученным. — Чего смеёшься? — Да так, переписываюсь. Смотри лучше, что вышло. Антон вручает Арсению в руки его достаточно миниатюрный портрет и внимательно смотрит за его реакцией. Попов первую секунду смотрит с улыбкой, а после его лицо ошарашенно вытягивается и он глядит то на Антона, то на его творения, не в силах поверить. Он смотрит на рисунок довольно долго, пока не выдыхает озадаченно: — Чудо… Антон не отвечает и только смотрит, наклонив голову набок. — Это… это потрясающе! Шаст облегчённо вздыхает и мягко смеётся. — Нет, серьёзно! — горячо заверяет Арсений и берёт Антона за руку. — Это невероятно круто, я даже не знаю, как описать. — Дарю, — легко отзывается Антон и ещё сильнее смеётся. — Реально? — неверяще смотрит на него Попов. Шаст уже не находит в себе сил отвечать, заливаясь задорным смехом, и просто утвердительно кивает несколько раз. — Нет, погоди, типа прям внатуре? Блин, чудо, я даже не знаю… — Бери-бери, я же для этого и рисовал. — Анто-о-ош, — умилённо протягивает Арсений и слегка сжимает чужую ладонь в своей. — Спасибо огромное. — Да пожалуйста, — светит Антон и отвлекается на уведомление. Ира отметила его в своей истории, и парень уже предвкушает что-то интересное. Антон смотрит на главный экран приложения, и иконка с фотографией Кузнецовой (которую, кстати говоря, не так давно делал сам Антон) обведена переливающимся зелёным кружком. Ира входит в ту немногочисленную группу людей, у которых в разделе «лучшие друзья» в инстаграме действительно лучшие друзья. Антон нажимает на иконку и тут же взрывается безудержным хохотом. На видео Дарина снимала ногти своей подруги-тире-клиентки, на которых разноцветными печатными буквами было написано красноречивое «Антон гей!!», разбитое по букве на палец. Арсений изумлённо глядит на парня, не в силах понять, что его так рассмешило. — Ты внатуре? — тут же записывает Ире голосовое сообщение Антон, снова заливаясь смехом. — Опять переписки? — с ухмылкой осведомляется Арсений. — Да Ира, блин, дурёха, — Антон утирает слёзы. irina_kuznetsova23 Я же обещала:) 21:17anton.shastoon Ты просто нахер ненормальная ирааааааа Обожаю тебя 21:17
— Ира это та, с которой ты пришёл сегодня? — Да, — немного настороженно отвечает Антон. — Вы мило смотритесь, — как бы невзначай замечает Арсений, и Антон моментально краснеет. — Ну, наверное? В плане, мне многие об этом говорят, но мы с ней просто друзья. Антон судорожно прокручивает в голове калейдоскоп всех тех моментов, когда они вели себя ну охуеть как не по-дружески, и, поразмыслив, неловко добавляет: — Близкие. — Ага, очень, я заметил. Мне мог бы и не врать, — будто бы обиженно, но едва ощутимо печально говорит Арс. — Я не вру! Она замечательная девушка, серьёзно, я очень сильно её люблю и дорожу ею, — пылко заявляет Антон. — Она очень весёлая, чуткая и, кажется, временами немного придурошная, но от этого только лучше. И в этом и есть весь прикол, что мы именно дружим, а не что-то-там-ещё-хрен-пойми-чего. Я думаю, она тебе очень понравилась бы. — Знаешь, так говорят скорее о предмете своего обожания, — Антону кажется, или Арсений действительно выглядит расстроенным? — Поверь мне, это не тот случай, — заверяет Антон и спешно переводит тему. — Как инглиш? — Хуинглиш. Антон хлопает глазами пару раз и молчит, а после складывается пополам от хохота. Он заваливается немного на плечо Арсения, которого тоже слегка потряхивает от сдавленного смеха, и бьёт несильно ладонью по подоконнику, с характерным перестуком гремя браслетами. Шаст начинает слегка задыхаться, но вроде приходит в себя и вытирает выступившие в уголках глаз слёзы. — Неужели всё… ха… настолько плохо? — Ужасно, — честно отвечает Попов. — Катастрофа. Фиаско. Провал. Хуже некуда. Пиздец. — Мог начать с последнего, — хмыкает Антон. — Я нихера не понимаю. У меня уже ощущение, что я шпрехен зэ дойч лучше, чем спик факин, сука, инглиш. — Ты знаешь немецкий? — Арсений уныло кивает. — Так, знаешь что? Давай-ка ты соберёшь все свои бумаженции, отдохнёшь, выпьешь чаю, ляжешь пораньше спать, а завтра со свежей головой всё повторишь и пойдёшь на экзамен, хорошо? — Ты пользуешься моими советами, — надувается Попов, немного уязвлённый, но тронутый таким участием. Примерно этими же фразами Арс не так давно успокаивал Антона, который с ума сходил из-за входного сочинения, хотя ничего в нём страшного, по сути дела, и не оказалось. — Делаю выводы и совершенствуюсь. Давай, сворачивайся уже, всё равно перед смертью не надышишься, — говорит Антон и встречает вопросительный взгляд парня. — Мама так моя говорит. Шастун сгребает всю макулатуру, лежавшую на подоконнике, в одну увесистую стопку, сверху положив свой рисунок, и всучивает Арсению. — Отдых? — Отдых, — сдаётся Арс и слегка улыбается. — А это… Антон, пока в нём ещё не пропал запал, порывисто наклоняется к лицу третьекурсника, обхватывает своими ладонями его острые локти и оставляет на его щеке, совсем близко к губам, мягкий, заботливый поцелуй. Шаст отстраняется от него ровно в тот момент, когда Арс наконец опомнился и слегка повернул голову навстречу чужим губам. Парень смотрит на школьника своими невероятными голубыми глазами, не веря тому, что сейчас произошло, а тот лишь слегка покраснел, будто ничего и не было. — На удачу. Антон лучисто светит ему своей искренней чистой улыбкой и сбегает вниз по лестнице, скрываясь в пролётах и глубине подъезда, пока его сердце пытается расхреначить грудную клетку, а внутренний голос (и почему он так похож на голос Добровольского, кто-нибудь объяснит?) истошно вопит что-то не очень членораздельное, но явно матерное. Арсений стоит в подъезде, слушает торопливый топот ног в старых кроссовках, пиликанье домофона, смотрит через окно вслед удаляющейся фигуре, проходящей через его двор и что-то печатающего в своём телефоне. Он стоит на лестнице, с туманной улыбкой на лице и пылающей щекой, а после, сбрасывая наваждение, мотает головой и поднимается к себе в квартиру.***
Субботу Антон полностью проводит с друзьями. С утра (для нормальных людей это, может, и обед, но для Шастуна два часа дня всё ещё утро) к нему домой приходит Димка — поиграть в фифу и выпить втихаря от родителей по бутылочке пива. Во время их посиделок Антон жалуется на то, что раньше они с Позом вместе ни черта не понимали в этой тупой физике, а теперь Дима, ишь, на золотую медаль идёт, и предмет злющей Елены Анатольевны знает на отлично. Конечно же, последнюю контрольную по физике Антон написал на тройку, и то со второй попытки, в то время как Дима ржал над ним и сидел со своей пятёркой довольнее некуда. В итоге Шастун твёрдо решил, что отыграется на фифе, поэтому, разнеся ничего не подозревавшего Позова со счётом три-ноль в первом тайме и добив на пять-один во втором, он радостно кричит и танцует злорадствующе-торжествующе-унизительно-унижающий танец победителя. Потом Дима его, конечно, обыгрывает на другой раз и танцует такой же ужасно смешной танец в ответ, но это Антон называет «несчитово!». Так они сидят до вечера, и, полностью заигравшись, забывают про приход Кузнецовой. Понимают они, что засиделись, только когда звонит домофон, и на малюсеньком синем экранчике с помехами появляется лицо самой Иры. Ира вваливается в квартиру очень весело, шурша пакетами из «Улыбки радуги», в которых лежали коробочки с красками и прочая лабуда типа перчаток, шапочки, расчёски и тому подобного. Заметив Диму, она кидается его обнимать, причитая о том, как же давно она с ним не виделась, и тот очень даже искренне отвечает ей тем же. Антон ставит чайник, смеясь вместе с Позом над шумной Кузнецовой, что без конца тараторила о совершенно постыдной ситуации в магазине, как вдруг снова слышит звонок, на этот раз именно в его дверь. Антон уже думает, что мама пришла сегодня гораздо раньше обычного, при этом забыв ключи от входной двери, однако на пороге стоит Оксана, решившая наведаться лишний раз к соседу. Суркова оказывается ужасно удивлена присутствию ещё двоих, однако не менее от этого рада. Она крепко обнимается и с Антоном, и с Димой, и даже с Ирой, скорее по инерции. Весёлая четвёрка дружно усаживается на кухне. Сначала диалог выходит преувеличенно милым и нейтральным, потому что Ира и Оксана знали друг друга не так хорошо и в основном обменивались общими фразами и просто выражали радость встрече с «человеком, о котором Антон так хорошо отзывался», но потом всё идёт на лад и уже спустя полчаса они наперебой шутят и непозволительно громко смеются, наполняя тесную квартиру своим искренним хохотом. Когда уже и чай был выпит, Антон вспоминает, зачем, собственно, приходила к нему Кузнецова, и все перемещаются в ещё более маленькую ванную комнату. Вместились они, конечно, донельзя комично: Иру усадили на стул из спальни Шастуна напротив зеркала, Антон занял место на бортике ванны, Дима сидел на крышке унитаза, найдя её «не прям удобной, но хоть жопу не натрёт», а в самой же белой посудине лежала Оксана, по-королевски заняв почётное место. Красить Иру начинают с ёмкого «С богом!». Волосы ей моют в раковине, нацепляют на неё старую шастуновскую футболку с дыркой на боку. Фиолетового цвета консистенция неоднократно падает крупными шмотками с кисточки на плечи Иры и пол, из-за чего Дима беспрестанно упрекает его за руки не из того места. В какой-то момент кисточка и вовсе теряет свою актуальность, ведь Антон принимается размазывать краску по голове руками, за что получает оплеуху от Оксаны и истеричный смех от Позова. Иру же совершенно не парит, что там делает Антон, полностью доверяя его врождённому профессионализму, о котором постоянно твердила. Покрашенную шевелюру девушки Шастун собирает в дурацкий кулёк, зажимая чёрным крабиком без одного зубчика, и после надевает на это добро шапочку для душа — для надёжности. Потом Антон вновь заваривает чай, однако ребята, разговорившись и как-то необъяснимо идеально устроившись в ванной комнате, решили остаться и чаёвничать в ней же. — Шаст, ты, кстати, так и не рассказал, как вы днюху Макара отметили, — вдруг замечает Ира, стирающая с лица и шеи фиолетовые разводы, но довольно безуспешно. — Ты думаешь, он что-то помнит? — коротко прыскает Позов. — Нахрюкался так, весь следующий день из дома не выходил. Я всем учителям заливал, что он отравился сильно, только вот забыл уточнить, что водкой с пивом. — Да уж, детский алкоголизм не лечится, — сочувственно вздыхает Оксана. — Чья бы корова мычала! Сама весь день полуживая ходила. — Как и вся наша параллель, — парирует Суркова. — Ну, выпили немного, с кем не бывает. — Детский алкоголизм не лечится, — передразнивает подругу Антон и садится на пол, вытянув длинные конечности, после слегка запоздало отвечает на вопрос Ирины. — Да всё как обычно — много музыки, бухла и людей. Классика. — Кстати, там чё-то совсем ребята левые пришли, если о людях, — говорит Дима. — Я покурить выходил, так разболтался с каким-то придурком, точно не из нашей школы. Выглядел он заёбанно, но весело. — Ого, ты мне не говорил, — удивляется Антон. — Да не приходилось к слову. — И о чём вы с ним разговаривали? — спрашивает Кузнецова у Димы, садясь на стул лицом к жёсткой спинке. — Хрен знает уже, я чё-то не понял. — Это как? — Да он вроде у меня спрашивал пару раз что-то, и сам пиздел без умолку, а как будто и не поговорили вовсе. Прикольный чувак, студент уже, Серёга, вроде. Кучу историй рассказал, я ржал как припадочный, а потом разошлись — я за Антоном, он дальше пить. — Забавно… Я знаю похожего, тоже Серёжа, друг Юльки Топольницкой, — говорит Оксана, приподнимаясь в ванне и слегка переваливаясь за бортик. — Она сказала мне как-то, что он ходячий сборник рассказов, и она с ним постоянно находит приключения на задницу. Юля мне поведала пару его похождений, я чуть не умерла от смеха. Но лично я с ним так и не познакомилась, а жаль. — О, а мне про одного такого индивида Дарина рассказывала, — вспоминает Кузнецова. — Она же с Шеминовым встречается, а у него однокурсник есть один, вот прям точь-в-точь как вы описали. Но имени не помню, то ли Матвеевко, то ли Матвенко… — Матвиенко Серёга, — подсказывает Антон и улыбается. — С хвостиком таким смешным ещё. — Да, внатуре, — соглашается Дима и усмехается. — А тебя как с ним судьба свела? — Это лучший друг Арса, со школы ещё. — Вот это я понимаю — мир тесен, — присвистывает Ира. — И все пути-дороги ведут к Серёже Матвиенко, ага, — фыркает Позов. — Не удивлена, что эти двое дружат, — изрекает Оксана с прищуром. — У одного кисель в голове, а у другого шило в жопе. Нашёл ты себе парня, конечно, Антош, оборжаться. — Ну не парня, — сконфуженно отвечает Шастун и внезапно вспоминает, что пора бы с Ириных волос смывать краску. — Сколько там времени-то уже? Окс, глянь, там мой телефон на бортике лежит. Суркова тянется к гаджету и включает его. — Прошло чуть больше двадцати. И тебе написал твой ненаглядный. — Так, пора смывать. Окс, выползай, сейчас продолжу издеваться над Иркой… Что написал? Оксана поднимается и садится на место Кузнецовой, в то время как последняя под руководством встаёт на колени около ванной и наклоняет голову вниз. — Пишет «Сдал», — отвечает девушка, пока Антон снимает со своей подопытной шапочку и крабик, расчёсывая волосы пальцами и пачкая их в краске. — Без пояснений. — А, это про экзамен. Спроси, на что, пожалуйста. — Без проблем… Антон включает тёплую воду и поднимает вверх небольшой рычажочек за краном, включая подачу воды через душевую лейку. Мягко смывает краску с волос подруги, массируя голову длинными пальцами и поливая слабым напором макушку и затылок, неизбежно при этом намочив и её, и свою одежду. — Говорит, расскажет, когда ты снова к нему придёшь. Дима и Оксана хитро переглядываются и выдают синхронное «у-у-у-у-у», и Антон брызгает в них водой. Они смеются и отфыркиваются от неё, но больше вопросов не следует. Когда Антон заканчивает мыть волосы Иры, он снова усаживает её на стул и начинает сушить волосы махровым полотенцем. Разговоры возобновляются, и вот уже они опять смеются, да иногда так громко, что слышно, кажется, всему дому, как вдруг слышится, как открывается дверь в прихожей. Четыре пары глаз таращатся из ванной комнаты прямо в конец коридора, где немного шокированная такой толпой в своём доме стоит Майя Викторовна, вернувшаяся с работы и, видимо, из магазина, ведь в одной руке у неё был полиэтиленовый пакет из магнита. — Тош, а чего это ты тут за вечеринку устроил? — женщина медленно стягивает с себя верхнюю одежду, даже не зная, куда её деть. — Сказал бы хоть, я б чего-нибудь сладкого притащила. Батюшки, а чё ж вы это-й, в ванной-то сидите? Антон, кто так с гостями обходится? Антон молчит, понятия не имея, как ему реагировать, а его друзья добродушно здороваются с женщиной, на что та с радостью отвечает. — Ой, да вы тут и чай пили, что ли? — в ужасе восклицает она, замечая стоящие на полу возле унитаза пустые кружки. — Кошма-ар, Антон! Как не стыдно? — Да нам наоборот тут хорошо, Вы не волнуйтесь так, — мягко уверяет всполошившуюся Майю Оксана, обаятельно улыбаясь. — Мы тут просто Иру красим. А в тесноте, как говорится, да не в обиде, — поддерживает девушку Дима, которого мама Антона просто обожала (как, в принципе, и вообще всех его друзей, но его прям особенно — за прилежную учёбу). — Красите? — испуганно охает женщина и всплёскивает руками. — Такие волосы же хорошие, крепкие, и не жалко? — Если что, всё на совести вашего сына будет, — мягко смеётся Ира. Антон продолжает молчать, не совсем веря в реальность происходящего. — Зря ты так, фиг бы я ему свои волосы отдала, — доверительным полушёпотом заявляет Майя Викторовна, и все смеются. — Ладно, веселитесь тогда, а я пока пойду ужин приготовлю. Можете остаться, если хотите, я обалденные макарошки варганю. Сынок, скажи? — Вне сомнений, — наконец говорит что-то Шастун. — Вот-вот! — Да не стоит, неудобно как-то, — неловко мнётся Ира. — Глупости какие, не вы же напросились, ну! Как хотите, конечно, но предложение эксклюзивное. Конечно же, все они остались на ужин. Макарошки оказались зачётными.