Просто прими и прости...

— Обрати свой лик к Солнцу, дитя! — Гелис, не отводя от неё своих злобных серебряных глаз, достаёт из-за пояса выгнутый кинжал, одновременно ещё сильнее сжимая рукой её горло. Это был не человек. Машина для убийств — вот как можно было его описать. Машина, сделанная из плоти. Машина, не способная мыслить самостоятельно. Он только выполняет приказы своего несуществующего «Солнца». Не задумываясь ни о ком и ни о чём. А нож тем временем всё ближе к её шее. Она брыкается и извивается, как может. Пытается лягнуть его, оторвать его руку. Но все попытки оказываются бесполезными. Сил сопротивляться больше нет. Дышать почти невозможно… Тут Гелис внезапно бросает её в снег, она падает на колени к нему спиной. Элой пытается отдышаться, жадно хватает ртом воздух. Но как только она расслабилась, враг, небрежно схватив её под руки, поднимает на ноги. Гелис обхватывает рукой её шею и снова начинает душить.  — Попалась? — она оборачивается, но видит уже не Гелиса, а разбойника, на голове которого тяжёлый шлем. Он заносит оружие над её животом и…  — Нет! — Элой вскакивает, из-за чего сразу же чувствует головную боль. Брови сводятся, она потирает переносицу. Пальцы ощущают что-то шершавое. Точно, метка… Точно такие же находятся у неё под глазами. Когда же она уже сможет поспать спокойно! Не просыпаться каждое утро в холодном поту. Увидеть во сне что-то хорошее. А лучше — вообще ничего не видеть. Просто отдохнуть от всего. Разве не для этого нужна ночь? Внезапно она чувствует, как что-то касается её плеча… Охотница резко хватает с пола копьё и разворачивается, направляя его в нужную сторону…  — Воу, Элой! В.в чём дело?.. — лицо Теба в этот момент было настолько испуганным, будто он вот-вот потеряет сознание от страха. Руки были приподняты вверх, в знак того, что он больше не прикоснется к ней. Элой облегчённо вздохнула и убрала оружие обратно на пол.  — Прости, Теб… Просто… не подкрадывайся так больше. — она слабо улыбнулась, — Рискуешь остаться без руки. А то и хуже.  — Я услышал, что ты кричала. Что-то случилось? — швец сел на край её постели. Искательница положила руку на свой живот и закрыла глаза. Ткань, из которой была сшита рубашка, была довольно-таки жёсткой и плотной, но очень тёплой. Она практически не вылезла из неё как днём, так и ночью.  — И почему все в этом мире хотят меня убить?.. — эти слова вылетели так тихо, что их едва можно было расслышать, — Меня и… Элизабет…  — Это… та женщина, о которой ты тогда говорила?.. — спросил Теб и слегка покраснел. Ему было неловко, ведь он невольно подслушал её тогда у могилы Раста.  — Нет. Это она. — Элой посмотрела вниз, и Теб, уловив направление её взгляда, тоже. Его губы растянулись в широкой улыбке:  — Можно я… — он не знал, как правильнее сказать, поэтому аккуратно поднёс руку и прикоснулся к ней тыльной стороной ладони, сразу же отдёрнув обратно. Элой не смогла сдержать смех:  — Теб… Теб, не бойся, я не отрежу тебе руку за это. Можешь трогать спокойно. — тот, смутившись, опустил голову, давая возможность дредам упасть на лицо, но всё-таки осмелился снова коснуться её живота, сразу почувствовав под рукой слабое движение. Ловкими, привыкшими к тонкой работе пальцами, он двигался по ней, выводя круги. Спустя несколько минут его действий, Элой начала ощущать всё новые и новые движения внутри неё. Это было немного странно, обычно такое происходило неконтролируемо, само собой.  — Ты ей нравишься, Теб. — усмехнулась она, глядя на швеца. Элой почувствовала, что её начинает клонить в сон. Глаза так и просили, чтобы их закрыли, а тело желало упасть и закутаться в мягкий плед. Она не стала отказывать себе в этом, и легла, немного сдвинувшись к стенке, чтобы Тебу было, где сидеть. Он, казалось, вовсе не собирался уходить. Продолжая гладить заветное место, швец напевал какую-то песню себе под нос. Почему-то мотив показался ей очень знакомым…  — Теб… — прошептала охотница, когда он почему-то замолчал, — Что это за песня?  — Что? — слегка вздрогнув, он удивлённо посмотрел на неё.  — Что это за песня, которую ты поёшь?  — А, это… это колыбельная Нора. Моя мать часто пела мне её в детстве. Так вот откуда она её знает. Только пел ей её Раст. Почти каждый раз, когда она засыпала.  — Спой мне ещё… — Элой устроилась поудобнее и полностью закрыла глаза. Теб некоторое время помолчал, после чего затянул песню. Он пел очень тихо, размеренно и невероятно успокаивающе: — Спи, моя милая, глазки закрой, Ночь над горами легла полотном. Спи, засыпай ты под пенье ветров, Под завыванье машин за рекой. Спи, мой охотник, всё будет легко, Пусть твои стрелы летят далеко. Спи, моя милая, глазки закрою, Я буду рядом, я буду с тобой… Продолжение следует…