***
— Локти-то держи, Адиль! — крикнул Змей. Он уже попрощался мысленно со своим тренировочным залом, но сила мальчика поражала. То, как он с лёгкостью разносил все подряд, было достойно уважения, как минимум. Но сегодня энтузиазма в нем было поменьше — Сегу забрал Мирон, и Адиль тренировался в одиночестве. — Вы не правы, Антон Сергеевич, — хмыкнул Жалелов, утирая пот со лба. — Я же бью, увеличив вес тела, но суставы-то у меня как у человека. Мирон и так говорит, что мне до двадцати хватит суставов — пользоваться таким в рукопашном бою. Я многое пробовал и выбрал лучший образ удара, при котором меньше отдаёт. Он осторожно присел на корточки около своей спортивной сумки, достал толстый металлический наруч, закрывающий все запястье и костяшки пальцев, а в другую руку перехватил учебный бакен. — Не встанете против меня? Я аккуратно, — предупредил Жалелов. — С чем? — усмехнулся Змей. — Я без холодного. — Да не надо с холодным. Ручной пулемёт у вас тут валялся… — Адиль, ну стрелять в тебя… — Да нормально, — усмехнулся Адиль. — Точно вам говорю. Змей качнул головой, но пулемёт взял, перехватил по-правильному и дал очередь. Надо было признать — стрелял Змей прицельно, но не учёл того, что Жалелов может взлететь. Он метнулся странной петлей, толкнулся от стены, но на стороне Змея были много лет опыта в горячих точках. Адиль дернул рукой с бакеном, собираясь отразить пулю, но запоздало вспомнил про то, что бакен учебный и деревянный. Попытался успеть закрыть наручем, но не успел, пуля задела щеку по касательной. — Отразил бы, — бросил Змей, опуская пулемёт вниз. — Если бы катана настоящая была вместо бакена. Знаешь что? Подожди-ка меня секунду. Они тренировались на летней даче Змея, где был и тир, и огромный зал для остальных тренировок, и спортивный зал, а потому Антон Сергеевич быстро слинял куда-то в сам пятиэтажный особняк. Адиль поразмахивал бакеном просто так, пока ждал его, но уже через десять минут Змей вернулся с настоящей катаной. Жалелов хорошо разбирался в оружии, легко опознал шикарную боевую выделку лезвия. — Держи, дарю. Я сам с профессиональным холодным оружием обращаюсь плохо, а тебе пригодится, — усмехнулся мужчина. — Да вы чего… Адиль растерялся, но оружие в руки принял. Взмахнул на пробу, растянулся в улыбке, а после легко воспарил. — Бери-бери, — рассмеялся Змей. — Пострелять по тебе ещё? — В полную силу нападайте, — попросил мальчик. И Змей напал. Он не сомневался в том, что Жалелов отобьётся. Все его отточенные за много лет навыки может быть и сработали бы в поле, но тут, в честных условиях, проигрывали невероятной боевой мощи двенадцатилетнего ребёнка. Адиль отразил пули вручную, теперь меньше убегая и больше нападая. И долетел до Антона в итоге, приставив острое лезвие к груди. — Лучше бей под горло. Отрубишь голову — надежнее будет, — посоветовал мужчина, замерев. — Жестоко, наверное. В грудь — кровь не хлынет, — выдал мальчик с отдышкой. — Ударом в грудь можешь облажаться. Когда человек защищает что-то, что ему очень дорого — он встанет и со смертельной раной. С отрубленной головой не встаёт никто, — утвердил Змей. — Приму к сведению, — выпалил Адиль, сдув прядь со лба. — Ещё разок? — Нет, Диль, я тебе не соперник, наверное, пока ты в полной своей силе, — мотнул головой мужчина. И как по заказу появился Сега. А рядом с ним — маленький мальчик казахской наружности. — Это что ещё? — нахмурился Жалелов. — Новый воспитанник Мирона. Способность — преобразование потенциальной энергии в кинетическую, — сообщил Сега. — Найден в Караганде. В шоке, не говорит, Мирон запечатал демона. — Казах, что ли? — прищурился Жалелов, подходя ближе. — Я Адиль. Он протянул малому ладонь, тот пожал ее и запоздало бросил: — Айдын… Айдын Закария. Круппов удивленно глянул на ребёнка. — Очень приятно, — подмигнул Жалелов. — С какого города? — Караганда, — выдал мальчик. — Я с Павлодара. Серёг, поборемся? — Я не зажил до конца до сих пор, — закатил глаза Круппов, но сдался. — Лады, погнали. Антон Сергеевич, ножички мои у вас? — В углу, — мотнул головой мужчина. — А ты падай, Айдын, посмотришь за тренировкой, — пригласил Жалелов, раскручивая в руке катану. — В опасную? — осведомился Круппов, закрепляя метательные ножи на поясе. — В опасную, — кивнул Адиль. — Я рукой пользоваться не буду. — Да забей хуй. Я нормально себя чувствую, — отмахнулся Сега. — Давай нападай. Схватка была короткой, но яркой. Что маленький казах, что старый федерал, смотрели не отрывая взгляда. Круппов категорически не использовал на Жалелове способности, зато использовал боевую магию, старался держать дистанцию, потому что времени ему было нужно больше, чем напарнику. Сталь сверкала с нечеловеческой скоростью. Адиль подлетал, Сега сбивал его при помощи стихийной магии, Адиль отражал летящие в него ножи катаной, а Сега тормозил удары при помощи блоков на двух кинжалах. Успевать взглядом за ударами было очень сложно, но закончилось все в секунду: прижатым лезвием катаны лежащего на спине Адиля к горлу Сеги, и кинжалом Сеги, касающимся острым кончиком артерии на шее Адиля. — Ну вы даёте, — выдохнул Змей. — Образцовые бойцы. Вас бы к нам в Академию ФСБ на показательные. — Рука не болит? — поинтересовался Жалелов, откатываясь в сторону. — Болит, конечно, но жить можно, — хмыкнул Сега, поднимаясь на ноги. — Давай-ка Айдына заберём и домой. У нас дел до жопы. — Ага.***
— Рассказывай давай, — шепнул Жалелов, когда Круппов с Максом уже отрубились. Сега вечером даже не стал пытаться разговорить мальчика. Просто сгонял к нянечке за ещё одним одеялом, подкинул его к Жалелову в постель, прочитал на ночь «Магические щиты и альтернативные методы колдовской защиты», а после отрубился, прижав к себе сонно моргающего Лазина. — Я… — мальчик растерялся. — Людей убил. Двоих. Не удержал способность, запаниковал. — Бывает, — кивнул Жалелов. — Демон тебя прессует? — Да. Но Мирон Янович не наврал. Я его сейчас не слышу. — Его распакуют, когда учиться начнёшь. Надо привыкать с ним жить, — бросил Адиль. — Не хочу я с ним жить. Я не выбирал быть одержимым демоном, — фыркнул Айдын. — Так никто не выбирал, — пожал плечами старший. — Мирон очень сильный и умный колдун, он придумает, как быть с тобой. Сейчас он просто занят, не может разбираться с тобой. — Чем? — На него объявлена охота, он защищает себя и своих работников. — Вас? — Нет, — тихо рассмеялся Жалелов. — Мы не работаем, мы ещё слишком слабы для того, что нам придётся делать. — Это называется слабым? — удивленно выдохнул мальчик. — Ну да. Мы можем больше, — кивнул односложно Адиль. — А Максим и Серёжа? Кто они тебе? — Сега — лучший друг. Единственный друг. А Максим… мы должны были его учить, но, думаю, это теперь падет на Сегины плечи. Я его совсем не понимаю, он странный ребёнок. — Как у такого сильного человека, как ты, нет других друзей? — Сила отпугивает людей, — ровно бросил старший. — Наверное, не сила, а то, как ты ее используешь? Ну, намерения? — задумчиво бросил мальчик. — Не думаю, — отрезал Жалелов. Они поболтали ещё немного. Адиль выяснил, что мальчик вообще не помнит ничего раньше полугодичной давности, что способности ему не подчиняются вместе с демоном и срабатывают только на самозащиту. Родителей Закария тоже не помнил, а воспоминания его начинались с того, что он проснулся на лавке возле какого-то двухэтажного полуразваленного многоквартирника в Караганде. После он шлялся и побирался по округе. А после долгого рассказа уснул, а Адиль набросал отчёт.***
— Мирон, может поспишь? — осведомился Влади, наблюдая за анархией, творящейся в офисе. — Нет времени, — отозвался Фёдоров. — Конечно, времени у него нет, блять, у меня, сука, мозг вскипел, Мирон, с хуя ли ты взял-то, что я умею бомбы собирать? — выругался Мамай, сидящий на полу в окружении кучи проводов. Чрезвычайно склочный характер Ильи и не особо уважительная манера общения сходили ему с рук, но только потому, что Мирон знал — по-другому Илья общаться не умеет и не общается с большим уважением ни с кем. У Мамая всегда было атрофировано чувство страха, а грубость воспиталась во время работы в порту Йорка в Англии, где общались матом, но на другом языке. Собственно, для Ильи с приглашением к Фёдорову и сменилось только место пребывания и зарплата. В остальном он все так же работал при помощи физической силы, обеспеченной способностью, и не имел необходимости много думать во время работы. — Ой, Илья, вот замолчи, — закатил глаза Стим со стремянки. — Мирон, я все правильно нарисовал? — Стирай левый крайний символ, ошибся, — глянув, сообщил Фёдоров. — Шым, ты в порядке? — Ну как… засыпаю, как и все. Влад, сделай кофе, пожалуйста. — Столетнего деда на ноги поднимаешь… — заныл мужчина. — Мы ровесники, — ровно напомнил Шым. — Младшенькие заняты. Шестидесятилетние Стим и Мамай синхронно вздохнули. Уже третий день без остановки они организовывали защиту офиса. Мирон занимался всеми делами сразу, Миша и Стим, как колдуны, где Шым был профи, а Стим среднячком — начертанием защитной вязи, которую до этого разрабатывал сам Шым с Мироном. Бледный лежал на диване с книгой, Влади торчал за столом, поглаживая Сан Саныча, умостившегося на соседнем кресле — от одержимых, не способных толком к колдовству, до самого нападения толку было мало. Мамай, не имевший таланта к колдовству, зато обладавший навыками работы с паяльником, собирал самодельный контур из взрывчатки. Навыков его, впрочем, было недостаточно, поэтому он матерился и каждый раз пугался. Фёдоров на всякий случай держал в руке артефакт, образующий щит на пятнадцать секунд от взрыва. — Отчёт от малышей пришёл, — усмехнулся Мирон, дочитывая бумагу. — О, и чего пишут? — поинтересовался Бледный. — Про новенького мальца. Ценный экземпляр, класс А, возможно выше, — устало потёр глаза Фёдоров. — Куда же их сразу столько сильных… — Хорошо же, — хмыкнул Шым, выписывая вязь. — На шею сядут, — пробубнил Мамай. — Все вместе не уместятся, — усмехнулся Мирон. — Нужно передохнуть, я не соображаю. Шым, сделай «Кровь дьявола». — Что за «Кровь дьявола»? — осведомился через плечо Стим. — Снадобье, отключающее на время необходимость ко сну, — бросил в ответ колдун. — Снадобье, Мирон? Какие ещё слова вспомнишь? — хмыкнул Мамай. — Илья, помолчи, — отрезал Фёдоров. Шым ничего не сказал, молча исчез в подсобке и вернулся со стаканом, наполненным странной густой синей жидкостью. Они распили по пятьдесят. Мирон рухнул назад за стол, потёр веки, а после вернулся к документам, быстро подписав пару бумаг на спонсорство детдома. — Мирон, а помнишь, как в семьдесят шестом мы напились в корчме в Петербурге и пытались вдвоём заколдовать Неву летом, чтобы та замёрзла? — вдруг бросил Бледный, улыбаясь. — Помню, — с такой же улыбкой, полной воспоминаний о том времени бросил Фёдоров. — В семьдесят шестом ты же вроде в Англии жил? — поинтересовался Стим. — В 1876, — усмехнулся Бледный. — Тогда получилось лёд поставить, вроде. — Получилось, — кивнул Мирон. — Только концентрацию быстро растеряли спьяну. Про это ещё в газетах писали тогда, мол, встал лёд в середине июля и тут же растаял. — А мне потом по шапке из комитета надавали, мол, пьющий придворный одержимый, какой позор! — рассмеялся Андрей. — Хорошее было время, беззаботное. На самом деле, Мирон испытывал невероятное удовольствие от работы с людьми, близкими по опытности к нему самому. Илья со Стимом были недостаточно стары и умны, хоть и неплохо выполняли поручения, а вот старая гвардия грела душу и заставляла погружаться в приятную ностальгию. Но все его хорошее настроение, державшееся, даже несмотря на усталость, обрушил один единственный звонок. — Да, — сухо бросил в трубку Фёдоров. — Децл убит, — донёсся с другого конца голос Шило. — Аэропорт Шереметьево. Мирон помолчал. Выстукал какой-то ритм ручкой об стол и коротко бросил: — Думаю, они не нападут на нас, если мы приедем забрать его тело. — Согласен, — хмыкнул Шило из трубки. — Приехать можно. В конце концов, это была показательная казнь. — Дождёшься? Я буду через час. — Дождусь, — и Шило отключился. — Что там? — осведомился Шым, возвращаясь к начертанию вязи. — Толмацкий мертв, — мрачно бросил Фёдоров. — Андрей, поедешь со мной? — Нужно прикрытие? — мгновенно поднялся Бледный. — Не думаю. Но на всякий случай… Да и посмотреть. Не думаю, что Кирилла было так легко убрать, нападавшие могли наследить.***
— Фёдоров Мирон Янович, генерал отряда «Э», — мотнув в воздухе корочкой, бросил Мирон, останавливаясь возле ограждения. — Ваши уже здесь, — слегка испуганно кивнул полицейский. Понаехавшие люди в невероятных чинах его жутко напрягали. После смерти одного единственного человека такого ещё не бывало. — Знаю, — кивнул Мирон, подтягивая кожаные перчатки. Бледный приподнял ленту, проходя на место происшествия. Децл лежал, как живой. Шило стоял истуканом рядом, дымя трубкой, Фельдман рядом жевал кончик «Беломора». — Доброго дня, — кивнул Антон, пожав Мирону и Андрею руки. — Да уж не очень, — криво усмехнулся в ответ Фёдоров. — Что выяснил? — Не поверишь, но ничего толкового. Умер, похоже, от сердечного приступа. И записка ещё одна, — Шило протянул листочек такой же бумаги, как и в прошлый раз. Надпись гласила: «слишком долго вы грешили, не чувствуя угрозы, инстинкт самосохранения Толмацкого притупился. Я уже догадываюсь, что с остальными не выйдет так просто. Но я справлюсь.» — Самоуверенно, — коротко хмыкнул Бледный. — Не думаю, что у Децла были проблемы с сердцем, которые он бы не смог подлечить. — Я считаю, что тут имеют место быть два варианта. Первый — колдовство, второй — способность. Слепок энергетических отпечатков я снять не могу, — бросил в ответ Черняк. Мирон одним движением снял перчатки, присел на корточки и положил ладонь на лоб Толмацкого. Он просидел так минуты три, а после задержался и осторожно закрыл мертвому мужчине глаза. — Покойся с миром, — едва слышно шепнул колдун, поднимаясь вновь на ноги. — Ну что? — Нет следов заклинания. Чистый. — Ты молод! — вдруг рявкнул в воздух Бледный, вскинув голову. — Я знаю, ты меня слышишь сейчас! Тебе не справиться с кем-то из нас четверых в честном бою, а в нечестных мы понимаем ещё больше твоего! Мы против убийства таких же, как и мы, сдайся! Уйди в тень, или приди работать к Мирону! Менты испуганно покосились на странных федералов в гражданском, пока Бледный кричал в никуда. У всех присутствующих здесь этот случай останется самым странным за всю практику. — Он здесь? — мгновенно зашипел Фёдоров. — Не знаю, но уверен, что он нас слышит, — уже тихо ответил Андрей. — Интуиция меня редко подводит. — Вакуленко едет, — кисло сообщил Шило, кивнув в сторону подъезжающей машины. Белый «мерин» тормознул около ленты, Вася проскользнул под ленту. — Почему вы не сказали? — вместо приветствия бросил Вакуленко. — Потому что ты бы не понял происходящего, — вздохнул Федоров. — Только не начинай читать морали о том, что я должен был сообщить тебе про наше сотрудничество. Я тебе ничего не должен. — Конечно, ты мне ничего не должен, — заворчал Баста. — Честно признаться, я даже рад, что это именно Толмацкий. Он мне крови подпортил будь здоров. — Легче, Вась, он был нашим товарищем и уважаемым одержимым, — хмуро бросил Мирон в ответ. — А на его месте хотят видеть нас. — На вас охотятся? — Вакуленко действительно удивился. — И вы не поделились со мной этой новостью? — Мы в свои дела обычных людей не вмешиваем, — выдохнул Шило. — Я беспокоюсь не за вас. Вы не умеете решать свои конфликты по-тихому, а я не хочу, чтобы город стоял на ушах, — поморщился Баста. — Вась, убили одержимого возрастом почти сто сорок лет. Ты думаешь, это разрешится тихо? — Потому мне это и не нравится. Перестрелка на Ленинградском в прошлом месяце — тоже твоих рук дело, Мирон? — Стреляли по моим детям. Они отбились, даже без сторонних потерь. — Сколько детям? — деловито осведомился Баста. — Двенадцать. — Подозреваю, что я нашёл героев одного висяка. Около твоего детдома троим гоповатым юношам наставили тяжелых увечий, они уверяют, что это были дети тринадцати-пятнадцати лет, — усмехнулся Вакуленко, но мгновенно посерьезнел. — Мирон, я готов к сотрудничеству, чтобы уменьшить сторонние потери до максимума. — С моей стороны потерь не будет, — отрезал Фёдоров. — Я защищаюсь, а что будет делать наш таинственный враг — я уже не знаю. Нападение на Децла — плевок нам в лицо. Убить одержимого старше сотни — предельно сложная задача. — Толмацкий расплатился за свою беспечность, — вздохнул Шило. — Он всегда слишком легко спасался, а потому растерял осторожность. — Он жил последние годы как человек. Нападать на него — подло, — вздохнул Бледный. — Человеческая жизнь не освобождает тебя от одержимости, — лаконично фыркнул Фёдоров. — А я предлагал ему союз. В своей смерти он виноват сам на сорок процентов, на остальные шестьдесят виновен убийца.