***
Макс плохо спал, как и Адиль, а ещё прекрасно учился. С Сегой у них за пару месяцев устоялось непонятно взаимное доверие. Мальчик расставался с ним только на время уроков и тренировок с Фёдоровым, в остальном же ходил хвостиком и читал из-за Серёгиного плеча по вечерам книги. Теперь Круппов с Жалеловым пропадали ещё дольше, ведь Мирон отдал их на обучение Антону Сергеевичу. У Антона Сергеевича было прозвище «Змей», и он служил в ФСБ в звании генерал-майора. Змей учил их рукопашной борьбе и боям в сложных условиях: с ограниченными возможностями и с использованием любых бытовых предметов, а ещё он походил на типажного вояку, рассказывал матерные анекдоты, травил байки и мог убить человека при помощи половника. В его руках в грозное оружие превращалось все: от терки до малярного скотча. И сегодня им очередной день предстояло провести под руководством Антона Сергеевича со специально заблокированными заранее Мироном способностями. Змей сам забирал их из детдома: Сега в машине отрубился, потому что всю ночь бинтовал руки, изрезанные на тренировках. Их никто не жалел, а дрались с недавних пор они с разрешением на нанесение увечий. Адиль же ехал на переднем и читал книгу, в пол уха слушая Антона Сергеевича. — А вот в Чеченской первой моим ребяткам на помощь Федоров сам приезжал, что-то там колдовал, чтобы необходимость ко сну у моих бойцов отбить, — продолжил историю Змей, оглядывая небольшую пробку, в которой они застряли. — Народу тогда, конечно, передохло… Вот такие бы как вы были в спецназе — вообще проблем бы не знали! — Нам нельзя, — пожал плечами Адиль, перелистнув страницу. — Мирон так говорит? — Да нет, это нечестно просто. Что такое сотня человек против одержимого? У вас своя война, у нас своя. — А родину, что, защищать не станешь? — Ну, во-первых, я так-то из Казахстана. А потом… если все будет плохо — наверное, буду защищать, а так родина и без меня вроде справляется, — легко бросил Жалелов. И тут же раздался хлопок. Машину повело, Сега сзади подскочил, осоловевшими глазами оглядывая салон, Антон Сергеевич проматерился, а Адиль сложился напополам, предугадав следующий выстрел. Пуля встала в бронированном стекле с его, Жалелова, стороны. Он не ошибся, когда почему-то был уверен, что это по их с Сегой душу, а не к Змею. — Стреляют из мерина, правый ряд! — мгновенно рявкнул Жалелов. — Антон Сергеевич, выворачивайте в него, собьём его! — Сами разобьёмся! — зашипел в ответ Змей. — Не разобьёмся, я машину нашу утяжелю, не повредим! — Блять! Очевидно, вместо пистолета теперь шмальнули с калаша. Прошили корпус очередью, Сега попытался уйти из-под пуль, и не успел выскользнуть только из-под одной. Та прошила плечо, и Круппов вдруг резко сосредоточился. Боль отрезвила, он схватился здоровой рукой за висок: контроль не получалось поймать из-за высоких скоростей, на которых они теперь перемещались. — Сука, Сега! Блять! Антон Сергеевич! — взревел Жалелов, упираясь руками в торпеду. — Взял под контроль! — рявкнул Круппов. Водитель, забранный под контроль, дал по тормозам, а Адиль утяжелил БМВ Змея по прикидкам на тонну. Удар был тяжёлым. Чужую машину смяло, как бумажный лист. Стрелявший на правом сидении убился головой о стекло мгновенно. — Сег, порядок? — резко выдохнул Адиль, сваливая вмиг потяжелевшие руки на не пострадавшую в столкновении торпеду. — Порядок, — отозвался Круппов. — Осмотреть, наверное, надо? С чего они вообще начали-то? — Антон Сергеевич? Вы с нами? — Сами идите, — отмахнулся Змей, отходя от резкого выкручивания руля. Сега вывалился из машины, зажав плечо рукой. Осмотрел смятую в мясо тачку, поморщился, а после бросил: — Записка в бардачке. Я из памяти водилы достал. Жалелов с силой дернул на себя сложённую дверь, оторвал сломанную крышку бардачка и замер, читая содержимое небольшого белого листка. — «Будьте аккуратны, мальчики. И передайте Мирону Яновичу, что он зря тронул детей, » — прочёл Адиль. — Это про нас, что ли? Что за хуйня? — Угроза, — хмуро сообщил Круппов. — Забирай, Мирону отдадим. — Ты точно нормально? Кровь хуярит, Сег. — Да нормально я, — повторил мальчик. — Доедем к Змею — перебинтуюсь, у него точно есть, чем. — Ты в мумию превращаешься, — усмехнулся Жалелов. — А ты нет, что ли? — огрызнулся Круппов. — И вообще, хули радостный такой? В нас стреляют, блять, и сообщение это… Хуево все. — Блять, первая перестрелка, Серёг. Я одновременно на энтузиазме и нервничаю, че ты хочешь от меня? — огрызнулся Жалелов. — Перестрелка — это когда в две стороны стреляют, — фыркнул Круппов. — Поехали. Кровь теряю — плохо, наверное, будет.***
— Ну, Мирон, — с уважением протянул Змей, звонко соприкасаясь рюмкой с бокалом мужчины, — твои просто орлы. Двенадцать лет, они уличную стрельбу из калаша прекратили, а самим похеру мороз — у меня машине вообще только бампер сменить надо. Не хочешь к нам отдать послужить? — Они к вам сами не пойдут, — хмыкнул Фёдоров. — Не их уровень, не обижайся. — Ты какой-то замороченный больно. Неприятности? — Да у нас каждый день — неприятность. Но теперь, боюсь, дети под угрозой. Не факт, конечно… — Ты своих детей видел? Любой ребёнок на их месте от прострелянного плеча орал бы как резанный в соплях и слезах. — Я и так понимаю, что они сообразительные, — поморщился Фёдоров. — Но это больно изящная выходка для обычных людей. Информация, конечно, неподтвержденная, но я думаю, что это дело рук одержимых. — Люди на тебя обычно не лезут, ты прав. Только совсем отбитые, и то редко, — хмыкнул Антон. — Людей молодежь размажет, хоть мне и не хотелось бы, чтобы они сейчас вставали под пули, а вот для драк с одержимыми у них ещё маловато опыта. Да и ладно они… мне через полгода везти в детдом ещё двоих, совсем мелких, восьмилеток. Ещё один такой же там уже живет. И вот как Адиль с Сегой должны разбираться и успевать защищать младших? — Ты так легко бы выкинул их в драку, если бы не совсем маленькие? — Им надо учиться в реальных условиях, иначе опыта не набраться. — Главное, чтобы их не грохнули в юности, — мрачно подметил Змей. — И скоро ты собрался ждать неприятностей? — Не думаю. Им нужен будет план, а мне нужно будет узнать, кто мой нынешний противник, и попытаться его план предугадать. Зато мотив я примерно представляю. Это что-то из честолюбия, раз они объявили войну в открытую. Куда разумнее было бы нападать скрытно, — вздохнул Фёдоров. — Мирон, ты жесток с ними. Они сразу вырастут отстраненными стариками, — хмыкнул Антон, налив себе ещё стопку. — Не надо читать мне нотации, — поморщился Мирон. — Я воспитывал моралистов, когда ты ещё пешком под стол ходил, и мне не понравился результат. Пусть будут лучше черствыми, чем мертвыми. — Мир… — Замолчи, Змей. Не надо к моей совести взывать, они мне не дети, а мои будущие бойцы, — отрезал Фёдоров. — Лучше расскажи, как успехи в обучении. — Сега скрытный, много думает в бою, ножи метать научился кухонные, которые не сбалансированы. Из него бы хороший киллер-одиночка вышел, он спокойный, думающий, — в голос Змея мгновенно проскользнул энтузиазм, ведь, как ученики, мальчики были одним наслаждением. — А Адиль танк просто. — Бестолковый? — вздохнул Мирон. — Ни разу, — качнул головой Антон. — Просто менее аккуратный и более решительный. Но мне почему-то кажется, что он это перерастет. А напомни, какие у них способности? — Жалелов манипулирует гравитацией, а Сега способен контролировать сознание. — Хорошие способности. Хотелось бы конечно, чтобы у них все-таки были какие-никакие моральные ориентиры. — Будут, они неглупые, воспитаются сами.***
— Диль! Диль! У Сеги температура! Он бредит! Жалелов, которому не спалось все два часа, перепавшие им на сон, ушёл в итоге тренироваться на заднем дворе, дабы никому не мешать. Там его и нашёл Максим в одних пижамных штанах, едва влезший в зимние ботинки, замявший задники и испачканный в крови, размазанной по торсу. Мальчик мгновенно покрылся мурашками на морозе, а Жалелов завис на секунду. — В смысле? — Не знаю, заболел, наверное, — растерялся ребёнок. — Ну ему плохо! И кровь на постели! — Бля, — резюмировал Адиль. — Ты к Ресторатору беги, попроси набрать Мирону. Потом назад к нам приходи. Последнее он договаривал уже на бегу. Сега лежал на кровати, сжимая в левой руке одеяло, которое пропиталось кровью, на груди. Стрелянную рану ему зашили ещё в тот же день, но тренировки они не прекращали, и, вместо положенных трёх недель, плечо заживало уже два месяца, и так и не зажило. Сам Круппов сказал, что это из-за обучения колдовству, которое не давало телу регенерировать. Теперь у него, видимо, и вовсе разошлись швы. В остальном он вспотел и что-то шептал под нос в горячке. — Бля, Серёг, — шикнул Жалелов, отрывая присохшее к коже одеяло. — Адиль! Мирон Янович сказал, что занят, и чтобы мы сами разбирались! — выпалил вбежавший Лазин. — Вот урод, — выдохнул старший. — Посиди с ним, я сейчас кого-нибудь пиздану, чтобы за водкой метнулись, а потом пойдёшь на уроки. — Я не пойду, — отрезал мальчик. — А вдруг что-то случится? — Так я тут буду, — хмыкнул Адиль. — Я Серёжу не оставлю, — насупился Лазин, хватая Круппова за руку. — Ну ладно, ладно, — пожал плечами Жалелов. — Но отмазывать перед Фёдоровым за пропущенные уроки не буду. — Сам отмажусь, — обиженно фыркнул Максим. Адиль за десять минут выловил своего одноклассника и, припугнув пиздюлями, отправил того за водкой, лимонами и парацетамолом с бинтами. А вернувшись в комнату, обнаружил Лазина с глазами на мокром месте. — Ты чего? — приподнял брови Жалелов, опускаясь рядом с ним, на краешек кровати Сеги. — Волнуюсь, — выдал мелкий, мгновенно утерев слезы рукавом. — А вдруг ему хуже станет? Неужели Мирону Яновичу правда плевать? — Справимся сами, — пожал плечами Жалелов. — Ты слишком самоуверен, — поджал губы Максим. — Ты уверен, что мы сможем понести ответственность, если что-то случится? — Ответственность меня не пугает. Со всем можно справиться, — отмахнулся Адиль. Круппов уже выключился, перестав наконец-то бредить, и через десять минут осторожно постучался посланный парниша, вернувшийся из магазина. Макс к тому времени отрубился, прижавшись лбом к здоровому плечу менталиста. — Сега, — зашептал Адиль, чуть расталкивая его в плечо. — Просыпайся, надо таблетки выпить и водкой тебя обтереть… и рану перебинтовать. — Бля, — засипел напарник, прижимая ладонь к своему лбу. — Что было? Мне пиздец хуево… — Давай-давай, подъем! Сега приподнялся максимально осторожно, придержав рукой мелкого, чтобы он не проснулся. Вылез, поправил штаны, с трудом поднялся на ноги, глухо кашляя, пошатался и пересел на стул, облокотившись локтями на стол. — Мы Мирону звонили, — коротко сообщил Адиль, подпихивая другу таблетку с водой и раскручивая крышку от водки. — Он сказал, что занят, не приедет. Вот урод, да? Сега вздрогнул, почувствовав прикосновение резко пахнущей водкой руки на голой спине. — Если сказал, что он занят — значит, скорее всего, он реально занят, — просипел Круппов в ответ. — Нет, это значит, что ему плевать на то, что с нами будет, — хмыкнул Адиль. — Ты преувеличиваешь. Думаю, он приехал бы, если б смог. Может когда-то потом ему и будет плевать на нас, но пока на это не похоже, — пробормотал Сега, вздрагивая от рук Жалелова, натирающего его спиртягой. — Ты был у него в голове? — Конечно нет. На нем магическая защита постоянная. Печать в татуировке на пальцах левой руки. — Тогда с чего взял? — Чутьё, — вздохнул Круппов, вновь роняя голову на руки. — Я был во многих головах. Склонен полагать, что неплохо разбираюсь в людях. — А мое чутьё говорит, что ему на нас насрать. Малой за тебя волновался. Отказался идти на уроки, потом вообще ревел, — поделился Адиль. — Вот у кого я точно не знаю содержимого мыслей — так это у него, — тяжело выдал напарник.***
Ресторатор, честно говоря, впервые видел Фёдорова в таком состоянии. Вечно аккуратный, показательно вежливый, спокойный и прохладный, где единственной его эмоцией изредка становился хорошо скрытый гнев, — он выглядел сейчас странной пародией на самого себя. Во-первых, он приехал в четыре часа ночи, во-вторых — в боевом комбинезоне с сожженым рукавом, вместо классических для него рубашки с брюками и светлом аккуратном пальто. На лице его была запекшаяся кровь, в глазах полопались сосуды, а рука до половины была перемотана разболтавшимися бинтами, меж которыми проглядывала выжженная до сукровицы кожа. — Плохо выглядишь, — счёл нужным прокомментировать Ресторатор. — Дети как? — осведомился Фёдоров, привалившись плечом к стене. — Весь день их не видел, всех троих, на уроки не ходили, — сообщил директор. — Только с утра, когда тебе звонили Максимка забегал. А тебе бы может отмыться от крови? — Я их проведать приехал, — мотнул головой Мирон. — Быстрее начну — быстрее закончу. Я к тебе уже не зайду после них, так что до следующего раза. — Сказал же им, что пусть сами разбираются, — вздохнул Александр Дмитриевич. — Зачем ты с задания прямо приперся? У тебя же рука вон сожженная. — Я не могу так, Саш, — коротко бросил Фёдоров. — Ты сам меня вечно обвиняешь, что я недостаточно внимательно за ними приглядываю. А я просто не лезу туда, где я не нужен, и окажусь рядом, когда необходим. Ресторатор вдруг резко осекся. Он, говоря все то, что высказывал Фёдорову, думал, что того в принципе не волнует и не трогает нынешняя жизнь этих детей, что они станут ему хоть как-то интересны только уже взрослыми, состоявшимися. Но если отношение меряется не словами, а делом, то сейчас Мирон как раз доказывал обратное. Да, он мог игнорировать все это время то, что они пьют пиво, курят, ругаются матом, ведут себя грубо, хамят, но как только дело дошло до реальных проблем — Фёдоров оказался здесь, даже измотанный, с ожогом первой степени и измазанный в крови. — Тебе все это время было обидно? — слегка пристыженно спросил Ресторатор. — Да пошёл ты к черту, Саш, — устало вздохнул Фёдоров. — Я же уже говорил, что мне будет легче дальше, если они будут меня ненавидеть, нежели воспринимать меня как отца. Дверь за ним захлопнулась. Мирон выдохнул. Ресторатору не стоило знать, как сильно у него дрожат руки после того, что он сегодня вынужден был делать. Отбиваться в своём же офисе от неожиданного вооруженного налета с тремя одержимыми у противника было проблематично. Мамай и Стим почти не пострадали, складывалось впечатление, что нападали именно на Фёдорова. Ресторатор бы даже представить не смог, насколько ему сейчас было плохо. То, сколько ему пришлось колдовать, сожрало около восьмидесяти процентов внутреннего ресурса, и Мирон впервые после ситуации с четой Лазиных коснулся своего дна. А самым плохим было то, что он до сих пор не выяснил, кому из ненавидящих его людей он не угодил в этот раз. А ещё был Ресторатор, который никак не понимал таких простых для Мирона вещей. Страшно было даже не привязаться к ним самому, а потом потерять. Страшно было представлять из себя близкого им человека, стать таким, а после отправлять их убивать, грабить, пытать. Если бы у Мирона были дети — он бы очень не хотел, чтобы те занимались чем-то таким. Выгоднее было бы привязать их к себе, стать для них заменой отцу, идеалом. Так они бы никогда не подвергали его слова даже тени сомнения. Но тогда бы он совсем не оставил им выбора, а Мирон не был готов нести такой груз на своей совести. И совершенно никто этого не понимал. Что жесткие изнуряющие тренировки — всего лишь необходимость, иначе они не смогут спастись от сотен угроз, которые навалятся на них очень рано, как на сильных одержимых. Что почти самостоятельный быт научит их обеспечивать себя самих и думать о своих действиях. Что маленькие ученики, которых Мирон им отдаст, воспитают в них чувство ответственности, которое хорошо сформировано у Сеги и почти атрофировано у Адиля. Мальчики в комнате спали. Адиль вырубился прямо на стуле, видимо, караулил друга. Макс сжался у стенки под боком у Круппова, а сам Сега спал беспокойным сном, а на плече сквозь бинты проступила алая кровь. Мирон бесшумно подобрался ближе, чтобы никого не разбудить, осторожно устроил свою руку на лбу Сеги, ощутил вновь поднявшийся жар и натужно аккумулировал силу в руках. Исцеляющее колдовство когда-то в глубоком детстве давалось Фёдорову сложнее других, но ему всегда хватало упорства, чтобы отработать до идеала. Мальчик под рукой едва заметно вздрогнул, принимая заклятие. Мирон отдавал последнюю силу так, чтобы они никогда не узнали о его поступке. Он должен был остаться в стороне, или, по крайней мере, чтобы мальчики думали, что он остался в стороне.