Розы падают на гроб Господен

Рома влетел на собрание взмыленный — проспал, потому что до шести утра носился по Текстильщикам за заказанным кем-то маргинальным обрыганом. Но на его появление абсолютно никто не обратил внимания. — Ты смеёшься?! Это реально опасно для жизни! Такое Локи видел впервые. Мирон сидел во главе стола, подперев рукой подбородок и прикрыв нижнюю часть лица вместе со ртом пальцами. Молодняк щемился по углам: в телефон никто лезть не решался, но поднимать глаза тоже. Поэтому они слушали происходящее, почти идентично дырявя взглядами стол. Марк вертел в руке зажигалку, неотрывно глядя на Федорова, который сидел сродни статуе, даже не моргая. Порчи вертел головой, то и дело меняясь в лице, Томас мял ложкой кубик сахара в пустой кружке из-под кофе. А Мамай стоял с перебинтованной головой и орал. Рома ничего не понял и грохнулся на единственное свободное место рядом с Марком. — Что происходит? — шёпотом поинтересовался он. — Илья вышел прикрывать Рудбоя на операции по зачистке, Рудбой впустил Охру, свое отработал, а потом они шли назад к машине, и, как это часто бывает, приехало вызванное подкрепление. Короче, началась потасовка рукопашная, Рудбой впал в прострацию и даже не видел, что на него замахиваются. В общем, Илья подставился, пока их обоих оттуда вытаскивал, и ему разбили голову, — не отводя от Мирона глаз, едва слышно ответил Марк. — Давно Илья орет? — мгновенно посмурнев, поинтересовался Рома. — Минут двадцать уже. — А сам Рудбой где? — Я ебу? — резонно фыркнул Марк. Рома откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. — Его нельзя допускать до операций в таком состоянии! Он невменяемый, Мирон, я его на себе пер, а он даже ноги с трудом переставлял! И это с ним я был, я уже лет семь у тебя работаю, а если бы он в этот раз с кем-нибудь менее опытным был? Их бы, блять, размазали! — Нет, — тихо, но очень твёрдо подал голос Федоров. — Сядь и успокойся. — Мирон, на секунду позже, и я бы ещё вчера сидел спокойно в морге! — Сел. Рома вздрогнул. Если бы он сейчас стоял — он бы сел, даже не смотря на то, что это было не ему. Собственно, Мамай и сел. — У тебя есть претензии к Ване на тот момент, когда он был Охрой? — ледяным тоном осведомился Федоров. — Нет. — Значит теперь при любых операциях с его участием Ваня считается главным только пока он — Охра. Все остальное время вы его защищаете и хоть на руках с поля выносите. Всех касается. Поняли? При распределении буду выделять дополнительного человека на это. И тут уже не сдержался Рома. — Тебе плевать, что с ним будет? — Худяков спросил это негромко, но попал ровно в густую и плотную тишину. У Мирона в лице что-то дрогнуло. Всего на секунду. А потом он моргнул, и вновь стал похож на высеченный из какой-то твёрдой и неподатливой породы бюст. — Совещание перенесём на завтра. Мои указания по Рудбою действуют с сегодняшнего дня. Все свободны, спасибо, — сухо кивнул Федоров в сторону двери. И все потянулись наружу, лишь бы подальше от такого Мирона. — Ты ответишь? — спросил Худяков, когда все вытекли из кабинета. Кроме него здесь остался только Марк, так и не шелохнувшись, лишь продолжая вертеть зажигалку. — Мне тоже тяжело это признавать, но иначе никак. Он мой ближайший воспитанник из всех, кого я когда-либо учил. Но такова его судьба, и я знал об этом ещё с первой нашей встречи, — ответил Мирон. Роме отчаянно хотелось верить, что это не актёрские таланты Фёдорова, и что он правда видит почти прозрачный взгляд и осунувшееся заострившееся лицо учителя, который переживает за своего ученика. Локи знал Федорова со своих тринадцати лет и до сих пор мог лишь догадываться, когда мужчина говорит то, что думает, а когда играет на обычно не самую широкую публику. Именно поэтому сейчас, когда Мирон запросто скинул холодность и отстранённость с лица, оставив лишь тень дозволенной человеку в его статусе скорби, Рома не пытался гадать, блефует он или нет, а просто надеялся, что Мирон действительно переживает за Рудбоя. Хоть немного переживает. — Где он? — негромко осведомился Локи, стараясь не выдавать в голосе всю гамму своих ощущений. Федоров лишь поднялся на ноги и открыл дверь в подсобку своего кабинета. Рома с Марком синхронно двинулись к проему. Рудбой сидел внутри на кушетке, одетый во что-то, забрызганное кровью, перчатки же ей и вовсе были залиты. Цвет на чёрной ткани было не увидеть, зато Худяков легко узнавал ломкую корку застывшей крови. Лицо у Вани не было закрыто, как это случалось обычно, и сейчас под тусклым светом желтой лампы на щеках красовались до сих пор слабо кровоточащие рваные раны. Разорванные уже почти до уха. У Вани дрожали приоткрытые губы, отчего между расползшейся кожей то и дело выглядывали кости: челюсть и жевательные зубы, изменившиеся под влиянием демона на острые клычки. Синяки под глазами расцвели угрюмым фиолетово-чёрным, от локтя тянулась трубка капельницы, а почерневшие блестящие глаза смотрели прямо на Рому и не различали его. Не видели даже в упор. — Вань? — хрипло позвал Худяков. Рудбой не отреагировал. Сидел ещё секунд пять, не шевелясь, и лишь потом странно дернулся, а во взгляде скользнула осмысленность. — Ром, ты? — спросил Евстигнеев, сжимая в кулак руку, словно на пробу. — Я. И Марк с Мироном со мной, — максимально бережно пояснил Худяков, подходя ближе. Локи передернуло от осознания, что он говорит с Ваней так, будто тот болен чем-то вроде последней стадии шизофрении или старческой деменции. — Как ты? — осведомился Рома, садясь напротив на корточки. — Прости, не расслышал, повтори, — чуть виновато глянул Рудбой. — Охра орет — жрать хочет. Его как всегда слышно лучше.

***

— Ну и как вы это натворили? — только и спросил Макс, посреди долгого молчаливого пути до клуба. — Что? — не понял Жалелов. — Он про Андрюшу, — пояснил Сега, не отрываясь от дороги. Сам Андрюша сопел полупьяный в наушниках, и Макс был уверен, что тот его не слышит, ведь сам прекрасно слышал трубящую у него на полную музыку. — Ты мне ещё морали почитай, — мрачно выплюнул Адиль, отворачиваясь в окно. — Как будто ожидал увидеть что-то другое при вашей следующей встрече. — Надеялся, — поправил Макс. — Рудбой же не в курсе о том, что он тут? — Да, Андрей попросил ему не говорить. Рассказывал что-то про то, что он грязный и не достоин его, — ответил Сега. — Вы выяснили что Андрей такое? — Нет. Существует вероятность, что знает Мирон, но я думаю, что и он не в курсе, — хмыкнул Жалелов. — Вы пытались поговорить с Андреем? — продолжил допрос Многознал. — Нет, блять! — вдруг вспыхнул Адиль. — Он ходил и на венах себе вырезал «поговорите со мной», а мы с Сегой в потолок плевали и на массовые зачистки его отправляли! Макс, блять, мы не нелюди, прекращай! — Прости, — легко извинился мужчина, поправляя бандану на голове. — Просто все похоже намекает на совсем печальный исход. — Уже просчитал? — хмыкнул Сега. Это он Макса учил, и он лучше всех знал, на что тот конкретно способен. Ещё тогда, когда Мирон очень хотел получить парня в своё распоряжение, Сега прекрасно понимал, что совсем не способности класса Б к управлению холодом ему нужны, а чрезвычайно острый ум аналитика. Макс прекрасно предугадывал события на долгий срок, не упуская из поля своего зрения даже мелкие человеческие факторы. Потому и Адиль так хотел, чтобы Макс работал с ними. — Просто прикинул. Я не владею всей ситуацией, но то, что вижу, мне не нравится, — вздохнул Многознал. — Никому не нравится. Но есть то, что есть, — буркнул Жалелов. — Вы в курсе, что сейчас с Рудбоем? — осведомился Максим, внимательно рассматривая Андрюшин профиль. — Слабо. Мы не сталкивались с людьми Мирона, а связь не поддерживаем по понятным причинам. Оставшуюся дорогу они молчали, а по приезде растолкали Пиро, и Макс легко улыбнулся, коротко попросив показать все. Андрей сразу же просиял и потащил Макса в клуб — явно думал, что тот расстроен, увидев младшего на работе у Адиля с Сегой. — Адиль Оралбекович, к вам на переговоры, — вежливо сообщил Глеб, возникая сразу у дверей. За его спиной стояли люди в костюмах, резко контрастируя с обычными посетителями клуба, а за их спиной виднелся внимательно глядящий на неожиданных гостей Зараза, торчащий на своём обычном месте на стойке. Жалелов коротко оглядел людей, переглянулся с Сашей и махнул тому рукой, а Андрею и Максу негромко бросил: — Со мной идёте. Прикрывайте. Зараза молчаливо соскочил со стойки и также двинулся в сторону подсобки. Сега же, впрочем, с ними не пошёл и скрылся в толпе клуба. — Что-то серьезное? — осведомился напрягшийся Андрей, следуя за Адилем. — Неприятное, но не критичное. Будь готов, — негромко бросил в ответ Жалелов. Адиль завёл их в переговорную, что ясно намекало на его нежелание общаться с пришедшими. Отпустил Глеба, коротко указал на кресла гостям, а сам присел на край стола. Андрей же устроился на диване между Заразой и Максимом, поерзал слегка, ощущая на себе тяжелые взгляды гостей. Их было трое: мужчина средних лет в синем костюме со взглядом одичавшей собаки, его ровесник, но худой и похожий на профессора, и мужчина чуть помладше, лет тридцати пяти, явно охранник, неудобно чувствующий себя в костюме. — Меня зовут Адиль Оралбекович, — спокойно представился Жалелов, доставая коньяк и бокал, но только себе. — Мы знаем, — кивнул похожий на собаку. — Я знаю, что вы знаете, ко мне редко приходят те, кто не знает моего имени, — коротко усмехнулся казах. — Просто пытался вам намекнуть, чтобы вы представились. Судя по тому, что намеков вы не понимаете, вы из военных. Я таких убирал, хорошо узнаю этот взгляд. Худой вдруг забегал глазами, чуть занервничав, но бросил: — Меня зовут Семён, моего товарища — Виталий. Имя третьего вам ничего не даст. — Очень приятно, — равнодушно кивнул Адиль. — Ваши наемники так и будут тут сидеть? — Да, и они не наемники, — резковато отрезал Жалелов. — Мы, кажется, не договаривались с вами о встрече. — Верно, дело срочное, мы вынуждены были торопиться, — бросил в ответ Виталий. Он явно не нервничал, зато Андрей переглянулся с Заразой и увидел, что нервничает он. Андрей молча потянул телефон из кармана и напечатал тому короткое сообщение «что-то стремное?». Зараза неопределенно мотнул головой, что явно значило «не уверен», но тревога из глаз не пропала. — Излагайте, — вздохнул Адиль. — Видите ли, у нас намечаются проблемы внутри страны. И нам было бы очень неплохо возыметь в качестве боевых единиц силы, подобные вашей организации. Это долгосрочный контракт. — Мы не берём абстрактные контракты и не сдаёмся в аренду, — прохладно отрезал Жалелов. — Это очень большие деньги. — Это очень некорректная просьба, — парировал Адиль. — Мы берёмся за конкретные цели, чтобы выполнять их и быть свободными от последствий. И не берёмся за задания, если нам что-то не нравится. То, что вы мне сейчас предлагаете, может сейчас быть безобидным заданием, а потом вы попросите нас сделать то, чего мы делать не захотим. Я не соглашаюсь на подобные условия. — Что заставляет вас отказываться от контрактов? — Многое. В том числе и морально-этические соображения. — Какие у вас морально-этические соображения? — неприятно прищурился Виталий. — Вы занимаетесь убийствами, грабежом, похищением данных… — И не занимаемся вырезанием толп митингующих, тем более без обговорённых чисел, — очень холодно отчеканил Адиль. — Рассказывайте больше. Мой друг имел дело с вашими конкурентами. И там юноша по имени Иван зарезал в четыре раза больше людей, чем было положено по заданию. Думаете, мы не знаем, какие вы чудовища? Андрея дёрнуло так, что Макс мертвой хваткой вцепился в его колено, не давая встать на ноги. — Из ваших слов могу сделать вывод, что Мирон Янович вам тоже отказал, — оскалился Жалелов. — А он берётся за более грязные дела, чем мы. Извините, но я отказываюсь от вашего предложения. — Мы предполагали такой исход событий, — хмыкнул мужчина. — Поэтому заминировали все это здание. Сразу предупреждаю, управление не у нас — это было бы глупо. — Вы мне угрожаете, — у Жалелова потемнели глаза. — Я этого не люблю. — Значит, вы согласны? — улыбнулся Виталий. — Если вы знаете мое имя, то наверняка знаете, что я чертовски злопамятный, — напомнил Адиль, а сам глянул на Заразу. Саша поднялся на ноги и тут же замер, не способный пошевелиться. Андрей ничего не понял. Оба посетителя растянулись в радостных улыбках, а все одержимые в комнате не шевелились и даже не моргали. И тогда он лихорадочно думал, что нужно сделать, ясно понимая, что он пошевелиться может, но совершил решающую ошибку. Моргнул. Тот, которого он счёл охранником, незамедлительно дёрнул из кобуры ствол и выстрелил. Андрей не бывал в поле, и если бы не тренировался с Сегой — точно бы умер. Но из пяти выстрелов в него попали только первые два. Обожгло плечо и бок. Пиро метнулся одним движением за диван, тут же аккумулируя способность, поджег всех троих, а пока те орали от боли, непонимающе уставился на растекающееся по толстовке красное пятно в районе живота и судорожно соображал, что происходит и что надо делать.