Как приручить Хоука

Я не помню, как дошел до Лечебницы. Как спустился в Катакомбы, как прошел весь путь до тупика. Помню только мерзкое ощущение, будто я измазался в чужом дерьме, - хотелось соскрести кожу до мяса, чтобы смыть с себя последние несколько часов. Я шагнул за порог и прямиком направился в свою спальню, оставляя после себя мокрые следы на полу. По мне стекала вода, застилая глаза, но я и так шел вслепую, наощупь, не желая смотреть под ноги. Я слышал отдаленный голос Корнелии, словно подо льдом, она говорила мне что-то, но я не разобрал ни слова. Зайдя в спальню, я захлопнул дверь и, не утруждая себя снять мокрую одежду и обувь, рухнул на кровать лицом в подушку. Через несколько мгновений я почувствовал, как кто-то трясет меня за плечи, зовет по имени, и из моей глотки издались неподвластные мне стоны. А затем ко мне вернулся слух, и шквал звуков обрушился на мое сознание до такой степени, что у меня тут же разболелась голова. Чтобы прекратить эту агонию, я заставил себя поднять голову и оглянуться на источник шума. Корнелия сидела на краю постели и гладила меня по спине, словно умирающего. Я прорычал нечто невразумительное и обернулся, насколько мне позволяло мое положение. - Давай, рассказывай, - вздохнула она, убирая руку с моей спины. От мокрой одежды мне стало холодно. Я долго не решался заговорить, дрожа всем телом, и она принесла мне сухую рубашку. Блеск ее глаз не предвещал ничего хорошего. Переодевшись, я сел на кровати, потупив взгляд. Итак, осознание того, что случилось в переулке, в полной мере обрушилось на меня. Я добился своего - отвадил от себя Хоука, хоть вовсе и не хотел этого. Я сам не знал, чего хотел. Более того, я сильно обидел его, и, боюсь, то, как я с ним обошелся, будет преследовать меня всю жизнь. Хватит быть трусом, Андерс! Набрав побольше воздуха в легкие, я заговорил. Речь моя была обрывистой и нескладной, но я рассказал ей все без утайки, а она слушала молча, не перебивая. Она сидела неподвижно, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. У меня же горели щеки и уши от стыда. - Ты идиот, - заключила Корнелия. Я согласно кивнул, горько усмехнувшись. - Я ожидала, что ты выкинешь какую-нибудь глупость, но… - Корнелия, послушай, - прервал я ее поток. - Случилось то, что случилось. И ты не скажешь мне того, чего я сам себе уже не сказал. Но ничего уже не исправить и остается надеяться, что Хоук просто забудет обо мне… - Из-за того, что какой-то урод год назад сделал тебе больно, ты теперь готов сдаться и потерять человека, который тебя любит и которого ты любишь сам? От ее гнева заискрился воздух. - Хватит себя жалеть. Бросив в меня эти слова, она встала и вышла из моей комнаты, сверкая молниями. Так прошла неделя, и Киркволл, словно чувствуя мое душевное состояние, погрузился во мрак. Тучи заволокли прозрачное небо, и круглосуточно шел дождь. Я безвылазно сидел в Лечебнице, с головой погрузившись в работу. Я изматывал себя лишь для того, чтобы мгновенно впадать в беспамятство, как только моя голова касалась подушки. Корнелия со мной перестала разговаривать, и Кларенсу приходилось исполнять роль проводника между нами. Не сказал бы, что ему это сильно нравилось, но он принципиально держал нейтралитет, не вдаваясь в подробности нашего с магессой конфликта. Каждое мое утро начиналось с невыносимой тошноты, и я обливался ледяной водой, наблюдая, как струйки стекают по коже, не обращая внимания на судорогу от нестерпимого холода. Я оброс щетиной, и становился все больше похож на своих пациентов, найденных без сознания и имени. Я погружался на самое дно. Наступил выходной, и никого в Лечебнице не было. Я пребывал в одиночестве, поглощая сушеные яблоки. Окна были нараспашку, впуская внутрь дождливую прохладу, и я неотрывно созерцал отвесные скалы Рваного Берега. Меня поглотило оцепенение, и я неподвижно сидел в звенящей тишине. Из паралича меня вырвал грохот за входной дверью. Я повернул голову на звук, к своему удивлению обнаруживая, что мне абсолютно безразлично. Шум стих, а затем дверь отворилась, и в приемную вкатился Варрик, ругаясь последними словами. Вероятно, он столкнулся с баррикадами в виде пустых ведер и швабр перед входом. Я сдержал смешок, приветствуя разбойника коротким кивком. Отряхнувшись, он поднял на меня взгляд и прокричал: - Задница Андрасте! На кого ты стал похож! Я поморщился, вставая с нагретого места. Ещё немного поиздеваясь над моим внешним видом, он огляделся и присвистнул: - Хорошо ты тут устроился. Я выдавил из себя подобие улыбки, жестом приглашая сесть. Варрик плюхнулся на кресло, в котором минуту назад я созерцал холодные камни. Я предложил ему выпивку, устраиваясь напротив него. Поговорив немного о погоде, мы снова замолчали. - Так ты пришел по делу или просто так? - По делу, - ответил бард. - И просто так. - Что случилось? - Вот, рука болит уже неделю, а ты у нас теперь в роли народного целителя. Не скромничай, молва о тебе распространилась далеко за пределы Расколотой Горы. Я удивленно поднял бровь, двигаясь ближе к нему. С конечностью действительно было что-то не так - она была опухшей и красной, болела при нажатии. - Ты что-нибудь принимал? - Я пытался вылечить аптечкой, пил припарки, но не особо помогло. - У тебя был перелом со смещением, и поэтому аптечка неправильно срастила твои кости. Я приложил ладони к больному месту, настраиваясь на силовую магию. - Будет неприятно, - предупредил я. Направив ударную волну на место сращения, я сломал кости, тут же сопоставляя их и приращивая друг к другу. Я сделал все настолько быстро, набив руку на своих пациентах, что Варрик даже не успел испугаться. Застыв с открытым ртом, он осторожно подвигал рукой, сжал пальцы в кулак, а затем радостно воскликнул: - Не болит! Он еще повертел рукой, как-то глупо улыбаясь. Я хмыкнул, возвращаясь на своё место. Мы еще немного поговорили, затем он встал и направился к выходу. - Ты не будешь против, если я буду заглядывать к тебе в случае… Он запнулся, указывая на руку. - Приходи в любом случае. Всегда рад твоей компании. Он похлопал меня по спине, как-то странно на меня взглянул и вышел из Лечебницы. А я вернулся к своему созерцанию отвесных скал. Следующий день мало отличался от предыдущих. Я до боли в ногах обливался ледяной водой, всеми фибрами души игнорируя царапающую тоску, на скорую руку ел и нырял с головой в работу. Корнелия продолжала холодную войну, а Кларенс, к своему недовольству, служил посыльным, и каждый раз, когда я просил его что-либо передать магессе, он закатывал глаза, делал глубокий вдох и выполнял мою просьбу. Я понимал, что это пора было прекращать, и стоило бы помириться с ней, но мысль, что придётся снова поднимать тему, из-за которой мое душевное спокойствие превратилось в руины, останавливала меня, и я не делал ничего. Поэтому Кик снова и снова закатывал глаза и глубоко вздыхал. К моему удивлению вечером снова пришел Варрик. Я заполнял журнал, стараясь не отвлекаться на удручающие мысли. Бард взгромоздился на кресло, пристально меня разглядывая. По началу я делал вид, что не замечаю этого, но с каждой минутой мне становилось все сложнее изображать полное погружение в работу. Отложив перо, я встретил его взгляд. Он хмыкнул, прищуриваясь. - Я хотел попросить тебя кое о чем. Я изобразил интерес на своём лице. - Не мог бы ты дать нам припарок да настоек, а то Хоук... Он оборвал предложение, увидев мою реакцию. Хоть я и пытался скрыть свою душевную бурю, у меня это плохо получилось. Я напряг челюсти, и по моему лицу прошла болезненная судорога. Совладав, наконец, с собой, я выдавил из себя что-то нечленораздельное, и ушёл вглубь Лечебницы. Нырнув в кладовую, я набрал склянок с различным содержимым, сунул все это в холщовую сумку и вернулся к Варрику. В моей голове творился настоящий ужас, я мысленно кричал и порывался приложиться головой об стенку пару раз, лишь бы выкинуть из сознания моего демона. Варрик перенял мешок, поблагодарил меня, и над нами нависла, словно туча, неловкая пауза. Я видел, что он хочет еще что-то сказать, но вовремя остановился, чувствуя, какой ураган он поднял внутри меня одним лишь именем. Я был еще не готов даже мыслить о нем, не то, что обсуждать с его лучшим другом. - Я приду завтра? Тебе, наверное, смертельно одиноко здесь. Я неуверенно кивнул. Так начались визиты солнечного барда. Следующая неделя протекала легче. Варрик как мог развлекал меня, а я в благодарность лечил все его шишки и переломы. В один из таких визитов он проговорился, что Хоук будто потерял чувство меры: изо дня в день он забирался в самые опасные места окрестностей, облазил все пещеры и подземелья, и Варрик, не желая оставлять друга в одиночестве, везде ходил с ним. И, поскольку оборотень ничего не смыслил в целительстве, его спутникам приходилось туго. И я каждый день я отдавал ему партию настоек и припарок, благо средств у нас хватало, чтобы больше не нуждаться в них. Несколько раз он заходил с угрюмым Фенрисом, и тот нетерпеливо топтался у дверей и ждал, пока Варрик вдоволь наговорится. Я наблюдал за эльфом издалека, как наблюдают за диким животным в лесу, чтобы не спугнуть его или ненароком не разозлить. Я изучал его повадки, почти звериные, дикие, и понял, что он все же чего-то боится, несмотря на напускную смелость и отчаяние. Он периодически смотрел на меня, и я стыдливо отводил взгляд, будто меня поймали на подглядывании в уборной. В один из дней, когда Варрик отлучился, а Фенрис мялся у дверей, не изменяя себе, я внимательнее пригляделся к нему. Я никак не мог понять, что насторожило меня, но что-то неправильное было в его лице, и поэтому, набрав побольше воздуха в легкие, я позвал его. Он вздрогнул, услышав свое имя, и медленно подошёл ко мне, не скрывая своего презрения. - Присядь, пожалуйста, - я указал на табурет напротив меня. Он брезгливо посмотрел на предложенное место, но все же сел, держась неестественно прямо. Я придвинулся к нему, смело заглядывая в его красивое лицо. Он с вызовом принял мой взгляд, замирая. Казалось, он даже перестал дышать. Я изучал каждый дюйм его кожи, переходя от глаз к носу, тонким красным губам, челюсти, где от напряжения перекатывались тонкие змейки мышц, и обратно к изумрудным глазам. Именно они не давали мне покоя, и мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что же меня не устраивало. Вот оно. Левый глаз был чуть ниже правого, а кости под ним слишком сильно выпирали. Создавалось ощущение, что его лицо было перекроено из нескольких неровных лоскутов, лишая симметрии. - Тебя в последнее время никто не бил по лицу? - Спросил я, мысленно готовясь к любой реакции моего своенравного пациента. Фенрис коснулся места предполагаемого удара, и я воспринял это за положительный ответ. - Ты позволишь? Я протянул к нему руку. Эльф дернулся, но, пересилив себя, вернулся в прежнее положение, и я разрешил себе дотронуться до его лица. Он закрыл глаза и судорожно вздохнул. Я действовал быстро: вокруг моих пальцев образовались силовые кольца, и я одним движением сломал ему несколько костей. Воин зашипел, но остался неподвижным. Состыковав отломки, я немедленно прирастил их друг к другу. Отняв руку, я невольно улыбнулся проделанной работе. Эльф открыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Он поднял на меня свой взгляд, и я не увидел в нем ничего кроме робкой благодарности. Ни презрения, ни гнева, ни страха. И хоть ни один мускул не дрогнул на его лице, его глаза теперь спокойно мерцали изумрудами, и я понял, что тот лед, проросший между лириумным воином и магией, начал постепенно таять. Так был разрушен первый барьер между нами. После того, как я починил Фенрису лицо, он тоже стал моим частым гостем. В основном он, конечно, отмалчивался, со стороны наблюдая за нашими с Варриком беседами. Воин присмотрел себе дальнее кресло, что покоилось возле окна, и просиживал на нем большую часть времени нахождения в Лечебнице. Я был не против. Бард же, наоборот, был радушен и многословен, и я с удовольствием и азартом погружался с ним в дискуссии. Этот необычный дуэт не давал мне сойти с ума долгими вечерами. Но, как бы они не старались, в моменты одиночества все мои мысли были устремлены к нему. Я пытался бороться со своим сознанием, приказывал себе выкинуть его из головы, но лишь сильнее увязал в ментальном болоте под названием “что ты наделал, Андерс”. С каждым днем мне все дольше приходилось обливаться холодной водой, все позже ложиться спать, изнуряя себя работой. И все же я часами лежал в ночной спальне, устремив невидящий взгляд на пол - туда, где спал он, зацветая удивительной магией. Я даже отправлялся несколько раз патрулировать окрестности, но морской ветер и лесная тишина оказались идеальными убийцами моего душевного спокойствия. И я тут же бросил эту затею, предпочитая плавиться в нестерпимо душной Клоаке. В каждом лице я видел отдельные черты его лица, мне слышался его голос, меня преследовал его запах. И я уже точно знал, что мне нужно было делать и к кому обращаться за помощью, оставалось только подловить момент. Мы сидели и пили травяной чай по рецепту Кларенса для “успокоения нервов”. Добавив это, он посмотрел на меня так, словно знал все мои страшные тайны. Я уже ни в чем не был уверен. Фенрис взгромоздился на свое кресло, а мы с Варриком устроились за стол друг напротив друга. Пару дней назад бард все таки заставил меня побриться, и теперь я периодически чесал отрастающую бороду. Время текло медленно, дожди все не унимались, и создавалось ощущение, что сама жизнь приостановилась, давая нам всем короткую передышку. В законные права вступил Утешник, и дыра, что образовалась внутри меня, постепенно засасывала мое сознание. Вина и чувство запредельной тоски стали моими постоянными спутниками, укоризненно качая головами каждый момент моей жизни. Я пребывал во временной петле, варился в собственном соку, мой организм перестал воспринимать ледяные процедуры, перечеркивая эту полумеру, и теперь мне требовалось найти анестезию помощнее. Было одно крайнее средство, но о нем я не думал, боясь, что случайно сопьюсь. Имелся еще один способ, но мне тогда казалось, что к нему я был не готов. Итак, мы попивали удивительный чай из трав, заботливо собранных и заваренных Киком от нервов, и беседовали. Фенрис сидел поодаль в пол оборота со своей кружкой и внимательно нас слушал, изредка вставляя свои реплики. Но я уже не ощущал того уюта и спокойствия, - была лишь тревога, царапающая изнутри. Я знал, как прекратить эту агонию, оставалось лишь набраться смелости, которой у меня никогда не было, и озвучить то, что рвало мой разум на части. Погрузившись в свои мрачные мысли, я прослушал вопрос в свой адрес. Повисла тишина, вырывающая меня из паралича. - Блондинчик, ты в порядке? Нет, я не был в порядке. Варрик отставил чашку и внимательно на меня посмотрел. Я не шевелился, чувствуя, как дрожат мои пальцы. Я словно погрузился под воду, и звуки почти не долетали до меня. Я потупил взгляд, я задыхался, сердце бешено колотилось где-то в глотке, оглушая меня. - Андерс? Его голос вернул меня в реальность, и я очнулся. Мой чай расплескался по столу. Я поставил чашку на деревянную поверхность и поднял взгляд. Лицо барда выражало неподдельное беспокойство, даже Фенрис затаил дыхание, прислушиваясь. Воздух пропитался напряжением, тишина сделалась невыносимой, а затем за окном раздался гром, сверкая молниями. От неожиданности я вздрогнул, прерывая зрительный контакт с Варриком. Он терпеливо ждал, когда я заговорю. А я, понимая, что никогда не буду готов до конца, сделал глубокий вдох и произнес: - Варрик… Что было, когда я… Когда Гаррет… На последнем слове мой голос дрогнул, и я смолк. Заново собравшись с мыслями, я уточнил: - В тот вечер… На крыше… -Я понял, - оборвал меня бард, облегчая мою судьбу. Он медлил, продлевая мою душевную боль до коллаптоидного состояния, но я смиренно ждал, принимая наказание за мои поступки. Варрик смотрел на меня, как бы решая, стоит ли мне рассказывать, что-то взвешивая, расценивая в своей умной голове. Я забыл, как дышать. - Хорошо, Красавчик, - заключил он, откидываясь в кресле. В это мгновенье я был готов потерять сознание. Пересилив себя, я весь обратился в слух. - Когда вы законили танцевать, и ты куда-то делся, я подошел к Хоуку, что подбодрить его. Он переводил дыхание у кувшина с водой, выпивая стакан за стаканом. “Притормози”, - остановил я его, отнимая сосуд. Я видел, как дрожат его пальцы, но его лицо сияло, освещая сумеречный мрак. Через несколько секунд он уже полностью владел собой, нацепив на себя привычную гримасу безмятежности. Он был готов к новым свершениям. Мы простояли какое-то время в мирном молчании, а затем он резко напрягся, принюхиваясь, и замер, вслушиваясь в шум дождя. “Он ушел”, - прохрипел Хоук, и его лицо сделалось непроницаемым. Я знал, что случится дальше, и все же надеялся на иной исход. Но он так на меня посмотрел, что я тут же передумал его останавливать. Варрик замолчал, переключаясь на чай. Я терпеливо ждал, когда он напьется, отставит чашку, прочистит горло и снова заговорит. - Ты когда-нибудь видел обращение? Мне кажется, что красивее и опаснее магии я не встречал. Я не мог не согласиться, нервно усмехаясь. - За доли секунды он из человека обратился в крылатого демона, взмывая в небо прямо с места, и мне пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы вихрь воздуха не сбил меня с ног. Но столам повезло меньше: все как один они повалились на дорожку, и вся посуда, весь хрусталь и фарфор, вдребезги разбилась о холодный камень. Все разом обернулись на меня, ожидая объяснений. Я подключил все свое мастерство, чтобы отвлечь их от твоего побега, Хоуковского, и от того беспорядка, который организовал Гаррет. Повисла неловкая пауза, но ненужные вопросы так и не прозвучали, официанты быстро навели порядок, принесли новые блюда, и мы продолжили веселье. По крайней мере, внешне все выглядело именно так. Варрик вновь замолчал, давая мне время переварить услышанное. Я сидел неподвижно, напрочь забыв про свой напиток. - В итоге, я прождал его до самого рассвета. Ребята давно разошлись, понимающе кивая мне, а я остался, чтобы узнать исход. Я сидел в кресле возле камина. Гроза тогда усилилась, дождь непрестанно бил в окна, небо сотрясалось раскатами грома, сверкали молнии. Уверен, ты и сам помнишь ту ночь. Я впал в дрему. Очнулся от очередного грохота, а после в залу вошло нечто, отдаленно напоминающего Хоука. Это было существо, покрытое шерстью вперемежку с перьями, шагающее на волчьих лапах, вместо рук у него были крылья-обрубки, сзади волочился хвост, оставляя за собой следы черной слизи. Оно почти беззвучно проплыло мимо меня, поднялось по лестнице и исчезло на втором этаже. Я поспешил за ним. Войдя в его комнату, я обнаружил этот ком перьев и волос лежащим на кровати. Я подошел к нему и осторожно позвал. “Все кончено”, - произнес он, не глядя в мою сторону. А затем начался истинный кошмар. Для придания драматизма своей истории, Варрик сделал паузу, оценивая мою реакцию. Я раззявил рот, в ужасе раскрыв глаза. Удовлетворительно хмыкнув, бард продолжал: - Слизь, что капала с его хвоста, потекла из каждого дюйма его растерзанного тела. И, слава Андрасте, я уже знал, что с этим стоит делать, потому что подобное уже происходило однажды. Тогда Хоук узнал, что ты повстречал Короля. Я поперхнулся вдыхаемым воздухом. Прокашлявшись с такой силой, что из глаз потекли слезы, я снова был готов слушать историю, больше напоминавшую историю ужасов. - Но тогда он не просто истекал слизью, смешав два облика сразу. Тогда в нем клокотала такая ярость, которую не была способна сдержать ни одни цепи. И осложнялось все это тем, что его кожа и шкура не пропускают ни один вид магии, и его разум устойчив к любому виду внушений и подчинений. Словом, намучился я с ним на годы вперед. Его голос иссяк, и я понял, что больше на эту тему он не станет распространяться. То, что я услышал, повергло меня в шок. К подобному не готовят ни в одном Круге, и я прочувствовал тот ужас и кошмар, который испытал Варрик в тот день. Я заметил, как его рот скривился, как в глазах блеснула искра страха, и как его тембр дрогнул на последних словах. - Хоук пришел в себя уже в ванне, когда я его почти что отмыл. Он так и не заговорил в уже начинающийся день, лишь послушно подставлял части тела под теплую воду. Самым сложным было отмывание волос, ведь через какое-то время эта слизь застывает и превращается в подобие смолы, тем самым не оставляя никаких шансов на быстрое избавление. Я понял, что это был снова Хоук лишь после того, как он сфокусировал взгляд на мне. Он стал мягким и терпеливым, молча ожидал исхода моих трудов и никак не реагировал, когда я в порыве злости обрывал ему волосы или перья. И, если тебе интересно, матрас пришлось выкинуть, а доски в полу сменить на новые. Я пребывал в потрясении. То, что я выслушал, походило на дурной сон, на Тень, на демонов, но никак не на живого человека. Мой взгляд отчаянно метнулся в Фенрису в надежде, что резкий эльф перечеркнет все байки разбойника и успокоит меня, скинет обратно на землю, вернет опору под ногами. Но этого упорно не происходило. Эльф сидел неподвижно, сжав губы в узкую полоску, и ни единого шанса на то, что все это хотя бы лишь часть правды, не промелькнуло на его серьезном лице. Мне не оставалось ничего другого кроме как принять эту жуткую правду и, наконец, нести ответственность за мои действия. - Он тебе не рассказывал, что произошло? Мой голос прозвучал слишком резко, беспощадно вонзаясь в мои перепонки. Варрик вопросительно на меня посмотрел. Пора было уже отрастить яйца. И я поведал им о том, что произошло в темном переулке. - Что ты сделал?! Варрик вытаращил на меня глаза, не сразу подбирая нужные слова. Я ожидал своего приговора под пристальными взглядами. - Создатель… Это многое объясняет, - заключил бард, складывая ладони перед грудью. - Мне непонятно лишь одно: с чего ты взял, что Хоук опасен для тебя? У меня не было ответа, и поэтому Варрик озвучил его за меня: - Зандница Андрасте, пойми ты, что он скорее нас убьет и себя заодно, чем тебя хоть пальцем тронет. Когда до тебя уже дойдет, что он никогда не причинит тебе зла, ведь он был, есть и всегда будет на твоей стороне. Меня душили слезы. Я сделал над собой усилие и проглотил их. Повисла угрожающая тишина. Казалось, что пройдет еще минута, и они поднимутся со своих нагретых мест и, не удостоив меня прощального взгляда, покинут Лечебницу. Но все оставались в сидячем положении, и я предпринял еще одну робкую вылазку: - Он злится на меня? Из угла воина раздался смешок. Я стерпел его, ибо заслужил. Варрик же сумел совладать эмоциями, и как можно спокойнее ответил: - Он злится только на себя. Но не лучше ли тебе самому с ним поговорить и во всем разобраться? В конце концов, только вы двое знаете, что происходит между вами. Мне как будто стало немного легче от его слов. Значит, еще не все потеряно. Я выпрямил спину и слабо улыбнулся. - Можно последний вопрос? Это так, для моего успокоения, - Варрик подался вперед. Я кивнул. - Ты любишь Хоука? - Безумно, - без тени стеснения ответил я. Разбойник удовлетворенно хмыкнул, и его взгляд тут же потеплел. - Но я умоляю тебя, - поспешно добавил я. - Не говори ему ничего. Я сам хочу. - Разумеется. Они ушли, когда уже солнце скрылось за горизонтом, и на его смену выступили капли звезд. Я стоял у окна и смотрел на мрачную красоту скал, покрытых блеском дождя, на чистое небо, усеянное белым мерцанием, и тщетно пытался разглядеть черную тень крыльев. Дождь перестал, и теперь никакого движения не происходило, воздух будто замер, и до меня долетал шум моря, отчаянно пытающегося расколоть ненавистный Рваный Берег. В руке я держал четыре сложенные бумажки. Я вдыхал полной грудью влажный воздух и думал. Думал о том, что мне предстоит сделать на пути к той жизни, к которой меня непрестанно влекло. К Хоуку и всему, что с ним связано. Я заигрался, давно потеряв преимущество над соперником, упорно не желая видеть, что все давно вышло из-под контроля. Рассказ Варрика не выходил из головы. Он лишь приподнял завесу, за которой скрывался истинный Хоук вместе с его страхами и желаниями, его прошлым и его сущностью, и я жадно впитывал каждое слово, сказанное о нем. Я был терпелив, не задавал вопросов в надежде, что однажды все узнаю непосредственно от Гаррета, и я лелеял эту мысль, оберегал от чужих. Теперь мне оставалось принять свои ошибки, извиниться и надеяться, что он будет ко мне благосклонен и даст еще один шанс. Я больше не хотел играть в прятки. Я хотел сдаться. Я разжал ладонь, разглядывая письма. Отметил про себя, что уже не помню их содержания так подробно, как это было совсем недавно. Еще немного, и я совсем забуду их, а затем и все то, что связывает меня с ними. Я щелкнул пальцами свободной руки. Искра озарила мое лицо, и пламя вспыхнуло на ладони. Тепло разлилось по руке, перебираясь на плечи, грудь, заполняя каждую клетку, перекинулось на другую конечность и, наконец, оказалось между письмами. Бумага загорелась, быстро превращаясь в пепел, и покинула мою ладонь в виде серой пыли. Я стряхнул остатки и, еще раз оглядев ночной пейзаж, погрузился в недры катакомб. В Лечебнице царила тишина. Я вслушался в нее, улавлия каждый ее вздох, ее шепот, дуновение ветра из открытого окна. Впервые за несколько лет в моей душе поселился покой, и я следовал его зову. Он указывал мне, говорил со мной, пел песни и молился за меня. Я крадучись направился в спальню, тут же сталкиваясь нос к носу с Корнелией. - Извини, - проговорил я, рефлекторно ловя ее за плечи. Она вырвалась из моих рук и, опустив голову, уже было ускользнула, но я не мог допустить этого. - Корнелия, - умоляюще позвал ее я, и она замерла. - Я знаю, что поступил как идиот, я принимаю это и раскаиваюсь. И мне вдвойне больно от того, что ты презираешь меня теперь. Она резко развернулась, и в ее взгляде я увидел злость, но я больше не собирался отступать. Я шагнул к ней, протягивая руки. Она не двигалась. - Но я готов все исправить. И в первую очередь, я хочу вернуть твою дружбу. Ее глаза вспыхнули, а на смену демонам пришли слезы. Я обнял ее, как обнимают детей, и, укачивая, крепче прижал к себе. Она быстро совладала с собой, слегка отстраняясь. - Так чего ты ждешь? - Не думаю, что ночь - подходящее время для признания ошибок. - Ты шутишь? Нет лучше времени, чтобы прощать. Кроме того, - она улыбнулась, и внутри меня все потеплело. - Переход от разговоров к постели происходит быстрее именно по ночам. Я залился краской, что ее сильно рассмешило. - Обещаю, что пойду завтра сразу после смены. - Иди, как только проснешься, пока не успел передумать. - Нет, - мягко ответил я, провожая Корни к выходу. - Кик уходит в окрестности, одна ты не справишься. Магесса не стала возражать. Простившись, она скрылась во мраке. Я отправился в свою спальню, обдумывая нелегкий день. С самого утра меня бил мандраж. Проснувшись на рассвете, я вышел встречать новый день. Корни еще не было, и я позволил себе немного побездельничать. Я не спеша проверил больных, отпуская тех, кто оправился, открыл двери, забирая посылку из прачечной, выставил бочки с грязным бельем, перебрал редкую почту, проверил ящик пожертвований. За окном снова поливало, принося прекрасную прохладу в помещение. Впервые за много дней я не чувствовал сосущую пустоту в животе, лишь легкое волнение, ощущаемое на кончиках пальцев. Но и оно было не бесконечным, и мысль, что все разрешится ближайшие часы, придавала мне сил. В голове же я прокручивал различные варианты развития диалога с Хоуком, подбирая подходящие слова, полируя фразы, оттачивая ударения. Признаться, мне не терпелось сорваться с места и рвануть в Верхний Город, но я оставался в катакомбах, наблюдая, как день проживает себя. Пришла Корнелия, и мы, обменявшись парой слов, принялись за работу. Мы закончили к закату. Корнелия разложила еду на ужин, а я отправился в уборную ополоснуться перед предстоящим разговором. Намытый до скрипа, бритый, расчесанный, в чистой рубашке, я предстал перед девушкой. Осмотрев меня с головы до ног, она улыбнулась, приглашая меня за стол. Мы ужинали в приятной тишине. Я с нетерпением доедал последний кусочек хлеба, все чаще кидая взгляд на входную дверь. - Иди уже, - рассмеялась Корнелия. Я встал из-за стола и, на ходу вытирая рот, зашагал к выходу. Внезапный шум за стеной, нарастающие крики, голоса заставили меня замереть. Переглянувшись с магессой, мы молча направились к источнику возни. Звуки становились все громче, резче, и я уже мог различить в голосах нотки паники и отчаяния, а затем все разом стихло, и мы остались в звенящей тишине. Вдруг дверь резко распахнулась, и в приемную ввалился растрепанный Кик. Я прежде никогда не видел его в таком состоянии. Словно храмовники вновь устроили обвал на катакомбы. - Там это… - Запыхавшись, выдавил из себя маг, указывая на что-то позади себя. Я сорвался с места, проскакивая узкий дверной проход. И в нескольких футов от себя увидел самый страшный кошмар своей жизни.