Розы падают на гроб Господен

— Значит, Андрей жив… — задумчиво хмыкнул Фёдоров. — Я сам был немало удивлён, — сухо выдал Рома. — А ты не выполнил задачу. Мне был, знаешь ли, был дорог этот осведомитель, — недовольно подчеркнул мужчина. — Виноват, — легко признал Англичанин. — Но сгореть не очень хотелось. К тому же, там были Мамай и Стим… — Ты вёл операцию, не увиливай. Значит, троих взрослых одержимых уел Андрюша? — Не веришь? — приподнял бровь Рома. — Охотно верю. Андрей очень толковый мальчик, я ведь не просто так столько сил угрохал на его поиски. Рома ничего не рассказал про то, что даже не пытался спасти этого осведомителя, как и про то, что помогал Заразе грузить Андрея в скорую, да и вообще про то, что Андрей чуть не умер. — Неудачный вчера день выдался, — вздохнул Фёдоров. — Ладно, свободен, у меня гости. В подтверждение этого дверь открылась и на пороге появился Черняк в сопровождении блондинистого малолетки с синяками под глазами. Рома поспешил ретироваться. — Доброго вечера, Мирон, — односложно улыбнулся Шило, стягивая с себя пальто и вязаную шапку. Лёгкие детали в нем всегда отдавали временем, в котором он родился, хоть Шило и нельзя было назвать устаревшим. Он жил в царской России, при коммунистах, в девяностые, при кризисе девятого года, а застряли в нем навсегда времена середины девятнадцатого века, времени, когда ему было около пятидесяти. — Надеюсь, Юра приехал сюда не просто так, — хмыкнул Мирон. — Ты хочешь помочь Рудбою? Так используй любую возможность. Одну я тебе привёл, — хмыкнул Антон. — Инициативу от тебя видеть странно, — усмехнулся Фёдоров. — Мне жалко Ваню. — Я все равно не узнаю, даже если ты врешь. Но Юрочка тебя сдаст, он врать не умеет, — коротко улыбнулся Перфилову Мирон. Юра никак не отреагировал, был занят перелистыванием «Инкрустации сознания», написанной ещё Яковом Брюсом. Ваня сидел в изолированной комнате на четвёртом этаже: Охру боялись большинство офисных работников, трудящихся здесь же, и, чтобы он не действовал им на нервы, его закрывали в дневное время. Впрочем, Охра редко показывался в сознании днём, и сейчас перед двумя гостями сидел Ваня, в самом своём неприглядном виде. Со стороны Ваня походил на психопата, лишенного любой возможности соображать — не реагировал на вошедших, смотрел в одну точку и молчал, но все зашедшие знали, что он ещё может приходить в себя и мало-мальски думать. — Ох ты, — присвистнул Юра, подбираясь ближе. — Впервые такое вижу… — Запоминай, потому что больше не увидишь, — хмуро бросил Фёдоров. Перфилов озадаченно прошёлся вперёд-назад по комнате, а следом тихо бросил: — Как вы с ним обычно работаете, Шило? — Обращаю его внимание на себя, его тяжело вернуть в способное ко взаимодействию русло, а потом начинаю разговаривать буквально обо всем, о чем он хочет. И вру ему. Говорю все, что он хочет услышать. — Он разве много говорит? — хмыкнул Юра. — Минут пять всего, и то невпопад. Зато пара часов уходит на то, чтобы он вообще меня заметил и заговорил. Перфилов что-то промычал в знак того, что услышал сказанное, а после негромко позвал: — Охра. У Рудбоя заострились клыки в разорванной челюсти, а взгляд полностью чёрных глаз обрёл ясность. — Мне привезли нового психиатра? — хихикнул демон. — Меня Юра зовут, — проигнорировал остроту Перфилов. — Скажи мне, как ты относишься к церквям? — Как к любым казенным домам. Скучно, нудно и очереди, — усмехнулся демон. — Ты, как и любой старший демон, вхож в дом божий? — Ну естественно, — фыркнул Охра. — Нет в церквях никакой такой силы, чтобы меня оттуда выпереть. А что, решил мне прогулочку устроить? — Ване. Но он, я так понимаю, сам не ходит, так что давай ваше тело поведёшь ты, — легко улыбнулся Перфилов. — Куда ты собрался его вести? — скривился Фёдоров. — Мне нужна определенная обстановка для ритуала, — пространно пояснил парень. — Шило, довезете? — Довезу. Мирон, ты поедешь с нами? — Хоть вы и отвлекаете меня от дел — поеду. Охра может быть непредсказуем, а вы вдвоём его не удержите. — Да не надо меня удерживать, — фыркнул демон. — Я уже давненько тут сижу, и до сих пор не срулил никуда. — Я и не говорил, что ты сбежишь, а вот окружающим представлять опасность можешь, — устало вздохнул Фёдоров. — Что есть — то есть, — усмехнулся Охра. — Там, куда мы едем, всего один человек — настоятель храма. Это сорок километров от Москвы. Поехали, — негромко попросил Юра. В машине у Шило было ещё прогрето с дороги до Мирона, а Охра выполз на свет, даже не накинув верхней одежды, несмотря на крепкий январский мороз, отмахнувшись со словами о том, что ему простуда грозит меньше всего. — Откуда у тебя связи в церкви? — негромко поинтересовался Шило, выезжая на Ярославку. — Меня туда родители возили, когда считали, что со мной что-то не так. Батюшка местный меня Ангелом называет. Он считает, что во мне есть искра Божия, — легко пояснил Перфилов, разглядывая пейзажи за окном. — Ты может ещё и в Бога веришь? — хмыкнул Охра. — Ни в коем случае, — спокойно мотнул головой Юра. — Бог нас оставил. Мне бы, конечно, хотелось верить, что я попаду в рай… — Ты колдун, мальчик. А колдовство противно богу, — рассмеялся Охра. — Вас всех ждёт пекло. — Думаю, богу глубоко плевать на нас. Если он всемогущ, он, должно быть, сродни художнику, который дописывает картину, складывает стопку в своей мастерской и берётся за новую, — легко развёл руками Юра, словно это было не философское рассуждение, а простая истина. — Интересное предположение, — усмехнулся Охра. — А разъясни-ка, что ты собрался с нами делать? — Привязывать душу Вани к телу. Запру его, чтобы не отошёл в мир иной, — бросил Перфилов. — Давно утерянная техника, — прищурился Охра. — К тому же опасная, и для нас, и для творящего. И нужно три колдуна. — Батюшка колдун, я тоже, Мирон Янович с нами, — улыбнулся Юра. — Перфилов, ты бы хоть спросил, готов ли я тебе помогать, — мгновенно возмутился Фёдоров с переднего сидения, выкидывая окурок в окно. — А вы откажитесь? — удивился Юра. — Вы, малолетки, охамели в последнее время, — цокнул языком Фёдоров, но протестовать не стал. — Откуда записи обряда? — только и спросил Охра. — Я люблю искать старые записи, — тихо бросил Юра. — Я учусь всю жизнь на древних манускриптах. — Это тебя убьёт, — усмехнулся демон. — Прошлое не любит искателей. Остаток пути они доехали молча. Юра выскочил первым, достал свой рюкзак из багажника и открыл двери крошечной церквушки посреди тихого леса. — Ангел наш приехал, — возвестил старый священник с длинной седой бородой. — И привёз вам скверну, — возвестил Юра. — Мне нужна ваша помощь в обряде, святой отец. Охра легко вошёл в церковь, слегка поморщился на запах ладана, оскалился в приветствие священнику, Шило только вежливо кивнул, Мирон же и вовсе проигнорировал разговор и рассматривал старую потемневшую икону. — Двоих осквернённых ты мне привез, — прищурился священник, рассматривая Черняка. — И одного, измазанного в крови. — Не обессудьте, святой отец, Мирон Янович и Шило очень уважаемые в узких кругах люди. — Что ж тебя, Ангел, тянет с бесами якшаться? — вздохнул старец. — Надо помочь этому человеку, — попросил Перфилов, раскладывая какие-то вещи из своего рюкзака. Охра знающе опустился перед алтарём, складывая руки на протянутые ноги, привалился спиной к алтарю и прикрыл глаза. — Помочь не хочешь? — осведомился Фёдоров у демона, снимая с узких ладоней дорогие кожаные перчатки и обнажая татуировки на ладонях. — Вы начнёте читать, и от меня уже не будет толку, — развёл руками Охра. — Разрешите покурить в доме божьем, святой отец? Мне сейчас будет очень больно. — Кури, нечистый, — махнул рукой святой отец. Демон вытряхнул сигарету из пачки, отбросил её, пустую, в сторону, прикурил с «зиппо», ловко захлопнув ту коротким взмахом, а Юра тем временем плеснул под него воды из пятилитровой бутылки прямо на пол. — Мирон Янович, знаете ассирийский? — Сам как думаешь? — фыркнул Фёдоров, вставая справа от Юры. Старец стоял от него слева, замыкая круг силы. — Читайте вместе со мной, — тихо попросил Перфилов, протягивая Мирону распечатки текста. — А вы, святой отец, держите связь и направляйте энергию, нас будет разрывать. Фёдоров закатал рукава, напряг ладони, коротко вздохнул, кинул текст себе под ноги, — для сотворения понадобились бы обе руки, — а после переглянулся с Перфиловым, и они синхронно начали читать. Мирон был прекрасным опытным боевым колдуном, и сила от него исходила грубыми толчками, неравномерно, но мощно, старый священник и вовсе колдуном являлся номинально, потому лишь держал круг и старался контролировать потоки, а Юре не хватало практического опыта, потому, произнеся в тон Мирону пару ровных фраз на ассирийском, он почувствовал, как начинает давить изнутри головы и горят руки. — Сука, — тихо выдал Охра, стискивая зубы на собственном запястье. За те десять минут чтения заклятия на ассирийском не происходило ничего, кроме того, что у Юры подкашивались ноги. — Разрывайте, — шепнул Перфилов. — Дальше я один. Мирон с усилием сделал шаг из круга, приваливаясь плечом к стене, а старик просто осел на месте. — Волнения фона вся Москва и область почувствует, — хрипло выругался Фёдоров, наблюдая за еле стоящим на ногах Юрой. — Я обращаюсь к душам живой и мертвой в теле, услышьте мой зов, — просипел Перфилов, вытягивая вперёд руку. Вода, разлитая под демоном, закипела за одну секунду, лица мужчин обладало горячим паром, а Охра заорал, неестественно выгибаясь. Лицо Вани, и без того украшенное разорванным ртом, почернело, а челюсть неестественно затрещала, растягиваясь. Шило молча замер, глядя на то, как подбородок раскрытого рта касается Ваниного солнечного сплетения, а клыки, сантиметров десять в длину каждый, блестят идеально белым на его лице. Перфилов не выдержал, рухнул на колени, наплевательски утер рукавом кровь, текущую из носа, собирался с силами, чтобы продолжить читать. — Твою мать!!! — не своим голосом взвыл демон. — Я позабыл это ебанное чувство!!! Мирон, тяжело опираясь о стену, отошёл к выходу, где сидел Шило, сполз на пол и закурил. — Дурная молодежь пошла, Антон. Он ведь сдохнуть может. — Справится? — на всякий случай переспросил Черняк. — Справится, — коротко кивнул Фёдоров, игнорируя тонкую струйку крови из носа, не хлещущую, как у парня. — Сильный колдун. Хороший. — Истинный облик Охры внушает уважение, — хмыкнул Шило. Юра тем временем продолжил сипеть: — Когда демон смотрит в лицо человека, он становится серым, как все вокруг, когда человек обращается к демону, он становится серым, как все вокруг. Когда человек и демон занимают одно тело, они становятся неразделимы. Демон не может убить белую душу, человек не может изгнать чёрную скверну. Я скрепляю сущности ваши воедино! Охра зашипел, оскалился, а потом осел на пол. — Иван? — тихо позвал Перфилов, оживая на глазах. Собственная победа придавала ему сил, но Ваня просто так бы не отозвался. Да, теперь его душа отойти просто так в мир иной не смогла бы, но это не отменяло того, что Евстигнеев был психически нездоров. — Вот именно про это я и говорил. Чтобы он на тебя обратил внимание зачастую нужно очень много времени, — негромко бросил Шило. — С этим-то как раз все просто, — легко улыбнулся Перфилов. — Я же в психушке лежал. Он подошёл к осевшему Ване, лицо которого приняло более менее привычный вид с разорванным ртом и чёрными глазами, легко хлопнул его по колену и мгновенно ухватил за подбородок, неотрывно впиваясь взглядом в глаза. И взгляд Рудбоя сфокусировался. — Где Андрюша? — тихо выдохнул Ваня. — Кто такой Андрюша? — нахмурился Перфилов. — О, старая песня, — усмехнулся Фёдоров себе под нос. — Андрюша, где он? — затараторил Рудбой. — Почему так больно?.. Куда вы его дели? Юра озадаченно хмыкнул, отходя в сторону. Никто, конечно, не обещал, что будет легко, но Евстигнеев совершенно его не слышал. Выспрашивать у него что-то было делом сугубо бесполезным. — Андрюша жив, Ваня, — громко сообщил Мирон. — Жив? — шепотом переспросил Рудбой. — Андрюша жив… Как хорошо, что он не видит меня таким… Мирон подорвался, подходя ближе. Ваня впервые за последние пару месяцев отвечал складно. — Вань, ты меня понимаешь? — осведомился Фёдоров, глядя в сплошь чёрные глаза. — Андрюша жив… — невпопад продолжил Рудбой, — жив… Мирон разочарованно вздохнул, сплюнул прямо на пол и натянул назад перчатки. — Спасибо, Юра. Теперь он привязан к Охре, остаётся понадеяться, что он придёт в порядок в ближайшее время. Мы поедем, нас мой водитель отвезёт. — Я через пару дней приеду, — сообщил Шило, помогая Перфилову подняться. — Хорошо, — кивнул Фёдоров. — Охра, выходи. Демон вышел в тело и поднялся на ноги, игнорируя прилипшие к ногам мокрые штаны, а после медленно вышел на улицу, запрокидывая голову к пасмурному небу. Фёдоров замер у него за плечом. — Как бы вы хуже не сделали, — фыркнул демон. — Думаешь, может быть хуже? — Уверен, что будет. — Машина приехала. Идём, — односложно выдохнул Мирон, взмахивая рукой поворачивающему мерседесу.

***

Зараза притормозил у двери, заслышав ленивые гитарные аккорды. Андрей играл вступление так, словно сейчас отложит гитару, но вдруг негромко запел. Саша не спешил заходить. — Восток моей юности, запах пройденных дней, На вечной дороге, на вечной дороге… Восход моей юности, запах беглых огней, На вечной дороге, на вечной дороге… Гитара на секунду затихла, и Саша уже ухватился за ручку, но вдруг Андрей закашлялся, дал новый аккорд и запел чуть живее. — Не знаю, чего мы хотим, и что ждёт по лесам городам и долинам, Наш укомпонованный мир, где бесцельно мы бродим как в бочке для пива, С востока на запад, где солнце садится, летит без посадок беспечная птица, И я, как она, в бесконечной петле, и никак мне не остановиться… Голос Андрея вдруг зазвучал звонко, сильно, будто это не его легкие представляли собой уродливые чёрные пятна на рентгене, а между слов Заразе послышались подкатившие к горлу парня слезы. — Мы просто бродяги, что метят запрыгнуть в вагон уходящего товарняка! Из детской кровати все монстры попрятались в долгие ящики, и, Говоря откровенно, каждый новый вагон будто первый, И в нем тысячи лиц, что как я не нашли себе дом, потеряв на безмерной дороге все! Зараза тяжело сглотнул и прислонился лбом к холодной двери, сжав обе руки в кулаки. Андрей за дверью выдержал паузу, а после заиграл припев, надрывно и тяжело. Саша не заметил замершего за его спиной в коридоре Серегу, привалившегося плечом к стене. — Я самый пьяный ковбой в этом баре, как самый пьяный шериф! Трактирщик, родной, дай мне койку на ночь, и на самый дешевый тариф! И как я давно не плясал, я с дороги, налей мне в бутыль «три икса», и той даме! Я склоню над ней голову, и расскажу, по кому звонит колокол! Андрей за стеной если не плакал, то был близок к этому, а сам Зараза сжал челюсти, унимая стоящий в горле ком. — Ай! Да катись оно к черту! Брагу пью из бочонка, За барной стойкой девчонка продаст мне любовь, и я счастлив хоть в чем-то! Ай, скажи мне, зачем, а то я позабыл, а ты знаешь же, вроде… Скажи мне, куда несёт ветер судьбы нас по вечной дороге? Вместо припева Андрей гулко и хрипло раскашлялся, кашлял с минуту, а после звякнула отложенная гитара. — Саш, мы каждый год будем друг друга терять. Такая у нас судьба, — тихо бросил Сега, водрузив прижавшемуся лбом к двери Заразе руку на плечо. — Не вини никого. А Зараза только вздохнул, переводя дух, а после открыл дверь, ободряюще улыбнулся Андрею, складирующему окровавленные носовые платки на прикроватной тумбе, и протянул баночку с сиропом от кашля. — От души, — растянулся в улыбке Андрей. — Бля, Макс пишет. Просит поговорить с Перфиловым, а он сам уже встретился с Хинтером. — И как оно? — Сказал, как приедет — расскажет. А я погнал собираться, целый день на жопе сижу, заебался, — выдохнул он, натягивая на себя рубашку. — С тобой съездить? — осведомился вдогонку Зараза, пока Андрей в дверях опустошал содержимое пузырька. — Да не, спасибо! — добродушно улыбнулся Пиро, забирая с собой бутылку виски в подарок, и выскочил из комнаты. Все досье на Перфилова он уже отфоткал на телефон, и теперь набирал его номер, намереваясь договориться о встрече, но тот не ответил. Андрей честно набрал ещё пять раз, никто не отозвался, а сам он решил плюнуть на правила приличия и заявиться просто так: все-таки Юрий был его ровесником, и навряд ли счёл бы все это за неуважение. В окнах такси проплывали московские улицы, и Андрей потерянно думал о том, что будет, когда Ваня узнает о его смерти спустя пару месяцев. Он ведь теперь точно знает про то, что Андрей жив и работает на Адиля, Рома точно бы ему рассказал, а раз Рудбой до сих пор не объявился — значит, не хочет видеть Андрея. Или разлюбил его, или обижен за то, что Пиро исчез… но Андрей был рад существующему раскладу: он бы не хотел, чтобы Ваня видел, как он сдался и умирает. Час дороги за этими размышлениями пролетел незаметно, и водитель бросил короткое «приехали» напротив большого ухоженного коттеджа недалеко от Москвы. Андрей расплатился, кашляя, вылез из машины и дернул за калитку, в расчёте непонятно на что: у таких дорогих домов калитки обычно закрывались на нормальный такой замок. Но эта, на удивление, открылась. Входная дверь в дом и вовсе была не захлопнута до конца. Андрей постучал ради приличия, но, не дождавшись ответа, аккуратно зашёл. Прихожая, в которой он оказался, продолжалась лестницей наверх, слева была кухня, а справа дверь куда-то. Подниматься Андрей не стал, счёл это верхом наглости, а потому прошёл на кухню осторожными шагами, осматривая обстановку хаоса, которая царила повсюду. Барная стойка в центре кухни была закидана фолиантами и книгами, вперемешку с грязными кружками от кофе, на полу были редкие рассыпанные чаинки, на спинке стула висели три больших полотенца для тела, на плите, прямо поверх газовых горелок была разложена спиритическая доска. Тихий скрип половицы за спиной Андрей услышал благодаря тренировкам с Сегой, тот любил в бою заходить со спины и звуки начинали играть в таких случаях колоссальную роль, а потому, быстрее, чем подумал, он развернулся, одновременно зажигая пламя в одной ладони и держа бутылку виски в другой. За его спиной стоял взъерошенный, явно со сна, парень, его ровесник, с метлой в руках, держа её на манер двуручного меча, смотрел на Андрея серыми напряженными глазами. Пиро мгновенно затушил огонь и абсурдно хихикнул, а потом и вовсе заржал. Парень напротив нахмурил и без того низко посаженные брови и опустил метлу. — Не, метла, серьёзно? — отсмеявшись, спросил Андрей. — Прости, меня Андрей зовут. Я поговорить приехал, возможно, ты сможешь мне помочь. Я стучал, но никто не ответил, а было открыто… Ты Юрий Перфилов, верно? — Ага. Парень посмотрел на метлу, кажется, сам допер, как глупо выглядел, и, смутившись, отставил её в сторону, а после поковылял на кухню, огибая Андрея, потирая след от подушки на щеке. Он был одет в белый махровый халат, а видом своим напоминал городского сумасшедшего. — Может выпьем? — слегка растерявшись от того, как легко смирился Перфилов с его нахождением в доме, предложил Андрей. — Я не уверен, что в этот раз смогу найти чай, — сообщил Юра, а после затупил посреди кухни, странно взмахивая руками на манер птички или ангелочка из театра теней. — Да не надо чай, я вот, с вискарем… Андрей для себя решил, что если его не выгоняют, значит, он может разуться и пройти, что он и сделал. Вообще, идея обороняться от одержимого метлой была крайне сомнительной. Даже если бы Перфилов стукнул ей Андрея по затылку, сумев подкрасться незамеченным, то навряд ли вырубил бы, и такая нерасторопность от колдуна казалась странной, забавной, и ясно выдавала в нем отсутствие боевого опыта. Андрей уселся за барную стойку, подвинув полотенца, а Перфилов, доселе постигавший дзен в прикрытыми глазами посреди кухни, резко вскинулся и схватил Пиро за руки, быстро выдав: — Ты пирокинетик? Мне не показалось сейчас?! — Э-э, да, — растерянно бросил он. — Господи, пирокинетик Андрей… — забормотал под нос Юра, а после радостно улыбнулся, — пазл сложился! Не такого я поворота ждал! — Ты бокалы достанешь или мне самому поискать? — неуверенно осведомился Пиро. Поведение Перфилова сбивало с толку, но Андрей предпочёл не вдаваться в подробности и просто плыть по течению. Юра тем временем метнулся до первого попавшегося шкафчика и достал оттуда пузатые бокалы, водрузив их на стол с воодушевленным: — С первого раза нашёл! Это хороший знак! — Ты чистым пьёшь? — Я вообще не помню, когда последний раз пил, — вдруг растерялся Перфилов. — И мне, по идее, не очень-то можно, но удача сегодня сама плывет мне в руки, так что наливай. Андрей разлил и сунул бокал ему в руки. — Твоё здоровье, — сообщил Пиро, закуривая. — Нет, твоё, — хмыкнул парень, внимательно вглядываясь в дым от его сигареты. — Давно это с тобой? — Что? — Ну, болезнь, — Юра прищурился, осматривая Андрея, — что-то в груди… не сердце… пневмония, может, но на больного с температурой ты не похож… Рак? — Как ты?.. — Андрей онемел. — Дым показывает многое. Если умеешь смотреть. — Сега говорил что-то про это. Капромантия… или как-то так… — Копномантия. Ты от Круппова? И от Адиля? — Я с ними работаю, но не от них, — коротко улыбнулся Андрей. Его дезориентировала простота, с которой говорил и действовал Юра. Со стороны он был проклятущим психом, но это подкупало. — А чего пришёл тогда? Ты не подумай, я рад, а тебе — так втройне, просто у меня редко бывают незнакомые гости и… — парень вдруг сбился с мысли, а глаза его загорелись. — Ты разбираешься в колдовстве? Хочешь, покажу как работает иллюзионное колдовство пятого порядка? В России никто, кроме меня, не знает его и не умеет творить… — Ну… давай… — Андрей окончательно растерялся. — Отлично! — мгновенно подорвался Перфилов, взлетая по лестнице. — Я виски с собой беру! — крикнул Андрей вдогонку, подтягивая к себе бутылку. — А? — Юра перевесился через перилла. — Ага! Бери! Наверху царил колдовской хаос: это был не Сега с его четко разложенными по полкам стеллажей магическими примочками. Андрей споткнулся на пороге о то, что ловко перескочил Юра явно привычным движением. — Это Константинопольский крест, осторожно, — бросил через спину Перфилов. — Смотри. Он расстелил какую-то блестящую тряпку по полу, скинул с себя халат, открывая худое тело и оставаясь только в пижамных штанах, а после встал в самый центр тряпки и развёл руки в стороны, сжимая и разжимая ладони. Это было нужно для аккумулирования энергии, Андрей сам так изредка делал, когда учился колдовать в юности. Перфилов что-то неровно зашептал на неизвестном языке, а после легко подтянул Пиро с бутылкой виски в руках к себе, заставляя встать на ткань. Андрей замер, оглядывая пространство вокруг себя. Они с Юрой стояли посреди странного ночного пляжа, в небе над ними висели две синие луны, больше обычной по размеру, а песок был графитно-чёрный, но приятный на ощупь и слегка тёплый. Метрах в десяти от них плескалась чёрная вода, ветер трепал волосы, а Андрей растерянно улыбнулся, протягивая Юре бутылку и пропуская сквозь пальцы песок. Все было настолько красивым и нарочито реальным, что отдавало фальшью, но фальшь эта была приятной, сладкой. — Круче, чем игры в виртуальной реальности, — выдал Андрей. — Как ты это сделал? Тут можно идти дальше, или я наткнусь на границы тряпки? — Можно идти, куда хочешь, — легко бросил Перфилов, делая три больших глотка из бутылки. — Тряпка нужна, чтобы вырвать кусок пространства из нашего мира. А с помощью колдовства я его растягиваю и преобразовываю по собственному желанию. — И ты можешь сделать что угодно? Тут же можно жить… — Можно, наверное, но на это тратится личная энергия. Ходит байка, что Мерлин не умер, а ушёл в созданную им иллюзию и живет там до сих пор, но навряд ли в ком-то есть столько сил, — поделился Юра. — Мы можем поговорить здесь, если хочешь. — Ты меня сбиваешь с толку, и я уже не уверен, что хочу сейчас говорить о том, зачем пришёл, — признался Пиро. — Говори о том, о чем хочется, — легко бросил Перфилов. — Тебе, должно быть, хочется отвлечься? — Меня жрет проклятая способность. А я ведь даже не одержимый… по крайней мере так говорят, — вздохнул Андрей. Придуманный извращённой фантазией колдуна чёрный песок ластился к телу, прилипал к одежде, звал остаться на этом выдуманном побережье, а две синие луны холодными глазами глядели на сидящие фигуры, серебря силуэты людей и тёплую чёрную воду. А та лишь окатывала взволнованно берег, будто знала, что исчезнет, стоит лишь колдуну разрушить иллюзию. В нем что-то неуклюже кувыркнулось. Он действовал все это время по собственному разумению, уверенно и не давая осечек, строго, серьезно, так, как должен был. Игнорировал виноватые взгляды Заразы, тяжелые вздохи Адиля, полные сожаления глаза Макса, держал ебло и старался доживать отмерянное ему так, как следует, а на деле он паниковал, боялся смерти и жалел о том, что делал и чего не сделал. Поэтому сейчас, рядом с незнакомым колдуном, его вдруг пробило на исповедь. — Оно меня жрет, а я не могу ничего сделать. И никто не может. Рядом одни колдуны и одержимые, и никто не может помочь, а я и сам не попрошу, я слишком многим обязан людям вокруг меня. Это проклятая херня сжигает меня изнутри. Я сам себя сжигаю, — шепотом заключил Андрей. — Покури, — в тон ему, негромко бросил Юра, садясь рядом на чёрный песок. — Что? — Покури. Просто делай. Пиро усмехнулся и прикурил от подыхающей зажигалки, лениво выдохнул дым в воздух, а Юра неотрывно следил за сизым клубком. — У тебя ещё есть шанс. Ты сам себе поможешь. Можешь помочь. — Как, Юра? — усмехнулся Андрей, скрывая за своей привычной шутливостью ком, стоящий в горле. — Не знаю. Дым показывает не все, но говорю я тебе то, что вижу, — Юра легко протянул руку за сигаретой и сделал затяжку. — Давай я расскажу тебе что-нибудь. Сказку про древнего демона, например? Хочешь? — Валяй, — махнул рукой Андрюша, осушая бутылку и стремительно напиваясь. — Жил однажды один человек, он был рождён самой тьмой и должен был после смерти гореть в вечном пекле. Он знал своё предназначение с самого детства, жил, ни к чему не привязываясь, страдал и смеялся, научился колдовать, благодаря своему дару, и однажды Смерть пришла за ним. Человек думал, что Смерть всегда приходит одна, но за ним она пришла с младенцем. Смерть баюкала ребёнка в костлявых руках, а человек ждал ее вердикта. — Ты хочешь передать свою силу кому-то? — спросила Смерть. — Моя сила разгромна и многим приносила боль и страдания, — ответил человек. — Никто не достоин этой участи от рождения. — Но ты же был удостоен, — усмехнулась Смерть. — А жить? Тебе понравилось жить? — Очень, — легко ответил челвек. — Я мог бы прожить ещё много жизней: смеяться и горевать, любить и ненавидеть, дарить и отбирать. Тогда Смерть отвечала: — Жизнь многим виновата перед тобой, дав тебе больше, чем положено человеку, и она даёт тебе в подарок новую жизнь. Вот она. И Смерть протянула человеку младенца. — Но у него ведь своя судьба. Как я могу отбирать у него ее? — Он умрет, может, лет в двадцать, если ты откажешься, — безразлично сказала Смерть. — Ты прожил во много раз больше, и можешь дать возможность прожить дольше и ему. А жить вместе вам предстоит научиться. — Значит никто не проиграет? — спросил человек. — Может проиграет, может нет, вы узнаете это, когда проживете вашу совместную жизнь, — пожала плечами Смерть. — Ты примешь мое предложение? Человек не хотел обременять нового маленького человечка, но соблазн прожить дольше был слишком велик, и он согласился. Тогда человек потерял право называться человеком, и стал демоном. Но его новый сожитель, маленький человек не понимал, почему все живут наедине с собой, а он с демоном, и жить вместе им становилось все тяжелее и тяжелее, а когда стало уж совсем невмоготу, демон рассказал человеку про то, что тот бы умер без него. Человек же ответил, что пожелал бы умереть, нежели так жить. Но демону тоже очень хотелось жить. Со временем человек привык к демону и даже поладил с ним, годы шли, они жили в относительном мире, и спустя много-много лет демон вдруг начал сходить с ума от старости. Но демон в своей прошлой жизни был колдуном, и знал, что человеческая кровь поможет ему не выйти из ума. Так демон стал убивать, а человек взбунтовался и однажды, найдя с утра свою рубаху, окропленную кровью очередного страдальца, покончил с собой. Тогда Смерть вновь пришла к демону с ребёнком на руках и спросила: — Тебе понравилось жить? — Очень, — ответил демон. — Но я так и буду сходить с ума? — Кровь будет держать тебя в своём уме, — усмехнулась Смерть. — Что для тебя какие-то умершие перед лицом вечности? Ты примешь этого ребёнка? Демон думал долго, но Смерть не торопила его. А, подумав, наконец демон ответил: — Приму. Так демон и слоняется от ребёнка к ребёнку до сих пор, не зная и не желая покоя. — Красиво, — шепнул Андрей. — Но мрачно. — Вся жизнь красивая и мрачная, — пьяно признался Перфилов. Он умудрился напиться всего с полбутылки. — На самом деле, я пришёл по просьбе моего друга. Его родители разрабатывали какие-то заклинания, но Мирон убил их и забрал все записи. И Макс хочет найти их. — Они случайно не зашифрованы? — Именно. И ключ есть только у Макса. — Мирон пытался уговорить меня работать с ним, и упоминал зашифрованные заклинания. Твой друг знает, что конкретно найдёт? Что за заклинания? — Никто не знает. Даже сам Мирон, я уверен. Мы ищем тех, кто может помочь, и подумали, что ты, возможно, сможешь. — Быть может, — хмыкнул Перфилов. — Но пообещайте, что дадите доступ к изучению заклинаний. Если там будет что-то серьёзное — я не буду использовать это. Но мне жутко любопытно. — Это только Макс может решить… — качнул головой Андрей. — Так у тебя есть какая-нибудь информация? — Я же отказался от работы на Мирона, — по-пьяному косо развёл руками Юра. — Мне известно только то, что он пытался разгадать шифр. Фёдоров очень пытлив, если считает дело интересным, а значит мог и разгадать что-то. Можно нескромный вопрос? — Давай, — усмехнулся Андрей. — Ты ведь знаком с Иваном Евстигнеевым? Пиро вздрогнул. Сейчас, когда он неумолимо чувствовал, как смерть наступает ему на пятки, тема Вани резко стала в разы более болезненной. Он считал потерю Рудбоя неразрешённой проблемой, от которой он сам бегал в виду собственной трусости, а перед смертью ему, как и всем, хотелось как-то закрыть этот гештальт. — Знаком, — постарался ответить ровно Андрей. — Мы… выросли вместе. А ты откуда его знаешь? — Да так, — дернул плечами Перфилов. — Видел его недавно у Мирона. Ваня очень радовался, когда узнал, что ты жив. В этот раз Андрей не вздрогнул — его натурально перетряхнуло. Ну конечно, Ваня знает про то, что он жив, наверняка Рома рассказал ему, как только вернулся, а Андрей, как последняя сука, щемится от него по углам несколько лет, хоть и любит его до сих пор, безумно. Иногда он сам не верил в то, что это чувство могло пережить столько лет, но стоило вспомнить о Ване, и внутри все сжималось, будто это вчера они спали в обнимку в детдоме. Андрей, когда сбегал, думал, что Рудбой предал его, а на деле это он сам предал Ваню и предал собственные чувства. Отказался от него. Пытался забыть. Так и не получилось. — Как он? — негромко поинтересовался Пиро. — Съезди, сам узнаешь, — легко бросил Перфилов. — Я не могу. Я предал его. Предал. Оставил, бросил, не может совладать с собственным стыдом за то, в чем сам виноват. Андрей почему-то был уверен, что Ваня, как и он сам, так и смог найти кого-то, кто способен будет заменить, перекрыть то, что они забрали друг у друга, когда Андрей сбежал на целые четыре года. Это он сам, не Ваня, не Мирон, не Адиль с Сегой или кто-то ещё виноваты в том, что он потерял все, что у него было. — Пойдём отсюда, — вдруг подорвался пьяный колдун. — Хватит с тебя иллюзий. — И правда, — пробормотал себе под нос Андрей. — Хватит.