Как приручить Хоука

Следующие двадцать часов навсегда отпечатались в моей памяти. Все, что я запомнил - запах крови, крики, голоса и нестерпимый звон в ушах, - все это преследует меня до сих пор. Сладковатый привкус смерти по-прежнему был на моем языке. Еще я помню черную лужу, разлитую на всю приемную. Они пронеслись мимо меня, держа кровоточащий сверток в руках. Я в немом ужасе застыл за пределами лечебницы, там, где я встретил их, и после мне было нестерпимо больно делать следующий шаг. Кто-то звал меня умоляющим тоном, кто-то разворачивал операционный стол, другие прокаляли огнем инструменты, но я не видел их лиц. Я видел только кровавую дорожку, ведущую меня на край моей гибели. Мое сознание сузилось до единственной точки, я словно брел по узкому коридору, и из всех звуков мира ни один до меня не долетал. Я ничего не чувствовал, кроме запаха смерти, я на негнущихся ногах подошёл к столу, опираясь на него и всеми силами стараясь не упасть. Меня схватили за плечи, хорошенько встряхивая, окунули мои кисти в спирт, закатывая рукава моей белой рубашки, но все мое существо было приковано к растерзанному телу. Наверное, они использовали замедляющее время заклинание, иначе я не мог объяснить то, что за ту вечность, что я смотрел на него, он ни разу не сделал вдох. Чьи-то руки мелькали вокруг, образуя движение извне, но воздух передо мной был неподвижен. Я видел плавные движения тонких пальцев, разрывающих те лоскуты, что остались от его одежды, обнажив рваную плоть. Я не мог пошевелиться, словно прирос к полу, и лишь в тупом бессилии наблюдал за ловкими пальцами. Я не заметил, как вплотную приблизился к столу и, как оказалось, наклонился к нему, пока не случилось нечто. Тело вдруг вздрогнуло, изогнулось, а затем оттуда, где вместо грудины зияла дыра, брызнула кровь. Она облила меня с головы до ног, попадая в рот, на рубашку и руки, и все в испуге отпрянули, но именно это и вернуло меня в реальность. Все звуки в одно мгновенье обрушилось на меня, зрение вернулось, развернув угол обзора, и теперь я мог видеть и понимать, кто чем занят, кто лишь мешает и создает суету, а кто может помочь. Вытирая лицо краем навсегда испорченной рубашки, я уже знал, что делать. Освободив лежачего от одежды, Корнелия принялась вытирать его, счищая застывшую кровь, куски сгустков, кожи, волос и непонятно чего еще, в чем я не хотел разбираться. Отмыв его, магесса открыла мне доступ к зияющей ране. Я внутренне содрогнулся. Рана проходила от середины груди и почти до пупка, косо пересекая голый торс. Стараясь не думать, кто передо мной умирал, я взял инструмент, похожий на маленькую лопатку, и погрузил его внутрь, раскрывая стенки и заглядывая в разрез. Я видел кости, кровоточащие мышцы и внутренности, оценивая масштабы повреждений. Уловив, откуда текла кровь, я замер, на мгновенье оглядываясь по сторонам. Корнелия, покончив с мытьем, теперь раскладывала чистые простыни, накрывая обнаженные белые ноги. Я старался не смотреть ни на лицо пострадавшего, ни туда, где пару минут назад была шнуровка штанов, а теперь чернели завитки волос. Кларенс собрал необходимые средства и травы, одной рукой удерживая кровь. За те месяцы, что мы вместе работали, у нас выработался определенный план действий на разные случаи. Как выяснилось, маг помимо травничества еще неплохо разбирался в магии крови, умело применяя ее при серьезных кровотечениях и кровопотерях. Таких, как эта. Корнелия организовывала чистый инвентарь, вправляла переломы, ломала кости, прижигала всевозможные опухоли. Действовала она быстро, но немного грубовато и обширно. Я же хорошо знал человеческую анатомию, использовал целительную магию на внутренностях и при кропотливой работе, и поэтому наш тандем справлялся на ура. Итак, Кик не давал пациенту до конца истечь кровью, Корнелия обрабатывала те поверхностные раны, которые не нуждаются в осмотре и сопоставлении, поскольку как только я направлю поток магии на него, все они тут же затянутся. Я еще раз осмотрел сосуд и, найдя его оторванный конец, срастил их. Магия крови рассеялась, и Кларенс приготовился ко второй части лечения, непрестанно проверяя у раненого дыхание. Настал черед мощной волны. Я закрыл глаза, направляя всю силу, на какую был способен, в свои руки. Первую секунду ничего не происходило, но потом… Лавина голубого света обрушилась на нас, окружив каждого по отдельности. Она источала едва уловимый звук и была настолько ослепительной, что всем присутствующим пришлось зажмуриться. Я занес руки над телом и, взглянув на свои кисти, с удивлением обнаружил, что синие паутины расползлись по ним, светясь и мерцая, и я весь покрылся трещинами, словно разваливался на куски. Я чувствовал силу, о которой даже не догадывался прежде, направляя ее в разорванную плоть, умоляя Создателя, чтобы это помогло пациенту пережить ту катастрофу, которая едва его не погубила. Магия пульсировала в воздухе, образовывая плотное кольцо вокруг меня и стола, отделяя от всех, пряча от лишних глаз, и я, наконец, взглянул на его лицо. Оно было белее обычного, синие вены выделялись слишком ярко, черные волосы, местами прилипшие от крови на лбу, создавали ощущение нереального, неживого. Даже на грани жизни и смерти он оставался прекрасен, и я ужаснулся своим мыслям, что восхищаюсь им. Слезы брызнули из глаз, и я скривился от боли за него. Я наблюдал, как покореженные кости вставали на место, с хрустом ломаясь и снова срастаясь друг с другом, как мышцы, слой за слоем, пучок за пучком, стягивались и сливались воедино, как они наливались кровью и краснели, сокращаясь и пульсируя. Я еще поднажал, устанавливая максимальный контроль над всеми процессами в его организме, чувствуя каждую клетку, перенимая всю его боль, и из моих трещин полилась кровь, сворачиваясь и испаряясь. И я закричал, усиливая напор. Моя кожа рвалась на куски, отслаивалась, свисала лохмотьями, но под магией появлялась новая, и эта теперь трескалась и расходилась по швам. После долгой агонии я, наконец, перешел к коже. И тут случилось непредвиденное. Моя сила, направленная на рваный край раны, на пару мгновений задержалась на нем, а потом взорвалась, откидывая нас от стола. Синева рассеялась, и я увидел испуганные лица друзей. Повисла тишина, и немой ступор, навалившийся на всех нас, заставил меня в отчаянии схватиться за голову. Я метнул взгляд на раскрытую рану, не понимая, почему моя магия не подействовала, но осознание пришло так быстро, что я проговорил это вслух: - Его кожа невосприимчива к магии. Я посмотрел на каждого поочередно в надежде увидеть в их глазах ответ, что же теперь делать, и нашел его в сером взгляде моего травника. - Нет-нет, - отступил я, качая головой и пряча глаза. - Останется шрам и… Мой голос дрогнул и исчез. Кларенс на удивление спокойно подошел ко мне, протягивая уже приготовленную пасту. - Ты же знаешь, что это единственный вариант, и если делать аккуратно, то есть все шансы на успех. Разумом я понимал, что он прав, но я боялся взять на себя еще и это, ведь если что-то пойдет не так, - рука дрогнет или если не сопоставить лоскуты идеально друг к другу, то все расползется к демонам и останется безобразный шрам на всю жизнь. Клеймо безрукого целителя на теле бога. Я посмотрел на свои дрожащие пальцы, затем на Кика, а после на всех остальных. Корнелия молча подала мне пузырек с лириумом и чистое влажное полотенце. Выпив голубоватую жидкость и вытерев руки, я перенял чашу с травяной пастой и придвинулся к столу. - Подготовь кровать, пожалуйста, - выдавил я из себя, ни к кому конкретно не обращаясь. Кто-то тут же прошел вглубь Лечебницы. - Больше света. И надо мной вспыхнули белые огни. Я взял себя в руки, успокоился, и мне даже почти удалось абстрагироваться. Воздух в помещении снова замер, наполняясь теперь смесью запахов размолотых листьев. Мой пациент размеренно дышал и мне порой казалось, что он спит, если бы не разорванная грудь и не едкая вонь от моих рук. Кларенс подошел ко мне и, нагнувшись, предложил: - Я могу сменить тебя. Ты только что потратил все силы. Я лишь отмахнулся от его слов, концентрируясь на белой коже. - Я буду рядом, если что. Я не ответил и даже не кивнул в его сторону, а он сел рядом со мной и лишь молча наблюдал за моими пальцами. Я почуял запах крови со стороны. Мне не нужно было видеть, чтобы понять, что Кик держит магию крови наготове. Продолжили мы в полной тишине, и мне понадобилось восемь бесконечных часов, чтобы зашить рану длиной в двадцать дюймов. Мой ночной кошмар закончился далеко за полночь. Выложив остатки пасты и выждав, пока она впитается и кожа сомкнется, мы туго его перебинтовали, начиная от подмышек и заканчивая пахом, переложили на носилки и отнесли на подготовленную постель. Проверив в сотый раз, удобно ли ему, я позволил Корнелии уговорить себя немного поесть. Пойти спать я категорически отказался, указывая на запасы настойки выносливости в своем кармане. Мы сидели за столом и молчали, каждый в своих мыслях. Я оглядел всех, отмечая темные круги усталости под глазами, глубокую продольную морщину между бровей, растрепанные волосы и безумно-недоуменный взгляд. Мне не хотелось есть, мне просто нужна была передышка. Небольшой отдых, привал, как угодно, лишь бы не потерять рассудок и привести свои мысли в порядок. Кларенс разлил всем его знаменитый чай от нервов, Корнелия, устроившись в старом кресле, уже дремала, Фенрис уставился в одну точку и уплыл в своих раздумьях, Варрик же прикладывался к бутылке рома. Немного поразмыслив, я протянул к нему руку, тут же ощущая гладкое холодное стекло под пальцами. Сделав первый глоток, я понял, что именно это и было мне нужно в тот момент. Обжигающее тепло, туман в голове, притупляющий чувства. Еще пару глотков, и я вернул сосуд его хозяину. Алкоголь быстро впитался в голодный желудок, и хмель заволок мои страхи. Варрик понимающе хмыкнул, допивая остатки. - Итак, - произнес я, пронзая тишину слишком резким голосом. - Быть может, кто-нибудь мне расскажет, что произошло? Эльф с бардом переглянулись, и затем Варрик взял слово: - С самого утра Гаррет был сам не свой. Он ничего толком не объясним нам, потащился на Расколотую Гору, вроде как встретиться с Маретари, но на пути… В общем, там была засада. Я напрягся, пытаясь сфокусировать взгляд на одном из них. - Это были тевинтерские работорговцы, - включился эльф, помогая другу с рассказом. - Мы перебили их и должны были вернуться на основную тропу, но Хоук не торопился этого делать. Ты знаешь, как оно бывает - упрется, начнет прислушиваться, принюхиваться, и не успеешь глазом моргнуть, как он уже обратился в волка и убежал. - Мы поспешили следом, - подхватил разбойник, отпивая, наконец, остывший травяной настой под фырканье Кика. - И дошли до пещеры, чей ход еще недавно был под завалом. Я это запомнил, потому что сам пытался туда проникнуть и сломал руку. Помнишь? Я кивнул, припоминая первый визит барда после смерти моей души. - Мы следовали дорожке из трупов. Разорванных в клочья, размазанных по гранитной плите, но меня никак не покидало чувство, что Хоук зря пришел туда. Понимаешь… Все было слишком… - Просто, - договорил за него воин. - Точно, - согласился Варрик. - Словно они заманивали внутрь, специально разделили нас. Но когда мы поняли, что к чему, было уже поздно. - Выходит, твой бывший хозяин нанял их, чтобы тебя поймали? - Поначалу я тоже так подумал. Фенрис замолчал и выразительно посмотрел на Варрика. Тот кивнул. У меня же от волнения снова затряслись руки. - Мы нашли его в одном из последних тупиков с этой штукой внутри. Он положил на центр стола наконечник для копья из черного металла, отливающего серебром. - Обсидиан? Я взял в его руки, повертел на свету и положил обратно. - Не просто обсидиан, а тронутый Тенью обсидиан. Единственный металл, из которого делают непробиваемые доспехи. И единственный, который может эти самые доспехи сломать. Я в осознании раскрыл рот. Страшная догадка прокралась в мой воспаленный разум, и я отказывался в нее верить. Но выразительное молчание Варрика и угрюмый взгляд Фенриса не оставили никаких сомнений на этот счет. - Тот, кто смастерил ее, знал, с чем надо охотиться на зверя. - Но ты сказал, что это тевинтерская работа… Варрик кивнул в подтверждении моих несказанных слов. - Им нужен не я, - прохрипел Фенрис, откашливаясь. - Им нужен твой принц. - Почему? - Выдавил я из себя, собирая кусочки мозаики в ужасающую картину. - Это давняя история, замешанная на вечном: Тевинтере, рабах и их освобождении. Пусть лучше Гаррет сам тебе расскажет. Я не смог сдержать эмоции, и судорога прошла по моему лицу. В это мгновенье взгляд Варрика от насмешливого преобразился в обеспокоенный. - Ты не виноват в том, что произошло. Не вздумай внушить себе эту мысль, гони ее прочь, потому что ты ни в чем не виноват. Его голос эхом прокатился по темному помещению. Я неуверенно кивнул, неожиданно для себя зевая. - Так, Красавчик, тебе надо поспать пару часов. - Нет, - отрезал я, откупоривая пузырек с настойкой выносливости и, прежде, чем бард успел что-либо возразить, я уже опрокинул в себя жгучую жидкость. Бодрость разлилась по моим венам, и я расправил плечи. Варрик лишь покачал головой, понимая, что меня не переубедить. Кларенс, убрав все со стола, молчаливым кивком попрощался с нами и нырнул в глубины Лечебницы. Мы остались втроем. - Если хотите, можете остаться здесь… Я не успел договорить, получив в ответ снисходительный смешок от Фенриса. - Спасибо, Блондинчик, но мы, пожалуй, пойдем. Варрик хлопнул меня по спине, и они вдвоем вышли пьяной поступью. Я кинул взгляд на спящую девушку, свернувшуюся комочком, и, немного поразмыслив, подхватил ее на руки и отнес на свою кровать. Все равно я собирался провести ночь в другой комнате. Я зашел в темное помещение. Оно было небольшим, одноместным и находилось по соседству с уборной. Я подсветил себе путь до постели больного. Он лежал так же, как я его оставил пару часов назад. Я коснулся его лба, проверяя, нет ли горячки, затем отвернул простынь, чтобы осмотреть бинты. Белые полоски пропитались травяной пастой, создавая косую сине-зеленую линию, но я не обнаружил примесей других цветов. Значит, не кровит. Я поправил простыни и сел на край кровати. Вгляделся в его спокойное лицо, а затем не удержался и взял его руку в свои ладони. Она была едва теплой и такой же бледной. Создатель… Если бы я пришел с утра, а не тянул до последнего… Если бы я не наговорил ему всей той мерзости… Единственным зверем был я. Жалкий, запуганный хорек, боящийся собственной тени. Но почему я не пошел сразу, как только решился? Почему я все откладывал, почему сразу не признался ему, почему столько раз прогонял? Почему? Я закрыл глаза, проглатывая слезы. Сейчас он лежал передо мной беззащитный, уязвимый, настоящий. Он всегда был настоящим, это я все играл в какие-то дурацкие игры. Он с самого начала был честен со мной, мне оставалось лишь поговорить с ним, лучше узнать его, но я так сильно придавал значение тому, что давно превратилось в пепел, что теперь я действительно мог потерять то, что оказалось дороже золота. Дороже свободы. Хоук был диким, парящим под солнцем демоном, ночным кошмаром для любого, кто встанет у него на пути. А мне же не оставалось ничего другого, кроме как принять это, принять его таким, принять свои чувства и, наконец, сдаться на милость судьбе. И я отпустил себя. Я дал волю эмоциям в слабой надежде, что я не окончательно все погубил. Я сжал его холодные пальцы и поднес к своим губам. Я целовал их, не замечая, как слезы текли по щекам. Я не знал, что будет, когда он очнется, захочет ли дать мне последний шанс, будет ли его любовь настолько сильна, чтобы простить меня. Я до смерти боялся, но я больше не собирался позволить своей трусости все испортить. Так я просидел до рассвета, неотрывно целуя его руку, согревая в своих ладонях и прижимая к щеке. Я выпил полдюжины настоек, встретил красное солнце, ни разу не отлучившись от постели. Я слышал, как проснулся Кик, принимаясь за работу. Я знал, что он не зайдёт сюда, не испортит ночную атмосферу, не запустит сюда утренний ветер, пока я не буду готов. А я пока не был готов все разрушить. Я ждал пробуждения, не выпуская из рук его руку. Я прикрыл глаза, сгорбившись на кровати и начал было уже засыпать, как вдруг почувствовал сжатие моей ладони. Я открыл покрасневшие глаза, разглядывая тонкие белые пальцы, переплетающиеся с моими, а затем перевел взгляд на него. Гаррет смотрел на меня своими невыносимыми карими глазами и слабо улыбался. Кризис миновал. - Я думал, что больше не увижу тебя, - прошептал я, силясь совладать с новой волной эмоций, захлестнувшей меня. В носу нестерпимо щипало, но я справился со слезами, рвавшимися наружу. - Так и планировалось, - послышалось в ответ. Я нервно усмехнулся, крепче сжимая руку. Гаррет заерзал, пытаясь приподняться. Отняв руку, он оперся обеими конечностями в кровать, двигая себя выше на подушки. Его движения были прерывистыми и медленными, а его лицо застыло в гримасе боли. Я поспешил помочь ему, но он остановил меня, часто и прерывисто дыша. Тогда я замер, с ужасом наблюдая, как он пытается сесть, но, промучившись несколько бесконечных секунд, он обессиленно вернулся на прежнее место. Мое сердце разрывалось при виде его мучений, но я продолжал смотреть, неловко опустив руки себе на колени. - Хочется пить, - прохрипел он и слабо откашлялся. Я засуетился, выговаривая извинения, дотянулся до стакана с водой, приготовленного заранее, и протянул его Хоуку. Он приподнялся на локтях, и я увидел, что сам он не справится, поэтому я придвинул стакан к его губам и медленно наклонил. Хоук жадно впился в холодное стекло, делая большие глотки. Я следил, чтобы он не подавился, поддерживая прозрачное дно. Напившись, Гаррет откинулся на подушки и закрыл глаза. - Спасибо. Некоторое время мы находились в молчании. Хоук снова зашевелился. Приподняв простыни, он осмотрел своё перебинтованное тело, голые ноги, и на его лице промелькнули неоднозначные эмоции. - Тебе бы ещё немного поспать, - предложил было я, но он так выразительно посмотрел на меня, что я осекся. - Я принесу тебе одежду, - быстро проговорил я, стремительно покидая комнату. Закрыв дверь, я потер уставшие глаза и направился в кладовую, где мы держали белье для пациентов. Оно шилось одним размером и состояло из свободной льняной рубашки и таких же штанов на шнуровке. Вернувшись к Хоуку, я обнаружил его сидящим на кровати и свесившим ноги, прикрываясь простыней. Я без вручил ему комплект и снова выскочил за дверь. Что-то мне подсказывало, что Гаррет будет самым трудным пациентом за всю практику. Провозившись несколько минут, он вышел в общий коридор. Жмурясь от света, он казался бледнее прежнего. Попривыкнув, он выпрямился, насколько ему позволяла рана через весь корпус. Мы стояли друг напротив друга, и я не решался заговорить первым. - Мне бы... Привести себя в порядок, - протянул он, почесав однодневную щетину. Я проводил его до уборной. - Я сегодня пошлю кого-нибудь за твоими вещами. Пока возьми, - я протянул ему заточенную бесхозную бритву, лежавшую на всякий случай, и чистое полотенце. Он поблагодарил меня, а я дошел до шайки подростков, обитающей возле Лечебницы, и за пару монет один из них побежал до Верхнего Города. Я вернулся к двери уборной и, прежде, чем зайти, выпил последний пузырек с настойкой. Немного взбодрившись, я потянул ручку на себя, заставая Хоука за бритьем. Я замер, стараясь не дышать, наблюдая за мягкими движениями его руки. Он, раздевшись до пояса, стоял над умывальником и, глядя в зеркало, сосредоточенно водил лезвием по щекам. Я неотрывно следил за его тонкими пальцами, за трепетанием ресниц, за напряженными мышцами спины и рук и, принимая свою судьбу, окончательно утонул в глубине своих чувств. В какой-то момент он поймал мой взгляд в отражении, и теперь мы смотрели друг на друга через искаженный мир. Покончив с водными процедурами, Хоук вытерся полотенцем и хотел было уже уйти, но я его задержал. - Давай-ка осмотрим тебя. Он скривился, но послушно застыл, разведя руки по сторонам. Я приблизился с к нему, касаясь руками бинтов. От Хоука исходил жар, обжигая меня, его тело источало вполне человеческий запах, - никакого леса, никакой морской соли, - и стоит ли говорить, что его мужской запах будоражил в стократ сильнее. Преодолев волну наваждения, я медленно размотал перевязочный материал, скинул его на пол и склонился над торсом. Я чувствовал его размеренное дыхание на своём затылке, и судорожно вздохнул. На том месте, где еще несколько часов назад зияла дыра, теперь была розовая линия новой кожи. Я вгляделся в каждый дюйм, желая удостовериться, что на всем протяжении образовался ее тонкий слой. Я ликовал. Если все пойдет, как надо, то я не зря в буквальном смысле вручную сращивал ее, идеально сопоставляя кожный рисунок. Я выпрямился, встречаясь с пытливым взглядом карих глаз и, выдержав его, я проговорил привычным тоном, который использую при общении с больными. - Постой минуту. Мой голос не дрогнул, но внутри все тряслось от волнения, и я на негнущихся ногах вышел из уборной. Я вернулся с чистыми бинтами и кашицей из трав, которой пользовался совсем недавно, и подошёл почти вплотную к нему. Хоук оставался неподвижным и безмолвным, и лишь его искрящиеся глаза выдавали любопытство. - Поскольку твой покров не хочет реагировать на мою магию, - начал я, игнорируя удивленно-насмешливо приподнятую бровь. - То придётся мазать тебя вот этой вонючкой. Я продемонстрировал на пальцах зеленоватую чачу и почти с вызовом намазал ее на Хоука. Он завибрировал. На угрозы я никак не реагировал, вдруг почувствовав в себе ту самую уверенность, которой мне так не хватало все эти месяцы. Я хмыкнул, продолжая процедуру. Хоук покорно следовал моим коротким просьбам наклониться, поднять руку или что-то в этом роде. Закончив, я быстро сполоснул пальцы и взялся за перевязку. Закрепив бинт на уровне груди, я постепенно заматывал сводящий меня с ума торс, довольно туго затягивая. - Давай сразу проясним, - подал я голос, когда хвостик ткани подвернул возле паха. Все это время Гаррет издавал звероподобные звуки, видимо, пытаясь меня припугнуть, но впервые за все время мне не было страшно. И неотрывно на меня смотрел. Иногда я, поднимая взгляд, встречался с его танцующими демонами в глазах и, стойко выдержав каждого из них, возвращался к занятию. - Ты не будешь обращаться или делать что угодно, что требует применения физической силы. Нам очень повезло, что рана заживает, но слой клеток пока слишком тонкий, и он не выдержит растяжения. Поэтому будь умницей и постарайся продержаться. - Я понял, -произнес он, и вибрация его голоса передалась на мои руки. Близость наших тел гипнотизировала. Вот он, стоит передо мной, живой, дышит и смотрит на меня, и пробудет со мной столько, сколько я скажу. Я подался слегка вперед, поднимая на него глаза. Он не шевелился, но в его взгляде вновь зажглось пламя, в котором я собирался сгореть. Резкое урчание в его животе отвлекло меня. Хоук смущенно хмыкнул, кладя руку на бинты и шагнул назад. Я вздрогнул, пряча влюбленный взгляд под ресницами. - Пора завтракать, - произнес я, приглашая его следовать за мной. Когда мы подошли к столу, то выяснилось, что на общий завтрак мы опоздали. Я усадил своего пациента за стул и ушел за едой. Разложив кашу по тарелкам и налив молока, я принялся за трапезу. Мы сидели в полном молчании. Я перевел взгляд на Хоука, обнаруживая, что он даже не притронулся к блюду. Он замер на краешке стула, прямой, словно струна, слегка наклонив голову вперед и будто вслушиваясь. Я невольно напрягся, но ничего не происходило, и я решил предоставить Хоука самому себе. Покончив с кашей, я придвинул к себе стакан с молоком и с невозмутимым видом взял кусочек хлеба, масло и нож. Приготовив себе бутерброд, я отпил молока, прочистил горло и уже хотел было что-нибудь сказать Хоуку, но подозрительный шум за окном не дал мне этого сделать. В открытые ставни влетела стайка черных птиц, шумно каркая и разбрасываясь перьями. Я не понимал, что происходит, пока мне в молоко не капнула кровь. Стайка тем временем рассредоточилась, обнажая мертвую тушку. Хоук тем временем ожил, и теперь радостно улыбался, отодвигая от себя затянувшуюся пленкой кашу. Птица, что притащила труп, разжала когти, и мертвый зверек с глухим стуком рухнул на стол, забрызгивая кровью все вокруг. Вороны расселись на различных поверхностях и разом смолкли. Я исподлобья посмотрел на Хоука, не находя нужных слов, чтобы выразить свое недовольство по поводу странной выходки. Но Гаррет не обратил внимание на меня, и лишь взял нож, которым минуту назад я намазывал масло на хлеб, развернул тушку к себе и, удерживая ее за голову, умело вспорол ей брюшко. Выпотрошив внутренности и кинув их птицам на растерзание, он сделал еще пару взмахов лезвием, и одним ловким движением снял рыжую шкурку. Вороны тотчас принялись за угощение, толкаясь и пихаясь, каркая и недовольно махая крыльями. Я взглянул в свое молоко, в котором одиноко плавала капля крови, окрашивая его в розовый, и поменял наши стаканы местами, нарочито громко двигая посуду по столу. Хоук кинул на меня хитрый взгляд. Один из его пернатых друзей вовсю клевал студень, в которую превратилась каша. Остальные рвали на части вынутое содержимое зверька, царапая острыми когтями деревянную поверхность. Я в немом ступоре созерцал это кровавое пиршество. Гаррет же впился в кровоточащее мясо, рывками отрывая от него куски и с жадностью проглатывая их. Он по уши измазался в крови и слизи, ошметки мышц прилипли к его щекам, но он не замечал этого и с таким наслаждением поедал добычу, что я перестал обращать внимание на черное копошение. Обглодав мясо до костей, он замер, поднимая на меня глаза. Я невольно улыбнулся, указывая на измазанную щеку. Он, не отрывая от меня взгляд, провел по ней тылом кисти, еще больше пачкая. Я медленно кивнул, подавляя смешок. Добравшись до белых костей, теперь он поочередно их разгрызал, высасывая содержимое, и осколки раздробленных костей постепенно выстроились в ряд. Хруст и сладковатый запах крови насытили воздух. Наблюдая, как оборотень ест, я в полной мере осознал,что будет очень непросто совладать с его звериной натурой. Но я был полон решимости приручить Хоука, чего бы мне это не стоило. - Не слишком ли тяжелая еда? - спросил я, убирая посуду со стола. На удивление, но после трапезы вороны ничего после себя не оставили, разве что пух, перья и звон в ушах. Даже обглоданные косточки унесли с собой. Маленькие стервятники. Хоук не ответил на мою колкость, облизывая свои пальцы. Я проводил его до уборной, где помог умыться, поливая на руки из кувшина. Закончив, он замер в наклоне, а затем повалился вбок. Я действовал быстро. Ожидая нечто подобное, я все время был наготове, и теперь я подхватил его, облокачивая к стенке. Он пытался удержать себя, неловко выскальзывая из моих пальцев и сползая вниз по стене. Я прижал его своим весом, останавливая. Он открыл глаза, пытаясь сфокусировать на мне взгляд. Я закинул его руку на своё плечо, взвалив на себя и выволакивая из помещения. Я уложил его на постель, приложил руку к его лбу. Горячая кожа покрылась испариной. Я метнулся за настойкой эльфийского корня, разбавил водой в нужной пропорции, а когда вернулся, то обнаружил Хоука сидящим на кровати. - Прошу, ляг, - тихо произнес я, укладывая его обратно. Он цеплялся за мои руки и прижимал их к себе. Я дал ему выпить из стакана, а сам положил ладонь на его грудь и пустил целительную волну, проверяя, даст ли моя магия эффект. Гаррет коснулся моей кисти и посмотрел на меня. - Ты мой ангел, - прошептал он, и в его глазах сверкнули слезы. Я сжал его холодные пальцы. - Прости меня. Он недоуменно нахмурился. - За что? - За то, что сказал тебе тогда в переулке. Он слабо улыбнулся и ответил: - Тебе не за что извиняться. Я сам виноват: вывалил на тебя свои чувства, не подумав, как тебе после этого будет. Ты был прав, что не принял их. Просто… Он смолк, а я не моргая смотрел на него и силился проглотить ком в горле. - Просто мне хотелось, чтобы ты, наконец, узнал. Он закрыл глаза, его кисть обмякла и медленно сползла с груди. Я еще раз потрогал его лицо. Оно все горело. Я затаил дыхание, ощущая магию внутри себя, направляя ее на кончики пальцев, окутывая ею Хоука. Она голубым туманом стелилась, пытаясь проникнуть вглубь, но оставалась на поверхности, клубами вздымаясь и испаряясь. И ничего не происходило в ответ. Тогда я окончательно понял, что магия здесь бесполезна, и лечить придется только средствами, найденными на Рваном Берегу. И чтобы хоть как-то облегчить его состояние, я охладил его кожу, положив руку на лоб. - Очень приятно… Прошу, не уходи, - прохрипел он не открывая глаза, когда я встал с кровати. Я колебался ровно секунду, а затем сел на пол, облокачиваясь локтями на простыни и замирая. Больше он не произнес ни слова, мгновенно проваливаясь в тревожный сон. Я с трудом продрал глаза. Несколько долгих минут я никак не мог сообразить, где я нахожусь, но постепенно недавние события всплыли в моей бедной голове. Я поморщился, оглядываясь. Я лежал на полу, кем-то заботливо укрытый, на подушке, и даже мои волосы оказались распущены. Из-под закрытой двери просачивался приглушенный свет, и я все никак не мог понять, какое время суток и сколько в итоге я проспал. Десять минут? Пять часов? Сутки? Я неуверенно поднялся на ноги и направился к выходу, предварительно убрав за собой. Я вышел в приемную и посмотрел в окно. От влажных скал отражался лиловый закат. Я слышал шум волн и крики птиц, а затем услышал голоса. - А вот и наш герой! - Завопил Варрик что есть мочи, когда я появился в его поле зрения. Все тут же подхватили его возгласы, вставая с насиженных мест, окружив меня, хлопая по плечам, спине, обнимая и трепля мои волосы. Я нахмурился, не ожидая такой всплеск эмоций в мою сторону. И лишь один человек остался на своем стуле, глядя на меня и улыбаясь во все зубы. Он не проронил ни слова, но я чувствовал в его взгляде тот огонь, от которого у меня внутри все потеплело. Немного погалдев, стайка во главе с бардом вернулась за стол. Все пришли навестить Хоука, и сколько они уже гостили, я не знал, но, судя по пустым стаканам и бутылкам, а также разложенной партии порочной добродетели, я сделал вывод, что уже не первый час. Хоть нас было много, играли не все. Корнелия сидела поодаль и исполняла роль наблюдателя, Кларенс уже подавал мне еду и напитки, остальные же вновь с головой погрузились в игру. Каким-то магическим образом стул рядом с Хоуком освободился, и я, преисполненный сонливой радостью, на него забрался. Мой сосед растянул рот в ухмылке и, не глядя в мою сторону, а сосредоточенно изучая свои карты, он протянул на ладони шнурок, которым я завязываю волосы. Я забрал его, заплел привычный хвост, и спросил: - Как ты себя чувствуешь? - Прекрасно, спасибо, - он кинул на меня быстрый взгляд. - Кларенс отпаивает меня какими-то мерзкими травами, ты размазываешь по мне вонючую дрянь, но все это меркнет на том фоне, что вы спасли меня. Ты спас меня. Я замер и заглянул в его глаза, в которых крылась тысяча звезд. Молчали мы недолго, - общая беседа нас быстро поглотила. Но я почувствовал, как в глубинах моей души зарождается надежда, и ее искра теперь освещала мне путь. Я отвлекся на игру, наблюдая за появляющимися картами. Каждая открытая вызывала бурю слов и восклицаний, улюлюканий и проклятий. Я не любил в нее играть, потому что не умею мухлевать, но сидеть в его шумной компании здесь, в Создателем забытой Клоаке, друг друга задевая локтями и коленями, вдыхать вечерний запах и пить удивительный травяной чай, смеяться и уличать барда в очередной уловке, наблюдать за улыбкой Гаррета, - эти ощущения ни с чем невозможно было сравнить. Я пребывал в нирване, наслаждаясь каждым мгновеньем этого потрясающего вечера и надеясь, что он не закончится никогда. И он продолжался за полночь, и наши голоса разносились далеко за пределы Лечебницы, вылетая в окно и разбивая ночной покой. Они разошлись. Я вызвался дежурить, ссылаясь, что все равно не засну, поскольку и так проспал весь день. Кларенс нехотя согласился, делая последний обход вместе со мной и указывая на больных, за которыми нужно внимательно наблюдать. Хоук расположился в углу в кресле с книгой, и оттуда следил за нами, подобрав ноги под себя. Проводив своих ребят, я, наконец, с облегчением выдохнул. В голове по-прежнему гудели их голоса: слишком громкий Варрика, упрямо-насмешливый Фенриса, пленительно-ласковый Изабеллы и заботливый Авелин. Тряхнув головой, я вернулся в приемную и уселся за стол. Нужно было заполнить журнал, сделать некоторые подсчеты припасов и монет, накидать очередной список того, что следовало купить. Я зажег несколько белых огоньков, парящих надо мной, взял перо и замер, поднимая взгляд на Гаррета. - Тебе стоит пойти спать. Хоук опустил книгу, внимательно посмотрел на меня и с улыбкой ответил: - Я сплю не больше трех часов в сутки. Я просто не засну. Лучше я составлю компанию твоему дежурству. Мне было нечего на это ответить и я молча начал свою работу, лишь изредка поглядывая на моего демона. Мы пребывали в полной тишине добрую половину ночи, а затем он неожиданно произнес: - Я знаю, что ты сделал. Варрик рассказал мне. Я в недоумении отложил перо, ожидая продолжения. - Он рассказал, сколько ты потратил сил и времени, чтобы заштопать меня. И мне не хватит слов передать, как сильно я благодарен тебе за это. Я не ожидал услышать подобное в свой адрес, и поэтому лишь неуверенно кивнул, лишаясь дара речи. Он сиял, словно звезды. Оставшаяся ночь прошла без происшествий. Зато утро было полно сюрпризов. Едва солнце коснулось Тедаса, ребята, которые патрулировали окрестности, принесли в Лечебницу троих без сознания. Я тут же бросился на помощь, втаскивая их и на ходу лишая одежды. Таков был уговор: если мы находили тех, кто не был в состоянии вести диалог, мы их раздевали и с головы до ног осматривали. Проделывая привычные манипуляции, я быстро взбодрился, в какой-то степени даже наслаждаясь своей работой. Но вся радость сменилась замешательством, когда я понял, что нам их некуда положить. Всех неизвестных мы закрывали в одной комнате, чтобы не распространять заразу среди прочих больных. Но комнат свободных не было, разве что кого-нибудь с кем-нибудь не совместить. Сначала пришедшая мне в голову идея показалась мне бредом бессонной ночи, но чем дольше я о ней думал, тем навязчивей она становилась. И я не выдержал: - Хоук переедет в мою комнату и, таким образом, мы освободим закрытое пространство для них. Все посмотрели на меня с разными выражениями лица: парни, которые пришли с окраины равнодушно-согласно, Кларенс многозначительно улыбнулся, Корнелия метала молнии, а Хоук… Я мельком взглянул в его сторону, боясь представить себе, что я увижу, и к своему облегчению или разочарованию обнаружил, что он спит, свернувшись на кресле и положив голову на подлокотник. Поскольку других предложений не поступило, мы так и сделали. Перетащив вещи Гаррета в мою комнату, мы троих несчастных закрыли на карантин. Остаток дня обошелся без приключений, и я на ватных ногах завалился в постель в надежде на скорый приход сна. Но сон не шел. Некоторое время я тщетно ворочался, а затем замер, вслушиваясь в тишину. Со мной был мой сосед, но с его стороны я не услышал ни звука. Я лежал на спине и глядел в потолок. - Гаррет, - внезапно для себя я позвал его по имени. - Ты спишь? - Нет, - услышал я в темноте. - И мне не спится, - выдохнул я. Именно в этот момент что-то происходило между нами. Сглаживались углы, забывались обиды и страхи, и я знал, что он тоже чувствует это. Больше мы не говорили, боясь потревожить эту тонкую гладь близости, словно осенний лед на озере. Я не помнил, как провалился в сон.