***
— Тачка внизу, — настороженно сообщил Влади, выглядывая в окно. — Чёрная. Семерка, вроде. Мирон поднялся на ноги одним движением, а после подавился кофе, выглянув в окно. — Чего там? — заинтересовался дремавший Бледный. — Маленький ночной несносный гость, — устало закатил глаза Мирон. — Я с ним снаружи поговорю. Фёдоров остановился в коридоре у лифта, а когда двери открылись и перед ним предстал Жалелов, жующий жвачку, строго поджал губы. Серьёзность в нем сейчас была вытеснена усталостью, но сыграть недовольство было просто необходимо. — Откуда машина? — Угнал, — пожал плечами мальчик. — Закоротил провода в зажигании, назад доеду и оставлю там же, откуда взял. — Что непонятного во фразе «у меня нет времени», Адиль? Я занят и чертовски устал, а ты приезжаешь по ночам в угнанной машине. У тебя же даже прав нет… — Я требую отпуск, — твёрдо перебил Жалелов, глядя Федорову в глаза. — Каникулы, или как там это у нас должно называться… — А ты прям надрываешься, что тебе отпуск нужен? — прохладно поинтересовался Мирон, прислонившись плечом к стене. — Не мне отпуск, — качнул головой Адиль. — Сереге. Учится он все равно в два раза больше меня из-за способностей к колдовству. Он вымотан. У него только недавно зажило пулевое, голова перегружена тренировками со способностью, он снова приболел, а теперь ещё ваши жестокие задания. Они, может, и полезные, но сейчас Сега их больше не вывезет. Он устал. Отправьте его в Чебоксары, он недавно говорил, что хочет вернуться на родину. И что квартира его старая на вас оформлена, как на опекуна. — Адиль, ты хам, — хмыкнул Мирон. — Абсолютно невежливый. Ты же читал материалы дела, которым мы сейчас занимаемся. Подумай сам, если я отправлю Сегу, а на вас решат напасть — кто будет обороняться? Это безответственная просьба. Ты не подумал о последствиях. — Подумал, — упрямо качнул головой мальчик. — Если ему не дать отдохнуть — он дойдёт до изнеможения, а по поводу дела вы говорили, что на нас навряд ли нападут. А даже если нападут — я со всем справлюсь сам, Сега все равно слабее как боец. Мирон за секунду прикинул в голове варианты. Ход рассуждений Адиля был вполне логичным, но быть уверенным в безопасности детей на сто процентов было нельзя. Однако, Мирон сам был почти в этом уверен. — Хорошо, — кивнул Фёдоров. — Я отправлю Сегу отдохнуть. Но если что — ответственность за свои решения ты понесёшь сам, понял? — Понял, — довольно улыбнулся Жалелов. — Я поеду? — Разрешения на приезд ты у меня не спросил, на отъезд тоже мог бы не спрашивать, — фыркнул Фёдоров, а после очень серьёзно добавил, — будешь ещё меня беспокоить — можешь не рассчитывать на такой мирный разговор. Адиль кивнул и скрылся в лифте.***
— Адиль! Айдын метнулся Жалелову под ноги, обнимая его за талию, пока Макс кивнул, продолжая промакивать лоб Сеги мокрой тряпкой. — Здорово, малой, — растянулся в улыбке Адиль, потрепав Закарию по голове. — Чего с Сегой? — Заболел снова, — отозвался Лазин, спокойно вымачивая тряпку в тазу, который охлаждал при помощи способности. — Плохо, — вздохнул Адиль. — Ну ничего. Я упросил Мирона отправить его в Новочебоксарск отдохнуть. — А дело? — мгновенно встрепенулся Макс. — А мы? — Со мной останетесь, — пожал плечами Жалелов. — Вы посмотрите на Серегу, он до полусмерти умаян. Пусть отдохнёт хоть чуть-чуть. — Пусть, — подумав, кивнул Лазин, но глаза его погрустнели. — Что, скучать будешь? — подначил Жалелов, легонько пихнув его в плечо. — Отстань, — фыркнул Макс, протирая лоб менталиста. — Диль, а мы все так будем тренироваться? И я, и Максим? — подал голос Айдын, запрыгивая на кровать к Жалелову, пока тот стягивал с себя рубашку. — Ты — как я, Макс — как Сега, — отозвался Адиль. — Я что-то спать не хочу совсем. Не хотите чая попить? — Можно, — в один голос отозвались младшие. Уже спустя пять минут они сидели с кружками, запивая чаем шоколадку. Жалелов не ел, только устало тянул горячий чёрный, периодически тяжело моргая. — Ты сам устал, — бросил Закария, прижимаясь лбом к плечу старшего. — Почему за себя не попросил? — Да ну, это так, не усталость, — отмахнулся Адиль. — Я не болею, да и учусь поменьше Сеги, в основном со способностью в бою вожусь, а она мне легко подчиняется. Это просто недосып. — С этого все и начинается, — фыркнул со знанием дела Максим, грея руки он кружку. — Вообще не понимаю, зачем вас так быстро всему учат. Не лучше ли Мирону подождать, пока вы станете взрослыми? Вы будете выносливее, да и сообразительнее… — Он говорит, что ему уже не хватает рук, — вздохнул Адиль. — Мы должны выйти к нашим пятнадцати, не позже. А с заданиями без террора — раньше. — В смысле «террор»? — нахмурился Айдын. — Массовый убой, — пожал плечами Жалелов. — Нас под это затачивают. Будем киллерами. — И мы? — ледяным тоном осведомился Закария. Адиль осекся. Его отношение к вопросам насилия сформировалось ещё где-то на Павлодарском вокзале. Ему лично было плевать на необходимость убивать кого-то, и смотрел он на это лишь как на работу, причём обыденную, как, например, бухгалтером или ученым-математиком. Кто-то умел считать, кто-то — строить, а ему от природы было дано убивать. Но вот восьмилетний ребёнок, сидящий напротив, задавший этот вопрос, вызывал когнитивный диссонанс, стоило только представить, как он влезет в резню. — Увидим, — поспешил на помощь растерявшемуся старшему Максим. — Мы свободны, ничто не помешает нам отказаться в случае чего. — Это ты свободен. И только пока, — брякнул в его сторону Айдын. — Правда, Адиль? — Нас с Сегой тяжело уже назвать свободными, — с тяжёлым вздохом подтвердил Жалелов.***
— Если бы комитет все ещё был, из Адиля бы получился отличный глава исполкома. Он волевой и достаточно безбашенный, — прокомментировал Бледный, перечитывая отчеты от детей. Он имел сомнительную привычку крайне мало спать, а потому торчал круглосуточно в офисе, помогая по мелочи в выставлении защиты. Сегодня было принято решение разъехаться и отдохнуть ночь в коттедже Шило. Все, кроме Мирона и Андрея уехали туда, а они окопались вдвоём в жилом корпусе офиса. Спать было нельзя: Фёдоров трясся за бесценное собрание документов и артефактов, да и внезапное нападение могло бы стать для них фатальным. Поэтому оба пили, а Фёдоров на себя наколдовал мудреное заклятие, не дающее ему уснуть. — Серёжу можно было бы отдать на должность ученого или следователя, — хмыкнул Мирон в ответ, устало уложив подбородок на руки. — А я бы поставил на педагога, но он универсал, — хмыкнул Андрей. — Но он бы точно дослужился до Круга Старших. — Он талантливый мальчик. Редко у одержимого класса А встречается талант к колдовству, даже средненький, — кивнул Мирон. — Меня напрягает наш таинственный враг. Я ничего не могу на него найти. При организованной власти, конечно, в разы лучше, сейчас у меня ощущение, что я копаюсь в помойке. — Очень точное сравнение. Сейчас страна очень похожа на помойку. И тут же заверещал один из магических контуров. — Кто? — мгновенно вскинулся Бледный. Мирон, уже прикрывший глаза, махнул рукой, мол, не отвлекай, а после выдал: — Спокойно. Свои. Я их сейчас сам закопаю. Запал у Мирона, к слову, закончился под гнетом усталости через секунду, а через две минуты дверь бесцеремонно распахнулась. — Я никуда не поеду!!! — взревел с порога Сега, но тут же закашлялся, не отводя от Фёдорова воспалённых глаз. — Да завали ты ебальник, посмотри сам, сдохнуть что ли хочешь, долбоебина?! — возмутился за его спиной Адиль. — Сам завались, — просипел Круппов, а после подскочил ближе и обеими руками облокотился на стол Мирона. — Я никуда не поеду! Пусть сам валит, пока на нас охотятся, если хочет! — Когда же вы замолчите? — риторически вздохнул себе под нос Фёдоров, а после твёрдо упёрся взглядом в Адиля. — Ты главный в операции? — Да, — мрачно брякнул Жалелов. — Я говорил, что лидер принимает решения? — Да, — ещё мрачнее выдал Адиль. — Ты принял решение? — Да. — Так какого хера вы сейчас здесь? — твёрдо поинтересовался Фёдоров, устало глянув на мальчика. — Мирон, давай я, — мягко перебил Бледный, уложив огромную ладонь на Серёгино плечо. — Вы слышали о внутреннем резервуаре? — Да, — отрезал Жалелов. — Но мало, — добавил прохладно Сега. — Внутренний резервуар у одержимого полноценно формируется к пятнадцати-восемнадцати годам, — продолжил Андрей, присаживаясь назад на диван. — До этого возможности одержимого скачут. На глубину резервуара влияет состояние физического здоровья, степень усталости и многие другие факторы. Дна, я уверен, вы касались на тренировках, но при исчерпании резервуара демон, который даёт вам силы, начинает пользоваться вашими жизненными силами. Жизненные силы человеческого тела представляют собой примерно пять процентов от объема резервуара, при их использовании шансы умереть составляют девяносто пять процентов. Понимаешь, что отдохнуть — неплохое решение? — Я переживаю не за себя, — уже спокойнее возразил Сега. — Ты не доверяешь мне детей? — возмутился Адиль. — Я… — Серега осекся. — Вы пришли сюда одни и уйдёте отсюда одни, — ровно сообщил Фёдоров. — И каждый несёт ответственность за свои решения сам. Пошли вон. Круппов с Адилем вдруг замерли и столкнулись взглядами. — Все, что произойдёт дальше — будет лично под моей ответственностью, — твёрдо бросил Жалелов. — Доверься. Они помолчали под спокойными взглядами двоих старших мужчин, а после Сега коротко кивнул и пошёл на выход. — Ключи от своей прошлой квартиры в Чебоксарах забери, — бросил вслед Мирон. — В Новочебоксарске, — поправил Круппов, ловя на ходу ключи. Лишь когда дверь за ними закрылась, Бледный усмехнулся себе под нос. — Это не дети. Это монстры. — Это не монстры, — точно так же усмехнулся Мирон. — Монстра, мне кажется, я почти нашёл. Телефон прервал их разговор. Фёдоров страдальчески закатил глаза и принял вызов. — Да, Вась. — Ты письмо прочёл? — без приветствия начал начальник особого отдела. — Нет. Перескажи. — Там приглашение на совещание, — кисло отозвался Баста, — начальство требует, чтобы… — У меня нет времени, — односложно утвердил Мирон. — Пошли Илью. Или Стима. — У них тоже нет времени. Вась, ты же видел труп Толмацкого, нам не до ваших совещаний, — уже прохладнее хмыкнул Фёдоров. — Если я перестану уделять время своим проблемам — они резко станут и вашими тоже, уверен, ты этого не хочешь. — Да я понимаю, — вздохнул в трубку Вакуленко. — Там будут обсуждаться вопросы международного терроризма, нам обязательно присутствие представителей твоей организации, неважно, кого, главное, уполномоченных в случае чего принимать решения об операциях. Меня сожрут, если ваших не будет. Может у тебя есть кто-нибудь из запасных? Фёдоров помолчал с минуту, а после выдал: — Отправлю к тебе единственных свободных. — Кого? — Только без возмущений, — не ответил на вопрос Мирон. — Я подтверждаю, что они имеют полное право принимать решения от имени моей организации. — И на том спасибо, — проворчал успокоившийся Баста. — Очень не хочется получить по шапке от начальства, сам понимаешь… — Не понимаю, — фыркнул Фёдоров. — Пока.***
— Что за мода в последнее время — наряжать нас в костюмы? — ворчал Адиль, возясь с пуговицами на рукавах рубашки. Сега не отозвался, продолжал повязывать галстук на шее. — У тебя когда самолёт? — Поезд, — поправил Круппов. — Не люблю летать. Завтра вечером. Собрался? — Где бумажка эта от Мирона? — кивнул Жалелов, хватая пиджак. — Эта бумажка — официальное разрешение на любые действия от имени Фёдорова, — поджал губы Сега. — Я правильно улавливаю логику: если мы с ней сейчас кого-нибудь убьём, например, нас даже пытаться арестовать не будут? — усмехнулся Адиль. — Да, но она нам не для этого, — строго напомнил Круппов. — Поехали. Ключи не проеби, Фёдоров нам свою тачку одолжил. Мустанг, вроде. — Погоняем? — обрадованно оскалился Жалелов. — Тебя так и тянет на всякую незаконную деятельность сегодня, — закалил глаза Сега. — Это на меня костюм неблаготворно влияет, — усмехнулся Жалелов. — Стволы надо брать? — Мирон говорил, что необходимости нет. — Жаль. «Мустанг» был, мягко говоря, шикарен. Адиль чуть подвинул сидение вперёд — они с Мироном уже были почти одного роста, лишь сантиметров на семь-восемь пониже, а Фёдоров часто возмущался на тему того, что Жалелов с Сегой вырастут шпалами. Местом прибытия была назначена бывшая дача Сталина на юго-западе Москвы. Доехали они сравнительно быстро, Адиль запарковал тачку нагло, прямо посреди заасфальтированной площадки перед главным входом, одним движением въехав между Мерседесом С-класса и дорогущим БМВ. Сега остановил его за плечо и закурил, растекшись в сидении. — Мы, типа, не торопимся? — хмыкнул Жалелов, закуривая. — До назначенного времени у нас ещё пятнадцать минут, — кивнул Круппов, теребя лацкан пиджака. — А нам бы с тобой не мешало продумать легенду. Сомневаюсь, что в таких местах встречаются наши ровесники. — Не надо никакой легенды, — поморщился Адиль. — Думаешь, нам не хватит нашей силы, чтобы доказать своё право на присутствие? — Имидж бывает важнее силы, — с сомнением сообщил Сега. — Не в этом случае. К тому же по нам видно, что мы подростки. А шестнадцать нам или тринадцать — это детали. Потерпят, — фыркнул казах, открывая дверь. У входа стоял конферансье. Круппов молча протянул ему пригласительный, тот слегка удивился, но поздоровался и приоткрыл дверь внутрь. У входа стоял взрослый мужик лет пятидесяти, в теле, с аккуратной бородой и цепким взглядом. И, едва он завидел на подростков, лицо его перекривилось, отражая всю возможную скорбь. — Мы от Мирона Яновича, — мгновенно оскалился Адиль, тыкая вторым пригласительным. — Фёдоров, сука… — едва слышно процедил под нос мужик, но спустя пару ровных выдохов вернул лицо и протянул ладонь. — Василий Михайлович Вакуленко, начальник спецотдела МВД. — Адиль Жалелов и Сергей Круппов, одержимые, — так же коротко представился Сега. — Вам сколько? Шестнадцать? Дети переглянулись, а после Круппов так же ровно отозвался: — Тринадцать. — Нет, ну и дрянь! — тут же взорвался Вакуленко, дергая телефон из кармана. Пока он тыкал по кнопкам, набирая не иначе как Фёдорову, Адиль успел подхватить у курсирующего официанта виски. — Один стакан этот стоит как вся моя жизнь до семи лет, — фыркнул Жалелов, внимательно осмотрев бокал, пока Круппов косился на слушающего гудки Василия Михайловича. — Мирон, твою же мать, ты не мог хотя бы предупредить?! Это что, нормально по-твоему! — завопил в трубку Вакуленко. Адиль со скучающим взглядом осушил бокал, а Сега, поморщившись, бросил: — Я же говорил… Мирон в трубке молчал минуты три тирады Вакуленко, а после негромко бросил: — Адиль, выведи Василия Михайловича на улицу и продемонстрируй, почему вы можете быть там. — Думаешь, я не верю, что они одержимые?! — зашипел в трубку Вакуленко. — Важно не это, а то, что они дети!!! — Иди-иди, посмотри, какие они дети, — вздохнул Мирон в трубке. На улице Адиль достал-таки руку из кармана, — вторая была занята бокалом. Прищурился, окинув все тачки по правой стороне оценивающим взглядом, а после легким пассом поднял все пятнадцать над землёй. Но молодость требовала продолжения спектакля с выебонами, и он легко и аккуратно поменял все машины местами, работая лишь одной рукой. А после глянул на скисшее лицо Вакуленко. — Это не отменяет того, что они дети, — куда менее уверенно выплюнул начальник спецотдела и отключился. — Пойдёмте внутрь. Все скоро начнётся. Единственная просьба: всем, кроме меня, говорите, что вам шестнадцать, а то меня убьёт вышестоящее начальство. Сега с Адилем молча кивнули. Зал был с высокими потолками и огромным круглым столом. Места были отмечены табличками, дети быстро заметили надпись «Фёдоров М. Я.» на двух местах. Людей в зале было много, преимущественно в костюмах. Часть сидела, часть стояла, дети быстро отделили «говорящие головы» от федералов высших чинов и телохранителей. А после Вакуленко, зашедший за ними следом, громко объявил: — Господа, прошу присесть! Давайте обсудим насущные вопросы, а после продолжим банкет! Сега с Адилем синхронно уселись на свои места. В отличие от остальных присутствующих, они здесь никого не знали и чувствовали от этого себя слегка дискомфортно, но подростковые выебоны с отточенным за пару лет обучения умением общаться со взрослыми давали свой результат: мальчики сидели с видом, будто им совершенно неинтересно происходящее, и плевать они хотели на всю верхушку управления, которая здесь собралась. Справа от них стояла табличка «Кузнецов Д.», на место которой приземлился сухощавый мужчина с неровной бородой и замыленным взглядом. В общем-то, собрание оказалось совершенно неинтересным, по крайней мере, в начале. Первые полтора часа сплошь пролетели в обсуждениях политических вопросов, которые Сега с Адилем только равнодушно запоминали на всякий случай, уныло клюя носом. Следующие полчаса занял разгоревшийся спор о том, кому из МВД, кроме Басты, можно доверить принятые решения. Жалелов, уставший молчать и вынужденный вникать, буркнул в середине себе под нос: — Да все же очевидно, выбирать нужно тех, кому доверяет министр иностранных дел… — Полностью согласен, абсолютно бессмысленно потраченные полчаса наших жизней, — вдруг негромко вздохнули справа. Адиль с Сегой перевели взгляд на соседа.***
Санкт-Петербург, 1821 год
Якова Николаевича взгляд юнца доводил до мелкой дрожи в пальцах, хоть он и не хотел этого признавать, списывая все на собственную старость. Огромные голубые глаза, будто стеклянные, глядящие на него с молодецким, деланным безразличием, на самом деле таили внутри себя страшную тварь. Весь Круг Старших боялся появления такого, как Мирон, и вот он явился из селения в Санкт-Петербургской губернии прямо на экзамены. Они боялись появления такой твари, но ещё больше боялись того, что тварь эта готова будет зубами держаться за жизнь. И уж тем более не ожидали, что тварь явится к ним прекрасным колдуном-самоучкой. — Мне не нравится ваше молчание, — поджал губы юноша, ещё раз обводя взглядом сильнейших колдунов и одержимых России. — Я, с вашего позволения, повторю вопрос. Что я такое? — Мирон, — прокашлявшись, заговорил Яков, — природа некоторых явлений не изучена, мы определили твою классификацию как «колдун класса А, возможно выше», про другие твои способности… — Вы врете, — твёрдо перебил Фёдоров. — И выдаёт вас он. Дельфин, в которого упёрся взгляд цепких глаз, сложил руки на груди, после чего отвёл взгляд. Новоиспеченный признанный колдун был всего на несколько лет младше него, но Андрей уже состоял в Круге Старших, пусть и был самым юным среди умудрённых опытом колдунов и одержимых, именно поэтому он не до конца понимал происходящее, но по перешептываниям комиссии на экзаменах различил напряженное отношение старших к Фёдорову. — Твоё заявление на экзамене, — хрипло начал Игнат Соломонович, — о том, что ты хотел бы место в Круге Старших… ты это серьёзно? Игнат Соломонович даже по меркам колдунов был стариком. Ему уже перевалило за четыреста, и он отказался от поддержания молодости уже лет двадцать назад, а потому почтенный возраст выдавала уже внешность: глубокие морщины, мелкие темные пятнышки на коже, подернутые пеленой глаза. Он, единственный из всех присутствующих, чинно сидел, оперевшись на трость чуть подрагивающими руками, а лицо его сохраняло спокойствие, лишь отдавало усталостью. — Вполне, — кивнул Мирон. — Я знаю, что на места в Круге могут претендовать колдуны и одержимые класса А с поправкой «возможно выше» и без неё, остальное решают личные качества. Я считаю, что я соответствую требованиям, и могу пригодиться для магической стороны Российской Империи. — Но ты же понимаешь, мальчик, — скрипуче продолжил Игнат Соломонович, — что колдуны Круга Старших приближены к царю и другим высшим чинам? Думаешь к тебе, деревенщине, будет уважение? — Своё уважение я заслужу сам. Пусть мои родители и не аристократы, я сильнее и умнее многих ваших воспитанников, — ровно утвердил юноша, так, будто совсем в этом не сомневался. — Ни на секунду не сомневаюсь, что все действительно так, как ты говоришь, — тяжело, но абсолютно серьёзно выдохнул Игнат Соломонович. — Но мы вынуждены тебе отказать. — По-хорошему, — вклинилась в разговор стоящая поодаль женщина, — нам следует тебя убить, но, заметь, из уважения к твоим талантам и стараниям, мы так не поступаем. Комиссия испокон веков составлялась независимая: в ней присутствовали как учителя комитета и члены Круга Старших, не имеющие отношения к учебному процессу, так и сторонние колдуны — иностранцы или члены альтернативных школ. Шаманов всегда приглашали из уважения как к соотечественникам. Лазины были старшими в своём шаманском роду и задержались на денёк после экзамена, а потому сейчас стояли здесь, выделяясь на фоне Круга Старших отсутствием мантии комитета. Наталья — высокая, статная женщина средних лет, производила впечатление человека властного, в то время как ее муж — Федор — был молчалив и лишён эмоций на вид. Чета Лазиных, расположившаяся около стеллажа с книгами, выглядела будто снятой с портрета. Федор держал Наталью под руку, не отводя внимательных глаз от Мирона, та же, напротив, отвела взгляд, разглядывая собрание фолиантов. — Это решение ведь связано не с моим происхождением, — в голосе Мирона засквозила горечь, а руки сжались в кулаки. — Это из-за того, кто я. А вы отказываетесь мне сообщать. Вы все знаете и замалчиваете! — Ведите себя уважительно, молодой человек! — прикрикнул Яков Николаевич. — Прекратите мне врать! Я шёл к этому все девятнадцать лет, и не как ваши ученики! — сорвался юноша, сверкнув своими ледяными глазами. — Я пахал поля барину собственноручно, чтобы приобрести книги, которые вашим ученикам предоставлялись на блюдечке с голубой каемочкой! Я прятался от отца с матерью, пока учился колдовать, чтобы деревенские не закололи меня вилами! Я не спал, черт возьми, месяцами, чтобы получить возможность прийти сюда и просить вас о месте в Круге, чтобы вы отказали мне, не объяснив причин!!! — Ты сам себя боишься, мальчик, — тихо прервал его Игнат Соломонович. — И пришёл к нам, чтобы мы разубедили тебя. Но мы не будем этого делать. Ты справишься и без Круга Старших, если ты действительно так умён. А мы не хотим видеть тебя среди нас. — Потому что вы меня боитесь, — криво усмехнулся Мирон, повесив голову. — Легче, мальчик, мы приняли решение не убивать тебя, но все ещё можем его изменить, — хмыкнула Наталья. Но Мирон вдруг коротко и резво собрался, поднял голову, прямо взглянув на колдунов, и ровно бросил: — Благодарю комитет за аудиенцию. Доброй ночи. Покидал зал он под тяжелые взгляды сильнейших одержимых и колдунов России. Наталья кинула внимательный взгляд на Игната Соломоновича, а после глянула на свою руку, украшенную старинным перстнем. — Вы себе врага наживете, Наташа, — тихо подал голос старик. — Комитет, в отличие от нас, итак полон компромиссов, но мир меняется, и мы с этим миримся, — бросил Федор, защищая жену. — Изначально и мы, и вы существовали, чтобы уничтожать одержимых, теперь же вы принимаете часть из них в свои ряды, а другую часть, нарушающую порядок, убиваете. Мы же чтим свои традиции, но уважаем и ваш подход к делу. Мы не трогаем тех, кого вы просите не трогать, но прогибаться под всех одержимых не будем. Наталья поджала губы. Она ненавидела, когда муж заговаривал за неё, но здесь, в Москве, вынуждена была это терпеть. Перед комитетом она была лишь правой рукой мужа, продолжателем рода не вырождающейся династии Лазиных, где вот уже пять веков рождались одни мальчики, неизменно обладающие колдовскими способностями. На родине же, в их с Фёдором имении на крайнем севере, Наталья становилась сама собой — способной шаманкой, жесткой хозяйкой и пугающим ночным кошмаром всех одержимых. Она ненавидела все, связанное с демонами — таково было ее воспитание, а идею эту подкреплял её многолетний опыт. Одержимый убил ее первую любовь, после чего Наталья смирилась со своей участью — быть выданной замуж за молодого Лазина, чтобы поддерживать чистую колдовскую генетику чужого рода. В замужестве ее отрадой было лишь одно — возможность бороться с её личным олицетворением мирового зла. Зла, из-за которого она теперь по-женски несчастна, зла, которое определило ее место рядом с молчаливым замкнутым Фёдором, погружённым в научные изыскания. — Как поживают сыновья? — коротко вставил Яков Николаевич, не желая продолжения спора. — Александр умён, терпелив, продолжает исследования, пока я в отъезде, — с теплотой отозвался Федор, а после дежурно продолжил, — Николай работает в разъездах, убивает опасных одержимых и колдунов. — Весь в меня, — не удержалась от шпильки Лазина. Младший сын был ее гордостью. Эмоциональный, непримиримый, прекрасный боевой шаман. Точная ее копия, тогда как старший пошёл в отца. — Наш предсказатель, — ровно начал Игнат Соломонович, — в очередной раз пророчит в вашем роду появление одержимого. — Предсказания неточны! — возмутилась Наталья. — Я уже работаю над этим вопросом, — контрастно спокойно заметил Федор. — У вашего предсказателя не появилось новых подробностей? — Предположительно, это будет правнук ваших правнуков. То есть, через шесть поколений. У вас будет время решить свои проблемы. — Не будет в нашем роду одержимых тварей! — взорвалась Наталья. — Столько лет мы боролись всем севером с этой проклятой скверной, чтобы род Лазиных был опорочен! — Успокойся! — едва повысил голос Федор, но прозвучало решающе. Главу рода Лазиных никто никогда не видел кричащим, именно поэтому даже незначительная смена тона повесила напряжение в воздухе. Не говоря уже про одержимых Круга Старших, которые нахмурились в ответ на несдержанное изречение. — Тебя все устраивает?! — глаза Натальи опасно сверкнули. — Твой отец, дед, прадед убивали демонических отродий, а ты примешь одержимого в своей семье, Федор?! — Наталья, прекрати! — ещё на толику повысил голос мужчина. Игнат Соломонович едва заметно усмехнулся. Жены всех прародителей Лазиных обычно не спорили с мужьями, а если бы спорили — никто бы не постеснялся победить женщин в честном колдовском поединке, но только не в этот раз. Впервые за всю историю Лазиных жена оказалась ни грамма не слабее мужа. В драке Федор мог бы не победить замечательную боевую колдунью. — Это будет такой же мой родственник, как и отцы, деды, — уже спокойнее добавил Федор. — Этот юноша сказал, что вы его боитесь, — решился-таки осторожно вставить Дельфин. — И, к сожалению, он абсолютно прав, Андрюша, — вздохнул Игнат Соломонович. — Мы его боимся, и, боюсь, не безосновательно. — Что он такое? Что может заставить комитет бояться? — тихо осведомился Андрей. — Многое, — вздохнул Игнат Соломонович. — Он входит в число этих вещей. Как и Охра, например. Это было понятное объяснение. Для Дельфина бой с Охрой был первой серьезной схваткой, в которой он участвовал, и воспоминания о том дне навсегда останутся с ним. В бою, где было двадцать одержимых и пять колдунов, все класса А, выжило лишь семеро, и в их числе юный Андрей. Дельфин учился вместе с одержимыми, жил с ними же в пансионате во время обучения, и забыл из-за этого, что одержимые бывают такими. Охра, овладевший телом человека, в котором пребывал, даже при условии, что он явно не ожидал нападения, дал чудовищный отпор и исчез в портале. Технология портала была невероятно энергозатратной, и ей почти никогда не пользовались, а потому ее использование после долгого боя доказывало силу Охры. — Мы поедем, — вздохнул Федор. — Благодарим за приглашение.***
Санкт-Петербург, 1821 год
— Постой! Андрей отступил назад, когда Мирон обернулся на него из дверей рюмочной. Взгляд у него был ещё холоднее, чем на сегодняшнем собрании. — Я хотел поговорить, — ровно бросил Лысиков, кутаясь на холодном воздухе в мантию. — Отойди, бричка едет, — хмуро бросил Фёдоров. Дельфин отскочил с дороги, едва успев сбежать от несущихся на него лошадей. — О чем мне с тобой говорить? — нахмурился юноша, абсолютно невежливо отвернувшись и толкнув дверь. — Я не согласен со старшими, — он скользнул вслед за Мироном и послушно опустился с ним за один стол. — Твой голос в Круге Старших все равно ничего не решает, но я признателен, — абсолютно равнодушно выдал Фёдоров, в противовес своим словам. — Я знаю, но это однажды изменится, — пожал плечами Андрей. — Я видел тебя на экзамене. Признаться честно, ты достоин места в Круге даже больше, чем я. — Ты пришёл мне в комплиментах рассыпаться? — фыркнул Мирон, а после тут же мотнул рукой в сторону трактирщика. — Отец, налей водки, две! — Нет, я просто считаю, что за нами будущее Российской империи, — спокойно отозвался Андрей. — Однажды нам придётся сменить стариков, самим защищать государя, держать оборону родины… и тогда сильные одержимые должны держаться друг друга. И правила комитета должны измениться, слишком много внимания уделяют неважным деталям. Дельфина прервала опустившаяся перед ним стопка водки. — Я обычно не пью, — хмыкнул он. — Значит, придётся делать не как обычно, — усмехнулся Фёдоров. — Ты все хорошо говоришь, только вот старики ваши совершенно правы. Я могу им угрожать, и бояться им меня нужно — это абсолютно логично. Обидно, конечно, но результат предсказуемый. Я надеялся, что мне хотя бы дадут знание о том, что я такое, но, раз мне отказали, я узнаю все сам. — Но ты ведь действительно жаден до знаний. Комитет хранит много информации, которую ты наверняка хотел бы знать. Я же вижу, что ты много учишься. — Верно. Отказ обидный, но не более, — отрезал Мирон, а после опрокинул стопку. — Наталья ещё, черт бы ее побрал, влезла со своей нетерпимостью… — У Лазиной сложный характер, — кивнул Дельфин, морщась от привкуса дешевого спирта. — Если останешься жить в Петербурге или Москве — тебе нечасто придётся с ней пересекаться, не переживай. — Как за несколько сотен лет моей жизни, ты думаешь, я останусь только здесь? — усмехнулся Фёдоров. — Боюсь даже представить, сколько раз мне придётся переезжать. — Самонадеянно не бояться ранней смерти, когда ты колдун. Тебе в твои девятнадцать уже угрожает комитет, не думаю, что дальше тебе будет легче. — Я уж как-нибудь разберусь. А Фёдору бы не мешало осадить жену, пока они не навлекли на себя чей-нибудь гнев, — хмыкнул Мирон. — Царю нужны умные колдуны при дворе, я думаю, комитет сменит своё решение, — поделился Андрей своими домыслами, принимая ещё одну стопку от трактирщика. — Если до тех пор, конечно, кто-то не сменит царя. — Кто же, например? Другой царь, разве что, такое наша история уже видала, — нахмурился Дельфин. — Мир меняется, — ровно бросил Мирон. — Кто бы смог ещё пару сотен лет назад сказать, что у нас будет паровой двигатель? Думаю, так и система монархии устареет. — С такими оппозиционными настроениями тебе было бы тяжело в комитете. — Мы лишь часть мира людей, малая, более сильная, но часть. И пока людей больше, чем колдунов и одержимых, мы будем существовать в их правилах. Они сами будут выстраивать свой мир, а мы — подчиняться их законам.***
— Меня всегда раздражали такие собрания, не удивлён, что Мирон Янович предпочёл не ехать, — легко продолжил мужчина. — Вы знакомы? — осторожно поинтересовался Сега. — Встречались пару раз по работе. Рано или поздно каждый приближённый к верхушке сталкивается с Фёдоровым, — вполголоса продолжил Дмитрий, чтобы не мешать собранию. — Не думаю, что он меня помнит, я лишь один из множества похожих людей, которых он видит ежедневно. А вы совсем молодые, кем вы ему пригодитесь? — Ученики, — коротко отозвался Адиль. — Выглядите молодо совсем. — Нам по шестнадцать, — сообщил Круппов. — Вообще-то по тринадцать, — оскалился Жалелов, игнорируя закатившего глаза Сегу. — Просто Вакуленко просил не говорить об этом. — Совсем ещё дети, — приятно улыбнулся мужчина. — Приятно видеть такое сообразительное молодое поколение. — Много радости у вас, — ощерился Адиль в ответ. — Вы кем работаете? — Внешняя разведка Америки, — усмехнулся мужчина. — И давно люди из Улан-Удэ трудятся на Штаты? — прищурился Жалелов. — Достаточно давно, — не отреагировал на подколку Дмитрий. — Как догадался о происхождении, если не секрет? — Говор, — равнодушно отозвался Адиль. — Я раньше на вокзале жил, хорошо разбираюсь в таком. — Рад, что тебя забрал Мирон Янович? — вдруг с интересом спросил разведчик. — Ну, — замялся Адиль, — у одержимого мало путей. — Наверное, ты прав, — хмыкнул мужчина. — Но это правильно, что тебя насильно втянули с самого детства в убийства, бои? Тебя не пугает невозможность выбирать? — Мы родились с этим, — очень прохладно заговорил Сега. — Это большая сила, и не менее большая ответственность. Есть обстоятельства непреодолимой силы, и наши способности — именно такое обстоятельство. Не вижу смысла бороться с собственным «я» всю свою жизнь хрен пойми зачем. — А люди, которые пострадают от вашей руки в будущем? — задумчиво осведомился Дмитрий. — Я знаю, одержимые обычно говорят, что люди от рук других людей больше страдают, но обычный человек может убить одного-двух, вы можете убивать тысячами. Не говоря уже про то, на что вы способны в плане убеждения и власти… — Вы убивали когда-нибудь невиновных? — вдруг коротко осведомился Круппов. — Да. — А мы — нет. Вот вам пока ответ. Об остальном можно будет поговорить через пару лет. Пока мы лишь учимся, и осуждать нас за это некорректно — мы не хотим быть обезьяной с гранатой. — Мне всегда было интересно, как живётся таким, как вы, — вдруг легко улыбнулся Дмитрий. — Сейчас вижу, что нелегко. В общем, если вам понадобится какая-то помощь — держите визитку.***
Санкт-Петербург, 1827 год
— Вы не за игрой сюда явились, — хмыкнул Мирон, подкурив сигару и выпустив в воздух густой столп дыма. Мужчина напротив был старше Фёдорова лет на десять, ему было около тридцати, может, чуть больше. Его худое вытянутое лицо не выдало ни единой эмоции. Он лишь откинул полы дождевика, присев напротив за игровой стол. — Ладно, не хотите говорить — не нужно, — Мирон начинал раздражаться. — Играть я с вами не буду. — Почему же? — едва заметно улыбнулся неожиданный собеседник Фёдорова. — На входе в игровой зал мне сказали, что вы никогда не проигрываете. — Людям, — ровно качнул головой Мирон. — А вы не человек. — И вы. — Что за таинственная атмосфера? — возмутился Фёдоров. — Вы из разведчиков комитета? — Был когда-то давно оттуда, да. Меня зовут Антон Черняк, в узких кругах — Шило, я советник семьи Шереметьевых, — наконец представился мужчина. — Комитет отказал мне, чтобы теперь подсылать своих гавриков? — невежливо фыркнул Мирон. — Достойно. — Я пришёл как частное лицо. Я не принимаю участия в политических делах комитета по собственной воле, так что можете не надрываться в попытках меня задеть, — усмехнулся мужчина. — Я вас выслушаю, а после вы меня покинете, что бы я ни ответил, договорились? — вздохнул Мирон, подперев рукой подбородок в обманчиво-расслабленной позе. — Прежде чем я начну говорить, мне следует предупредить вас о своих способностях, чтобы вы сами дальше решали исход разговора. Я обладаю способностью безукоризненного обмана. Иными словами, про что бы я сейчас вам не соврал — вы мне поверите. Фёдоров тихо фыркнул себе под нос: — Так с чего мне вам верить? — Какой смысл мне рассказывать вам о своих способностях, если я хотел бы вам солгать? — Двойной блеф? — Бросьте, Мирон, — легко рассмеялся мужчина. — Можете мне не верить, это уже вам решать, от себя могу только сказать, что я никогда не любил врать, хоть и судьба при рождении распорядилась мною иначе. — Будь по вашему, — подумав, кивнул Фёдоров. — Говорите. — Моя жена трудилась в рядах исполнителей в комитете. Она погибла во время последней попытки ликвидировать Охру. А от некоторых наших общих знакомых я слышал о вашем интересе к Охре, и о ваших поразительных способностях. — Это просьба о мести? — чуть округлил глаза Мирон. — Я польщен, конечно, но, если вы хоть раз сами видели Охру — глупо полагать, что я смогу в одиночку сделать то, что не смогли лучшие колдуны и одержимые комитета. — Мне не требуется смерть Охры. Наоборот, если так можно сказать, я хочу помочь Охре выжить. И о мести здесь речи не идёт, — деликатно поправил Шило. — Погибла моя вторая супруга, женат я был не по причине большого своего на то желания, а потому, что на придворной службе мужчине моего возраста не принято быть неженатым. — То есть, жену вам не жалко? — прищурился Мирон. — Отчего же? Она была хорошей колдуньей и приятной женщиной, я ее уважал. С Охрой я бы хотел поговорить лично, причём, желательно, чтобы он не пытался при этом сбежать. Антон замолчал, испытующе глядя своими тёплыми, но ничего не выражающими глазами на колдуна. — Итак, вы пришли с личной просьбой, отчасти противоречащей желаниям комитета, несмотря на своё членство в нем, — начал подводить итоги Мирон, чтобы прервать молчание. — Пришли не к кому-то признанному и сильному, хотя, я уверен, у вас много подобных знакомых, а ко мне, причём просьба ваша, откровенно говоря, слабо выполнима. Чем обусловлен выбор человека — я могу догадаться. Во-первых, я не состою в комитете, а значит и нарушая приказ о ликвидации Охры — я ничего не потеряю, во-вторых, вы, вероятно, осведомлены о моих способностях и полагаете, что я наверняка соглашусь, раз излагаете идею сразу. Я не понимаю только пару вещей. Первое: что я выиграю лично для себя? А второе: о чем вы хотите пообщаться с Охрой? — Ответ на второй вопрос не должен вас волновать, — усмехнулся Черняк. — Считайте это простым любопытством, — ядовито улыбнулся Мирон. — Что ж, я из тех, кто не считает любопытство пороком. Я, видите ли, хочу знать из первых уст все, что касается вечного существования души. Если получилось у Охры, я думаю, может выйти и у меня. — Не слишком ли рано вы начали об этом задумываться? — Учитывая то, насколько комитет старается убрать Охру, я могу просто не успеть пообщаться с ним до того, как его убьют, а через сколько он снова переродится в новом сосуде — одному богу известно. Поэтому откладывать на «потом» глупо. К тому же, моя способность не боевая, я и дальше не смогу ничего противопоставить Охре. А по поводу твоей награды… я смогу достать для тебя информацию о том, кто ты такой. Фёдоров замер, а глаза его загорелись. — Эта информация есть в доступе только у Круга Старших комитета, но мне не составит труда ее получить, — добавил Шило, заметив реакцию Фёдорова на свои слова. — Я согласен, — тут же отозвался Мирон. — При одном условии. Вы примете знак карающего огня и пообещаете мне, что принесете мне информацию, не узнав ее самостоятельно. Или разрешите мне стереть вам память. — Заклинания, влияющие на психику, сложны и опасны, — нахмурился Шило. — Ловить Охру более опасно. Доверьтесь, я профессионал. — Ладно, — тяжело вздохнул Антон. — Можешь обращаться на «ты», я не настолько старше. — Тогда я предлагаю выпить. И сыграть. Без правил, — ухмыльнулся Мирон. — На мне стоит блок от заклятий воздействия на сознание. — Проверим, смогу ли я обойти, — фыркнул Фёдоров.